Гермиона предпочла бы работать одна, но не имела такой возможности, и Пенни была лучшим вариантом напарницы. Они обе работали в Отделе борьбы с неправомерным использованием волшебства, одном из ключевых отделов Департамента магического правопорядка. Что бы ни происходило в мире магии, магглы не должны были о нём узнать. Детское баловство или мошенничество с использованием магиикаждый случай требовал внимательного изучения, расследования и ликвидации последствий.
Параллельно с основной работой Гермиона добровольно вызвалась разбирать архив ДМП и классифицировать законодательные акты, по которым жила Волшебная Британия. Это было муторное, скучное, но необходимое делочтобы общество функционировало, оно должно регулироваться понятными, доступными, прозрачными законами, а тысячелетней давности акты, написанные на латыни, под определение «доступные» или «понятные» не подходили.
Первые годы после победы новый Министр магии Кингсли Шеклболт был занят восстановлением страны: нужно было не только выявить приспешников Пожирателей и определить им меру наказания, но и отстроить разрушенные объекты, обновить защитные чары, убедить волшебников, что они снова могут спокойно спать в своих постелях и что за попытку поесть мороженого в кафе на Косой аллее больше не убивают.
Поэтому после окончания Хогвартса Гермиона занялась не тем, к чему стремилась, правами угнетённых магических существ, а аналитической работой в одном из отделов Департамента магического правопорядка. Кингсли лично объяснил ей, что не может сейчас позволить себе разбрасываться кадрами и отправлять заведомо умную волшебницу в бесперспективный и пока не слишком важный отдел контроля за магическими существами.
Гермиона хотела было спорить, объяснить, что домовые эльфы, вейлы и оборотниэто отнюдь не «бесперспективно», что они угнетены и страдают, но Кингсли протянул ей свиток пергамента. Гермиона развернула его и увидела длинный список имён. Что это? Дети, ответил Министр. Дети, оставшиеся без родителей или близких родственников, не связанные с миром магглов и лишённые минимальной социальной защиты, потому что в нашем мире нет и никогда не было приютов.
В списке было более ста пятидесяти имён. Магические существа имеют крышу над головой, знают, где добыть еду или как на неё заработать, у них есть поддержка общин или кланов. В отличие от этих детей. Учись расставлять приоритеты, Гермиона.
Детьми Гермиона и занялась тогда. Не ими самими, правда: у неё было подозрение, что она едва ли справится с ролью няньки для ста пятидесяти магически одарённых ребят в возрасте от полугода до пятнадцати лет. Она занялась организацией приюта и подобия социальной службы, поставила на уши всё магическое сообщество и за год сумела найти семьи для всех ста пятидесяти детей, а также организовала систему контроля за их благополучием.
В то время у неё появился неожиданный, временами неприятный, но полезный соратникНарцисса Малфой. Она появилась на пороге крошечного кабинетика Гермионы в один из дней, прошла внутрь, поджав губы, без спросу взмахом палочки освободила себе место на стуле и села на краешек. Миссис Малфой, у нас не назначена встреча, холодно сказала Гермиона, чувствуя, как по позвоночнику стекает холодная капелька потаона смотрела на узкое холёное лицо, а видела перекошенную гримасу страха и отчаянья, как тогда, в поместье Малфоев. Простите за вторжение, мисс Грейнджер, уронила миссис Малфой с таким видом, словно делала Гермионе большое одолжение, начиная разговор. Но у меня к вам деловое предложение, от которого вы вряд ли захотите отказаться.
Гермиона не позволила себе резко ответить: «У меня нет общих дел с Пожирателями Смерти», хотя ей этого очень хотелось. Но миссис Малфой была оправдана судом, а значит, нельзя было бросать ей обвинения в лицо. Прошу вас высказаться кратко, миссис Малфой, у меня мало времени. С удовольствием, миссис Малфой улыбнулась короткой, закрытой улыбкой, не показывая зубов, и заговорила: Вы занимаетесь сиротами сейчас, мисс Грейнджер. Позвольте сказать, что у вас ничего не выйдет. Вы пытаетесь навязать волшебникам точку зрения магглов, строите приют, на этом слове она едва заметно поморщилась, но мы не магглы, мисс Грейнджер. Наши дети не растут в приютах. Это не деловое предложение, заметила Гермиона. Скоро будет. Позвольте мне помочь вам в этой работе. Помочь детям. Я знаю всех наиболее влиятельных британских и зарубежных дельцов, всех, кто готов оказывать вашему делу поддержку. Я знаю представительниц всех женских клубов. Всех ассоциаций. И знаю, как с ними обращаться. С моей помощью вы найдёте семьи для всех своих подопечных, и потребность в приюте исчезнет.
Гермиона сомневалась. Даже если от миссис Малфой мог быть толк, она не хотела её помощи. Она не хотела находиться в одном здании с кем-нибудь по фамилии Малфой. И точно не с теми её представителями, которые смотрели, как её пытает Беллатриса. Что взамен?
Миссис Малфой прикрыла рот маленькой ручкой с отполированными почти прозрачными ноготками. Мисс Грейнджер, разве мы можем говорить об обмене услугами, когда на кону стоят жизни сирот-волшебников? если бы не её совершенно холодный взгляд, Гермиона бы ей поверила. Миссис Малфой, не тратьте моё время попусту. Я с трудом верю в ваше бескорыстие. Вас интересует восстановление репутации, не так ли?
Гермиона отвела взгляд, почувствовав, что от этой женщины её начинает тошнитьпричём дело было не в её поведении и не в том, что она сейчас пытается влезть в доверие к новому правительству, в то время как её муж сидит в Азкабане, а сын под домашним арестом. Возможно, причина была в слишком густых духах. Или в совершенной уверенности в своей правоте. Ваше предложение кажется мне слишком обременительным.
Миссис Малфой на полдюйма опустила подбородок и произнесла тихо: Дайте мне знать, если измените своё решение, мисс Грейнджер. Спасибо за то, что уделили время.
Гермиона думала две недели, прежде чем написать ей короткую запискуеё гриффиндорский дух восставал против того, чтобы жертвовать интересами дела ради заботы о собственном комфорте. Да, ей была неприятна миссис Малфой, но если она хотела и могла помочь детямей нужно было дать такую возможность.
Миссис Малфой, несмотря на уничтоженную репутацию, сумела сдвинуть с мёртвой точки неповоротливую машину и запустила процесс, над которым так билась Гермиона. В том, что все дети нашли новые семьи, как минимум наполовину была именно её заслуга.
Когда последний ребёнок обрёл новый дом, а Гермиона закончила отладку системы контроля за приёмными родителями, казалось, что их общение с миссис Малфой должно было закончиться. Но этого не произошло. Гермиона всё ещё не любила её, но по-своему уважала, хотя бы за острые зубы и несгибаемую волю.
Несмотря на то, что серьёзных происшествий не было, Гермионе в этот день так и не удалось обрести хорошего расположения духа. И только после обеда она позволила себе задуматься о причинах своей нервозности.
Да, выходные прошли ужасно, да, Гарри напугал и разозлил её, но дело было отнюдь не в этом.
Вечером ей предстояла встреча, которой она и ждала, и страшилась.
В шесть она закончила дела и, попрощавшись с Пенни, вернулась домой. Тщательно расчесалась, переоделась в маггловскую одежду, выбрав обычные джинсы и клетчатую рубашку, и аппарировала на задний двор небольшого опрятного двухэтажного коттеджа на южной окраине Лондона. Задняя дверь сразу же открылась, и Гермиона очутилась в маминых объятиях, спрятала лицо на плече и замерла, вдыхая самый родной запах на свете. Всё хорошо, милая, прошептала мама и погладила её по волосам, как делала в детстве.
Гермиона отстранилась, вытерла непрошенные слёзы и вошла в дом. Она бывала у родителей очень редко, и каждый её приход был и праздником, и наказанием. Ходить по комнатам родного дома, зная, что она в нихвсего лишь гостья, было больно.
Мама усадила её за стол в гостиной, налила чаю, порезала на кусочки лимонный пирог. Хорошо выглядишь, сказала Гермиона, адресуя реплику скорее столу, чем маме. Та рассмеялась, не поверив комплименту, и спросила: У тебя всё в порядке?
Она начинала с этого вопроса все их разговоры последние три года, с тех пор как снова обрела память. Да, мам, так Гермиона отвечала каждый раз.
Потомнабор обычных тем. Работа («Как обычно, её много»). Рон («Балбес!»). Здоровье («Ты похудела», «Я только и делаю, что ем»).
Отвечая, Гермиона позволяла своему взгляду скользить по комнате, выхватывая мелкие детали и подробности быта родителей: папин любимый томик Шекспира на подлокотнике кресла, мамины записи и наброски для статьи, свежие цветы на верхней крышке фортепиано, вчерашняя газета. Он на конференции, да? рискнула спросить Гермиона.
Вместо ответа мама сжала её руку и сказала тихо: Он отойдёт, вот увидишь. За три года не отошёл
Стирая родителям память, Гермиона не сомневалась в своём решенииона должна была так поступить. И она спасла ихменьше чем через месяц их дом разрушили Пожиратели Смерти. Восстановить память было труднее, но и с этим Гермиона справилась, однако она не рассчитала одноготого, что её не простят. Мама была слишком рада её видеть тогда, а папа
Твёрдый, спокойный, надёжный папа, обретя вновь воспоминания, посмотрел на Гермиону тяжёлым взглядом и сказал: Я не так тебя воспитывал.
Гермиона начала было свою хорошо продуманную речь о безопасности, но не сумела договорить и первое предложениещёки опалило стыдом. Очевидно, ты не зря училась на факультете безрассудных авантюристов, Гермиона, он сделал паузу и добавил: Я разочарован в тебе.
Это были самые неприятные и самые страшные слова, которые можно было представить, как тогда показалось Гермионе. Но она ошиблась, потому что последовавшие за ними были ещё страшнее: Ты можешь оставаться в моём доме. Можешь приходить, если пожелаешь. Но не обращайся ко мне. У меня дочери нет.
Первое время она пыталась выпросить прощение, взывала к логике, к чувствам, плакала. А потом стала приходить реже, подгадывая дни, когда папы не было дома, как сегодня. Иногда нужно больше времени, мама снова сжала её руку, Гермиона кивнула.
Они разговаривали ещё часвсё так же ни о чём.
К себе Гермиона вернулась поздно, к ночи. Рона не былоон не так уж часто оставался у неё на ночь, предпочитая свою берлогу в конце Косой аллеи.
Обычно она радовалась одиночеству, но сегодня ей больше всего на свете хотелось, чтобы её кто-то обнял и пожалел. Однако она не успела поддаться уныниюв окно влетела сова и бросила ей в руки конверт с министерской печатью. Внутри оказалась короткая записка:
«Зайди ко мне завтра с утра, есть важный разговор. Кингсли».
Глава вторая
К Кингсли в кабинет Гермиона перешла через камин. Он сверкнул белозубой искренней улыбкой, от которой так и не смог избавиться за три года в политике, и размашисто махнул рукой, указывая на удобное кресло для посетителей (для желанных посетителейГермиона знала, что для нежеланных Министр трансфигурирует кресло в жёсткий табурет). Здравствуй, Кингсли, с обычной осторожностью произнесла Гермиона, расправляя мантию.
На самом деле, ей было непросто общаться с Министром магии так, запросто, но иного обращения Кингсли не принимал и не понимал, всякий раз напоминая: «Мы же члены Ордена». Что-то случилось? Я поняла из записки, что дело срочное
Кингсли задумчиво потёр ухо, где раньше блестела знаменитая серьга, от которой пришлось избавиться ради министерского кресла, и ответил: Не срочное. Но важное.
Он замолчал, что-то обдумывая, снова потёр мочку уха, выдохнул и произнёс: Однажды ты уже сумела блестяще воплотить в жизнь план Дамблдора. Ты знаешь, о чём я говорю. Мне нужно, чтобы ты сделала это снова. Помогла уничтожить крестражи? уточнила Гермиона и тут же добавила: Извини. Нервное. Мы не скоро ещё сможем спокойно говорить об этом. Все мы, помрачнел на мгновение Кингсли. Нет. В этот раз план более Жизнеутверждающий?
Гермиона сглотнулаеё до сих пор бросало в дрожь при воспоминании о том, как, сидя в палатке, она до изнеможения листала книги, вглядывалась в символ на странице «Сказок барда Бидля», вновь и вновь стискивала цепочку медальона Слизерина и пыталась понять, что хотел сказать великий волшебник Альбус Дамблдор, какой оставил намёк троим перепуганным недоучившимся подросткам. Однозначно, Кингсли поднялся со своего места и отошёл к камину, стукнул по нему палочкой, блокируя вход, и начал говорить: Альбус Дамблдор был великим волшебником и удивительным мыслителем. Если бы он пережил войну, наш мир стал бы ещё лучше, чем он есть сейчас. Боюсь, в нашем времени уже не будет такого мощного ума и такой искренней души, какими был наделён он.
Гермиона опустила глаза вниз, на собственные сложенные на коленях рукислышать такие слова от хитроватого, азартного, храброго и немного взбалмошного Кингсли Шеклболта было непривычно, и ещё непривычней был его тоннаверное, когда-то таким тоном христианские апостолы рассказывали об Иисусе. На собраниях Ордена мы часто говорили о том, каким видим мир после победы над Волдемортом. Дамблдор надеялся, что наступит новая эпохарасцвет волшебного сообщества, настоящее возрождение из пепла косности и ограниченности. Три года мы делали всё возможное, чтобы выйти хотя бы на тот уровень, на котором были до начала войны. Нам это удалось. И пришло время начать делать то, чего хотел Дамблдор.
Гермиона нахмуриласьона не могла сказать, в чём дело, но в груди что-то неприятно сжалось. Её способности к прорицаниям были отвратительны даже на общешкольном уровне, но сейчас она была уверена, что испытывает очень нехорошее предчувствие. Кингсли, я ошибаюсь, возможно, но разве профессор Дамблдор говорил не о всеобщем равенстве и любви? И о них тоже, Кингсли грустно улыбнулся. Он не сомневался в том, что любовь спасёт мир, но мы едва ли можем что-то сделать с этим на законодательном уровне, он хмыкнул, разом избавляясь от грусти и мрачной задумчивости, развернулся, снова сел за стол и опять улыбнулся, в глазах его блеснул радостный, озорной огонёк. В первую очередь Дамблдор говорил о вреде изоляции. Сейчас мыдикое племя, запертое среди немагического сообщества. Если бы мы были частью всеобщего мира, Волдеморта и его сторонников не было бы. Если бы не было идеи превосходства над магглами, Статута о Секретности, нелепых переодеваний в магглов и постоянной работы команды обливиаторов, мы не переживали бы одну за другой две страшные войны.
Мерлин, пробормотала Гермиона, ты же не хочешь сказать, что Конечно, нет, он откинулся на спинку кресла, мы не пойдём к магглам и не объявим о своём существовании. Но мы начнём сотрудничествоболее активное, чем сейчас.
Гермиона ничего не ответила. Она сама разбиралась в старых законах, составляя архив, и знала, что волшебникам нужно было многое изменить. В конце концов, у них так и не было отменено рабство! Но в то же время она помнила свой шок, когда впервые услышала о волшебстве. И шок своих родителей. Это было и радостно, и страшно. Родителям, наверное, даже скорее страшно. Сейчас она вполне могла понять, как тяжело им было поверить в то, что совсем рядом есть невидимый мир, полный волшебства, населённый диковинными и опасными существами, мир магов, способных перемещаться мгновенно на огромные расстояния, читать и менять чужие мысли, открывать любые замки, в конце концов. Очень хотелось напомнить, что в истории было немало примеров, когда волшебники пытались обнаружить себя, но она понимала, что, раз Кингсли вызвал её, значит, он уже принял какое-то решение. И ей как сотруднику Министерства придётся подчинитьсядаже притом, что пока сохранялась видимость доверительной беседы. Я понимаю твои сомнения. Скажу честно, я бы предпочёл поручить это дело кому-то из старшего поколения Ордена, тому, кто Слышал всё от самого профессора Дамблдора, да? предположила Гермиона.
Но таких почти не осталось. Не Флетчеру же поручать. Ты знаешь маггловский мир, и при этомодна из лучших волшебниц своего возраста, и не красней, это правда. К тому же, у тебя аналитический ум, и ты умеешь работать над трудными задачами.
Гермиона встретилась с Кингсли взглядом, но неприятное ощущение никуда не исчезло, хотя в его глазах она прочла уверенность и спокойную решимость. «Успокойся», велела она себе и бодро спросила: И что нужно сделать? Всего лишь создать сказку.