- Э! Не знаю, что вы тут делаете, но мне все это не нравится, - заключает мужчина.
- Мне тоже не нравится, но... нам нужно туда.
- Не думаете ли вы, что все это ловушка? Э! Сеньорита Фелиция! - выкрикивает уже в спину девушке, а она ступает на улицу, стремительная и злая.
Из-за дверей слышится возглас:
- Вы?!
Сеньор, встреченный ею на пороге таверны со странным названием, удивлен не меньше самой сеньориты. Невысокий, плотненький и холеный, с выбритым начисто лицом, он производит впечатление франта, которому в подобной дыре явно не место.
- Чито? Перра и пута, девка в штанах...
Пощечина будто выстрел - звонкая, резкая и беспощадная. Сеньор багровеет, хватаясь за шпагу, девушка тянет из-за пояса пистолет. Из дверей вылетает и верещит нервный хозяин.
- Сеньоры, сеньоры! И сеньориты тоже! Не здесь, умоляю, только не здесь! Немножечко дальше, о, Санта Мария, за что мне такое? Каждый день ходят и пьют, и дерутся, и убивают друг друга. О!
Сеньор с сеньоритой обмениваются злобными взглядами, причина прихода сюда забыта, всплывает давняя вражда, приправленная ядом оскорбления.
- Э! И правда, уважим хозяина, - произносит миролюбиво Малкольм, оборачивается к лощеному незнакомцу и добавляет совсем другим тоном, - сеньор, вы недостойны называться мужчиной. Вы оскорбили человека, которого я уважаю, мало того - прекрасную сеньориту, созданную лишь для восхищения, но никак не для слов, вами сказанных. Я требую дуэли.
- И она будет! - охотно откликается тот. - Не смею быть с вами знакомым...
- Малкольм Винсент Хоук к вашим услугам.
- Отлично. Каэтано Сьетекабельо. Приступим?
- Постойте, сеньоры, - вмешивается Лючита, - Малкольм, у вас не будет дуэли, простите. Я сама пристрелю этого гада!
- Сеньорита Фелиция, не стоит так горячиться, я...
- Сеньоры, прошу вас, только не здесь!
- Мистер Хоук, я знаю, что делаю.
- Да-да, Чито знает, что делает...
- Молчите, сеньор, пока я не пристрелила вас без всяких дуэлей!
- Сеньорита, сеньоры, умоляю, не здесь!
- Ррр! Исчезни!
Лючита направляет на хозяина дуло пистолета, тот, вскрикнув, прячется в доме. Уже оттуда слышатся его причитания. Дверь с пинка отворяется, бедный мужчина едва успевает посторониться, и на улицу вываливаются не пьяные еще, но уже в приподнятом состоянии духа, матросы.
- Кэп, вам помочь?
На шумную компанию у таверны оглядываются прохожие.
- Пойдемте отсюда, - велит Чита и первой шагает прочь по улице.
Проулок по правую руку кажется очень удобным, через десяток шагов он изгибается, скрывая путницу от посторонних взглядов.
Краем глаза девушка видит движение, дергается, уходя вниз и в сторону. Удар приходится в плечо - вместо затылка. Что-то тупое, тяжелое, Лючита вскрикивает, морщится: рука рабочая, правая, пистолет едва не падает. Успевает отпрянуть, когда хватают сзади, стремясь не повредить, но обездвижить.
Пинается, но получает тычок под ребра, в отчаянии спускает курок, пуля уходит в землю, рикошетит, никого не задевая. Накидывают на голову мешок, и тут, из-за душного плена, слышится знакомое:
- Э! Какого черта тут творится?!
Звук выстрела, чей-то вскрик, звон металла. Ее пытаются тащить, но вскоре бросают, защищая собственную жизнь. Девушка стаскивает пыльное покрывало, перекатывается, утыкаясь спиною в стену. Нападающих пятеро, один валяется у противоположной стены, подвывая и хватаясь за бок. В рядах сторонников Читы тоже потери: один из матросов ранен и бой продолжать не может. Лючита всматривается в сереющее лицо и понимает, что продолжить бой он не сможет, наверное, никогда.
Второй пистолет заряжен, и она пускает его в ход. Мужчина вскрикивает и валится неловко на мостовую, зажимая царапину на бедре. К девушке, незаслуженно забытой поначалу, оборачивается противник.
Чита уже на ногах, любимая сабля поет в ладони и жаждет крови. Делает выпад, метя в шею, он легко отбивает. В руках у него огромный тесак, и орудует владелец им виртуозно. Вскоре Лючита уходит в защиту, закрываясь и парируя удары, приберегая силы в надежде на брешь для контрудара. Возможность предоставляется, когда противник делает неверный шаг, взмахивает рукой, чтобы сохранить равновесие, и девушка бьет в живот. Тот изворачивается, и удар соскальзывает, цепляет кончиком ребра. Но это мужчину только лишь злит. Он наступает, дикий и злой, лицо кривит гримаса ярости, это уже не задание, а личная месть, и Чита прижимается к стене, отмахиваясь саблей, экономно, умело, но все же не столь умело, как он.
Помощь приходит, когда не ожидает. И человек-то... не тот, от которого следовало бы ожидать. Сеньор Сьетекабельо бьет в незащищенный бок, и мужчина падает под ударом, не успев ничего поставить против.
- Спасибо, - слетает с раскрасневшихся губ девушки.
Сеньор только кивает и отворачивается тут же, чтобы встретиться с новым противником.
- Всех не убивать! - следует едва ли не запоздалое пожелание Читы, потому как сторонники ее заканчивают, тесня нападающих и задавливая массой.
Последний сдается, моля пощадить. Мольбу его принимают.
Девушка встречается взглядом с человеком, имевшим когда-то над нею власть, пусть и в пределах насущных дел, но - капитаном.
- Вы хороший боец, сеньор Сьетекабельо, - признает неохотно Лючита.
- Ты тоже, Чита, очень неплохой, - не более охотно признает это бывший капитан Блистательного.
Вытирает шпагу клочком чьей-то рубахи, во взгляде нет уже той снисходительности и злости, которая сверкала в глазах при столкновении у таверны. Но нет и приязни. Да и неоткуда ей быть.
- Э! Надо выяснить, кто их послал, - высказывается мистер Хоук, подходя к пленному.
Ни допрос, ни угрозы ничего не дают. Мужчины не знают, кто их послал.
"Какой-то сеньор, неприметный такой, одет просто, в дорожное. Велел захватить, желательно невредимой, указанную сеньориту: среднего роста, темноволосую и темноглазую, ходит в штанах, при себе всегда сабля и пистолеты. Денег дал. Потом обещал найти"
Так надежда на вести из дома обернулась досадой и грустью. Проясняться ситуация никак не желала.
- Братец опять недоволен будет, - пробормотала Лючита, строя сконфуженную гримаску.
Глава 10
Энрике показался загруженным донельзя, но Читу это не остановило. Прошествовав к столу, она села на свободный стул и поведала новость:
- Я продала Гранд мистеру Хоуку.
- Старшему или младшему? А, впрочем, какая разница! Ожидаемо, ожидаемо...
Братец вновь погрузился в раздумья, словно забыв о присутствии в каюте сестры.
- И ты даже не спросишь о сумме и о том, когда эти деньги попадут к нам в руки?
- Я верю в тебя, дорогая, и в то, что ты не оставишь нас без гроша в кармане.
Лючита нахмурилась, острые локотки встали на стол, девушка заглянула в синие глаза.
- Братец, что это с тобой? Ты - да чтобы не выспросил все? Быть не может!
Тот, покусывая в грустной задумчивости перо, смотрел на девственно чистый лист бумаги.
- Кому письмо?
- Одной сеньоре, вы с ней не знакомы.
- Дела амурные? - улыбнулась Лючита, решив поддеть его немного в отместку за вечные намеки.
- Увы, но нет. Это вдова Нила Хаттингса, того самого, который был смертельно ранен в недавней вашей потасовке. Ребята говорят, трое детей осталось на Санта-Каталине.
- Я не знала.
Девушка резко поникла, смутившись своей шутки и того, как мало внимания уделяет команде. Зарылась в собственные переживания, не замечая никого вокруг. Да и людей стало много, не запомнишь уж всех, кто где жил и как. Но смущения и вины это не отменяет. Из-за нее, по сути, погиб матрос, оказавшийся не в то время и не в том месте.
- Не терзайся, - произнес Энрике, вставая рядом с девушкой и кладя ей ладони на плечи. - Такое бывает, и часто.
- Но... жена, дети...
- Семье Хаттингса мы пошлем письмо и денег. Чита, ну ты чего? - вопросил он, видя подавленное состояние сестры, - ты так наивна порой, просто до безобразия! Это жизнь, все умирают. А ты... то ты раздаешь указания с капитанского мостика, как быстрей и надежней уничтожить противника, так, чтобы не успел даже огрызнуться... думаешь, у них семей нет? То коришь себя за каждого, кто пострадал якобы из-за тебя. Да даже из-за тебя если! Это жизнь, Чита, все умирают.
- Я так не могу!
- Сходи в церковь, помолись, тебе наверняка все простят.
- Дурак ты, Энрике!
- Возможно. Только я определился в отношении к жизни, а ты... мечешься все.
Девушка вздернула голову, встала, стряхивая с плеч ладони Кортинаса.
- Ну и что! У меня хоть за кого-то сердце болит.
- А у меня не болит?!
- Не знаю, - буркнула Чита и вышла вон.
Мир встретил солнцем и ветром, яркими красками, запахами, звуками. Подумалось вдруг, что не должны в этом прекрасном мире страдать люди, но...
"Это жизнь, Чита, все умирают"
Девушка поежилась от мрачного предчувствия, что спокойствия ей ждать не придется, и выкинула тут же его, утопив камнем в море.
- Нет, братец, не смогу я ровно относиться к смертям. Пусть это так, но... всегда можно что-то, да изменить. Наверное, можно...
* * *
Кто желал похитить Лючиту, так и не выяснили. С одной стороны, не было у нее противника, пожелавшего бы преследовать девушку по всему Мар Карибе. С другой... с другой стороны, каждый обиженный и ограбленный, захваченный на абордаж мог поклясться отомстить жестоко. Тот же Джереми Джойс, обманутый и лишившийся всего. Или губернатор Дарьены, чей дом она подожгла в Картахене. Но ни один из них не знал ни полного имени ее, ни имени ее отца и тонкостей семейных отношений. Значит, кто-то, связанный с домом? Но кто? Узнать это не представлялось возможным.
Так разговоры не сделали картину яснее. Более того, благородные доны вспомнили старые распри и пожелали сразиться.
- Сеньоры, возможно, вы оставите это дурное дело? - спросила в раздражении Чита.
Но никто из мужчин ее не поддержал. И мистер Нэд, и Малкольм, и Даррен, и Уберто с Унати, и даже более чем миролюбивый врач были за дуэль сеньора Кортинаса с сеньором Сьетекабельо. Дело чести просило крови.
- А алькальд местный не будет против?
Лючита с надеждой посмотрела на мистера Хоука-старшего.
- Э! Сеньорита Фелиция, властям все равно, как решат проблемы свои эти сеньоры. Лишь бы других не трогали.
Спускаясь по сходням, девушка прошипела почти в ухо брату:
- Если с-сеньор этот тебя убьет, я не буду страдать! Все, как ты велел.
- Не дождешься, сестренка.
Плеснула под черными усиками улыбка, шальная, безумная. Подумалось, что жизнь ценить он начнет, лишь постарев. И будет это очень не скоро.
Выбор оружия пал на шпаги, как когда-то давно. К поединку готовились ровно и методично, обыденно даже. Ни горячей ярости, ни холодного пренебрежения. Просто дело, которое нужно окончить. И тот, и другой бойцы хорошие, у одного опыт за спиной, у другого - молодость и сила. Встали в позицию, салютуя шпагой, закружили в медленном танце с редкими выпадами, приглядываясь и прощупывая противника.
Тихонько проклиная глупых мальчишек, Лючита смотрела за происходящим.
Вот Энрике делает выпад, шпага падает сверху вниз и наискосок, чтобы через секунду клюнуть острием воздух, где только что было плечо сеньора. Капитан, бывший капитан Блистательного, проводит комбинацию из обманных ударов и удара настоящего, который Кортинас с трудом успевает блокировать.
Мгновения, будто вспышки, взгляд не успевает следить за их действиями, сердце колотится, замирая каждый раз, когда сталь мелькает в опасной близости от тела брата, но все не решается впиться.
Мгновение - и один из противников качается, хватаясь за бок, но не падает, пытаясь удержать равновесие. Второй морщится, подхватывает его, уже не нападая.
Мгновение - и уставшая голова не понимает, кто победитель, а кто побежден, и после уже, по вздохам облегчения Уберто и мистера Нэда, по радостному "Э!" Малкольма и сосредоточенному, но не тревожному лицу сеньора Бри, осознает, что Энрике жив вполне и, возможно, даже не ранен.
- Э! Сеньор Кортинас, вы удовлетворены?
- Вполне.
- А вы, сеньорита Фелиция? Довольны ли вы?
- Просто безумно!
Девушка зла и на спокойствие их, и на нелепую эту дуэль, и на себя - из-за того, что не сумела предотвратить.
- Сеньор Бри, помогите сеньору Сьетекабельо, - просит Кортинас, и вдвоем они, доктор и дуэлянт, опускают мужчину на землю.
Выглядит тот неважно. От былой надменности и высокомерия не осталось и следа, лицо бледнеет, на камзоле расплывается красным пятно. Амори сдирает одежду лишнюю, обнажая рану, длинные пальцы прощупывают правый бок. Корабельный врач велит отрывисто:
- Раненого в мою каюту. Ничего серьезного, но лучше осмотреть внимательно и зашить.
Девушка смотрит на то, как человека, который недавно ее оскорблял, а после сражался на ее стороне, а потом дрался с братом, переносят бережно и осторожно на Вьенто. Все это - деловитая сосредоточенность мужчин, взгляды зевак, комментарии совершенно спокойного Энрике - кажется фарсом, непонятной игрой со странными правилами. В бою - настоящем бою - все понятно и просто. Есть ты и есть враг. Бей, не сомневаясь, пока не убили тебя. Все. А тут... нет, все понятно, с детства понятно, что честь и достоинство превыше всего, даже жизни - своей и чужой. Но... понять не значит принять.
Лючита фыркает и уходит, думая, что она, как настоящая женщина, склонна к прощению.
* * *
Порт-Артур, следуя и суровому названию своему, и истории, вовсе не мирной и к теплоте душевной не располагающей, прощается скупо, сухо. Нет никому дела, что ушел очередной корабль из порта. Приходят когда, другое дело, а так... попутного ветра, что еще скажешь?
Дела все решены, и направление ясно, и команда готова, никого не забыли. Но медлят чего-то, ждут.
Сеньор Сьетекабельо остался на берегу, хоть и напирал доктор, что нужно раненому наблюдение, но Лючита наотрез отказалась видеть сего человека на борту сколько нибудь долгое время. Так и сказала: видеть его не хочу.
А Даррена Хоука ждет, до последнего, когда уже коситься начинают и спрашивать, какого черта они все еще тут. С отчаянной надеждой ждет, что придет. Гуляли вчера и с ним, и с отцом его, говорили, смеялись, желали друг другу ясного будущего и удачи, пили вместе. Простились сумбурно.
- Видимо, не сложилось что-то, - шепчет она, перекатывая на языке горькие слова. - А может, и лучше... так. Может, и прав братец. Мистер Нэд, выбираем якорь!
Запевают матросы, выхаживая якорь на шпиль. Кантара и Гранд в порту остаются, а Вьенто, ставя паруса, будто крылья, снимается на Пинтореско.
Домой.
И все, что остается - остается позади.
* * *
От сна, сморившего в полдень, будят нежные переливы гитары, которые сменяются резкими и энергичными ударами по струнам. Слышится сильный голос.
- Опять Васко петь надумал, - бормочет, потягиваясь, Чита и осекается тут же.
Матрос - гитарист и танцор, весельчак, отменный боец и форменный негодяй - давно не с ними. Умер. Убит... причем ею самой.
Вместе с грустью приходит любопытство: кто же тогда играет? Причем... Лючита вслушивается и чувствует, как музыка начинает захватывать и увлекать. Хорошо играет, зараза! Любопытство обнимает мягко за плечо, выводит из каюты как есть - разнеженную и все еще сонную. Тащит по палубе, заставляя щуриться от солнца, светящего в правый глаз. Оставляет тихонько на пространстве между фок и грот мачтой, заполненном матросами: стоящими, сидящими и даже полуразвалившимися у фальшборта.
Музыкант ласкает изгибы гитары, будто самое дорогое, пальцы живут своей жизнью, пряди русых волос падают на лицо, скрывая глаза, но он, кажется, не замечает их. Поет: о море и кораблях, о доме, оставшемся за горизонтом, о людях, чье дело - "разрезать под парусом волны", о ливнях, штормах и штиле, об удаче, о темных глубинах и чистом небе. О любви поет и о тех, кто остался, дожидаясь или забывая на следующий день. О волосах женских, руках и губах, о стане гибком и знойном взгляде. И - снова о море и людях. Песни, странные и никогда ею не слышанные, или заученные едва не наизусть, перетекают одна в другую, меняется ритм, интонация, но остается голос: сильный, уверенный и красивый.
Лючита, будто во сне, проходит вперед, ее пропускают, расступаясь неслышно, садится на палубу, обласканную солнцем. Тихо все, чтоб не помешать ненароком и не спугнуть то чудесное, что витает в воздухе.
Звучат слова на древне-ильетском, и смысл, вполне ясный в целом, исчезает, когда девушка пытается разобрать фразы. Красивые слова, мелодичный напев. Мирная и нежная - колыбельная морю.