Подумалось: чудесная ночь.
- Да, ночь чудесная, - проговорил тихо мужчина.
- Вы читаете мысли? - спросила она с усмешкой в голосе.
- Только когда они слишком явные, сеньорита.
- Вы, верно, шутите.
Чита воззрилась на него с недоверчивым любопытством. Даррен тронул двумя пальцами краешек шляпы.
- Конечно, шучу.
Девушка фыркнула и отвернулась, явственно чувствуя, что он насмешничает.
- Так зачем вы пришли? - спросила, не оглядываясь.
Перед глазами вздымалась лоснящаяся шкура моря - ласкового, но дикого зверя.
- Извиниться.
Лючита скосила глаза на сидящего рядом мужчину.
- Я вас внимательно слушаю, - произнесла она, заслужив в ответ усмешку.
- Признаю, я многое вам наговорил из того, что говорить не собирался, и совсем не в той форме и не в тех словах, чтобы вы поняли меня правильно. Вы должны бы ненавидеть меня - из-за столкновения с теми кораблями теперь и вы не в ладах с хистанской короной. И тогда, в Картахене, слышал, неприятности у вас были с властями местными.
- Это у них неприятности были со мной, - зло ответила Чита.
- Так это вы дворец...
- Да, я.
Улыбнулась хищно, прищурив глаза.
- Правильно говорил отец, вы - маленькая, но очень опасная сеньорита.
- Так он говорил обо мне?
- Уши все прожужжал. Не говорил - восхищался.
Смущенно пробормотала:
- Он удивительный человек. Чудесный.
- Да, чудесный. Еще бы коки меньше жевал, - вздохнул Даррен. Опомнился и сразу же перевел тему, - так вы на меня не сердитесь?
- А должна?
- Но я так часто ваш путь пересекал... не в самые удачные моменты.
- То лишь одному Богу ведомо - удачные или нет. А сердиться... что сердиться на собственную дурную голову? Как говорит мой брат Энрике, человек сам выбирает свой путь. Нельзя встать в двух портах разом, и что будет, нам не известно тоже. Мы можем лишь выбирать из того, что нам предлагают, надеяться на удачу, молиться и делать все, что в наших силах. А ругать кого? Только себя.
- Мудро весьма.
- Это все братец, - открестилась Лючита от незаслуженной похвалы.
- Значит, мудр он.
- Энрике? Он шутник и задира, и ветер в его голове...
- Дорогая сестренка, что ж ты на меня наговариваешь?
Голос Кортинаса раздался за спинами, сидящие повернулись, одновременно хватаясь за оружие - Чита за пистолет, Даррен за шпагу.
- И давно ты здесь нас подслушиваешь?
- Что ты? Как можно?! - преувеличенно бурно возмутился юноша, - сеньор Хоук, Лючита, не возражаете, если я к вам присоединюсь?
Так хотелось ответить: шел бы ты, братец... но промолчала, нахмурив лишь брови. С приходом Энрике делось куда-то очарование ночи.
- Может быть, прогуляемся лучше? - предложила девушка, понимая, что очарование это вряд ли вернется.
Взгляд ее обратился на собеседника, но тот лишь качнул головой, отвечая, что забыл про дела, увы, неотложные, и вынужден извиниться. Попрощались тепло, Чита невольно залюбовалась ровной спиной, широкими плечами, длинными сильными ногами, но смутившись взгляда Энрике, быстро отвернулась.
- Значит, совету моему следуешь? - спросил он, когда шли не спеша до таверны, где гуляла часть команды Вьенто, Кантары и призовая команда Гранда.
- Ты о чем?
- Даррен Хоук, - раздельно проговорил юноша, ухмыляясь нахально.
- Братец, лишнее говоришь.
- А ты иногда лишнее делаешь.
- Разговариваю с людьми?
- Я не о том. Хочу сказать тебе кое что.
- И что же?
- Не стоит принимать решений необдуманных и поспешных.
Голос ее зазвенел:
- О чем это ты?
- Все о том же Даррене Хоуке, Питере и о тебе.
- Братец, связь между людьми, о которых ты говоришь, есть лишь в твоей голове.
- Чита, ну кому ты тут врешь? - спросил Кортинас. - Я знаю тебя лучше кого бы то ни было. И все видели, как вы общались с сеньором Стоуном. Многие думали даже, что в один прекрасный день он попросит твоей руки, ты пообещаешь хранить ему верность до гроба, а у команды появится еще один повод выпить и погулять. И будете жить вы долго и счастливо. А что получилось? Повод выпить и погулять у них появился. Вот только тебя он мало коснулся. Теперь ты обижена и оскорблена, что более чем естественно, и он конечно же негодяй, но это ничего не меняет. Ты обижена и жаждешь признания, любви и нежности. А тут появляется он - сильный, молодой, красивый. Капитан, спасенный из передряги. А ты любишь так помогать тем, кто нуждается. Дальше мне продолжать?
Лючита молчала, глядя себе под ноги. Брату хотелось возразить, но - что? Внезапно накатила усталость, желание спорить улетучилось. Никогда еще в споре не рождалась истина.
- А в общем, делай, что хочешь, сестренка. Мне ли тебя учить?
- Ты всегда этим занимался, - отозвалась девушка.
Кортинас невесело усмехнулся.
- Одно прошу: научись смотреть не только вперед и думать иногда головой, а не сердцем. Ты удачлива, да, не зря тебя так прозвали. Удачлива ты на приключения и счастливое их завершение. Но не всегда тебе будет везти. Помни об этом.
* * *
"Танцуй, сеньорита, танцуй, пока можешь ты танцевать" - поет мужчина, кудрявый и черноглазый, терзая гитару, и струны поют вместе с ним. Второй выводит ритм, бешеный, дикий, он врывается в грудь вместе со вздохом, заставляя сердце сбиваться на непривычный стук.
Ола! Танцуй, сеньорита! Танцуй!
Сеньорита танцует. Вздернутый подбородок, стан горделиво прям. Взглядом можно обжечься - столько в нем страсти. Взлетают руки, взмывает платье красной волной, хлопки и дроби ритм повторяют, соперничая, споря. Она знает, что хороша, знают это и остальные.
Танцует. Красное с черным - по нервам, по чувствам, стук каблучков раной по сердцу. Мантилья давно уж слетела с плеч, волосы растрепались, живут своей жизнью, словно тысячи темных шелковых нитей на сильном ветру.
Команда вскрикивает от восторга. Куда там плясуньям местным! Их движения призваны разжечь похоть и порадовать тело, но забывают они о душе. Здесь же - гордость, и злость, и свобода.
Красное с черным, гитара и песня, выкрики и хлопки - все, как когда-то давно, - и вовсе не так. Старше стала, путь прошла, пусть и недолгий, но насыщенный очень. Многое было, а сколько будет еще! Танцевать самое время - пока молода и красива, смела и сильна. Пока жива. Долго ли это продлится? Кто знает... потому - танцуй, сеньорита, танцуй!
Энрике кружит, держат за талию руки, смеются глаза. Хорош ее братец! Играют разные роли - следующая лучше предыдущей. То влюбленных изобразят, то неприступность или вовсе не знакомы будто они.
Музыканты ритм меняют, повествование идет медленней и печальней, с надрывом и грустью. На смену приходит новый партнер. Ведет уверенно, руки его крепки, плечи широки, губы гнутся в улыбке, а глаза...
Море во время шторма, небо в грозу.
- Уберто? Что ты...
- Танцую.
Обнимает, нежность и сила в каждом движении. Закручивает и роняет, но вовремя ловит, чтобы она, вывернувшись из объятий, убежала, смеясь, маня и отталкивая одновременно. Танец - общенье без слов. Будто немые они говорят: позицией рук и ног, головы, улыбками, взглядами, выпадами и жестами. С ним легко понимать друг друга и саму себя. Так легко, что кажется, будто знала мужчину этого - юношу и мальчишку - вечно, до рождения даже. А сейчас лишь снова нашла.
Прощаются - ее пальцы в его ладони - и партнером приходит другой. Порывистый, резкий, но строгий и вежливый, иногда чересчур. Глаза его странные зелены сегодня, а нрав буен. Танец с ним будто хожденье над пропастью: кто первым оступится, тот и проиграл. А бой сдавать ой как не хочется, и Чита танцует: быстро, зло даже, втягиваясь все больше в действо и замечать переставая то, что вокруг происходит.
Звенят струны гитары, летит пыль из-под каблуков, вскрикивают зрители, держа ритм хлопками. Мгновение долгим полетом - и все стихает, обрываясь на высокой ноте. Девушка замирает, качается чуть, будто потеряв опору, мужчина поддерживает, предлагая руку, и Лючита ее принимает, спускаясь с настила деревянного на каменную мостовую.
В глазах у людей лихорадочный блеск, это все ром, музыка, танцы и чувство прекрасного. Говорить не хочется, сильны слишком переживания, но все ждут чего-то, и она произносит:
- Благодарю вас, сеньоры.
Запыхалась. Грудь бурно вздымается, платье липнет к телу, во всем теле такая нега, что хочется лечь и не двигаться, и смотреть на звезды, слушая шепот моря. Мысль эта цепляет навязчиво, и девушка, забирая бутылку вина и отпивая прямо из горлышка, слушает восхваления, а сама думает все, как бы исчезнуть более незаметно.
Музыканты что-то играют, пляски продолжаются дальше, но уже без нее. От всех попыток затащить в круг отмахивается и смеется, говоря, что с нее на сегодня хватит. Море, звезды и отдых на прохладном песке так близки, сказала уже всем "спасибо" и пожелала доброй ночи, идет, оставляя веселье за спиной. Ее догоняет кто-то, оказывается - местный мальчишка, - сует в руки записку, не говоря ни слова.
- Эй! - окликает она его, но тот уносится прочь, теряясь в темных закоулках Порт-Артура.
Почерк незнакомый, буквы крупные и неровные, будто выводил их человек старательный, но к письму не привычный. Но впечатление производят сами слова. Руки дрожат, пальцы вцепляются в лист, будто в величайшую ценность.
В нем - предложение встретиться завтра в таверне "Синеглазая рыба", обещание новостей из дома и обращение - как к Марии Лючите Альтанеро де Контильяк.
Перед глазами встает образ отца, все в нем - сила и власть. Аккуратно зачесанные назад волосы, жесткие черты лица, упрямые глаза цвета дарьенского шоколада, всегда идеально подобранная одежда.
- Что-то случилось? - спрашивает, подходя ближе, Уберто.
- Нет-нет, - отвечает быстро девушка, складывая записку и убирая ее за корсаж. - Все хорошо.
- Ты странно так выглядишь.
- Как?
- Будто духа увидела.
- Наверное, так и было, Уберто. Даже наверняка. Не бери в голову.
Юноша откидывает со лба волосы, лицо серьезно.
- Проводить?
- Куда? - спрашивает рассеянно, мыслями она вовсе не здесь.
- К морю. Ты ведь туда собиралась?
- Да, да...
Идет, все так же погруженная в себя и в размышления о предстоящей встрече, вызывая все большее беспокойство спутника. Берет себя в руки, улыбается криво, говорит что-то.
Море не успокаивает. Кажется даже, что всплесками своими и нервным дыханием возбуждает лишь больше, заставляя метаться душой. Долго так Чита выдержать не может, приносит извинения сеньору Димаре. Тот хмур и насторожен, понимает, что с ней что-то не так, но ничего сделать не может, ведь капитана не встряхнешь за плечи, требуя вразумительного ответа. И девушка уходит, чтобы провести ночь в каюте - в терзаниях и взглядах на не желающее светлеть небо.
* * *
Утром Лючита выглядела разбитой.
- Тебя будто черти морские всю ночь за волосы таскали, - сказал Энрике. - Отвечай, где была?
- У себя, - простонала девушка, дотрагиваясь до висков.
Голова раскалывалась, ни вода холодная, ни крепкий кофе не помогли. Пришлось идти к доктору. Тот посмотрел с пониманием, дал какую-то мазь для растирания, точки нужные показал. Спросил:
- Что вас тревожит, сеньорита Фелис?
- Это долгая история, сеньор Бри.
- Разве мы куда-то торопимся?
И она, странным образом доверяя этому человеку, начала рассказывать. О том, как влюбилась и брошена была, о дороге в монастырь и побеге с Энрике, о Блистательном и сеньоре Сьетекабельо, о "честных контрабандистах" и Питере Стоуне, о пиратах и перезахвате Кентаврии, теперешней Ла Кантары, о Васко, о смерти Висенте, о путешествиях своих и приключениях, об Уберто и снова о Питере, о Картахене и мистере Хоуке, о глупостях своих и желаниях.
- А дальше вы всему свидетелем были.
Рассказала она и об отце, о том, как боялась его совсем маленькой - сильно, и так же сильно любила, куда как больше, чем мать. Как начала возражать и спорить, сначала из упрямства природного, а после все больше входя во вкус, как приучилась иметь на все свой собственный взгляд.
- Я не могу о нем забыть. Выкинуть из памяти и жить, будто бы сирота. Не могу. Это мой якорь и порт, который манит всегда.
- Но что корабль без якоря? Щепка в море. Они нам нужны, якоря эти, без них человек теряется и места себе не находит. Оттого все дела дурные - когда нет за спиной дома и людей, которые любят и ждут.
- Любят... если бы так! - воскликнула горько Лючита.
Повертела в пальцах пустую чашечку. Кофе кончился, в скромной каюте доктора вновь запахло лекарствами и притираниями.
- Он забыл про меня и видеть не хочет.
- Разве может отец забыть дочь? Тем более, такую. Если судить по рассказам вашим, вы - плоть от плоти, и кровь у вас одна. Отец ваш человек достойный. Не бойтесь, он примет и, возможно, даже поймет.
- Если бы так.
Девушка качнула лишь головой, полная грусти. Но от беседы с сеньором Бри стало все же легче, будто поделилась той ношей, что тащила всю жизнь на загривке.
На обед собиралась тщательно: белая с красным рубашка, красный колет, любимая шляпа с пером. Сабля и пистолеты на месте, под штаниной спрятался, прилепившись к ноге, нож-наваха. Глянула с удовольствием в зеркало. Молода, хороша и опасна. Улыбнулась, пытаясь унять волнение.
Замешкалась у дверей, вспоминая совет доктора не ходить на встречу одной, и, при всем своем сумасбродстве, решила ему последовать. Унати, вечного охранника, на месте не было, чего и следовало ожидать - его вахту отпустили на берег. Братцу говорить не хотелось, а Уберто, которому могла бы довериться, как раз оказался занят делами с ним. Девушка отчаялась уж найти себе спутника и начала спускаться по сходням, когда столкнулась нос к носу с мистером Хоуком-старшим.
- О! Малкольм! Какими судьбами? Где вы пропадали все это время? - выпалила удивленная Чита и замолчала смущенно, понимая, что отчитываться перед ней он не обязан.
- Осматривался, так сказать, - уклончиво ответил мужчина. - А Даррена вы не видели, случаем?
- Нет, к сожалению.
- К сожалению? - прищурил один глаз сеньор, и девушка подумала с досадой, что и этот туда же пошел.
- Он же вам нужен, - пояснила она.
- Э! Не так уж и нужен. Вижу, вы направляетесь в город, сеньорита Фелиция.
Чита кивнула и осмотрела придирчиво, оценивая на предмет благонадежности.
- Мистер Хоук, а вы умеете хранить семейные тайны? - поинтересовалась так вкрадчиво, что тот хекнул и горделиво выпрямился, напрягая мышцы.
- Э! Сколько я их похоронил... - неопределенно ответил он. - А что требуется?
- Составить компанию одной маленькой, но очень опасной сеньорите.
В общем зале "Синеглазой рыбы" воцарилась атмосфера сонливости: хозяин протирает кружки, пышногрудая служанка, подоткнув подол, вымывает полы в углу. За дальним столиком сидят, обсуждая что-то, двое матросов с Кантары. Лючита морщится, когда они, завидев капитана, бурно ее приветствуют. Кивает коротко, но присоединяться не спешит, и они, заметив спутника девушки, благоразумно углубляются в разговоры о жизни.
Час проходит впустую. Местное пиво вовсе не так плохо, но от волнения кажется, будто горчит. Истории Малькольма Чита слушает вполуха, и если в другое время завалила бы кучей вопросов, то сейчас тревожные мысли в голове довлеют, заставляя не отрывать взгляда от двери. Посланник, кем бы он ни был, являться не спешит.
- Он не придет...
Неожиданно понимает, что приходить он и не собирался. Тревога захлестывает, девушка срывается с места, подлетает к хозяину.
- Здравствуйте, почтенный. Вам что-нибудь для Лючиты Фелис передавали?
Он трясет головой, явно не понимая, чем так рассержена эта красивая, но хмурая сеньорита.
- А для Марии Лючиты Альтанеро де Контильяк?
Он продолжает трясти головой, и Чита говорит совсем уже зло:
- А если хорошенько подумать?
- Н-нет... а! - вскрикивает, когда девушка направляет на него пистолет и начинает бормотать, - хотя, приходил сеньор, говорил, что если будет шуметь тут юная сеньорита, то сказать ей, чтоб шла к синему дому на гончарной улице, недалеко тут, от дверей налево, прямо и в первый проулок направо. Ай, не стреляйте, сеньорита, я тут не при чем!
- Э! А при чем тут ты? - спрашивает Малкольм, выныривая из-за спины Лючиты.
- Не при чем!
- Дурак, - бросает сердито хозяину девушка и отходит прочь, делая знак матросам, что все в порядке, она пошутила. Неудачно так, но пошутила.