Вернуться и жить - Валерия Андреюк

Валерия АндреюкВЕРНУТЬСЯ И ЖИТЬ

ЧАСТЬ 1ВОЗВРАЩЕНИЕ

Глава 1

 Доктор Ауробиндо! Доктор Ауробиндо!

Мальчик тряс меня за плечо.

Продолжая и во сне прокручивать все моменты прошедшей операции, я открыл глаза не сразу и еще несколько мгновений пытался понять, где я и что происходит.

Круглое лицо Тьехо выражало озабоченность.

 Что случилось, Тьехо?  я безуспешно силился стряхнуть остатки сна, что было неудивительно: лег я ближе к утру.  Который час?

 Уже десять, сударь!  тон мальчишки сразу все мне объяснил. Конечно, для истинного ланца дрыхнуть до десяти часов утранепростительная и необъяснимая душевная лень, независимо от того, когда завершился предыдущий день.

 О господи, Тьехо,  простонал я, падая обратно на подушку.  Ты же знаешь, во сколько я вчера вернулся

 Да, сударь,  мальчик добросовестно кивнул.  Вы просили разбудить вас утром и сказали, что поедете проведать роженицу.

Да, правильно. Я не был уверен в успехе, хотя сделал, кажется, все как полагается. Поэтому и собирался поспать несколько часов и вернуться обратно. Раз за мной не прислали раньшезначит, ничего страшного не произошло. Но съездить все равно нужно. А десять часовэто, как ни крути, уже самое что ни на есть утро. Так что Тьехо все исполнил в точности, да еще и пожалел меняпо его меркам утро начинается гора-а-здо раньше.

 Поедешь со мной?  умываясь, спросил я его. Он поливал мне из кувшина и радостно кивнул в ответ:

 Да, учитель!

«Учитель»! Я мысленно усмехнулся (хотя пора бы привыкнуть!). Конечно, для Тьехо такое обращение естественно: он не слуга, а ученик доктора, и очень горд своим положением. Но мне всякий раз неловко: слишком значим и недосягаем тот, кто был и навсегда останется Наставником для меня, и к кому еще недавно я обращался точно также«учитель»

Молодая женщина дремала, когда мы вошли. Тьехо скромно расположился у двери с моим баулом, а я пододвинул стул к кровати и сел.

 Доброе утро, Мели. Как ты себя чувствуешь?

Она улыбнулась, увидев меня. Я видел, что ее лихорадити, приложив запястье к ее лбу, убедился в этом. Но жар невелик; на животе, как я и распорядился, лежал лед; шов не воспален, выделений маловсе должно обойтись.

Я еще раз осторожно прощупал животнемного болезненный в нижней части, как и должно быть. Вчера я сделал Мели чревосечение и извлек плод. Сейчас младенец мирно посапывал рядом в колыбели. Он оказался крупный, шел ягодицами, и, промучившись накануне часов десять, я понял, что тонкая хрупкая женщина не разродится сама.

До вчерашнего вечера я делал подобные операции лишь дважды, под руководством Наставника. И вот, мысленно воззвав ко всем богам, к любым, кто меня слышал и хотел помочь, я взялся за дело сам. Тьехо приготовил отвар из трав, которым я промывал рану, мыл и подавал инструменты, держал края разреза, пока я извлекал младенца. Перед началом операции я дал родильнице настойку сонного ириса. Моему Наставнику хватило бы долгого пристального взгляда в глаза страдающего человекаи тот уснул бы крепким спокойным сном, не чувствуя боли. Но я не рискнул вводить Мели в транс. Операция предстояла достаточно серьезная, да и сам я был уже порядком измотан и не надеялся на силу мысленного внушения.

Мы с Тьехо управились быстро. К счастью, ребенок оказался здоровым, нахлебаться не успел, вопил громко. Осмотрев, я со спокойной душой передал малыша ученику, чтобы тот обмыл его и запеленал. Насосавшись слабого отвара питающих и успокаивающих ланских трав, он уснул.

Я осмотрел грудь родильницынабухшую, с плотными буграми накопившегося молока. Ребенка пока тревожить не стоиловряд ли он справится сам.

 Тебе пора кормить, Мели.

Она кивнула в ответ.

 Я сейчас попытаюсь сделать твою грудь мягче, чтобы малышу было легче сосать. Это немного больно, но ты потерпи, хорошо?

Я постелил полотенце, осторожно помассировал грудь по направлению к соску и начал расцеживать. Мели слабо охнула и вцепилась пальцами в одеяло.

Примерно через полчаса все вокруг было в молоке, а обе груди приобрели нормальную форму. Я обмыл кожу Мели травяным отваром, дал ей попить и отправился к родственникамобъяснять им, как ухаживать за матерью и младенцем. Тьехо внимательно слушал, насупив от старания брови; как все ланцы, он не делал записей, полностью полагаясь на память. Я оставил бутыль с настоем для Мели и обещал приехать вечером.

Глава 2

Дней через десять Мели начала вставать. Чувствовала она себя неплохо; ребенок был здоров. По соседству поправлялись еще несколько больных.

А до них были другиемаленькие и взрослые, молодые и старые, которым я упаковывал в лубки сломанные конечности, которых поил отварами и настойками от простуды и паразитов, натирал мазями, вскрывал нарывы или прокалывал плевру, выводя скопившуюся жидкость.

Я пытался рассказывать людям, как по возможности обойтись без докторовкоторые были для них весьма редкими, если не сказать экзотическими гостямито есть как себя лечить и как вообще не заболеть. Реакция бывала разной: от интереса до испуга или недоумения, от трепетного благоговения до открытой вражды. Вот только понимание отчего-то встречалось реже всего.

Тьехо тоже смотрел на эти беседы весьма неодобрительно. Он считал, что священные тайны ланской медицины не предназначены для ушей и мозгов профанов, и поначалу готов был обвинить меня чуть ли не в предательстве. Я никогда не требовал от мальчишки слепого повиновения, но в такие моменты готов был пожалеть об этом. Презрительно-осуждающая физиономия ученика начинала сильно действовать мне на нервы.

 Тьехо, нельзя молчать о том, что может принести людям пользу или даже их спасти,  в очередной раз принимался я втолковывать ему очевидные, как мне казалось, вещи.  Они не должны умирать только потому, что меня или тебя не окажется рядом. Ты же прекрасно слышишья не выдаю секретов, а рассказывая о самом простом

Да, на родине Тьехо все по другомуно именно это мне не нравится.

 Надо быть тупыми свиньям, чтобы не знать таких простых вещей!  возопил однажды Тьехо, потеряв надежду остановить поток моего красноречия.  Что, мыться ледяной водой или убирать свое жилище чаще, чем раз в полгода к праздникуоб этом трудно догадаться?! А вы еще говорите им о лечении!..

Вообще-то кое в чем я с ним согласен На языке уже вертелся последний убийственный аргумент типа «не все такие умные, как ты»  совершенно не солидный для учителя, но возражений у меня больше не осталось Я только что вернулся от роженицы. Она бы истекла кровью, не окажись я поблизости. Хорошо, что повитуха, во-первых, не сочла зазорным меня позвать (а родные женщины этому не воспротивились), а во- вторых, не убежала в страхе от увиденного. Она внимательно смотрела, что и как я делаюи есть надежда, что сумеет при необходимости это повторить.

 Знаешь, Тьехо,  я устало откинулся на подложенную подушку и закрыл глаза.  Я вновь думал сегодняхотя Наставник запретил мне, и правильно: если бы почти сорок лет назад рядом с моей матерью оказался кто-нибудь, умеющий делать нечто подобное, ее бы спасли. Это совсем не сложно, и наверное, можно было бы обойтись без операции, и у меня были бы братья и сестры Ч-черт,  прошептал я, стискивая зубы. Учитель был тысячу раз прав: такие мысли только мучают и забирают силы. Что толку думать о том, чего нельзя изменить?

Но именно это дает мне оправдание! Я глубоко вздохнул:

 Я хочу тебе сказать, что если сегодня я сумел хоть чему-то научить ту повитуху, будь она сто раз грязной и тупой, и если она сумеет уже без меня помочь какой-нибудь женщинезначит, наставник не зря тратил на меня время и силы, и я не зря трачу их на тебя.

Тьехо некоторое время виновато молчал, потом шумно вздохнул и неожиданно произнес:

 Я и не думал, что вам сорок лет, сударь. У нас в горах люди в этом возрасте почти все уже старые.

 Тридцать шесть. Скоро состарюсь,  невесело уточнил я.  Особенно если ты станешь доставать меня слишком сильно.

 У вас даже седины нет почти,  Тьехо явно извинялся и старался меня утешить. Что ж, он славный парень, и я на него не в обиде. Пожалуй, это еще один урок для нас обоих.

Но последнее время меня что-то слишком часто и сильно вот так «заносит». Я так устал; мне нет покоя. Я хочу одногоневыносимо, до боли!  повернуть наконец на юг, к Долине Виттов и Сканов. Там закончится наш путь, там я снова обрету радость и силы.

Прошло почти два года с тех пор, как я покинул Ланские горы. Мы с Тьехо ездим по разным краям и странам. У нас хорошая команда. Тьехо для менянезаменимый помощник и друг, да и я для него не самый худший наставник, и он, похоже, не очень жалеет, что оставил родные места.

Мы медленно движемся на юг. Останавливаемся, лечим больных, набираемся опытаи продолжаем свой путь. Поэтому я и не оставляю попыток научить моих пациентов самим заботиться о себе. Доктор из меня вышел неплохой, но быть одновременно в нескольких местах я не способен. Даже моему Наставнику еще никого не удавалось вылечить при помощи телепатии. Обидно, когда усилия идут прахом из-за невежества. Я лишь хочу помочь им жить спокойно, без лишних бед.

Но я уже не раз убеждался: с высоты Ланских гор все выглядело гораздо проще и идеальнее. То, что кажется естественным и понятным мне или Тьехо, для других может стать открытием, иногда весьма странным и неприятным. И наоборот.

Наверное, наставник смог бы объяснить лучше но время моего ученичества завершено. Я выполнил обещание, данное Учителю: перед тем как вернуться на родину, я два года лечу больных в чужих краях. Восемь лет я жил и учился в Ланских горах. И вот наша повозка, запряженная парой низкорослых ланских лошадок, и прицепленный сзади возок с запасом лекарственных снадобий и инструментами оставили позади скалистые тропы последнего горного перевала. Щедро награжденный проводник повернул назад. Тьехо во все глаза рассматривает живописные холмы, пока я уверенно правлю. Мы в двух днях пути от Иллинора.

Глава 3

Мы остановились на лучшем постоялом дворекоторый назывался, конечно, «Герцогская корона»  статус обязывал. Я редко надеваю синюю мантию, которую носят ланские врачи; в моем арсенале достаточно средств леченияфизического и душевногодля обычных нормальных людей. Но к персонам чрезмерно заносчивым и скандальным, привыкшим к особому обращению, приходится применять и столь сильнодействующие методы, как пара фраз на ланском для ученика (а он уже научился удерживаться от смеха и почтительно кивать головой, слыша от меня нечто вроде «ку-ку, Тьехо, сделай умное лицо»), проницательный взгляд в глаза и иноземное одеяние. Эффект обычно потрясающийбезо всяких отваров, настоек и притираний (опять жеэкономия ценных средств). Но этотак, к слову

В Иллинор мы приехали под вечер, и являться во дворец Великого Герцога было уже поздно. Уснуть я и не надеялсяно, однако, спал, видя во сне обрывки чьих-то недугов, ланские пейзажи, знакомые и незнакомые лица, говорящие на разных языках. Сон, разумеется, не принес никакого отдыха, и проснулся я, по неутраченной привычке, с первыми рассветными лучами и с чувством некоторого облегчениянаконец-то утро Так как на дворе была поздняя осень, оказалось, что уже совсем не так рано, и я решил не давать Тьехо повода для справедливого возмущения и встал.

В своей синей мантиивсе-таки официальный прием, да и ожидают при дворе иноземного доктора, а не пропавшего графа де Ангилемая шагал по знакомым коридорам, через галереи вслед за лакеем (новый, я его не знаю), и вот так бодро маршировать стоило мне неимоверных усилий; гораздо легче было бы забраться на самую высокую вершину в Ланских горах. Как и там поначалу, сердце бешено колотилось и ноги подкашивались. Лакей скрылся за дверьюдоложить обо мнеи я позволил себе прислониться к стене и несколько раз глубоко вздохнул, задерживая дыхание. Определенно, успокоиться мне не удавалось; более тогохотелось тихо сползти по стене вниз.

 Великий Герцог просит к себе доктора Ауробиндо!

Лакей почтительно распахнул дверь, и я послал себе мыслеформу в виде пинка.

Твой кабинет по-прежнему располагался в самой высокой, восточной башне, откуда был виден практически весь город и поля за ним. Наверное, ими ты и любовался, глядя в окно. Перевести дух я так и не смог. Мгновенно охватив взглядом тебя и обстановку вокруг (почти ничего не изменилось), я вежливо произнес совершенно чужим голосом:

 Приветствую Вас, Монсеньор!

Ты вроде бы и не вздрогнулно я совершенно отчетливо почувствовал это внутреннее движението, что называют «душа ухнула», куда-то там вниз. Впрочем, для этого мне и не понадобилось бы никакой специальной подготовки. А ты ответил:

 Я наслышан о вас, докторо вашем искусстве, о том, как вы спасаете совсем безнадежных больных. Возможно, и мне вы сможете помочь

Ага, смогувот сейчас дуну, плюну, махну рукавом!.. Тут меня слегка понеслосамообладание отказало напрочь, и черный юмор вырвался на свободу:

 Это зависит не только от моих возможностей, но и от вашего желания, Монсеньор

Да повернись же ты ко мне лицом, черт побери!

Я уже готов был упасть, и оглядывался в поисках опоры. Но в подтверждение того, что передача мыслей на расстоянии все-таки существует, я услышал:

 Черт тебя возьми, де Ангилем, ты читаешь проповедь каждому пациенту или через одного?

Глава 4

Я, глупо и счастливо улыбаясь, пробормотал:

 Через одного, Франсуа,  и мы бросились друг другу в объятия.

 Не стыдно?  спросил ты, когда первые эмоции утихли.  Лишь по слухам я узнавал о тебе, и топоследние два года, а до этоготишина, словно ты умер, исчез, сгинул Неужели нельзя было дать о себе знатьхотя бы пару слов?

 Нельзя, Франсуаправда, абсолютно невозможно,  я вздохнул и покачал головой.  Я все тебе расскажу, но только не сразу, не сейчас Я в себя не могу прийти, честное слово!

Ты обнял меня за плечи:

 Значит, ты все-таки нашел то, что искал? Ты счастлив?

 Пожалуй, да,  я улыбнулся.  Вот сейчас я точно счастлив!

За дверью кабинета между тем слышались возня и шушуканье. Дверная створка чуть приоткрылась, и взволнованный приглушенный голосок, который я узнал бы везде и всегда (теперь уже мое сердце ухнуло вниз), быстро зашептал:

 Что я тебе говорила? Давай же, иди!

Дверь распахнулась и тут же снова захлопнулась, втолкнув в кабинет молодого человека лет шестнадцатисемнадцати, смущенного и слегка запыхавшегося.

 Отец,  начал он и запнулся, переведя взгляд с тебя на меня.

 АвгустФранциск!  воскликнул я, поднимаясь. Юноша вспыхнул:

 Здравствуйте, доктор Здравствуйте, граф,  пробормотал он, исподлобья взглянув на меня, и неловко поклонился.

Дальше мне полагалось произнести идиотскую фразу о том, как он вырос и изменилсячто я и сделал. Тут в дверь просунулась темная головка, и я наконец увидел Лайни, тоже здорово повзрослевшую за три года нашей разлуки. Маленькая барышня в изящном платьице сделала реверанс и серьезно произнесла:

 Доброе утро, отец!  как будто простилась со мной только накануне вечером! Я слегка обалдел, но не стал разбираться, что этодемонстрация благородных манер или врожденная сдержанность маленькой ланкиа просто подхватил ее на руки. В ее карих глазах заплясали веселые искорки, счастливая улыбка осветила лицо, открыв четыре новых зуба, выросших уже без меня. Отбросив придворное воспитание, дочка обхватила меня за шею, прижалась лбом к моему лбу и прошептала:

 Я раньше всех знала, что ты вотвот приедешь! Мне никто не рассказываля просто знала, хоть никто и не верил. Ты-то мне веришь?

 Конечно,  я серьезно кивнул. Способность Лайни предвидеть будущее давно перестала быть для меня чудом. Она просто видела его во сне или в трансе. В самом деле, если я могу предчувствоватьотчего бы моей дочери его и не видеть?

 Мы с Августом поспорили, и он проспорил,  Лайни удобно устроилась у меня на коленях.  Надо будет подумать, что с него взять: конфеты он мне и так даст, а вот прогулку в,  тут Лайни осеклась, с опаской взглянув в твою сторону. Видимо, взрослым о прогулке знать не полагалось; и она сменила тему с очаровательной светской непринужденностью.