- Отдай! - закричала Лючита.
- Поцелуешь, отдам.
Осклабился, отвел руку с кулоном, губы вытянулись для поцелуя.
- Ага, бегу уже, - прорычала девушка, чувствуя, как захлестывает ярость.
- Ну-ну...
- Иди ты!
Маленький кулачок впечатался нахалу в челюсть. Голова его дернулась, глаза стали огромными, скорее от удивления, чем от боли. Зло утер с подбородка кровь от разбитой губы, прошипел:
- Сучка, да я тебя...
Угрозы он не кончил, отшвырнул только зажатую в руке цепочку. Та по дуге полетела в воду, плюхнулась, подняв небольшой фонтанчик. Лючита, как была, прыгнула следом, море приняло нежно, в рот попала горьковато-соленая вода. Мощными гребками толкнула себя вниз, и еще, дальше. Здесь глубоко, запоздало подумала она, но останавливаться не собиралась. Внизу, отдаляясь, слабо мерцала цепочка, камень тянул на дно. Почуялся упругий толчок, кто-то почти без плеска вошел в воду. Еще чуть, думала она, а на уши давила тяжесть моря, сердце колотилось у горла, но гребла упорно.
Чужие руки схватили за талию, дернули вверх, потащили. Нет, брыкалась девушка, не хочу, пустите, но ее тащили уверенно и сильно. Плюющуюся и фыркающую, выволокли на мелкое место, и только там рассмотрела "спасителя". Высокий, широкоплечий ныряльщик, загорелый до черноты, смущенно прячет глаза под русой челкой, опасаясь прямо смотреть на девицу, облепленную мокрой тканью и волосами.
- Зачем?! - Лючита заорала, позабыв про хорошее воспитание. - Я плавать умею не хуже вас, не было нужды спасать меня, вас никто не просил! Я бы достала...
Стиснула руки, с тоской глядя в играющую бликами воду.
- Не достали бы, там глубоко, - пробормотал юноша, поднимая глаза. Они оказались серыми, серьезными и безумно красивыми.
Лючита вздохнула - что теперь толку спорить - и, по пояс в воде, побрела вдоль берега, ища, где бы выбраться. Юноша шел следом. Двигался он так, словно полжизни провел в морской стихии - легко, не встречая сопротивления, разрезая воду не хуже красавца брига. У пирса встретил Энрике, безупречно одетый, франтоватый, даже надушенный. Злой, как сто чертей. Вытянул наверх, прямо в любопытную толпу. Помог взобраться ныряльщику, девушка смотрела неприязненно, услышала обрывок разговора:
- Вы спасли эту безумную? Спасибо...
Рассыпался в извинениях и благодарностях, а у нее на глаза навернулись злые слезы. Мальчишки! Им и дела нет до нее, до ее интересов, они все лишь играют в героев, а ее считают маленькой девочкой, для которой и улица - опасное место.
Пошла, вскинув голову, сквозь толпу, не разбирая дороги. Братец догнал, грубовато отволок в переулок. Лючита дернула рукой, высвобождая локоть, глаза глянули зло.
- Ты с ума сошла! Где я тебя оставил?! Какого черта сбежала, безумная нинья?
- Не называй меня малышкой, сам-то больно взрослый стал.
- Чита, ты хоть когда-нибудь думаешь, прежде чем сделать что-то? Черт!
- Не ори, - тихо сказала девушка. Обида клокотала внутри, захлестывая, голос сел. Сказать хотелось многое, но она молчала, кусая губы.
Братец выругался. Запустил пальцы в короткие волосы, скривился.
- Ты будешь меня слушаться или...
- Или что? Отправишь домой связанной с кляпом во рту?
- Хоть бы и так, - огрызнулся он.
Лючита невольно улыбнулась, потеребила брата за рукав дорогого камзола.
- Братец, когда же ты поймешь, что я - не изменилась. Да, повзрослела, стала носить платья и драгоценности, даже на первом приеме была, но не стала другой. Я та же, хоть и выгляжу иначе. Мы слишком давно не виделись, ты забыл...
- Ты девушка.
- Значит, как ночью наперегонки плавать, я не девушка, а тут вдруг стала.
Сжал плечи, пронзил взглядом, синим, беспокойным.
- Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
- Со мной ничего не случится, правда. Ну братец, перестань меня опекать.
- Не перестану, - мрачно пообещал он.
- Знаю, - вздохнула она, - знаю.
- Пойдем, горе ты мое.
На выходе из проулка маячила фигура в черном плаще. Ничего особенного, многие из тех, что претендуют на звание донов, носят плащи, а под плащами расшитые желтые куртки, рубашки с кружевом, узкие штаны, чулки и туфли с пряжками. Многие надвигают шляпу на глаза, то ли желая остаться неузнанными, то ли привлекая внимание своей горделивой надменностью. Многие, но увидев этого, Энрике подхватил девушку под руку и ускорил шаг. Не решаясь спрашивать, Лючита едва не вприпрыжку поспешила за ним. Ладонь прихлопнула ниже шляпу, возвращенную братом, мокрую и жесткую. Волос не видно, она снова мальчик, слишком худой для своего роста.
- Дон Энрике Кортинас, если не ошибаюсь.
Это не звучало вопросом, да по сути им и не было. Незнакомец пошел навстречу, голос его, мягкий и вкрадчивый, показался неприятным.
- Не ошибаетесь.
Брат остановился так, что Лючита оказалась за спиной. Хотела посторониться, но он пихнул сердито локтем.
- Вы, верно, не помните меня, я давний знакомый вашего дяди, сеньора Альтанеро.
По спине пробежала волна дрожи, выглядывать сразу расхотелось. Ее нашли? Так быстро?
- Отчего же, помню. Дон Аугустиас Эррада. Мы встречались как-то в Пинтореско, вы были с женой, доньей Переттой. Великолепная красавица, кажется из Ильеты. Нуэве-Ильеты, конечно.
Мужчина вежливо кивнул, отдавая дань хорошей памяти и хорошим манерам. Назвать донью Перетту красавицей - надо обладать изрядной смелостью или наглость, а то и сочетать оба качества.
- Какими судьбами в Пуэрто-Перле?
- Путешествую.
Краткости Энрике позавидовали бы монашки-затворницы, и сеньора Эррада подобный ответ не удовлетворил.
- Ваш дядя говорил, что вы весело проводите время, и только.
- Он склонен к резкости суждений, но имеет на то право, чего нельзя сказать о вас.
Сеньор тронул край шляпы, чуть наклоняя голову.
- Приношу свои извинения, не хотел оскорбить вас.
- В ваших извинениях нет нужды, сеньор Эррада. Передавайте благие пожелания донье Перетте, скажите, что она прелестна. Если вы не возражаете, мы с моим спутником отправимся по делам.
- Возможно, вы представите меня ему.
- Энкарнасион Отис. Бедняга нем от рождения, потому не доставит вам удовольствия от беседы. Мы спешим, если позволите...
- Сеньор Кортинас, не мог бы милейший Энкарнасион выйти из-за вашей спины и снять шляпу? Я привык смотреть в лицо новым знакомым.
- Это исключено.
Лючита с тревогой прислушивалась к разговору, перед носом подрагивала напряженная спина брата, из-за нее доносились вкрадчивый голос и слова, от которых становилось не по себе.
- Сдается мне, ваш спутник и не молодой человек вовсе, а девушка.
- Да, вы правы, моя спутница - дама, и я никому не позволю узнать ее и очернить доброе имя подозрениями.
- Дон Энрике, я настаиваю.
- Дон Аугустиас, вы переходите все рамки приличия. Мы удаляемся.
- Не советую этого делать, сеньор. Останьтесь и назовите имя дамы.
- Ни за что!
- Я буду вынужден применить силу.
Кортинас вздергивает голову. Пальцы поглаживают эфес шпаги, всем своим видом он говорит: попробуйте.
- Вы сами этого захотели. Последний раз повторяю. Дон Энрике, будьте благородным человеком, отдайте донью Альтанеро, ей пора возвращаться домой.
- Я вас не понимаю.
- Отлично понимаете.
- Чита, отойди-ка в сторонку.
Голос брата холоден и спокоен, и не предвещает ничего хорошего. С тихим шелестом скользит из ножен сталь, падает фраза:
- Защищайтесь!
Девушка, завороженная хищными позами и неприкрытой угрозой, пятится, пока не упирается спиной в стену.
- Мне не велено убивать вас, сеньор, - говорит мужчина, наматывая на левую руку плащ, - но я не остановлюсь ни перед чем. Донья должна вернуться домой. Отступитесь, пока не поздно.
- Нет.
Выпад, блеск стали под полуденным солнцем, проба сил. Противники осторожны и вежливы.
- Вы молоды и неблагоразумны.
Укол с низкой позиции, уклон, финт, снова укол. Все в воздух.
- Дон Хосе желает видеть дочь.
Солнце в глаза, расположение неудачное, Энрике щурится, пытаясь обойти, но противник, более опытный, не дает. Выпады и финты, и фразы, столь вежливые, будто благородные доны мило беседуют за чашечкой кофе, а не пытаются заколоть друг друга. Братец, молодой и сильный, напирает, но дон Аугустиас защищается вполне успешно.
Обманный выпад, укол, снова укол. Мужчина извернулся, острие шпаги чиркнуло по камзолу, прорезав ткань и поцарапав руку. Лючита вскрикнула негромко, прикрывая рот. Возмущение пересилило страх за брата, захлестнуло. Мальчишки! Вечно готовы драться по любому поводу.
- Хватит! - прикрикнула она. - Прекратите немедленно!
Они отвлеклись на мгновение, и вновь появился повод ахнуть: сеньор Эррада сделал длинный выпад, сталь коснулась плеча юноши. Тот поморщился, сократил расстояние одним прыжком. Один сильный удар -- и оружие полетело из рук противника, острие шпаги возникло в опасной близости от горла дона. Энрике заставил его пятиться до стены, вздыхая и вздрагивая, когда сталь царапала кожу.
- Вы победили, сеньор Кортинас, можете забирать донью и уходить. Я не стану вас преследовать.
По губам брата скользнула недоверчивая ухмылка.
- И я должен вам верить?
Дон высокомерно вздернул голову, посмотрел из-под опущенных век.
- Слово мужчины и дона.
Братец убрал шпагу, противник его вздохнул свободнее.
- И вы не расскажете о нас отцу? - все не могла поверить Лючита.
- Донья Альтанеро, - снисходительно произнес дон, - при всем к вам уважении, я не могу себе этого позволить.
- Понимаю. - Энрике поправил перевязь со шпагой. - Вы дадите нам неделю, и в это время никому не расскажете о нынешней встрече, и не будете искать новой.
Коротким кивком дон подтвердил условия, и юноша с девушкой скрылись за углом, оставив старого знакомого и недавнего противника в переулке.
* * *
Они отплыли с рассветом третьего дня на Блистательном, потрепанном двухмачтовом бриге, вовсе не таком красивом вблизи, но куда как более внушительном. Лючита едва не подпрыгивала от полноты чувств, жадно оглядывая деловитых медлительных матросов, влажную палубу, сваленные тут и там бочки, тюки, огромные полотнища парусов и тросы, веревки и веревочки непонятного назначения, растянутые между мачт, будто паутина. Поскрипывало дерево, разваливалась острым носом надвое вода и, шипя, оставалась позади. Ветерок обдувал лицо, девушка щурилась от блеска моря, было непривычно много цвета, запаха, она ощущала себя по-другому, немного не-собой. Разом сбылись давние мечты, и нечего стало желать. Лючита нахмурилась. Нет, она желала - найти Мигеля. Поглядеть в глаза и понять - бросил он ее или нет. Это стало так важно, важнее странной влюбленности, черных глаз, удивительных рассказов и нежных объятий, после которых внутри осталась недовольная пустота.
Энрике говорит, он мерзавец. Ах, Энрике...
- ...ты мой младший брат, двоюродный, - натаскивал вчера братец. - Помнишь историю?
- Помню, - отвечала она.
Младший брат тринадцати лет, из хорошей семьи, родители решили поучить жизни и сослали на корабль юнгой, а чтоб не обижал никто, корабль выбрали соответственный - Блистательный, к кузену под крылышко. Так?
Так, вздыхал Энрике. Не верилось ему, что все пройдет гладко, но отступать оказалось некуда, дон Хосе Альтанеро, наслушавшись рассказов Игнасио, проявил упорство, и теперь девицу разыскивало все южное побережье Хаитьерры. Путь остался один - бежать с острова. Возвратиться домой она наотрез отказалась.
Глава 2
После недели, проведенной на корабле, Лючита поняла, что ее представления о морской жизни сильно отличаются от реальности. В мечтах было море, солнце, ветер, прекрасный корабль, честные свободные люди, а в реальности прибавились подъем едва ли не с рассветом, тяжелая работа с утра до вечера - каждый день, кроме воскресенья, - качающаяся палуба, грубоватые окрики, шутки матросов, порой весьма обидные, и капитан. Совсем другим представляла его: суровым, строгим, высоким-высоким, с изрезанным морщинками лицом и темными волосами, чуть тронутыми сединой, крепкого, сильного, с голосом, как раскаты грома. Этот же, дон Каэтано Сьетекабельо, оказался среднего роста, кругленьким, щеголеватым, лощеным, как придворные доны, едва заметно лысеющим и, невзирая на погоду, всегда гладко выбритым. Словом, по виду совсем не моряком.
Разочарование Лючита спрятала глубже, не желая ссориться с главным человеком на корабле и оставляя ему шанс доказать свое право командовать.
У каждого должен быть шанс, думала девушка, надраивая песчаником палубу рядом с дверью каюты. Руки, нежные когда-то и белые, покраснели и вспухли мозолями, а капитан стоял рядом, и взгляд его цепко следил за каждым движением, не позволяя отвлечься ни на миг. Лишь недавно оторвалось от горизонта и пошло в гору солнце, море стало будто политое золотом, на небе зависли тонкими перьями облака. Тихо, даже ветер замолк, прислушиваясь к красоте мира, а она не отводит глаз от собственных рук, палубы и ломкого камня.
Прошуршало за спиной и стихло. Раздался голос капитана, но уже далеко, ближе к фоку - там матросы таскают за веревку большие куски камня. Лючита разогнулась, потянулась с наслаждением.
- Эй, белоручка! Волынишь?
Повела недовольно взглядом в сторону мальчишки, рыжего юнги Йосефа, что, пользуясь отсутствием сеньора Сьетекабельо, подобрался ближе. Смотрит насмешливо - что она станет делать? Лет четырнадцати всего, а вытянулся не хуже шестнадцатилетнего, стоит, чувствуя себя куда как сильнее.
Дернула плечом, продолжая тереть дерево. Намеренно не смотрит, чувствуя, как помимо воли распрямляется спина, приобретают горделивый разворот плечи.
- Белоручка, че, совсем оглох? Не только палубу, но и уши чисть. Эй!
Чем больше она молчит, тем сильнее он злится, потому как не боится его, это видно, но отвечать не желает. Рыжий краснеет от злости, щеки идут бледными пятнами, шипит сквозь зубы ругательства.
Лючита бурчит, улыбаясь:
- Брехливая собака не кусает.
Он замирает, не желая верить ушам. Подается вперед, кулаки сжимаются до белых костяшек, глаза стали совсем прозрачные, смотрятся жутковато.
- Заморыш юнга что-то вякает?
- Нормальные люди разговаривают, а вот ты вякаешь.
Голос холоден и высокомерен. Так сложно отучиться от "приличных" манер, хорошо хоть не на вы обращается.
Юнга толкает в плечо, не сильно, но оскорбительно. На ее месте любой бы вскочил и полез в драку. Любой мальчишка. Но она не мальчишка, и потому встает медленно, давая возможность передумать, извиниться, потому как трогать ее нельзя, права не имеют, не положено, у нее защитник есть... и вообще, она девушка! Шоколадного цвета глаза прошивают насквозь, брови ломаются, хмурясь, губы тончают, пытаясь сложиться в линию. Ты не прав, говорит ее лицо. Йосеф отводит взгляд, но тут же бросает зло:
- Мы еще разберемся.
Как по команде, отходит, поглощенный неожиданным, но очень нужным делом. По палубе шествует капитан. Все заняты, даже случайные зрители, лишь один юнга застыл соляным столбом, витая мыслями в облаках.
- Чито, какого дьявола ты без дела? Работы нет? Так найдем. Мистер Нэд!
Насмешливый взгляд из-под рыжей челки, Лючита косится гневно, но тут же опускает глаза - вездесущий старпом рявкает будто в ухо:
- Кончай глазеть, бездельники!
И вот уже перед юнгой ворох запасных парусов с наказом залатать до обеда, и разговаривать запрещено.
Тяжела жизнь матроса.
* * *
В субботу встали на якорь в трех кабельтовых от города, маленького, как брошенная на побережье бусина. Домики цепляются за голые скалы, деревьев мало, гавань открыта всем ветрам, неприветлива, судно качается на волнах, в любой момент готовое сняться. И это все та же Хаитьерра, огромный остров, на котором раскинулись благословенный Пинтореско и щедрая Пуэрто-Перла. Если не знать, ни за что не поверишь.
Матросов, не занятых вахтой, отпустили в воскресенье на берег. Энрике зачем-то понадобился капитану в городе, а Лючите не повезло, она со старпомом, тремя моряками и юнгой остались на борту, с тихой завистью поглядывая на счастливчиков. Дон Сьетекабельо восседает на банке, мужчины дружно налегают на весла, остроносый вельбот ласточкой летит по волнам.
Берег казался соблазнительно близким, Лючита со вздохом подавила желание нырнуть и добраться до него вплавь. Это капитан может позволить себе все, что угодно, а она человек подневольный, от одного лишь купания могут быть большие неприятности. И ладно бы надеяться на следующее воскресенье, но они простоят в порту не больше недели, значит, берег и теплые волны - мечта, недоступная еще надолго.