Так вот, занятия в пятом секторе сразу на балл повышали силу трёх качествталанта, мастерства и вдохновения. Любому художникуписателю, композитору, живописцу. Без гарантии. Не потому, что метод неверен. Творцов стало лишку, и ваш трудлишь капля в море. Что делать?
Ответ нашёл, присмотревшись к успешным авторам; взлёт их казался невероятным и незаслуженным. Ведь бывает, что ни особых достоинств, ни волшебных сочетаний. Хуже того, полное неуважение к правилам. И почему-тоудача.
Секрет же в том, что нетленку должны ждать. Подготовленная почва, подсознательное ожиданиепри внешней иллюзии, что читателя или зрителя застали врасплох. Но как пройти по тонкому лезвию между ожиданием и внезапностью? Нужно оседлать волну и выстрелить с упреждением.
Небольшой пример. Сегодня господствует клиповое мышление. У людей не хватает терпения читать длинные текстычтобы доказать это я и мучил вас последней страницей, простите великодушно. Значит, впереди нас ждут сжатые формы. И надо сработать превентивно, то есть писать сверхсжато.
А те, по пять, большие. Очень большие. Но вчера.
Маленькая нетленка.
Итак, с методом ясно. А вот с прибором сложнее. Кто и чем измерит, что именно получилось? Нетленка или хрень мутноватая?
Эксперты? Тоже люди, с разными вкусами. А если судьяиграющий? Петушка и кукух? В смысле, кукушка и петух?
А может, подойдёт мензуркаизмерить, сколько пота автор пролил? Да кого это волнует
Стоит мужик на Арбате, рядом табличка:
«ВЫПЕРДЮ ЛЮБУЮ МЕЛОДИЮ».
Подходят реальные пацаны:
А «Мурку» можешь?
Легко. Двадцать баксов.
Сунули ему зелени, виртуоз отыграл.
Слушай, а как ты насчёт Баха? Тут корешокодин, на классике прямо помешан; сгоняли бы за ним, а?
Лады, только ноты пусть захватит.
Через полчаса те же на том же месте. Маэстро ноты раскрыл:
Исполню. В стольничек обойдётся.
Ты чо, охренел, в натуре? За шедевр всех времён и народов, за родную «Мурку»двадцатку, а за этот хламсотню?
Пацаны, тут ведь совсем другая работа. Смотрите, как много низких нот. Вот, вот, вот тут и ещё здесь.
Ну и чо?
Боюсь обосраться.
Так что и критерий трудоёмкости не годится.
Что ещё? Внутренняя самооценка автора? Тогда графоманы затрахают.
А может, читательский спрос просчитать?
Ага. Чем полки-то в наших книжных забиты?
Хватит голову ломать. Раз уж прописался в Академии, надо пользоваться. Позвоню-ка учителю.
А, подшефный. Где пропадаешь?
Как раз хотел заглянуть, на полчасика.
Жду.
За два года бывал я у наставника раза три-четыре. Отношения наши упрощались, иногда казалось, мы всю жизнь знакомы. Но не всё с моим опекуном оказалось чисто. К примеру, обитель его. Не положен отдельный кабинет до третьего уровня, а тутна тебе. С камином. Этораз.
Другая странность: Сергей явно перерос свой уровень, но подняться даже и не пытался. Этодва.
И ещё. Не шло ему имя. Старинная мудрость гласит: фамилия человекаего будущее, имянастоящее, отчествопрошлое.
Вот я и мудрил. Ивановот Иоанн означает «милость Божья». И что? Милостью Божьей назначен моим тьютором? Обалдеть.
Сергей значит «высокочтимый». Ага, со вторым-то уровнем.
Олегович по-скандинавски «священный». Ни больше, ни меньше. И как прикажешь тебя понимать, Саид? Будто на допотопный «Запорожец» втайне поставили движок от «Феррари».
Пытался я Сергея расколоть иначе. Есть простой способчеловека спровоцировать. Но он изящно отводил выпады, в итоге из себя выходил я.
Интересно, за какими ресурсами он пришёл в Академию? Что обрести хотел?
Милости прошу. Сергей, сидя в кресле возле камина, кивнул на свободное.
Живое пламя уютно освещает кабинет, ровное тепло расходится приятными волнами. Это не лишнее: сентябрь в Москве выдался промозглый.
И что же у нас такое срочное?
Вопросик, Учитель, насчёт прибора. Шефской помощи жажду.
Эх, Палыч, мне бы твои проблемы, лукаво сощурился. Слушай, а тебе это на кой? Никак меня перегнать вознамерился?
Ей-богу, сенсей, чистое любопытство. Готов на полиграфе присягнуть. Левую руку на рельсы и всё такое
Переигрываешь, ученичок, переигрываешь. А кстати, ты слышал: в Африке самая маленькая птичка водится? И знаешь, как называется?
Колибри, что ли?
Вот и нет, ещё мельче птичка-то. А название схожее, тоже на «и» заканчивается. И с ударением на неё же. Не догадался? NEPIZDI называется.
Колоритно. Прости, начальник, если можешь. Просто сглазить боюсь.
Ладно, давай работать. Стой, ты же знаток анекдотов. Давай так: я начну, а ты закончишь.
Ага, его любимый метод. Кинет тебе полмысли, а ты ходи, додумывай.
Итак, о приборе. Однажды у Ходжи Насреддина спросили: как отличить ядовитую змею от неядовитой?
«По укусу, ответил Ходжа. Укус ядовитой змеи обычно смертелен».
Молодец! Ещё вопросы? Свободен.
Ну и что? Анекдот я и без него знал. Но понимал и другое: проблема решена.
Спасибо, шеф.
До встречи. О птичке не забывай.
Из кабинета я вышел, обогащённый новейшими познаниями в орнитологии и озадаченный мудростью бессмертного Ходжи.
Вы можете спросить вслед за Сергеем: на кой тебе это ляд, Александр Павлович? К чему прибор да метод, если главного, тех самых тридцати лет, нету?
Открываю карты. Да, лишних годиков пока не имеется; но их, как выяснилось, можно добыть. Узнал я о шансе случайно, и не благодаря Академии, а чуть ли не вопреки.
Случилась эта история в прежний мой визит.
Так бы и внимания не обратил. Ну, стоят себе члены Академии (двусмысленность получилась, ну да ладно), человек десять-двенадцать, беседуют. И что тут такого? Но странное дело, расположились сотруднички на отшибе, за большой колонной, будто прячутся. А главное, уж очень разношерстная компания. Что удивило особенно: очкастая Мария и два музыканта-педика рядышком. Пардон, гея.
Кстати, недавно принимали работу этих музыкальных вьюношей, заявку на второй уровень. Ну, скажу я вам! Я-то считал, что они, геи, только тем и занимаются в общем, это самое. А тут послушали-посмотрели (это про их работу) слёзы в глазах.
Но мы отвлеклись. Чего же они толпятся-то? А Просто Мария курсирует от них до колонны и обратно.
Кстати, о геях. Нынче они везде. А впрочем, встречались и раньше, даже среди учёных. Гей-Люссак, например. А коли уж речь зашла об искусстве, вот немного поэзии в тему:
В лесу раздавался топор дровосека.
Он тем топором отгонял гомосека.
Хорошие стихи, правда? Жаль, что не мои. Всё, больше не буду. Честное пионерское, век свободы не видать.
Ё-моё! А ведь понятно, что у столпившихся общего. У всех второй уровень, причём свеженький. Но почему за колонной скрываются? Тема закрытая? Для того специальное помещение имеется, при особом отделе.
Заприметив меня, они враз умолкли. Лишь обрывок фразы: «эрвальные хронокреди». И тишина.
Стоят молчаливо. Дескать, починяем примус, никому не мешаем. Выдали они себя, выдали!
Но что за «эрвальные хронокреди»? Да это ж интервальные хронокредиты! Вот оно что Выходит, Академия время взаймы даёт. Но доступ ограничен. Эх, разнюхать бы детали!
Присядем в креслице, продумаем операцию.
Кобра действует грамотно, только шаблонно. Прохаживается: туда-сюда, туда-сюда. А, понятно. И самой послушать охота, и на шухере надо постоять. Но от кого ж она охраняет? Да от меня, блин!
Ну-ка проверим, тоже прогуляемся. Ага, змеюка очковая головку за мной поворачивает. Точно, меня блюдёт.
Вернёмся в насиженное кресло. Вот наша Маша за колонной скрылась. Обувку расшнуруем, шнурочками туфли свяжем. Теперь пару долой, повесим за спинку кресла. Подальше от вооруженного взгляда доморощенной службы безопасности.
Увидит она опустевшее кресло, и что подумает? Что сидел человек, сидел, встал да отошёл. Куда и зачем? Да в буфет, пивка попить. А может, в Носу поковырять, прилюдно-то неудобно. Секьюриха, потеряв меня из виду, осмотрит верхний слой, метра полтора. А ниже без окуляров ничего не разглядит.
Зашло моё солнышковскочил, разогнался, кувырок через голову, ещё один, слепая зона, рысью метнулся к колонне, прижался к холодному мрамору.
Так, мы вас слушаем. Мы вас внимательно слушаем.
эксперимента двенадцать вакансий ревитализация
не получится?
Терминация, абсолютная. В грунт, на минус полтора.
пухленький, из Новосибирска как неприкаянный Меньше года осталось перезанять. Да кто ж ему даст?
Что случилось? Шагов не слышно А, чёрт! Туфли-лыжи стоят на полу, а их хозяйка, хитрющая бестия, бесшумно крадётся ко мне со спины. Упёрла мою идею!
Чего уж прятатьсявышел на свет божий. Прямо в носках, какие тут приличия.
Кобра метнулась вслед, стая приблизилась, прижав меня к колонне. Что ж, не худший вариант. Как там учили? «Всегда прикрывай спину»; «Удивилпобедил».
Спикировал на них ихамским голосом:
Здорово, пасынки Вселенной! А чо это вы тут делаете, а? Что, блин, разглашаем?
Пугливо озираютсяудар пришёлся в цель.
Только Мария надвигается, сверля диоптриями.
Хвать её за руку:
Не ссы, Маша, я Дубровский.
Зрачки её дрогнули, я впился взором в лоби взгляд не отвожу. Палёной шерстью завоняло, раскалённые докрасна очки на пол с визгом швырнула.
Ослабил хватку, обвёл всех суровым взглядом. Собратья молчали. Молчали!
Всё, ребята. Лично мне вы больше не нужны. Вот особый отдел, он, вероятно, скоро вами заинтересуется.
Какие унылые сделались лица! Только двое из ларца, одинаковых с торца, едва сдерживали ухмылочки, поглядывая на мои носки.
Кобра на полу, издыхает. Капюшон сдулся, в голове дыра дымится, хвост подёргивается. Рядом замерла женщина. А ведь без дурацких-то очков она хороша. Ну да, крупновата А может, это мы, мужички, измельчали?
Я отошёл, насвистывая что-то из Хиндемита (О как!).
Ничего, когда на второй выйду, уже по углам не пошушукаетесь.
Случилось эта история, повторюсь, в прошлый раз. А вспомнилась теперь, когда от Сергея вышел. И вмиг прояснились критерии. Сработала цепочка: кобраядовитая змеякак отличить? по укусу.
Значит, по итогу. Так и с нетленкой: важен результат.
Чем нетленка отличается? К ней тянет прикасаться неоднократно. Смотреть, слушать, читать. Точнее, перечитывать. При этом человек, а значит и мир, меняется. Это как любовный оплодотворяющий актв сравнении с рутинным сексом. Не просто чесать, где чешется, а плод зародить.
Мой ребёнокэто будущая книга. А вдруг, прочитав, пацаны перестанут сушить мозги в Интернете? А другие пацаны бросят насиловать одноклассниц, сосать пиво из горлышка и гадить в подъездах.
Или мужики русские наконец прозреют: какое это золотонаши женщины. И браков станет больше, а разводов меньше.
А может статься, нетленка к олигарху попадёти дрогнет железобетонная душа. И вместо очередной яхты отдаст он свои миллиарды, скажем, на больницы.
Стоп! Все признаки мании величия. К психиатру, к психиатру!
Ступень четвёртаяПраво на вопрос
Кровь течёт осенняя, глухая,
Мы плывём, и наше судно зыбко.
Академия, спустя ещё год
Язык мойвраг мой. Сам же и виноват, болтал, где ни попадя. И на семинаре бухнул, мол, объективен лишь материальный мир. А виртуал живёт лишь в мозгах, наших или компьютерных.
Господи, что тут началось! Меня клеймили позором, втаптывали в землю, об меня вытирали ноги.
А мы-то, Академия, где же? Нас что ли нету?
Тогда мы не должны отбрасывать тени. А ведь отбрасываем. И очень отбрасываем.
Вот она, тень-то, кто-то скабрезным жестом согнул руку в локте. Погуще будет, чем у некоторых.
А раз мы существуем, то вы в луже, сказал другой. Или убедите нас в обратном.
Разумеется, ответил я. Но имейте в виду: бритву Оккама никто не отменял.
И как вы докажете истину? Пальцем на глаз нажмёте: раздвояемся мы или нет?
Докажу, если если разрешат часы с секундными стрелками. Тогда можно сверять
И тут воцарилась тишина. Неужто я утёр им нос? Но нетраздался негодующий взрыв: я покусился на святое.
Поставим вопрос на Правлении, терминируем наглеца. Нет человеканет проблемы.
Какое Правление, вы забыли? Теперь у нас демократия. Навешать ему, и все дела.
До суда Линча не дошло. Но ясно одноя так и остался чужаком. Ну конечно: пришёл сам, из провинции, да ещё на рожон лезу.
Похоже, моё духовное смятение связано с ГЛАВНЫМ ВОПРОСОМ. Да-да, та самая колонна с письменами из музея Брэдбери. И наверняка к этому вопросу имеет касательство первый, самый закрытый сектор Академии. С его сотрудниками я пока не стыковался, как-то не получалось.
В особый отдел зайдёшь, с Главным Талмудом поработать, а чемоданчик-то ещё тёпленький. В формуляр заглянешь, вместо подписи свежий знак «Z» стоит, даже чернила не высохли. То не Зорро бешеным клинком метку оставилсотрудник первого сектора с потаенными страницами «ознакамливался». Абсолютно сугубо.
Идёшь по коридору, а у монстеры, что в бочке деревянной, листья-вееры колышутся. То не ветер-сквознячок их раскачивает, нет. Активисты из первого сектора на задание промчались. Абсолютно сугубо.
Или в буфет зайдёшьа пива холодного нет. Как же так? спросишь. Ну, оставалось, да хлопцы из первого сектора оприходовали. Успешную операцию отмечали. Обидно, понимаешь. А ничего не поделаешьабсолютно сугубо.
* * *
Думал я думуи решился. Мобильник достал: где тут кнопка достопамятная? Секунда прошла, знак вопроса зелёным высветился. Свободен Генеральный Вождь и готов тебя принять, Александр Павлович. Иди, чего стоишь?
В святая святых даже «предбанника» не оказалось»; просторный кабинети человек за тёмным столом. Господи, да это же царь-батюшка! Да не абы какой, а символ крутого императораАлександр Третий. Редкий правитель, не мучивший народ закидонами. Былинная стать русского богатыря, величие и строгость. Могучую грудь не ордена украшают, а сверкнувшая бриллиантами пентаграммазнак академика пятого, высшего уровня.
Приподнявшись над креслом-троном, он протянул руку:
Царь, очень приятно, здравствуйте, царь.
Но всё жекак обратиться к нему?
Здравствуйте, э
Называйте Нас просто, без затей.
Тёзка? вырвалось у меня.
Ваше Величество, усмехнулся он в пушистые усы. Так что за вопрос вас мучает, друг мой? Да вы присаживайтесь.
Я открыл было рот и не смог выдавить ни слова. Мыслей-то полная башняколонна, реальный-нереальный мир вокруг нас. А вот оформить вопрос
Не спешите, голубчик, успокойтесь, осмотритесь. А Мы, с вашего позволения, покамест поработаем, достал из стола папку и углубился в неё.
В кабинете Генерального ничего особенного. Ни астрономических площадей, ни портретов, даже компьютера нет. Тёмные дубовые панели, массивный стол, тоже из дуба. Несколько кресел, оливкового цвета ковровый пол. Светло и уютно. Ага, окно во всю стену, прозрачное сверху, а книзу мутнеющее. Рядом стеклянная же дверьвыход на балкон или в лоджию.
Из широкого окна открывается странно знакомый вид. Озарённые солнцем верхушки голубых елей и большущий дом с желтоватыми стенами. Верхние этажи без окон, короткий шпиль над крышей. Но что-то не так. Возле этого дома не должно быть высоких елей. Хотя тут вам не здесь.
Письменный прибор чудный. А что за камушки? Подставка из яшмы; но какая яшма! Не зря в старину камень драгоценным считали. Вставочки интересные: малахит и чароит. Малахит наш, уральскиймелкокудрявчатый, зелень жизнерадостная, как июньская травка луговая. И чароит, с нежным переходом от сиреневого к пурпурному. Здоровски сочетаются камушки.
Но сколько можно озираться, не за этим притопал. Что с моим-то вопросом делать? Сумятица усилилась: к предыдущей каше добавились новые «ценные» мысли:
Откуда в людях столько злобы?
Свободна воля наша или всё определено заранеетеми закорючками на колонне?
Управляет ли кто человеками?
Почему сила царя природы растет быстрей, чем его разум?
Отчего естественные христианские заповеди люди соблюдают реже, чем орангутанги?
И что впереди ждёт: светлое будущее или апокалипсис?
В голове разрастался целый философский трактат. Я покосился на Генерального, и взгляды наши встретились: