- Сеньорита Альтанеро, не ожидал вас увидеть, тем более, здесь, - произнес мужчина,
- Сеньор Эррада, удивлена я не меньше вас, - пробормотала девушка, признавая в сеньоре посланца отца из той, прошлой, жизни.
Замолчали оба, не зная, о чем и говорить. Лючита думала с досадой, что сия встреча, неожиданная и не самая приятная, может сорвать планы, столь тщательно выстроенные. Сеньор Эррада рассматривал дочь друга пристально, цепляясь за каждую деталь.
- Прекрасно выглядите, сеньорита.
Короткий поклон, книксен.
- Благодарю вас, сеньор. Это все свежий воздух, солнце, море и занятия по душе.
- И что ж за занятия такие?
Парочка, стоявшая неподалеку, тоже с любопытством прислушалась. Лючита кивнула им и более чем любезно улыбнулась, парочка в смущении ретировалась.
- Не желаете прогуляться, сеньор?
Не дожидаясь согласия, подцепила мужчину под ручку и развернула на дорожке, ведущей вглубь сада.
- Путешествия - моя страсть, - поведала она. - Как и море.
И корабли, добавила уже про себя, вспоминая красавец-фрегат. Сеньор покивал.
- Это все замечательно, но домой вы, так понимаю, возвращаться не собираетесь.
В голосе и взгляде его сквозило осуждение.
- Отчего же? Собираюсь. Как-нибудь позже.
Он качнул головой. Осуждения во взгляде прибавилось.
- Сеньор Эррада, только не надо говорить мне сейчас о нравственности и дочернем долге. Я достаточно взрослая девочка, и с самостоятельностью все в порядке, потому... будете дома, передавайте мое почтение. Как там отец, домашние?
Голос ее едва заметно дрогнул, и собеседник это не преминул заметить.
- Мария-Лючита, я, как человек возраста старшего и друг дона Хосе, не могу удержаться от совета. Вернитесь домой. По вам очень скучают. Хоть и не многие признаются, ваш отец запретил вспоминать.
- Что?
Девушка замерла, едва дыша.
- Когда вы сбежали, сеньор Альтанеро очень расстроился. А когда узнал от меня после той встречи в Пуэрто-Перле, что возвращаться вы не желаете, разозлился не на шутку. Сильно ругал кузена вашего, Энрике Кортинаса, вас тоже. Сказал, что была у него дочь, и не стало. Остыл уж, конечно, больше года прошло. Но тогда сдал сильно, а после в дела государственные ушел, и небезуспешно. Теперь вы дочь губернатора Хаитьерры.
Лючита слушала, глядя сквозь сеньора Эррада невидящим взглядом. Вспоминался большой дом в Пинтореско, прохладный и тихий, сад, в котором можно было теряться, няньки и конюх Ансельмо, донья Леонора, красавица-мать, но больше отец - строгий, но справедливый и всегда любящий.
- И он... отрекся от меня?
Глаза цвета дарьенского шоколада повлажнели.
- Я бы не стал так говорить, но... он очень расстроился.
"Очень расстроился". Да отец никогда не "расстраивался". Бывал в ярости, метал громы и молнии, решая все в своей жесткой манере, выкидывал из жизни людей, бывших когда-то друзьями, уничтожал противников - по большей части словесно. Не мстил. Но был суров.
Сглотнув тяжелый ком в горле, Лючита вздернула подбородок.
- Хорошо. Пусть так. Спасибо вам, сеньор Эррада, за... ясность в моей голове.
Хотелось о многом его расспросить, но боялась, что не выдержит, потому сказала:
- Доброй ночи, сеньор, я вынуждена уйти. Меня... ждут.
- Есть хоть какой-нибудь адрес, на который вам можно писать?
Ни возвращаться сюда, ни тем более оставаться она не планирует. Картахена-де-Индиас, благословенный край, тоже не подойдет, в Пуэрто-Перле бывает, но редко.
- Думаю, нет.
- Всегда в море. Что же, это ваш выбор.
На лице появилась совсем невеселая улыбка, девушка кивнула. Опомнившись, сделала книксен, прощаясь.
- Буэнос ночес, сеньор.
- Сеньорита.
Они разошлись на дорожке. Лючита направилась к дому, до самого поворота чувствуя меж лопаток тяжелый взгляд. Видеть никого не хотелось, тем более новоявленного жениха с его обожанием. Хотелось упасть на кровать в своей каюте, или поплавать, или напиться. Или все сразу.
Но делать ничего из желаемого она не стала, не рискуя сорвать то, что так долго готовили. Улыбалась сеньору Джойсу, слушала восхищенные вздохи, рассеянно отказывалась от танцев, пока, сославшись на головную боль, не уехала к себе.
В груди, задыхаясь от боли разлуки, щемило сердце.
* * *
- Как это ты согласилась?
- Очень просто. Сказала "да".
Братец удивленно присвистнул.
- А что, это даже удобно, - он запустил пальцы в волосы, подергал немного, - капитан Золотой Рыбки объявит о помолвке, команда будет гулять... тут-то мы их тепленькими и возьмем!
Глаза у Кортинаса блестели, словно у кота, завидевшего трепыхающуюся на берегу рыбу.
- Братец, я... не знаю, стоит ли делать задуманное, - пробормотала Лючита.
- Ты откажешься от корабля?
- Нет.
Сказала это и поняла, что не откажется ни за какую сумму от того, что успела полюбить, едва лишь увидев.
* * *
Эту ночь она не спала, заставив себя лечь на рассвете, когда солнце лизнуло верхушки деревьев. Волнение никак не желало уходить. Ее состояние не преминул заметить и сеньор Кингсли, язвительно выспрашивая про здоровье.
- Уверяю вас, все в порядке.
Чита делала милое лицо, но холод из взгляда убирать все же не получалось. Боцман отвечал такой же нелюбовью, с той лишь разницей, что притворяться радостным он не старался.
- ...выпьем за капитана нашего, Джереми Джойса, и невесту его, сеньориту де Сальвадорес, и за совместное счастье их!
Команда Золотой Рыбки одобрительно загудела, сталкиваясь в воздухе кружками, полными лучшим здесь - специально по случаю - вином. Лючита будто очнулась.
Томный вечер, скорее ночь даже, в зале душно, витает запах пота, жареной рыбы, бьют в голову алкогольные пары. Музыканты в углу настраивают инструменты, один мучает виолину, подтягивая струны, второй настукивает что-то тихонько на барабане. Улыбаются, поглядывая на шумную компанию. Здесь любят свадьбы, впрочем, как и везде. Всякие праздники - это много людей, еды и выпивки. И лишние деньги артистам.
Еще бы здесь не любили свадьбы.
Молодая невеста улыбается, пьет со всеми, смущается от шуток, отвечает уколами на уколы, обмахивается веером и тискает кружевной платок. Однако же взгляд рассеян и мысли... мысли ее там, где те, решительные и злые, что стали братьями, прячутся в ночи от чужих глаз, пробираются вплавь на красавец-фрегат. Как хочется к ним... скользить темной рыбой в воде, взбираться на борт, ставить паруса, брасопить реи и уходить - прочь из порта, прочь. А нужно быть здесь и усмирять беспокойство. И... пить, улыбаться, отвечать на вопросы...
- ...Марита! Да что с тобой?
От прикосновения к локтю вздрагивает, приходя в себя. Русые брови сеньора Джойса лохматятся озабоченно, хмурится лоб.
- Я... ничего. Никак не привыкну к новому своему состоянию.
На пальце блестит выразительно камешек кольца. Джереми понимающе кивает, наполняясь самодовольством.
Ла Кантара два дня, как ушла, но факт этот померк в свете громкой помолвки. Капитан Голден Фиш влюблен и не преминул рассказать о взаимности команде, своим компаньонам и даже некоторым людям случайным. Конечно, нужно еще согласие отца девушки, сеньора де Сальвадорес, но кто же откажет ему, Джереми Джойсу, человеку большой души с кристальной репутацией.
- Еще вина?
- Да, если можно.
Пьет вино, будто воду, не пьянея ничуть. Время течет медленно, словно густая настойка, горькая, тревожащая. Но время им на руку сейчас, оно всегда за нее, Удачливую.
Хочет выйти на улицу, воздуха свежего дохнуть да на гавань глянуть - как оно там, - но одергивает себя. Ни к чему это, все, кто здесь гуляют, здесь быть и должны как можно дольше. Это потом будут ругаться в ярости, грозясь убить виновных и тех, что рядом стояли. Может и убьют... но после, не теперь. Теперь же...
- А почему музыканты не играют, а певцы не поют? - капризно спрашивает Лючита. Хлопает в ладоши, - я хочу музыки и песен!
Взгляды обращаются на виновников ее недовольства. Вперед выходит тот, что настраивал виолину. Он высок и худ, несуразен из-за длинных рук, тонких запястий, и со смычком вместе кажется диковинным насекомым. Но мастерство его сомнению не подлежит. Звук то взлетает птицей, стукаясь о потолок, то стелется понизу и рыдает, словно брошенная женщина, или скачет в пляске, разжигая кровь. Присоединяются переливами гитара и мелкими дробями барабан, флейта вклинивается затейливой мелодией и замолкает, чтобы пришло вслед нечто звенящее и шуршащее.
Тревога отступает, неохотно, но дает место увлеченности. Чита сжимает одной рукой кружку, а пальчики другой выстукивают на столе ритм. Ноги тянут из-за стола, но держится, пока еще держится, не зная точно, можно ли ей, как знатной донье, плясать в кабаках.
"Сейчас бы Кортинаса сюда или Беккера, или Питера, или того же Васко - вот бы мы станцевали!" - думается ей, и тревога приходит вновь. Как они там?
Будто в ответ на мысли раздается раскатистый грохот. Девушка замирает, взгляд прикован к двери. Не сразу, но понимает, что стреляла пушка.
- Это же Золотая Рыбка палит! - восклицает Джереми.
Матросы переглядываются и высыпают на улицу. С близкой гавани доносится истерический звон колокола, смолкает, оборвавшись. В душе Лючиты вместе с ним обрывается и надежда на тихое и относительно мирное разрешение ситуации, то бишь, незаметную кражу корабля. Что уж пошло не так, не узнать сейчас, но тревога поднята, город начинает ворчать, просыпаясь.
Мужчины трезвеют стремительно, в лицах решимость, но больше всего ее во взгляде сеньора Джойса, который тискает пистолет, раздавая указания. Паре матросов в форт, одного к алькальду, остальным на пристань. Пушки крепости не стреляют, но это всего лишь пока.
- Сеньорита де Сальвадорес, что ж вы волнуетесь так?
Боцман язвителен даже сейчас, указывает взглядом на переломанный пополам веер. Лючита рассеянно смотрит на свои ладони, явно не понимая, когда успела это сделать.
- Что происходит?
Изображать наивность сложно, но братец говорил, что она стала врать куда как лучше. Грустно так говорил.
- Ничего хорошего, сеньорита. Но вас это тревожить не должно.
- Том, придержи язык! - бросает капитан, и боцман замолкает на полуслове, - Марита, дорогая, прошу простить за прерванное веселье, но дела не терпят отлагательств. Возвращайтесь к себе и никуда не уходите. Дело может быть серьезным.
"Дело более чем серьезно", думает Лючита и с неудовольствием слышит, как Джереми просит кого-нибудь проводить невесту до дому. И как вызывается на это дело сеньор Кингсли, говоря, что он проследит за тем, чтобы сеньорита не испытывала неудобств. Сеньор Джойс кивает коротко. Вскоре уже улица оказывается пуста, матросы во главе с капитаном спускаются к морю. Но до того девушка привлекает к себе жениха, припечатывает губы сочным поцелуем, так же резко отстраняется и велит: иди. Тот, удивленный страстью и даже отчаянием, следует совету под одобрительные смешки.
Сеньор Кингсли идет поодаль, до дома, где она снимает комнаты, недалеко, и Лючита злится молча, косясь на спутника. Сама настояла, чтобы Унати с ней не было. Для него опасно, если узнают что-то - убьют, - это она девушка, ее тронуть не посмеют, или хоть не сразу, а он что? Он - негр и бывший раб, материал расходный. Не взяла с собой, а сейчас жалеет, что верного здоровяка нет рядом. Наскоро расправились бы с бдительным боцманом, и... самое время спешить за город, где ждут в лесу ее люди, уже с вечера готовые ко всему.
- Сеньор Кингсли, думаю, вам стоит отправиться вслед за остальными. Можете за меня не волноваться, я доберусь.
- Ну что вы, сеньорита, как я могу оставить вас, да одну?
- А если там пираты? И они попытаются украсть корабль? Ваша помощь может понадобиться.
- Пираты? Тем более! Наш капитан голову мне оторвет, если с вами что-то случится. Сеньорита.
Отвешивает поклон, полный насмешки. Девушка в досаде отворачивается, продолжая вышагивать по мостовой.
Вот и дом, у лестницы на второй этаж прощаются, желая друг другу доброй ночи. Войдя в комнату, Чита закрывает дверь на засов, выпутывается из платья. Ярко-желтое творение Мэрисоль летит на кровать, чтобы никогда уже не быть хозяйкой надетым. При виде юбок, развешанных на спинке стула, шляпки, туфелек и перчаток проскальзывает тень сожаления, но лишь тень, ибо душой Лючиты никогда не владели вещи. На место платья приходят штаны, свободная рубашка, колет. В сапоге прячется кинжал, пояс оттягивают сабля и пистолеты, треуголка занимает свое законное место.
Дела сделаны все, и девушка, тихо прикрыв за собой дверь, спускается по лестнице в общий зал. Кивок хозяину, быстрые уверения, что все хорошо. Сальные взгляды местных выпивох натыкаются на оружие и гаснут, Лючита уверенно шагает к выходу... где ее настигает голос, набивший уже оскомину своей язвительностью и подозрением.
- И куда же вы собираетесь, сеньорита де Сальвадорес? Подождите немного, я вам составлю компанию.
И только девушка решает не замечать его, как в спину летит уже гораздо более жесткое:
- Стойте, я сказал! Иначе буду стрелять.
Оборачивается она медленно - чем черт не шутит, вдруг и вправду пальнет. Боцман сидит в углу, под лестницей, увидеть его сверху нельзя. Но злит не факт его присутствия здесь, а пистолет, направленный ей в грудь. Очень не кстати.
- Сеньор Кингсли, я вас не заметила даже.
- Вы и не должны были. Так что, куда вы спешите?
- Спешу.
- Что же, я с вами.
- Как знаете, сеньор. Лишь уберите пистолет для начала. Меня он пугает.
- Конечно.
Мужчина встает, движется мимо столиков к ней, пистолет убирать и не думает. Девушка фыркает и разворачивается, чтобы уйти. Спина ее, гордо выпрямленная, мишень просто идеальная.
- Сеньорита де Сальвадорес, когда я говорил, что буду стрелять, я не шутил!
- Как знаете, но капитан вас убьет, - бросает она и скрывается за дверью.
Выстрела так и не следует, и Томас, чертыхаясь и перепрыгивая стулья, бросается следом. На улице коротко рявкает пистолет, вьется дымок, пуля сбивает шляпу с головы боцмана, что едва успел высунуться. Мужчина ныряет вниз, пригибается, отползая обратно в зал, стреляет наугад, но в ответ ни вскрика, ни стона -- ничего, что говорило бы об удаче.
Время вновь идет ей на руку: не дожидаясь, пока опомнится боцман, пока явятся на помощь постояльцы и посетители во главе с хозяином, пока станут разбираться, а то и вовсе убивать ее, Лючита, как быстроногая лань, летит прочь.
В голове стучит одна мысль: только бы все удалось.
* * *
- Мерзавка!
Сеньор Джойс взрыкивал, будто раненный зверь, и наверняка напомнил бы Чите отца, если б девушка была здесь. Но ее здесь не было, и это-то как раз и вызывало бурное огорчение сеньора, его же ярость и желание убить "дражайшую невесту".
- А я этой сучке предложение делал, на коленях стоял, как дурак. Ооо!
Джереми в ярости уставился на окно, за которым виднелись крыши домов и гавань... пустая. Боцман, первый помощник и канонир старались казаться в его присутствии тенями, не рискуя напоминать о том, как капитан эту негодяйку совсем недавно любил, едва ли не боготворя.
Сеньор Кингсли поднял с пола скомканный лист бумаги, длинные пальцы аккуратно расправили его на столе. В письме девушка сообщила свое имя, тоже едва ли настоящее, но достаточно звучное и известное и, насколько смогла, постаралась смягчить горечь утраты. Но... никому и ни при каких обстоятельствах Джереми Джойс не простил бы кражи его корабля, его детища, ЕГО Золотой Рыбки. И ни мешок с деньгами и драгоценностями на весьма нескромную сумму, ни слезные уверения, что ей "очень жаль, что так все получилось", не могли его усмирить и утешить. Сеньор Джойс готов был рвать и метать, проклиная ту, что забрала его сердце, рассудок и, как оказалось, корабль.
- Лючита Фелис, - проговорил он, выплевывая четко слова, - ты мне за это заплатишь!
* * *
Пуэрто-Саградо, с гаванью глубокой и закрытой от всех ветров, небольшим фортом и отсутствием кораблей, как инглесских, так и хистанских, показался Лючите городком на диво уютным и милым. Даже несмотря на прием.
Прибытие двух кораблей, тридцатишестипушечного фрегата и десятипушечной бригантины, произвело эффект гранаты, упавшей в курятник. Жители военные ощетинились алебардами и мушкетами, жители мирные попрятались по домам. В крепости зарядили и выкатили пушки. Город, подобно щенку, показывал зубы.
Лишь убедившись в искренности благих намерений, чуть-чуть успокоились, но и то, поглядывали все в сторону чужаков. Корабли военные бывали здесь редко.
Городом управлял сеньор Альберто де Морадо, человек мудрый и по возможности честный, экономный в деньгах и щедрый в замыслах. Он мечтал сделать из Пуэрто-Саградо порт коммерческий, торговый, но - увы. Близость Пуэрто-Ондо и Санта-Моники, куда как более посещаемых, лишала надежды на развитие. Да и соседство с Ислас-де-ла-Байя, где, по слухам, часто вставали на якорь пираты, экономике не способствовало. Так едва ли не идеальную гавань обходили стороной. И это сеньориту Фелис более чем устраивало.