- Честные контрабандисты, вы говорите? - сощурилась она. - Энрике, экономической частью занимался ты, так понимаю. Вот дальше и занимайся. Есть у меня некоторые замыслы, но... господа, возможно, вы все же воздадите должное таланту нашего кока?
Мужчины на пару извинились и предложили даме вина. Она выбрала белое, что больше подходило к рыбе под пряным соусом и запеченому в банановых листьях мелкому картофелю.
Убранство каюты за время стоянки полностью поменяли, и Чита любовалась простой, но изысканной обивкой мебели, начищенным до блеска полом, строгим расположением карт, оружия и навигационных приборов. Никаких ярких покрывал и тканевых обоев, как любил сеньор Сьетекабельо, и чистота, в отличие от предыдущего владельца каюты.
"Мое", - подумала она. Не так часто волновала ее радость обладания, потому как не испытывала она обычной женской страсти к нарядам и драгоценностям, или страсть ее была не столь велика, чтобы волновать. Музыка с танцами душу тревожили, да, а еще море...
- Корабль прямо по курсу! - донеслось из-за двери, прерывая благодушные раздумья.
Девушка выскользнула из-за стола, за спиной упал, загромыхав, стул Энрике. Вылетела на палубу, перехватывая из рук рыжего Йосефа подзорную трубу. Не знала тогда еще она, что вскоре крик этот станет обычным и вселяющим в душу задор и надежду.
* * *
Как получилось, что ее начала любить команда, Лючита так и не поняла. Было ли тут дело в исконных причинах ее командования, или же сказалась простота в отношениях, или инглесский корабль, взятый на абордаж, но суть оставалась прежней: ее любили. Обращались как к донье Альтанеро или даже "мой капитан", а за глаза часто называли ниньей, с улыбкой и без злобы.
Она училась всему и обретала опыт, бесценный в море, которое не терпит ошибок. Но к девушке оно благоволило, отвечая любовью на любовь. Так или иначе, но загорало лицо, крепла рука, а в голове прибавлялось знаний.
- Что вы тут такое делаете? - спросила Лючита, подходя к собравшимся на шкафуте матросам.
Васко, что решил уже бросать кости, вздрогнул, кубики покатились нервно по палубе, выдав результат, явно его не устроивший. Хистанец сплюнул, заслужив укоризненный взгляд.
- Давай переброшу, - предложила она. Матросы, те, что играли, загудели недовольно, остальные же уставились завороженно на капитана. - Сколько нужно?
- Хотя бы две четверки, - пробормотал Васко. - А лучше три.
Девушка присела на корточки, собирая кости в стакан, встряхнула раз и бросила будто бы небрежно.
- А может, четыре? - усмехнулась она.
Васко полыхнул глазами, и мелькнуло во взгляде что-то помимо радости и раздражения, что-то, ее касающееся и вроде как не дурное, но тревожащее. Она мотнула головой, волосы упали на лицо.
- Ладно, хватит бездельничать, за работу.
- А может... станцуешь?
Распахнулись широко глаза, не ожидала услышать такую просьбу - от него.
- Да, да! - поддержала криком команда.
- Вы издеваетесь, да? - спросила Лючита, увидев притащенную кем-то гитару.
- Нет, - с хитрой усмешкой отозвался Кортинас.
- Просим!
Взглянула на бочку, поставленную посреди палубы, на матросов, ухмыляющихся заговорщически, но по-доброму. Тряхнула головой.
- Ну, канальи! И не дает вам покоя тот вечер! - с помощью старпома и брата едва не взлетела наверх, сказала, - играй.
И Васко заиграл и запел, все более уверенно, а она стала танцевать.
Если б видел кто посторонний, наверняка очень удивился бы: капитан, выбивающий дроби, команда с обожанием, вовсе не немым, за этим наблюдающая.
Но в море мало свидетелей, лишь чайки, и те безмолвные.
- Братец, это ты их распускаешь, - говорила она позже, заливая жажду легким вином и откидываясь на спинку кресла.
Тот ухмылялся и невинно хлопал глазами.
- А что такого в том, что они тебя обожают?
- Обожают как-то... очень уж по-мужски, - смущенно проговорила Лючита.
- А как же еще? Ты для них нинья, оберег корабля, отважный капитан в юбке.
Девушка фыркнула.
- Все бы шутить тебе, братец!
- Не только, дорогая сестренка, не только. Они и вправду тебя любят, маленькую и гордую. А еще чрезвычайно удачливую. Скажи, ты, случаем, не приворожила тут всех? Йосеф вон ходит, будто дурной.
- Не скажу, ибо говорить нечего. И хватит тебе, проверь лучше курс.
Энрике ухмыльнулся еще шире и исчез за дверью. Девушка только вздохнула. Иногда Кортинас казался невыносимым со своими насмешками и чрезмерной заботой, но без него она не протянула бы тут и дня.
* * *
Инглесский сеньор, должно быть, клял себя последним дураком. Встреча в открытом море -- величайшая из случайностей, ибо нет здесь путей и дорог, одни лишь направления. Встреча в виду берега -- случайность чуть меньшая, ибо все стараются держаться ориентиров. Встреча у бухты столь удобной, защищенной от бурь естественными преградами, с лесом хвойным и ровным, мачтовым, с ясной полоской речки, у бухты, когда-то заселенной, а после оставленной, -- случайность, но не столь уж великая.
И вставая у сего берега на починку после непонятного шквала, неразумным было бы палить в ответ, завидев входящий в бухту корабль чужой, отдающий приветствие одиночным пушечным выстрелом.
Инглесский сеньор же, завидев хистанский флаг, отдал приказ сделать залп, чем немало разозлил капитана-противника, но вреда нанес лишь чуть-чуть. Залп же с бригантины снес фок чуть повыше марса и повредил грот-стеньгу, убив всякую надежду на бегство, и теперь инглесскому сеньору не оставалось иного, кроме как ожидать своей участи.
С вражеского судна просигналили, чтобы капитан и помощники прибыли на палубу, а остальные не замышляли дурного, ибо бесполезно. Бригантина, приведенная к ветру, застыла в бухте.
Гребцы взмахивали веслами дружно, но без излишней бодрости, и все же золотистый выше ватерлинии борт навис слишком быстро, пришлось карабкаться по штормтрапу, наверху встретили ухмылками и взведенными курками.
- Что вы творите?! - возмущенно воскликнул горе-капитан, - вы нарушаете все мыслимые правила!
Наговорить он успел не так уж и много, но гневно, прежде чем лица посуровели и вперед выступил невысокий пират. То, что это пираты, у инглеса не вызывало сомнений.
- Представьтесь для начала... сеньор, - в голосе зазвучала насмешка, - должны ведь мы знать, кому говорить спасибо за нашу удачу.
Команда поддержала радостным гоготом.
- Мэлори Свизин, капитан брига Хорас, подданства Инглатерры, - сквозь скрежет зубовный проговорил он.
В толпе раздался смешок, и шепот "хорас муэртас", но от одного взгляда этого хрупкого пирата волнения стихли.
- Лючита Фелис, капитан Ла Кантары, - ответил собеседник, представляясь прозвищем, данным командой.
Инглес с ужасом осознал, что перед ним женщина. Красивые губы и темные, как горький шоколад, глаза. Тонкие запястья и ухоженная -- в той мере, в какой это возможно в плавании - кожа, мужчины так за ней не следят. То, что принял за складки одежды, видимо, грудь.
- Теперь, когда мы знакомы, возможно, вы и ваши спутники доставите нам удовольствие отобедать в нашем обществе.
- Почту за честь, - с легким поклоном ответил мужчина, скрывая недоумение. - Что может быть лучше вкусного обеда, неплохого вина и приличной компании?
И вправду, что может быть лучше? Только не тогда, когда обед этот на пиратском судне, по сути, в плену, и компания, названная приличной - отъявленные головорезы.
Мэлори Свизин и штурман Хораса хмурили брови, давились едой и едва притронулись к своим бокалам. Но донья Фелис была мила и обаятельна, сеньор Кортинас остр на язык и по-доброму насмешлив, а мистер Голд прост в суждениях, и те, что считали себя пленными, расслабились и вступили в беседу. Однако та оказалась недолгой и приобрела неприятный оттенок, когда юная донья заговорила о делах.
- ...вы люди хорошие, и тем более грустно будет реквизировать часть вашего груза.
Мистер Свизин поперхнулся вином и ненадолго закашлялся.
- Но я думал, что обед этот, да и все ваше поведение будут... - он замялся, не решаясь продолжить.
- Гарантировать вашу безопасность? - подсказала девушка. Тот приподнял уголки губ, соглашаясь. - Вашу безопасность я могу гарантировать лишь в том случае, если вы не будете совершать глупостей. Таких, как совершили пару часов назад. Именно поэтому вы сейчас здесь, а наш человек отправится на ваш корабль для осмотра.
Говорила она вежливо, даже с толикой грусти, мол, виноваты сами, мы лишь призваны чуточку вас проучить. Отдала по-хистански инструкции, молодой помощник удалился, блеснув улыбкой из-под черных щегольских усиков.
Мелькнула дурная мысль схватить мерзавку, совсем близко сидит, кончиком шпаги дотянуться можно, но оглянулся на дверь, там двое черных застыли в невозмутимости, ладони на рукоятях пистолетов. Да и помощник не прост, ой не прост. Из-под черных косматых бровей сверлят холодом серовато-голубые глаза, прозрачные, будто лед, а в движениях расслабленность и сила.
Подкатила тоска, вспомнились мешки паприки, хлопчатая ткань, которой закупили на континенте, кофе, ставшая родным домом каюта и мешочек с шестью сотнями талеров, подробные карты местных вод, серебряный сервиз, полгорсти изумрудов с Дарьенского побережья...
Беседа от этих мыслей не ладилась, донья Фелис потягивала белое сухое, помощник ее усмехался в бороду, а капитан Хораса все мрачнел, представляя, как чужие люди обшаривают его трюм.
Сеньора Кортинаса не было мучительно долго, мистер Свизин даже начал вновь говорить, когда явился этот юноша, улыбаясь радостно.
- Унати с Баддом помогают разгружать шлюпку, вторая сейчас подойдет. А гости-то наши вовсе не бедны.
- Полагаю, что были, - проскрежетал мистер Свизин.
- Ну что вы, дорогой сеньор! - возмутился Энрике. - Мы не собираемся вас грабить... полностью.
В бороде старпома проявилась ухмылка. Ладонь инглеса непроизвольно дернулась к шпаге, к пустым сейчас ножнам. Ощутив ее отсутствие, мужчина вскинулся.
- Да как вы смеете?! Нагло грабить меня, честного торговца, да еще и смеяться! Вы, вы... пираты!
Он выплюнул оскорбление и резко встал, горделиво выпятив подбородок. Загремели, отодвигаясь, стулья, вместе с капитаном вскочил и штурман Хораса, и мистер Нэд, Энрике выразительно погладил рукоять пистолета.
Девушка вздрогнула, но осталась сидеть.
- Ну что ж вы, сеньоры, будьте спокойнее. Хотя бы в присутствии дамы, - мягко укорила она.
- Пфе... - фыркнул сеньор, подвергая сомнению ее причастность к "дамам".
Лючита с тревогой оглянулась на брата, вечного своего защитника, но тот лишь сузил глаза.
- Мистер Свизин, все, что с нами сейчас происходит - исключительная случайность. Свободное море, обыкновенная встреча. Вы проявили к нам неуважение, даже агрессию, за что мы считаем в праве вас наказать.
- Если что-то не нравится - жалуйтесь королеве Инглатерры, - добавил Энрике.
- Непременно это сделаю.
Несколько долгих мгновений мужчины сверлили друг друга взглядами.
- Полагаю, мы можем быть свободны.
- Конечно, - Кортинас вновь улыбнулся и развел руками, - как только разгрузят товар и мы выйдем из гавани. Сеньор.
Молодой человек коротко поклонился, скорее кивнул, отмечая прощание, и скрылся за дверью. Мистер Свизин рухнул обратно на стул, на лице его отразилась раздражение. Ему было за что ругать и себя, и пиратов, и негодяйку-судьбу, что свела их всех вместе.
* * *
Ты вернешься, сделав круг, - назойливо стучалось в голове, мучило и никак не желало уходить. "Какой еще круг?" - недоумевала Лючита, удивляясь самой себе и непостижимости некоторых мыслей.
Шумная залитая солнцем Пуэрто-Перла встречала, распахнув объятья. Рассыпалась красками, зазывала кривыми улочками и броскими вывесками, обещала хорошей еды, много выпивки и сладкую постель.
Знакомый гул города, отраженного в водах гавани, ребятишки-ныряльщики, дурашливо прыгающие с прибрежных скал, споря, кто глубже нырнет и дольше без воздуха будет, рыбачьи лодочки у пирса, горожане, светящиеся улыбками.
Показалось на берегу смутно знакомым лицо, сверкнуло искрой узнавание. Всплыла в памяти жаркая набережная, дураки-мальчишки, заветный камешек - сначала на шее, а после ускользающий на морское дно. И он -- те же широкие плечи, густой загар, волосы, что вечно падают на глаза, серые, будто штормовой океан.
Лючита вытянулась в струнку, вцепившись в планширь, но мир дрогнул, и зыбкое узнавание прошло, и показалось глупым все это волнение.
Девушка отвернулась. Энрике встретил ее взгляд и улыбнулся, одергивая желтый колет, короткий, по моде, лишь на ладонь ниже поясницы, с воротником-стойкой и множеством круглых пуговиц, блестящих позолотой. Она поправила завернувшийся манжет с кружевной оторочкой и улыбнулась в ответ.
- Братец, примешь портового приказчика? Я отцу письмо напишу.
Тот без вопросов кивнул, понимая ее состояние. Каждый раз, убегая и вновь возвращаясь, он испытывал тревогу и думал все, стоит ли показываться на глаза, когда на душе столько неспокойно и вовсе не так чисто, как хотелось бы. Конечно, Пуэрто-Перла не Пинтореско, но так близко, что будто дом родной.
Чита вздохнула. Кобе, недурственный повар и отвратительный моряк, задержался на корабле слишком долго. Она все откладывала и прощание с ним, и - самое страшное - объяснения с семьей.
Укорив себя за малодушие, девушка вернулась в каюту.
Слова никак не желали складываться во фразы, отвлекало все: и шум на шкафуте и в трюме, и скрип пера, и кляксы на бумаге, и неслышное качание палубы, потому появление брата восприняла с радостью. Тот оглядел ставшую душной за день каюту, смятые листы бумаги, растрепанную сестру и объявил, что ужинать они идут в город, и возражения не принимаются. Ответила взглядом, полным благодарности, на что юноша лишь усмехнулся. Он выглядел совсем не уставшим, лишь расстегнул половину пуговиц и взъерошил волосы, хотя Читу день прибытия всегда утомлял. Все эти люди, суета, разговоры на грани крика...
Оставалось немного времени на то, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Девушка давно уж привыкла обходиться без служанки, мало внимания уделяя прическе и выбирая наряды попроще.
Спустилась на причал, встреченная одобрительными возгласами и незлобными шутками, мол, вот и девочка наша явилась. Протянулись крепкие руки, всегда готовые поддержать. Команда, ставшая родною семьей. Оглядела лица, столь разные и столь похожие общностью дела, и поняла, насколько же не хватает Висенте, отеческого взгляда его и мудрой улыбки, добрых уколов и соленой науки.
Моргнула сердито и уставилась на ясное небо. На нем же ни тучки, но погода обманчива, и скоро придут дожди, нервный ветер и, не дай Бог, ураганы.
В таверне ели, пили и пели. Громко смеялись и разговаривали, лапали служанок за крутые бедра, гремели кружками и поглощали сковородками сочное, с нежной корочкой, мясо, словом, занимались всем тем привычным и милым сердцу матроса.
Лючита сидела, ела и пила, и улыбалась, но все будто нехотя, и при первой возможности скользнула к двери. На выходе уже поманила местную девушку, совсем еще девочку, но с бюстом пышным и открытым сверх всякой меры. В потную ладошку перекочевала монета, а сама она получила просьбу сообщить брюнету в желтом колете, да-да, вон тому, синеглазому, с усиками и бородкой, что сестра его в порядке и обязательно вернется, но позже. Возможно, даже завтра. И сообщить нужно не сейчас, а чуть-чуть погодя, когда брюнет указанный допьет свою кружку.
Девица мелко кивала, глядя неотрывно большими, чуть навыкате, оленьими глазами, и Чита никак не могла решить, понимает та ее или же нет. Жестом руки отпустила и вышла за дверь.
Бродяга-ветер проскакал по улице, коснулся виска, привечая, и убежал дальше, в вечное свое путешествие.
"Неужели и я - такая же? - подумалось вдруг, - живу и здравствую, пока в движении, а стоит лишь остаться, застыть, как сразу затихну, умру... неужели все так?"
Ветер молчал, играя волосами.
Ночь оказалась свежа и прохладна, но не тиха, как не бывает тихим ничто живое. Город жил своей жизнью, которая в это время сосредоточилась в кабачках и тавернах, и бурлила со страшной силой. За день до них снялись и ушли пара судов, сегодня встала на якорь Кантара, немало порадовав лавочников и хозяев всяких притонов. Город жил, разрастаясь и богатея.
Девушка отправилась вниз, невольно, не включая сознание, предпочитая суше - море, черное и отличимое от неба лишь тем, что звезды в нем отражались, дрожа. Трепет в груди нарастал, росло ожидание, будто и не было долгих дней плавания, и моря, бескрайнего моря вокруг. Будто и не было...