Стефани Майер остановилась на одном из самых популярных аспектов саги Баффи мучительном (и во многом целомудренном) романе с «хорошим» вампиром Ангелом. Писательница создала новую готическую любовную историю для современного поколения подростков. И хотя в «Сумерках» нет таких жанровых поворотов, как в истории Уидона, они затрагивают эмоциональный уровень читателей. Задумчивый герой серии Эдвард Каллен выглядит как классический литературный вампир, собрав в себя все черты от предшествующих Ангела и Барнабаса Коллинза до самого Варни, первого вампира, который вызвал сопереживание читателей. Как и Варни, Эдвард затронул души читателей всех возрастов и социальных групп, а не только поклонников вампирских рассказов. И, как Варни и любой другой любимый литературный вампир со времен лорда Рутвена, он продлит жизнь легенде о вампирах на долгие годы.
Можно по-разному относиться к книгам и фильмам «Сумерки», но не важно, любите ли вы их или ненавидите (поклонники вампиров есть и в том, и в другом лагере), мы все должны быть благодарны Стефани Майер. Необычайный успех «Сумерек» привлек внимание не только к современным произведениям о вампирах, но и к жанру городского фэнтези в целом, что, в свою очередь, привлекает новых читателей и авторов. Некоторые из этих талантливых писателей, наряду с теми, кто давно трудится на этом поприще, представлены в данной книге. (Если какие-то авторы вам неизвестны настоятельно рекомендуем почитать их предыдущие произведения.)
Каждому новому автору мы высказали следующие пожелания:
«Напишите историю о вампирах для подростков, но пусть она будет необычной и живой. Она может быть смешной, или пугающей, фольклорной или любовной, спокойной или провокационной, жестокой или нежной, хоть все сразу. Напишите историю, в которую мы сможем вонзить клыки.
И не бойтесь изображать кровь.
Женевьева Валентайн. Что нужно знать о том, каково быть мертвым
Оказывается, если кто-то погибает от несчастного случая, душе иногда не удается покинуть тело, и она вынуждена вечно себя прокармливать.
Конечно, я узнаю́ об этом только после того, как выпившая шесть бокалов кокосового рома Мэдисон Гарднер предлагает подвезти меня домой на отцовском «бумере» и врезается в дерево.
Мэдисон вываливается из водительского сиденья и ковыляет на своих безвкусных платформах, что-то мямля и задыхаясь. Толку от нее, как всегда, ноль. Я ломаю шею и умираю прежде, чем прибывает «скорая». Мэдисон же отделывается легко, и я настолько этим взбешена, что мне требуется несколько минут, чтобы осознать, что я больше не мертва.
(Порой приоритеты выстраиваются не так, как следовало бы.)
Что нужно знать о том, каково быть мертвым:
1. Когда врач «скорой помощи» проверяет твой пульс, он у тебя есть. Его легко подделать. Это как совершать приседания желудочками сердца.
2. Твоя дряхлеющая бабушка смотрит на тебя и говорит: «Ну что же, Сайин, ты мертва», а значит, либо что-то выдает тебя внешне, либо все ошибаются в том, что такое старение.
3. Бабушка говорит, что ты цзян-ши и ходить в школу тебе можно. «Зимнее солнце тебе не помеха», добавляет она, умалчивая о том, что будет летом.
4. Твои родители понятия не имеют, что происходит. Они просто рады видеть, как ты близка с бабушкой.
В первую ночь я не могла уснуть. Мы с бабушкой пили чай и играли в карты (я и представить себе не могла, что она уделает меня в покер), потом я поднялась в свою комнату и дважды проверила домашку, а заодно пролистала все онлайн-видео, что только сумела найти, стараясь отвлечься.
Я начала задумываться, спят ли цзян-ши в принципе. Если нет, то мне следовало придумать себе новое хобби. А еще найти что-нибудь поесть. (Бабушка сказала, я теперь буду пить кровь. Тогда-то я разозлилась на нее и убежала к себе.)
Наконец, я стала считать тени от листьев, мельтешащие на стене. Это помогло лучше, чем что-либо до этого, но каждый раз, когда я отрубалась, я вспоминала, как Мэдисон, рассмеявшись над собственной шуткой, потянулась к радио, чтобы переключить на другую песню, и в этот самый момент перед нами возникло дерево.
(Я не собиралась соглашаться, но до дома было две мили по темноте, а вы знаете, что случается, когда девушки идут домой пешком одни. Мэдисон была из компании Эмбер, но не такой злобной, как остальные.
Зато она могла выпить столько же, сколько остальные, о чем я, в общем-то, знала, когда садилась к ней в машину.)
Думать об этом мне не хотелось. Хватит уже того, что я умерла, заново вспоминать те минуты, что я пробыла мертвой, пока находилась в машине, я не горела желанием. Что если от этих мыслей я снова умру?
Должно быть, погибнув, я куда-то перешла, потому что помню возвращение как будто я распустилась внутри своего тела, а в следующий миг открыла глаза. К тому же никак не получалось избавиться от ощущения, будто я не одна, будто привела некую тьму с собой.
Пожалуй, это была первая ночь в моей жизни, когда я сама хотела остаться в одиночестве.
В понедельник я увидела, что Эмбер и компания собрались во дворе школы за столиками для пикника, хотя на улице было еще довольно прохладно.
О боже, Мэдисон! воскликнула Эмбер. До сих пор не могу поверить. Типа ты же могла умереть. И теперь бы с нами тут не сидела.
(Мэдисон выбирается из машины и, оборачиваясь на меня, со смехом спрашивает: «Круто было, да, Сайин?» а потом замечает, что я не двигаюсь. После этого она начинает блевать.)
Ага, говорю, жалко было бы.
Мэдисон фыркнула.
Посмотрим, предложу ли я еще когда-нибудь тебя подвезти, сучка неблагодарная.
Когда я ушла в здание школы, Мэдисон продолжила:
Серьезно, девчонки, это изменило мою жизнь.
5. Люди пахнут своей кожей. Как только я начинаю по-настоящему чувствовать мужской запах вперемешку с одеколоном у парней и запах лака с духами у девушек, то сразу выбрасываю всю свою косметику.
6. Отказывайся от крови, сколько хочешь, но голод сводит тебя с ума уже на третий день.
Тем утром я не пошла в школу, потому что дрожала и потела, а во рту пересохло так, что я не могла даже сказать маме, что со мной все будет хорошо.
Пока я не вернусь, бабушка о тебе позаботится, сказала мама неуверенно. Но я кивнула. Бабушка знала, что к чему.
Родители ушли, и я, оставшись в пустом доме, какое-то время прислушивалась, всасывая губами воздух, в котором даже не нуждалась, и пыталась не дать вскипеть своему мозгу. Я слышала, как кто-то говорил: «Держись, держись», но не знала, кто бы это мог быть я-то осталась одна. Мне хотелось это выяснить ведь я не собиралась позволять Смерти настигнуть меня второй раз.
Бабушка принесла две мисочки, по одной в каждой руке. Она была в желтом домашнем платье, а кожа ее пахла смесью чая, лосьона, рыбьей чешуи и витаминов, которые ее заставляла принимать мама.
Отвернувшись от нее, я вцепилась ногтями в колени так сильно, что пошла кровь, только бы не схватить бабушку за руку и не укусить ее. Моя голова грозила вот-вот взорваться.
В следующий момент я почувствовала что-то на своем плече густое и землистое. Грязь.
Попыталась заговорить, но во рту было слишком сухо. И я молча лежала, пока бабушка водила пальцами по моим плечам, по шее, по икрам ног.
Вскоре я кое-как успокоилась и сумела взглянуть на нее, уже не боясь самой себя.
Она улыбнулась:
Подойди сюда, у меня для тебя кое-что есть.
Приближаться мне не хотелось, но я все же села, упершись спиной в изголовье кровати. Грязь действовала успокаивающе и хорошо пахла, словно навевая сон, а бабушкино желтое платье, казалось, заполняло всю комнату.
Вот, сказала бабушка, перевернув вторую миску.
В ней оказался сухой рис белые зернышки отчетливо вырисовывались на фоне моего сиреневого покрывала. Мой разум вдруг отключился, и я принялась считать.
Я смутно осознавала, что она уходила и возвращалась, но пока не закончила, счет был единственным, что имело для меня значение.
Сколько их? спросила бабушка в какой-то момент и вручила мне теплую кружку.
Я досчитала до конца.
Четыреста тридцать шесть, ответила я.
Во рту больше не было сухо. Я даже удивилась, но затем заглянула в кружку и поняла, что уже выпила из нее. На дне оставалось немного крови, а вверху на стенке виднелась запекшаяся пленка. Когда я подняла взгляд, то увидела себя в настольном зеркале мой рот был окаймлен красным кружком.
Я отвратительна, произнесла я, чуть не плача.
Она взяла меня за руку.
Не волнуйся. Ты со мной.
После этого бабушка села, сложив руки на животе.
Если ты готова узнать остальное, я тебе расскажу, проговорила она, и я, счистив грязь с руки, принялась слушать.
7. Цзян-ши должны пить кровь, чтобы их тела не превратились в гробницы; иначе они станут гранитом, а ты окажешься замурована внутри. («Тебе следует научиться охотиться на оленей», говорит бабушка, но я пропускаю это мимо ушей.)
8. Желтое платье дает мне защиту. («Скажи своим друзьям, чтобы носили желтое», говорит она, будто у меня есть друзья, которых я хотела бы спасти.)
9. Она может доставать кровь у мясника, («для сосисок», говорит она, подмигивая), если я буду ее подвозить. Самой ей водить больше не разрешают.
10. На вкус кровь отвратительна.
11. Поначалу.
В школу я вошла через черный ход и все утро просто пыталась не уснуть. (Хорошая новость о моих новых желаниях: пометки я теперь себе оставляла чудовищные.)
В столовой царило неприличное оживление, и когда я туда вошла, мое бесполезное сердце все так же стучало в груди. Похоже, старые привычки живут долго.
Эмбер, Мэдисон, Джейсон и остальные сидели за обеденным столиком с пакетами из «Макдоналдса», служившими свидетельством того, что они неимоверно круты, раз могут покидать территорию школы. Джейсон кормил Эмбер картошкой фри, по одной за раз.
Не обращай на них внимания, услышала я.
Это был мальчишечий голос. Я осмотрелась по сторонам: никого рядом не оказалось.
Ты меня не видишь, сказал голос. Не озирайся.
А ты заткнись, процедила я и двинулась вперед, стараясь прогнать его подальше.
Теперь, когда ты меня слышишь, нам нужно поговорить, продолжил он.
Теперь? То есть ты и раньше здесь был?
Выйдя во двор, я выбрала свободную скамейку и, убедившись, что за мной никто не следовал, уселась на нее.
Я еще здесь.
Я заволновалась, но быстро вспомнила, что тоже мертва. Похоже, с этим существом у меня было больше общего, чем с кем-либо из тех, кто сидел в столовой.
И сколько ты пробыл здесь, пока я тебя не слышала? спросила я, сложив руки с таким видом, будто была слишком крутой, чтобы меня заботил какой-нибудь призрак, следивший за тем, как я чищу зубы.
Ты сама меня вернула, ответил он.
Я подумала о прошлом своем ощущении будто в ту первую долгую ночь кто-то был со мной рядом.
Оу, надеюсь, ты не извращенец, проговорила я.
12. Если ты достаточно напугана или достаточно отчаялась, когда возвращаешься в свое тело, то можешь случайно притянуть еще чью-то душу.
13. Его зовут Джейк. Он покончил жизнь самоубийством. (Большего он не рассказывает, а я не давлю. С людьми случаются всякие странности.)
14. Он думает, что все равно легко отделался по сравнению со мной.
Нам нужно отправить тебя домой, заявила я той ночью.
На уроках с воображаемым другом было весело (я делала язвительные записи, а он смеялся), а еще лучше в читальном зале, когда Эмбер и компания шептались и бросали злобные взгляды на ботаников, старавшихся сидеть так, чтобы их не замечали. С воображаемым другом, который мог тайно высказывать, какие они придурки, было вообще идеально.
Но сейчас я собиралась идти в душ, и сами понимаете.
Я не знаю, как вернуться, сказал Джейк. Не думаю, что у меня все еще есть дом.
Ну, знаешь ли, моя комната не место для невидимых мальчишек.
Я не подсматриваю.
Как будто я могу это проверить, посетовала я.
Мне это не очень интересно, на самом деле, ответил он.
Я задумалась, значило ли это именно то, что пришло мне в голову. Это во многом объяснило бы, почему он покончил собой, но я на него не давила.
Ладно, сказала я. Надеюсь, ты разбираешься в химии.
Последнее время были тройки, сказал он.
Я открыла учебник.
Тогда читай.
Я не стала заикаться о том, чтобы отправить его обратно. Даже если бы я знала, как это сделать, он вряд ли горел желанием вернуться. Пожалуй, если ты одинок, то хоть какой-нибудь друг это лучше, чем ничего.
Уж я-то знаю.
Уже в первое время жизни цзян-ши становится понятно, что хуже всего это наблюдать, как медленно умирает собственное тело.
Это не настолько плохо, как могло бы быть, но очевидно, что если не сумеешь вернуться должным образом, то превратишься в полуразложившийся труп. Отвратительно.
И хоть сто раз повтори себе, что твой внешний вид не так важен, все равно будет ужасно просыпаться каждое утро и видеть, как у тебя седеют волосы, как бледнеет и грубеет кожа, как наливаются кровью глаза, а ты ничего не можешь с этим поделать.
Я же борюсь. Крашу волосы в черный цвет (пусть и задыхаюсь от вони) и ношу темные очки, отчего кажется, будто я пытаюсь закосить под Джона Леннона.
В один прекрасный момент в коридоре Мэдисон обзывает меня позеркой, но помимо этого, вроде бы никто не замечает во мне ничего нового. Здесь даже после смерти ничего не меняется.
Это должно было бы радовать меня сильнее, чем я способна почувствовать.
Как думаешь, скоро тебя вычислят?
Пожав плечами, я пересекла пешеходный переход.
Я не хожу обедать. Если кто и заметит это, то это будет Мэдисон. Она решит, что я хочу похудеть, чтобы можно было носить купальник.
Ты всегда можешь ее съесть.
Не дразни меня, ответила я рефлекторно, но потом призадумалась: вот Мэдисон вопит во все горло, а я втыкаю ей в шею пластиковую вилку и начинаю пить. Это было бы все равно что выпить флакон духов «Викториаc Сикрет», но ведь я никогда не пробовала свежей крови. Возможно, оно того стоило надо было только узнать, какова она на вкус, когда горячая, пульсирует и
Я сделала пометку: держаться подальше от школы, когда чувствую голод.
Нужно только до колледжа продержаться, сказала я.
А ты что, собираешься поступать в колледж? спросил Джейк.
Иногда самый обычный вопрос способен заставить тебя замереть прямо на улице.
15. Тебя выбьет из колеи то, что все вокруг будут расти, ходить в колледж, изучать искусствоведение, устраиваться на работу, встречаться, жаловаться, выходить замуж, жить нормальными жизнями и умирать, а тебе навсегда останется семнадцать, ты будешь пить кровь кружками и до бесконечности считать полоски на своих обоях.
16. Ты оставляешь себе заметку: спросить бабушку, может ли цзян-ши умереть, и если да, то что тогда произойдет?
Бабушка тихо шаркала по полу в домашних тапочках, заваривая чай. (Последние пару месяцев она утешала меня, как никто другой, и все, что бы она ни делала, приносило мне ощущение умиротворенности.)
Что будет, когда мне придет время вырасти?
Она задумалась на минуту, а потом бессильно пожала плечами.
Не знаю, произнесла она таким тоном, который использовала, говоря о чем-то, что, по ее мнению, не предвещало ничего хорошего. (И использовала она его часто.)
Бабушка поставила передо мной кружку теплой крови.
Ты что-нибудь придумаешь. Я это точно знаю.
Она верила в меня больше, чем я сама.
Я положила голову ей на плечо, всего на секунду, как маленький ребенок. Затем, прочистив горло, сказала:
Ладно, я пойду делать домашку. И забросив рюкзак на плечо, отправилась вверх по лестнице.
Бабушка проводила меня взглядом сейчас она казалась такой одинокой, какой я еще никогда ее не видела. Заметив это, я почувствовала, как у меня скрутило живот.
Мне снилось, будто школа опустела и заросла виноградными лозами, дорожки разрушились из-за корней деревьев, полки в библиотеке оказались усеяны птичьими гнездами. По вестибюлю струилась небольшая река, и я шагала по нему, не издавая звуков.
Солнечный свет струился сквозь разбитые окна и дыры в потолке, где обрушились балки.
«Все умерли», подумала я, почему-то зная, что это правда. Я была одна больше никого не осталось.
Я и не подозревала, что это был кошмар, пока не проснулась и не услышала, как задыхаюсь.
Прости, сказал Джейк. Я пытался тебя разбудить, но
Я пошарила рукой по постели, ища его. Он вдохнул воздуха и затаил дыхание.
Потом я вспомнила, что он просто дух, некий след, который я притащила с собой, потому что была слишком разозлена, чтобы возвращаться в одиночку. Я ощущала тягучий ужас из сна он, словно поднимающаяся вода, сочился сквозь меня.