Лю-у-уди! беззвучно закричал я на всю Лубянку. Дайте, ну дайте же опору! Я зде-есь!
Откликнулся сержант-гаишник, пузанчик в серой униформе. Поднявшись с земли, он непрерывно, как заводной, делал под козырёк.
Я достал бумажник с рублями и баксамилюбимыми двадцатками с президентом Джексоном:
Скорей, скорей, вся сдача твоя.
Но коротыш купюры не взял, рука его так и дёргалась к фуражке. Гаишники не берёт? Чёрная фантастика.
Но вот жвачное заинтересовалось. А, братец, похоже, ты просто очумел от звукового удара. А зелень-то любишь, по ручонкам вижулюбишь. И что ты мне суёшь? Проку-то мне от палки твоей полосатой. Точно, блин, очумел.
А что же мой спецназовец? Тот, из «Антикиллера»? Презрительно улыбаясь, он подошёл к нами мигом ухватил жезл. Вернулся на место, в другой руке у него оказался нож. Я узнал бы его из тысячи: финка Белого. Та самая.
Чёрный спецназовец срезал кусок от полосатой палки. Надо же, я-то полагал, что гаишные жезлырезиновые, двойного назначения. Оказалось, дерево. Стружка падала на асфальт, спецназовец изредка поглядывал в мою сторону. Нехорошо поглядывал. Значит, не обошлось.
Отбросив исструганный остаток, гоблин развернулся ко мне. Финку он держал как надо: рука вперёд, лезвие прямо и чуть вверх.
Следите за его бёдрами, вспомнилось из другой жизни. Его бёдра начали разворот, то самое начало разгона. Спецназовец не торопился, утрируя вращающее движение, повторяя многократно, как делал Белый. Но теперь это был не Белый. Чёрный человек. Живой механизм смерти.
Какая же я лёгкая добыча! Почти обезноженный, идеальная мишень. Господи, но я же совсем не готов! Семья не знает, и «Сошейте мне бронежилет», всплыли в памяти смешные слова маленького сына.
Вижу, как, сидя на железной скамейке, хватаюсь за грудь, бессильным мешком валюсь на землю; люди проходят мимо, мимо; развелось этих бомжей, скоро в Мавзолее ночлежку устроят; да нет, одет вроде прилично; значит алкаш, небось раньше такого в Москве не допускали; щупают пульспусто; вызывают «Скорую»; моё бездыханное тело увозят; всё ясно: инфаркт; неясно другое: отличная кардиограмма за неделю до этого.
Взглянул исполнителю в глаза: давай уже, хватит кошек-мышек. Чёрное тело, закрутившись до упора, взвилось, как распрямившаяся тугая пружина; раздался страшный, резкий крик: ийЯ!!! - крик перешёл в свисти через секунду звон разбитого стекла со стороны Провала.
Я я живой.
И боль в колене ушла.
Спецназовец помог подняться сослуживцу, ещё одному; и вот они все на ногах, и все на одно лицостатисты.
От меня до Провала метров двадцать: десятьдо и десять за канатом. Важное скрывалось там, за срезом шахты, и чтобы разглядеть, нужно приблизиться вплотную. Но почему путь перекрыт канатом?
А, будь что будет. До каната осталось три шагавоздух над ним заструился. Ещё шагтрос раскалился и, вспыхнув, перегорел. Дымящиеся концы упали на асфальт, открывая проход к Провалу.
Рёв Океана стих. Из Провала доносился низкий подземный гул, от которого дрожала земля. Десять метров до обрыва, а шагов получится двенадцать. Закрыл глазавперёд. Раз, два, три семь, восемь одиннадцать, двенадцать «Ложки нет», вспомнилась «Матрица», и тут же: «Готов ли ты увидеть то, что должен?»
Не поднимая век, двинулся дальше.
Морская пучина дышит едва слышно.
От далёких звезд доносится рвущая душу мелодия: Брамс, третья симфония, аллегретто. Изумрудные льдинки катятся по звёздным лучам, сливаясь в цепи; гирлянды расходятся веерами, соединяясь в узоры неземной красоты. Льдинки подтаивают, скользят аквамариновые капли, золотистыми искрами ниспадая в ручьи и реки. Речушки переливаются бирюзовыми цветами, журчат на отмелях, звенят порогами, гудят водопадами; божественные цвета и звуки плывут в Океан. Океан дышит потоками, вбирая их в себя; вздымает грудьи обрушивается вниз, отдыхает и вновь наполняется.
Реки иссякли, слышно лишь тяжкое дыхание Океана. Над Провалом вырос полукруг радуги.
Открыл глаза: радуга исчезла.
У самых ног Океан катит пенистые волны. Справа, возле самой стены шахты, раскачивается огромный, с телефонную будку, стакан. На треть заполне прозрачной жидкостью спиртовый дух доностся оттуда. От верхнего края гранёной посудины отколот приличный кусок. Понятно, финкой.
Волны достигают верхнего края стакана, но тот пока держится. Значит, не всё потеряно. Однако вода прибывает, и медлить нельзя.
Стакан со спиртом или водкой болтается в Океанечто бы это значило? А, блин, СОЛЯРИС! Точно, Солярис
Грохнуло внезапноя даже вздрогнул. Над водной поверхностью взметнулся столб водына волнах появился золотистый шар. Размером с футбольный мячи крутится, как бешеный.
Что это, буй? Но он вращается свободно, не удерживаемый ни тросом, ни якорем.
Снова выстрелба-бах! и столб воды. Ещё гром, и опять фонтанище. И снова, и ещё! На волнах вертятся уже пять «выкидышей», последний вдвое больше остальных.
Шары замедляют вращение, на них проявляются какие-то знаки. Но прочитать не удаётся: волны бросают сферы, как щепки.
Знаки, непонятные знаки Что-то мелькает подобное. И так лихо закручено Да вот же оно«МЕНЭТЭКЕЛФАРЭС»!
Конечно, «МЕНЭТЭКЕЛФАРЭС»! Изречение, начертанное необычным образом. В похожую передрягу попал вавилонский царь Валтасар. Пируя с вельможами, для питья он умыкнул сосудыво идиот! из святилища дома Божьего в Иерусалиме. И в разгар веселья появилась загадочная рука. Она-то и написала на стене таинственные слова: МЕНЭТЭКЕЛФАРЭС.
У Валтасара сердце ёкнуло, и повелел он мудрецам срочно расшифровать дацзыбао. Не одолели. Выручил иудейский пророк Даниил, перевёл с арамейского. Дословно получилось: исчисленовзвешеноразделено царство твоё. Дескать, крандец тебе, Валтасар. Так оно и вышло. В ту же ночь Валтасара убили, а царством его завладел Дарий, царь персов.
Только мне-то к чему эти намёки на Валтасаров пир? По всему получаетсязнак беды, беды после шумного веселья. Плохо дело.
Постой-ка, СОЛЯРИС и ВАЛТАСАРкомбинация, и неслабая. Через неё в Академии на второй уровень можно выйти М-да, второй уровень. Раньше бы прыгал от радости, а теперь Дожить ещё надо, до Академии-то.
Другой вопрос: как состыковать столь разные темы«Солярис» и «Менэ-Тэкел-Фарэс»? Кто же тот вселенский ди-джей, что сотворил такой хитрый коктейль? Одним бы глазком взглянуть
Угу. Как там у классика:
Глазом учёный приник к микроскопу,
Микроб изучая.
Делает то же микроб,
Глядя с другого конца.
С шарами прояснилось, но это лишь носители. А вся сутьв знаках. Какой-такой смысл в них запрятан? Вникать придётся самому, мудрецы-консультанты мне по штату не положены.
Мелькнула тень со стороны Провалана водную поверхность упала рамка, похожая на бильярдную. Волна тут же стихлапленённые треугольником золотистые сферы колыхала лишь лёгкая зыбь.
Рамка ужималась, переходя из треугольной формы в полый тавровый профильбукву «Т» с широкой полкой и ножкой потолще. Внутри полки уместились четыре одинаковых шара, в ножке застрял шар покрупнее. Вращение шаров притормозилось Сейчас, сейчас
На крайнем слева шаре, чёрным по золоту, проявилась буква «Т»; и на самом правомтоже «Т». На нижнем, солидном шарестранная, не наша буква Нет, это цифра«2». А предпоследний шар помечен буквой «С».
Второй слева всё крутится, но разгадать уже можно Тост, что ли? Второй тост, за что мы с Белым пили? Убей, не помню.
Наконец замер и последний шарпод буквой «Е». «Е», а не «О»! А слово, что скрывалось ТЕСТ! Стоп. С двойкой что-то не так, слишком велика для номера теста. А тогда что? Да оценка же, двойка.
Так вот что скрывалось за стаканом! Я не прошёл какой-то тест. Садись, два.
Раздался сухой щелчок, шары и рамка вспыхнули, завоняло горящей серой. Похоже щёлкнуло, когда сгорел Железный Феликс. И да, тогда мелькнуло про понты.
Стакан закрутилсябыстрей, ещё быстрее; верхний край раскалился докрасна; образовавшаяся воронка затягивает стакан. В разинувшую круглый рот глубину стаканище рванул, как торпеда. Точно, стакан с водкойнаше секретное оружие класса «поверхностьглубина».
Океан больше не поднималсяустаканился. Значит, обошлось. И не только обошлось, но и получилось! А может, мне дадут медаль? Интересно, какую? «За спасение Москвы» или «За спасение утопающих»? Угу. Которых сам же чуть не утопил.
Значит, пасьянс. И простойвсего две карты. «Понты дороже денег» и заваленный мною тест. Результат неочевиден, но расклад уже ясен.
* * *
От черновой расшифровки кода до поднятия занавеса путь предстоит немалый. Финишная разгадка ждёт меня наверху, на скамейке, покрытой чёрным кузбасслаком. Сколько же до неё метров? Или гигабайт? А может, целая жизнь?
Эскалатор, или кросс-реальный переходдело тонкое. Даже после обычного сна вернуться в реал мигом не получается. А тут куда серьезнейс кессонной болезнью шутки плохи, вплоть до летального. Торопиться не стоит, шаг за шагом будет надёжнее. Для чего и пригодится та лестницаона же эскалатор.
А ступеней сколько до моей скамейки? Раз, два, три, четыре, пять не то, сбился. Ну-ка, по новой, тройками. Раз, два, три. И ещёраз, два, три. Снова так жеплюс одна. Десять, ровно десять.
Времени у меня вагон, но и успеть нужно многое. Пасьянсэто раз. Со второй производной разобратьсядва. Да в Академию заглянуть, отчитаться за погружениеэто три. И ещё про заявочку напомнить, на второй уровень, а то в салабонах шестой год хожу. Уже четыре.
Что ж, ловись рыбка, большая и маленькая
Часть IIЛестница
Ступень перваяЗастенок
На каждую новую ступень тебя поднимают именно ошибки, а не успехи.
МатерикАкадемия. Конец прошлого века
Точка бифуркации, выражаясь языком научным. А наши сказки про камень-указатель толкуют. И варианты: направо пойдёшь
Пять лет назад увидел табличкуи ужалило. Зелёная дверь в белой стене с медным на ней прямоугольником:
Тысячи москвичей бывали здесь до меня. Одни проходили равнодушно, другие хмыкали, мол, юморок нынче странный.
Да и я проскочил бы мимо, кабы за три года не кольнуло похоже. Далеко, за тысячи километров от Москвы. В музее науки Брэдбери, в Лос-Аламосе, американский штат Нью-Мексико. Славная тогда получилась командировочка.
Интересуетесь, как попасть в Лос-Аламос? Ничего сложного. Билет берёте сразу до Альбукерке. От Шереметьево две промежуточных посадки: Франкфурт, это в Германии, и Атланта.
В полёте предложат видеофильмы и бесплатные напитки (халява, сэр!). Рекомендую одну штучкувходит в десятку популярнейших напитков, наряду с коньяком, шампанским и водкой. Называется «Бейлиз», иначе«Айриш крим», то есть «Ирландские сливки». Ликёр, включающий виски, сливки и что-то ещё. Райское наслаждение!
Главноене растеряться в Атланте: тамошний аэропорт один из крупнейших в мире. Отсюда до Альбукерке лучше маленьким самолётом, а в Лос-Аламосавтобусом. А тамзнаменитая Национальная лаборатория, где сварганили первые атомные бомбы. И в этой самой лаборатории имеетсяуже к сути подходим, музей. Музей науки Брэдберив честь второго директора лаборатории. Можно увидеть самые первые бомбы, «Малыш» и «Толстяк». Без ядерной начинки, понятно. Рядом два памятника в натуральную величину. ПервыйОппенгеймеру, знаменитому физику, первому директору лаборатории. Второйгенералу Гровсу, атомному коллеге нашего Лаврентия Павловича.
Тащиться в такую даль стоило вовсе не ради монументов или бомбовых муляжей. Как только вы окажетесь Стоп. Как туда пройти-то, а? Лаборатория секретная, музей на её территории, а мы с вамииностранцы, причём самые-самые. Виноват, не предупредил. Билет уже купили? Сдайте обратно. М-да, и с ликёрчиком нехорошо получилось Но это как раз поправимо. Будет у вас канун дня рождения, предупредите друзей-родичей, чтобы насчёт подарка дурью не маялись, не надо безделушек-сувенирчиков. А лучше пускай сбросятся на «Бейлиз». Вот тогда и попробуете.
В Лос-Аламос не попалиничего страшного. Поверьте тогда на слово. Представьте, что заходите вы в музейи прямо в вестибюле возвышается ОНА. Огромная колонна с мелкими значками по всей поверхности. Мы поинтересовались у координатора: что за хрень? Оказывается, лаборатория участвует в расшифровке генома человека, и значочки эти16-я хромосома. Гигантский массив мелких символов на громадном цилиндрическом стенде. Здесь-то меня и укололо. Одно дело услышать, мол, геном человека содержит сто тысяч генов. Ну и что? Абстракция. А тутнаглядно и просто. Как вспышка.
Какой там Дарвин! Совсем, совсем другая мощь движет развитие живого мира.
Мой атеизм пошатнулся. Выходит, там, наверху, господствует Дух? И для чего-то я оказался здесь. Где так очевиден контраст: всесилие интеллектавот она, расшифровка сложнейшего кода, и тупая жестокостьбомбы, уничтожившие сотни тысяч людей.
Спрашиваетсязачем? Силушку показать? Отомстить за Перл-Харбор? Хватило бы одной Хиросимы. Да и город-то чем провинился? Бряцание оружием? Агрессивная американская военщина? Если бы только это
Позднее узнал я и другое. Андрей Дмитриевич Сахаров в своё время предлагал нашим морякам изготовить гигантскую торпеду со стомегатонным зарядом, в тысячи раз мощнее хиросимской бомбы. И для чего же? Чтобы ударить по портам и прибрежным городам противника. Сам же академик вспоминал позднее:
«Контр-адмирал П. Ф. Фокин был шокирован «людоедским характером» проекта и заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооружённым противником в открытом бою, и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве».
Вот такой вот гуманист Сахаров! Неужели прав был Фрейд в письме к Эйнштейну:
«Почему война? В человеке живёт легко возбудимая потребность ненавидеть и уничтожать, и так называемая интеллигенция подвержена завуалированному массовому внушению в первую очередь».
Что же получается? Если не Дарвин и не естественный отборто Бог, и человекпо образу и подобию Его. Но откуда же тогда Зло? Ведь ни одно живое существо не убивает больше необходимого для пропитания. Лишь человек. И как объяснить такую полярность: потрясающий разум и мистическое Зло? Неужели битвы между людьми устраивает кто-то свыше? А мы, как бойцовые петухи, не понимаем, что стравливают нас нарочно. А теперь, выходит, надоели кому-то оловянные солдатикизахотелось ядерной войнушкой потешиться? Но кому?
Получается, в Лос-Аламосе оказался я не просто так, не только по случаю плановой командировки. Поставлен важный вопроснайти ответ предстоит мне. Тогда же, по горячим следам я записал отдельные соображения. Да, мой махровый атеизм пока устоял, но я принял решение: допустить временный отказ от неверия (кажется, Кольридж). Так удалось обхитрить свой скептицизм. А потом, когда всё сошлось, отступать стало некуда.
Вскоре в голове моей зародилась смутные догадки. Как наука, так и религия многое объяснить не способны. Значит, нужна более общая точка зрения. Наука плюс религия и, вероятно, что-то ещё. Может быть, магия?
Колонна из музея Брэдбери надолго застряла в мозгу огромной, два метра в диаметре, занозой. И кабы не этот зудящий осколок, не заметил бы я спустя годы медную табличку. Прошёл бы мимои сердце не забилось.
* * *
Как же я угадал нужное место?
Отвлечёмся ненадолго. Москву называют столицей, а ещё мегаполисом. На самом деле Москване город, а государство, слабо связанное с Россией.
Не согласны, мол, общий язык? Ну и что? В своё время Западный Берлин располагался в центре Восточной Германии. Язык одина страны были разные.
Граница не окружает? И что с того? В Европе рубежи между странами вообще прозрачные. А в Московии действует режим, фарисейски именуемый регистрацией. Бетонной стены нет, но есть своии есть чужие.
Общий бюджет? Опять неверно. В финансовом плане отношения Москвы и регионов напоминают метрополию с колониями.
Что ещё? Размеры? Да Белокаменная будет покрупней кой-каких европейских государств, не говоря о числе жителей.
Стоит попасть в Москвусчитай, за границей очутился. В другом мире, который интереснее иных заморских территорий. Упускать такой случай грешно: это как в Риме побыватьи Ватикан не посетить.