Почему?
Потому, что на высоких кручах над Ворсклой есть прямой выход к Богу. Поэтому на Полтавской земле родилось более восьмисот выдающихся людей. Больше не дал ни один регион мира.
У Димы снова возник вопрос:
Почему Кобо с венком сразу не нырнул в вырытый дьяволом ход?
Наяда залилась серебряным смехом:
Ты думаешь, дорога в адсияющий эскалатор, фуникулер? Для падшей душида. Но пронести туда венок очень не просто, поэтому Кобо идет через прошлое, для подзарядки энергией во временах правления коммунистов. Ведь венок заряжен положительно, и демон тратит много энергии, чтобы нести его.
Дима задумался.
«Целая философия получается».
Затем, словно очнувшись, спросил:
Что такое Полтава небесная?
Это небесная аура Полтавы земной.
А есть еще Полтава подземная, что ли?
Потусторонняя, уточнила Наяда, затем добавила: Отпечаток всего негативного.
Он опять задумался.
Дима Томин! чуть ли не официально обратилась Наяда. У тебя мало времени. Мне нужно знать твое решение.
Дима повернулся к русалке и, стараясь твердо выговаривать слова, вымолвил:
Я выбираю служение Добру.
Вот и прекрасно. Честно говоря, я и не сомневалась, с нескрываемой радостью сказала русалка.
То тут, то там не умолкая гремела канонада. Звуки стальными дробинками больно кололи ухо.
Димка! звонко прозвучало над озером. Собственное имя показалось Томину чужим и далеким.
Димка!!! уже как от удара плетки встряхнулось сознание.
Медленно переступая через торчащие коряги, то и дело оглядываясь, из рокового сиреневого тоннеля боязливо вышел Андрей.
Диму бросило в дрожь. Сильно вдохнув и до хруста сжав кулаки, он протяжно и громко закричал:
Не-е-е-ет!!!
Но Дорошенко уже шел к озеру. Увидев русалку, споткнулся, но удержал равновесие, замахав руками, как крыльями. Глаза его невероятно расширились. Подойдя к Диме и не в силах сказать ни слова от удивления, Андрей только глотал воздух, как рыба, выброшенная на берег.
Прячьтесь! воскликнула русалка, и в следующее мгновение послышался близкий конский топот.
На пригорок выскочили пять всадников в синих мундирах. За ними еще и еще.
Друзья быстро залегли в прибрежные кусты. Благо трава была высокой и плотной, а густой дым от пальбы затруднял видимость.
Вздымая пыль, лязгая оружием, по тропе проехало примерно сто всадников в полном вооружении. С горящими, озверевшими глазами на закопченных, усталых лицах. Их взъерошенные, мокрые усы топорщились. В помятых, запыленных мундирах, устало подпрыгивая на взмыленных лошадях, всадники никак не походили на театрализованное представление. И было еще что-то неуловимое и необъяснимое, тяжелым молотом стучащее в мозгу, это настоящие шведские воины.
Пока ехали кавалеристы, ребята вдавились в землю и боялись даже дышать. К счастью, клубы темно-серого дыма, перемешанного с пылью, неплохо маскировали, а шведам не пришла в голову мысль остановиться у воды и утолить жажду. Ошарашенный Андрей, прижавшись правой щекой к земле, с недоумением смотрел на Диму. Пушечная пальба не прекращалась. Мутное утреннее солнце с грустью глядело сквозь дым, словно через разорванную, грязную тряпку.
Когда последний всадник скрылся в облаке пыли и стих стук копыт, Андрей вскочил и бросился к лагерю, откашливая и сплевывая пыль с песком. Дима кинулся за ним.
Стой! закричал он вдогонку, но Дорошенко был уже далеко.
Проскочив, на удивление быстро, сиреневую рощу, Дима выскочил на поляну и остановился как вкопанный. Поляна оказалась не та, где вчера разбили лагерь. Стоптанную траву окаймляли более массивные деревья, словно обнявшие друг друга разросшимися, длинными ветками. Но самое главноеотсутствовали следы ночного табора. Ни палаток, ни остатка костра, ни нервничающих экстремалов. Кругом клубился дым, пахло гарью и без остановки, закладывая уши, грохотала канонада.
Сквозь шум орудий, совсем рядом, раздалось надрывное, конское ржание, видимо, бедное животное не выдержало царившего ужаса. Товарищи, словно сговорившись, бросились в сторону и укрылись за толстым, морщинистым стволом поваленного дерева. На поляну выехал отряд шведов. С другой стороны выскочили лихие зеленые мундирыто были русские.
Послышались выстрелы, крики раненых, лязг сабель, русская и шведская брань. В нос ударил сладковато-приторный запах крови, смешанный с солоноватым духом пота и терпким привкусом пороха. Люди с безумным остервенением рубили друг друга. Кони отчаянно ржали, гарцевали, вставали на дыбы и падали. Мелькали окровавленные шашки и штыки.
Вскоре шведы отступили.
Дым колыхнулся и легко взлетел к потемневшим верхушкам деревьев, открыв чудовищную картину: десятка три убитых, множество раненых, истекающих кровью, несколько убитых лошадей. То тут, то там раздавались жалобные крики умирающих. Гул битвы нарастал. Казалось, гремит повсюду.
Куда бежать?
Опять послышался топот копыт. Ребята пригнулись. В полном молчании, поднимая клубы коричневой пыли, проехал большой отряд русской конницы. Примерно триста человек.
Когда скрылся последний всадник и затих мерный топот копыт, Андрей сильно дернул Диму за руку:
Что все это значит?
Дима вкратце поведал, о чем говорила Наяда. Пару секунд Дорошенко обдумывал услышанное, затем серьезным тоном произнес:
Нужно спешить спасать лавровый венок.
С горящими глазами и слишком уж сосредоточенным лицом Андрей напоминал потенциального клиента психиатрической клиники.
«А может, все находящиеся тут людипотенциальные клиенты психушки? подумал Дима. Не зря ведь психбольницу в Полтаве называют Шведской?»
Андрей! Русалка говорила только про меня. Ты можешь остаться, совершенно серьезно произнес Дима.
Где? Здесь? Андрюшины губы скривились в надменной улыбке.
Понимаешь, пойти со мнойвсе равно что щуке в пасть, с нажимом сказал Дима.
Ничего, и щука иногда отпускает добычу, отшутился Андрей.
Наяда отправит тебя обратно в наше время, не унимался Томин.
Она что, оператор туристической фирмы?
Андрюха! Я серьезно.
И я не шучу. Голос Дорошенко зазвенел металлом. Как могу оставить тебя одного? Я иду с тобой. Это мое решение.
Дима внимательно глянул на друга. Тот смотрел спокойно, преданно.
Спасибо, Андрюха! Дима протянул руку.
Плотная Андрюшина ладонь, как тисками, сжала Димину кисть.
Тогда пойдем, решительно сказал Дорошенко.
Может, для начала раненым поможем? Дима сочувственно глянул на стонущих людей.
Чем? Тебе жить надоело? В голосе Андрея зазвучала твердая сталь. Как ты им поможешь? А сам можешь погибнуть очень даже легко! Так что пойдем быстрее отсюда!
Друзья осторожно спустились по сиреневому тоннелю и подошли к озеру. Вместо утреннего тумана там клубились рваные вихри пушечного дыма, и вода, потеряв прозрачность, была непроглядной, как ржавая железная дверь.
Наяда! негромко позвал Дима.
Подул легкий ветерок. По поверхности водоема побежали маленькие, злые волны, ощетинившись пенными клыками барашков. Ребята ждали с замиранием сердца. Шум битвы снова усилился.
Рядом послышался слабый всплеск, появилась прелестная головка Наяды.
Тебе будет вдвойне тяжело. Возможно, тебя даже не пустят в Полтаву небесную! роковым голосом сказала девушка, внимательно глядя на Дорошенко.
Я принял решение, спокойно ответил Андрей.
Что ж, твой ответ достоин восхищения.
Андрей промолчал, только пристально глянул на Наяду.
Я знала, что вы вернетесь, только незачем было проверять лагерь, продолжала русалка.
Но я я ведь ничего не знал! Мне уже на поляне Дима все рассказал, оправдывался Дорошенко.
Это ясно, только время потеряно. Сейчас нужно спешить. Идите к тому месту, где в вашем времени стоит памятник шведам от шведов. Только сейчас там нет никакого монумента. Это обширная поляна. Почувствуете ее по сильному энергетическому излучению. На этой поляне открыт энергетический коридор. Кобо наверняка уже там. Ты, Дима, любой ценой должен забрать венок и через этот коридор вернуться в свое время. Как это сделать? Не знаю. Но запомните: коридор открыт только до десяти утра.
Как по нему пройти? поинтересовался Андрей.
Когда будете ясно видеть столб света, разбегайтесь и ныряйте в него, как в воду, руками вперед, закрыв глаза и задержав дыхание. Не бойтесь, не разобьетесь. Конечно, без специальной тренировки будет очень трудно, но ничего, справитесь. Вижу, со спортом дружите.
Если не увидим этот столб энергии, что делать? забеспокоился Дима.
Увидите, успокоила Наяда. Кроме вашего примитивного трехмерного измерения существует еще множество миров, причем как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения показателей. Вы хоть и перенеслись на триста лет назад, но попали практически в свое пространство. А могли ведь попасть и в другое, так что вам еще крупно повезло. Говорю «практически», потому что небольшие перекрытия из соседних измерений при переносе в прошлое неизменно присутствуют. И возле тоннеля они наиболее проявляются. Так что ничему не удивляйтесь. Если вдруг не будете успевать, возвращайтесь ко мне. Буду ждать вас до полудня, но ни секундой больше! Дольшене могу. Это озеро только с виду простое. Естественно, оно тщательно заилено, но через него проходит большой энергетический разлом. Это, конечно, не просторный тоннель. Двигаться по кривому, изломанному разлому стократ сложнее. К тому же нужно пройти заградительные барьеры, которые без меня не преодолеете. Но если выберетесь, попадете примерно в свое время. Существует небольшая погрешность, примерно до ста лет, но все же лучше, чем навсегда остаться в 1709 году. А теперь спешите, пора. Да, кстати, чуть не забыла, у вас есть время?
Дима не носил часы, а Андрей достал старенький мобильник. Серый экран уверенно показывал 8:26. Русалка улыбнулась. Мобильная связь сейчас к месту.
Какой оператор? иронично спросила девушка.
МТС, серьезно ответил Дорошенко.
Наяда ничего не ответила. Молча достала золотые карманные часы с изящной цепочкой и протянула Диме:
Возьми, чтобы знали точное время. А теперь действительно пора. Удачи, ребята!
Дима с Андреем двинулись к поляне. Дорога свернула влево. Тут плотной стеной разросся высокий кустарник. Решили пробираться через него. Хоть и медленнее, зато надежнее, можно остаться незамеченными. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, словно острые крючки, и, хитро переплетаясь, заграждали путь. Ветки упорно не хотели, чтобы друзья уходили. Не пускали в неизвестность, к опасности, возможно, к самой гибели. Но оставаться тоже означалопогибнуть.
Вскоре цепкий кустарник немного поредел. Стали появляться одинокие опаленные деревья. Наконец, лес разорвал плотные сплетения кустов, и друзья вышли на утоптанную лесную тропинку. Стрельба не прекращалась и гремела повсюду. Звонкий баритон картечи сопровождал глухой бас пушек под многострунный аккомпанемент копыт. По лесу летал, извиваясь, разорванный в клочья серый дым, затрудняя дыхание и пощипывая глаза.
Осторожно пробираясь среди морщинистых дубов, стройных кленов, кудрявых ясеней и трепещущих осин, друзья почувствовали близость тоннеля. Эта близость проявлялась в сильном тепловом излучении, как возле огромного костра, только возникла подсознательная уверенность, что это не огонь, а какая-то неведомая, высшая форма тепла.
Ребята пробирались дальше. Тепло усиливалось, но вместе с тем усиливалась и стрельба. Наконец за нервно подергивающимся древесным занавесом, в грязных лучах солнца, показалось огромное поле. Когда открылся последний ряд листьев, друзья увидели грандиозное сражение.
И грянул бой, Полтавский бой!
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть, и ад со всех сторон.
Пушкинские строки навязчиво закрутились в Диминой голове.
В ту же секунду между ребятами и полем Полтавской битвы, неизвестно откуда, появилось огромное невесомое увеличительное стекло, словно гигантский плазменный телевизор, так что стали отчетливо видны даже самые дальние уголки этого огромного участка земли.
Сколько хватало глаз, до самого горизонта простиралась плоская равнина, плотно усеянная людьми. Слевасиние мундиры, справазеленые и серые. Конные и пешие, с ружьями и саблями, старались убить противника с животной остервенелостью. Стоял неимоверный гул от криков тысяч голосов, топота множества копыт, лязга бесчисленных сабель и беспрерывной пальбы.
Дым запыленным покрывалом заволакивал поле боя, периодически скрывая мертвых и еще живых. В грязно-серых клубах зловеще поблескивали стальные клинки, часто окровавленные. До тошноты пахло кровью. Дым медленно поднимался в неботам, в рваных обрывках едких облаков, плясало пьяное от крови солнце.
«Побоище! Жуткое, кровавое, нечеловеческое побоище! с ужасом думал Дима. Какой дьявол придумал эти войны, чтобы люди с такой жестокостью убивали друг друга?»
И сообразил, что в вопросе уже есть ответ.
Ребята, прижавшись к земле, напряженно следили за сражением. Хоть это и кощунственно звучит, но лучшего места для наблюдения не найти. Поле Полтавской битвы виднелось как сцена из театральной ложи, только вместо бархатных, мягких креселтвердая обветренная земля. Бутафорские декорации заменяли настоящие пушки и ружья. А пространство пронизывали свинцовые пули и чугунные ядра, и люди умирали реальной смертью.
Тоннель, как и утверждала Наяда, оказался виден даже невооруженным глазом и представлял исполинский смерч, пригвожденный к месту. Его хвост быстро извивался в воздухе, подобно гигантской змее. У землисветлый, почти белый, а кончикпрактически черный. Этот хвост находился в самой гуще сражения, но на расстоянии примерно метра от него людей не было. Воины, конечно же, не видели этого торнадо, но интуитивно избегали его.
А битва, словно бушующий океан, неистово громыхала и надрывно орала криками умирающих. Битва давила той жаркой, жуткой, высасывающей все соки энергией, какая бывает в присутствии смерти.
И смерть, почти зримо, присутствовала, ощущалась физически, до боли в голове, до темноты в глазах. Сегодня наступил ее праздник. Диме показалосьнад грудой убитых колыхнулась белая воздушная мантия, накинутая на огромный скелет, а на лица еще живых легла тень от гигантской косы.
В самой гуще сражения Томин увидел рослого воина в зеленом мундире на могучем белом коне. Гигант повел в атаку пехотинцев в серых мундирах. Лицо воина было сосредоточенно. Черные как смоль волосы развевались. Темные усищи были взъерошены. Глаза метали молнии. В руке блестела шпага. Невероятная решимость чувствовалась в каждом его движении. Что-то сжалось внутри Димы. «Да это же царь Петр!»
Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен.
Он весь как божия гроза.
Продолжали навязчиво крутиться в Диминой голове строчки из пушкинской «Полтавы». Ряды шведов начали испуганно пятиться назад.
Сильная ладонь Андрея до боли сжала Димино плечо. Томин оглянулся. Дорошенко указал направо. Неподалеку преспокойно сидел Кобо. Колючие глаза внимательно всматривались в тоннель. Заветная сумка неподвижно висела на левом боку.
Дима задумался: «Что же делать? Как отобрать сумку?»
Дорошенко снова хлопнул Томина по плечу.
Пошли, прошептал он, поднялся и решительно направился к демону.
Но неожиданно тоннель начал деформироваться. От него отделились темные, неясные силуэты и спрыгнули на землю. Силуэты эти быстро превратились в черные мускулистые существа с размытыми лицами и стали неистово плясать, широко размахивая длинными, как у обезьян, руками. Все закружилось в одном безумном, кровавом вихре: кони, люди, пушки, знамена.
«Может, это у меня голова кружится? Может, это сильный гипноз или крепкий сон?» уныло подумал Дима.
Резкий, свистящий звук чего-то большого, материального, пролетающего слишком близко, оглушил и отрезвил Томина. Это большое попало в молодую сосну, с ходу сломало ее и, отскочив в сторону, покатилось с шипением. Перерубленное дерево с глухим стоном рухнуло наземь, сломав половину веток.
Пушечное ядро! Пригнись! услышал Дима запоздалый голос Андрея, уже приникнув к земле.
«Как хорошо, что я не эта сосна!» с радостью подумал Дима.
А мускулистые черные силуэты продолжали бесноваться, кого касались рукой или ногой, тот падал замертво. Было видно, что специально черные никого не задевают, но горы убитых и раненых их явно веселят.