Пока, наконец, у самого купола, ее руки и тело не превращаются в свинец. Качающиеся шарики и желтое кольцо арены надвигаются и кричат, пока, вращаясь в воздухе, будто перышко, она падает.
И просыпается.
Хватая ртом воздух, Ленка села в кровати, и нащупала стоявшую в изголовье лампу. Черт, как же она ненавидела этот сон! Но, по крайней мере, на этот раз она не свалилась с кровати и не разбудила родителей. Этого только не хватало: мама, ощупывающая ее, взволнованно спрашивая, не поранилась ли она, и папа, выглядывающий из-за маминого плеча сонно и беспомощно. Они не ругали ее за кошмары теперь никогда, даже если она того заслуживала. Говорили, чтобы отдыхала, и предлагали посоветоваться с доктором. Этому не бывать. С докторами и отдыхом покончено. Уже три месяца, как у нее началась ремиссия. Когда родители уходили на работу, Ленка занималась аэробикой в своей комнате и бегала рядом с домом. Пробежки были короткими она все еще чувствовала слабость, но становилась сильней с каждым днем. По крайней мере, убеждала себя в этом. Скоро она снова будет летать.
* * *
Ленка сидела на кухне, ковыряя в овсянке, и ждала, пока на коврик за дверью шлепнется утренняя газета.
Мама и папа всегда говорили, что доставка газет это привилегия, получаемая, если живешь на одном месте больше нескольких месяцев. Были еще плюсы: комната для Ленки, деревья за окном, отдельная кухня и гостиная с телевизором.
Ленка плевать на это хотела. Она предпочитала жить за кулисами какими угодно, там она выросла, можно сказать, родилась, в пространстве за сценой большом или маленьком и странно обставленном, где неизменными оставались лишь запахи грима, пота и самодельных салфеток, а еще ее семья. Легендарные Летающие Кубатовы.
В лучшие времена, перед тем, как Ленка заболела, их было семеро: мама, папа, два старших брата, их жены и она сама. Все в толстовках и костюмах акробатов в трико с блестками, руки замотаны лентой, на лодыжках эластичные бинты. Они готовили номера, занимались растяжкой, одевали друг друга, штопали костюмы, подначивали других циркачей и следили, чтобы Ленке выделяли время на английский, математику и социологию. Они занимались с ней. Учили ее летать
Номер «Кливленд Плейн Дилер» упал на коврик. Ленка открыла дверь и подняла газету, когда мама вошла в кухню.
Ты сегодня рано проснулась, укоризненно заметила она.
Ленка скользнула в кресло.
Все в порядке, мам, правда. Мне приснился кошмар.
Мама закатила глаза и повернулась к холодильнику.
Я делаю яичницу твоему отцу. Хочешь?
Нет, сказала Ленка и открыла газету на разделе развлечений.
Она проглядела киноафишу. Ничего стоящего. Это здорово: на кино нужны деньги. Ее братья и золовки посылали, сколько могли, но все уходило на аренду и докторов. Лейкемия безумно дорогая болезнь, даже со страховкой, а хорошую работу трудно найти. Мама устроилась бухгалтером, папа кассиром в «Джайэнт игл». Этого хватало на еду и членство в «ИМКА», так что родители не потеряют форму, но, как заметила Ленка, всякий раз при разговоре с сыновьями, гастролирующими теперь с братьями Ринглин по Флориде, мама раздражена, а шутки папы становятся еще хуже, чем прежде.
Они были несчастны в Кливленде, так же как и она.
Ее привлек заголовок:
«CIRQUE DES CHAUVE-SOURIS
ЯВИТ ВАМ НАСТОЯЩУЮ МАГИЮ».
Ленка не хотела читать дальше, но ничего не могла с собой поделать.
Прибывший из восточной Европы, Cirque des Chauve-souris это взгляд в прошлое. Инспектор манежа Баттина привезла Старый свет в Новый: шоу позолоченного века, антикварный деревянный шатер и каллиопа. Детям здесь не место. Никаких заигрываний с публикой и пустой болтовни: бар с пильзенским пивом и настоящая акробатика.
В город приехал цирк, сказала Ленка.
Мама даже не обернулась от плиты:
Нет.
Батутисты чехи. Слышала когда-нибудь о Парящих Соколовых?
Мама покачала головой.
А еще дрессировщица кошек. Ты же любишь номера с кошками. Ну, пожалуйста, мам.
В кухню вошел папа волосы влажные после душа, рубашка, наброшенная поверх майки, застегнута лишь наполовину.
В чем дело, berusko?
Она хочет в цирк, Йоска, ответила мама. Я уже сказала: нет. Тебе глазунью или болтунью?
Ленка протянула газету отцу. Он покачал головой, даже не взглянув:
Мама права. Твой иммунитет под угрозой. Цирк это дети, а где дети там микробы. Нездоровая атмосфера, моя принцесса.
Это же не супершоу, пап. Так, несколько номеров. Прямо из Старого света тебе понравится. И доктор Вайнер не говорил, что мне нельзя гулять, только, чтобы не переусердствовала.
Ты не станешь счастливей, видя, как другие летают, буркнула мама, яростно взбивая яйца.
Я скучаю по цирку, Ленка встала и обняла ее напряженные плечи. Пожалуйста, мам. Я сойду с ума, запертая в четырех стенах, гадая, смогу ли я когда-нибудь снова летать.
Это был шантаж, но за прошедший год она поняла: все становится лучше через боль.
Ленка с родителями приехали из Юниверсити Хай заранее. Перед открытием у них было время осмотреть знаменитый деревянный шатер «Цирка летучих мышей» снаружи.
Ничего особенного, правда? сказала мама.
Это антиквариат, заметил папа без особого восторга. Могли бы его покрасить. Он слишком страшный, чтобы трезвонить о нем.
Он изобразил улыбку печального клоуна и взял маму за руку, а другую протянул Ленке. Она мягко сжала его пальцы и высвободилась. Да, было больно ждать в очереди вместо того, чтобы гримироваться и разогреваться за сценой, но лучше бы папа этого не показывал.
Внутри, пока мама занимала места в боковом ряду, Ленка окинула шатер взглядом профессионала. Он оказался просторнее, чем выглядел снаружи, но несколько перекошен. Заостряющийся потолок казался низковат для полетов, а арена слишком мала для приличного акробатического номера. Рампа переходила в полукруглую сцену с занавесом из выцветшего красного шелка. Зрители сидели вокруг арены на раскладных стульях. В кабинках у стен стояли столы и скамейки, обитые бархатом. Над ними виднелись бледные старинные фрески картины из цирковой жизни. Освещение оставляло желать лучшего, но Ленка различила двух пьеро, одетую в алое инспектора манежа, девочку на толстеньком пони, мальчика на трапеции.
Она почувствовала, как ее дернули за рукав:
Начинается.
В шатре стемнело. Каллиопа хрипло завела «умпа-па, умпа-па», и луч света упал на женщину, одетую в бархатный плащ, длинный и коричневый. На голове у нее была полумаска с ушками летучей мыши, острыми и похожими на ивовые листья. Инспектор манежа. Баттина.
Она подняла руки, и плащ упал с ее запястий, будто тяжелые крылья.
Добро пожаловать, мадам, пропела она с русским акцентом, густым, как борщ. Добро пожаловать, месье. Добро пожаловать в Les Chauve-souris.
Ленка услышала писк под потолком, и внезапно воздух ожил: наполнился едва слышным, еле зримым движением. Испуганно вскрикнула какая-то женщина, а мама спрятала голову в ладонях, когда маленькие тени заметались среди огней, падая на арену. Оглушительный аккорд и вместо летучих мышей перед ними появилась труппа в коричневых плащах и масках.
Мама сложила руки на коленях:
Платки и люки. Хотя они быстрые.
Когда каллиопа заиграла «Гром и молнию», Баттина поднялась в воздух, скользя над рампой, с развевающимся за спиной плащом. Все затаили дыхание, даже Ленка. Ни в складках плаща, ни в отсветах «грозы» не было видно ни ремней, ни предательского блеска проволоки. Казалось, Баттина и правда летала.
Она сделала круг над зрителями и исчезла за занавесом.
Мило, сказала мама.
Шшш, откликнулся папа: Акро-бэты.
Ленка хихикнула.
Парящие Соколы оказались тремя тоненькими юношами с невероятно быстрой реакцией.
Папа смотрел, как они крутят сальто, на миг застывая в воздухе, а потом прошептал Ленке на ухо:
Они кувыркаются, как во времена твоего дедушки очень умело, но без капли воображения.
Позади Ленки кто-то встал и направился к бару.
Они теряют зрителей, пробормотала мама.
Следующий номер был лучше: огромный мужчина в траченной молью медвежьей шкуре и девочка-змея в чешуйчатом костюме. Она обвивалась вокруг «медведя» так, будто в ее теле вовсе не было костей, пока он не сдернул ее, подкинув в воздух, как живой мяч.
Когда они сняли маски, Ленка увидела, что девочка примерно ее возраста, ее кожа очень бледная, а волосы короткий боб очень темные. Принимая аплодисменты, циркачка поклонилась зрителям без тени улыбки рука поднята, нога чуть выдвинута вперед.
Очень профессионально, одобрила мама.
Следующим номером была Баттина, уже без плаща. Бархатные кошачьи ушки торчали из ее густых локонов. Она шествовала по арене, гордая, как королева, а за ней следовали семь кошек с высоко поднятыми головами и хвостами.
Ленка видела кошачьи номера раньше в основном на Ютьюбе. Кошки остаются собой: даже отлично выдрессированные, они предпочитают бегать по сцене, кататься по полу или умываться. Звери Баттины были не такими. Они ходили по канату, прыгали сквозь обручи, балансировали на шесте и, самое удивительное, абсолютно синхронно танцевали, подбадриваемые писком и мяуканьем дрессировщицы.
Эта женщина ведьма! прошептала мама.
Шшш! сказала Ленка.
Когда в антракте зажегся свет, папа встревоженно повернулся к ней:
Тебе нравится?
Лучше бы начала мама.
Номер с кошками крут. И девочка-змея просто огонь. Можно мне колы? Я очень хочу пить.
После перерыва шоу продолжили шпагоглотательница, японка на моноцикле и канатоходец в полосатом комбинезоне до колен. Ленка сочла, что они чрезвычайно умелы, но лишены вдохновения.
Девочка-змея появилась вновь: выкатилась из-за занавеса и прошлась колесом по арене простой трюк, ставший зрелищным из-за блестящих нетопырьих крыльев, тянущихся от лодыжек к запястьям. Остановившись в центре, циркачка встала, взялась за невидимую прежде перекладину и медленно поплыла вверх. В горле у Ленки пересохло от зависти.
В шести футах от пола трапеция остановилась. Девочка встала на перекладину и, чуть согнув колени, начала раскачиваться, будто на качелях. Ее крылья трепетали.
Так она запутается в веревках, мрачно пробормотала мама.
Этого не случилось. Ленка смотрела, как девочка летала: извивалась, скручиваясь в кольцо, кувыркалась, висела на локтях, шее, ступне, держалась одной рукой, будто закон тяготения отменили специально для нее. Она должна была быть невероятно сильной и дисциплинированной. Никаких походов в гости или в кино, никаких видеоигр, никакого Фейсбука только тренировки, выступления и сон, и рутина, и уроки, и опять тренировки. Это нельзя было назвать нормальным. Мама и папа говорили, что Ленка привыкнет к нормальной жизни, когда поймет, что не сможет выступать.
Мама и папа ужасно заблуждались.
Милые мама и папа!
Когда вы прочтете это, я буду уже далеко.
Я ухожу не потому, что не люблю вас, и не потому, что считаю плохими или нечестными. Вы лучшие родители в мире и вы сделали для меня больше, чем доктор Вайнер и больница. Вы спасли мою жизнь делали все, чтобы я поправилась, и не заставляли чувствовать себя виноватой. Это просто восхитительно.
Дело в том, что я все равно испытываю вину. Я вижу, что моя болезнь сделала с вами. Временная работа? Розничная торговля? Посмотрите правде в глаза. Даже с папиными шутками это не смешно. Вам нужно вернуться к полетам, и это невозможно, пока вы за мной приглядываете.
Так что я ухожу. Пожалуйста, не ищите меня. Мне восемнадцать. У меня ремиссия, я чувствую себя отлично. Я взяла немного денег на то время, пока не найду работу. Отдых единственное, от чего я устала. Примерно через месяц я дам о себе знать. Собираюсь позвонить Радеку на мобильный, так что лучше отправляйтесь в путь.
Ленка.
P.S. Знаю, глупо говорить, чтобы вы не волновались, но, правда, не надо. Вы научили меня, как о себе позаботиться.
P.P.S. Люблю.
Ленка знала родителей. Что бы она им ни написала, они искали ее, первым делом заглянув в Cirque des Chauve-souris. Она провела пару дней, скрываясь, в основном зависая в Кливлендском Музее искусств, верно рассудив, что это последнее место на земле, где они ожидали ее встретить.
Когда в цирке началось последнее шоу, Ленка быстро обтерлась губкой в туалете музея и отправилась в центр.
Она надеялась проскользнуть внутрь, смешавшись с выходящей из цирка толпой, но обнаружив, что задний двор пуст, занервничала. Пришлось проскользнуть через служебный вход.
Во тьме раздался голос:
А мы всё гадали, когда ты явишься.
Ленка замерла.
Не бойся, продолжил голос. Мы не станем звонить в полицию.
В полицию?
Девочка-змея вышла из тьмы. Приблизившись, она казалась еще более хрупкой и бледной.
Они приходили дважды, искали Ленку Кубатову, восемнадцать лет, пять футов шесть дюймов, карие глаза, каштановые волосы, сто пятнадцать фунтов, истощенная. Это ведь ты?
«Истощенная?» Ленка пожала плечами:
Это я.
Сбежала из дома? Почему? Родители тебя бьют?
Нет, сказала Ленка. Они замечательные.
Тогда почему?
Ленка расправила плечи:
Я хочу присоединиться к вам. К этому цирку. Быть на подхвате.
Девочка-змея рассмеялась.
Это что-то новенькое, сказала она. Думаю, тебе лучше поговорить с Баттиной.
Инспектор манежа в Chauve-souris помогала силачу отвинчивать створки кабинок и скамейки от стен. Подсобных рабочих рядом не наблюдалось.
Беглянка, сказала она, увидев Ленку. Гектор, мне надо выпить.
Силач засмеялся и сложил створки в обитый тканью деревянный ящик.
Позже, сказал он.
Баттина опустилась на скамейку с невероятным достоинством, как будто не поднимала ее минуту назад.
Ты должна позвонить родителям, строго сказала она.
Ленка покачала головой:
Мне восемнадцать.
Полицейские говорили, ты больна.
Я была больна. Мне уже лучше. Я должна жить и дать жить моим родителям. Они воздушные гимнасты. Им надо летать.
Чем ты болела? спросил Гектор.
Раком, просто ответила Ленка. Лейкемией.
Баттина и силач обменялись непонятным взглядом.
Чего ты хочешь? спросила инспектор манежа так, будто ответ ее совсем не интересовал.
Сердце Ленки зашлось в груди.
Хочу поехать с вами, сказала она. Знаю, я не готова к выступлениям, но вам, кажется, нужна помощь. Я могу вешать кольца, чистить клетки, следить за реквизитом. Я умею вести хозяйство. Пока можете мне даже не платить. Глаза защипало от подступающих слез. Без цирка я не чувствую себя живой. Пожалуйста, позвольте поехать с вами.
Ее голос прервался. Отвратительная самой себе, Ленка полезла в сумочку за салфеткой и вытерла нос.
Простите, хрипло сказала она. Это было непрофессионально.
Ты сказала правду, Баттина постучала по зубам ногтем большого пальца. Не отрицаю, нам нужна помощь того, кто понимает американских chinovnikov, может сидеть на телефоне и составлять планы. Она уставилась на Ленку темными глазами. Ты сможешь?
Никогда ничего такого не делала, честно ответила Ленка. Но постараюсь.
Мы потеряли менеджера в Нью-Йорке, сказала Баттина. Он оставил нас с кучей бумаг и ангажементов в городах, о которых я никогда не слышала. Я артистка, а не секретарь. Как думаешь, наведешь порядок?
Ленка хотела сказать, что она тоже артистка, но пока это было неправдой не с ее ограниченными возможностями.
Да.
Взгляд Баттины скользнул поверх Ленкиного плеча.
Что скажете?
Ленка повернулась и увидела всю труппу Cirque des Chauve-souris. Они так тихо собрались за ее спиной, что она и не заметила. Чрезвычайно бледные в электрическом свете, они смотрели на нее, сузив глаза.
Девочка-змея заговорила:
Давайте ее возьмем. Не годится артистке сидеть на одном месте.
Эквилибристка серьезно кивнула.
Почему бы и нет? сказал канатоходец. Самое время для новой крови.
Шпагоглотательница хихикнула:
Борис прав.
Акробаты обменялись взглядами.
Ей можно доверять? спросил один из них.
Баттина взглянула на силача:
Гектор?
Он принялся изучать Ленку глубоко посаженные глаза блестели под мощными надбровными дугами, а затем наклонился к ней. Не уверенная, что он собирается делать, Ленка напряглась, но не дрогнула. Он понюхал ее волосы, выпрямился и кивнул.
Так она и стала частью цирка.
Конечно, только в определенном смысле.
Девочку-змею звали Рима. «Как девочку-птичку», объяснила она и добавила, что это имя героини одной старой книги. Баттина на самом деле была мадам Оксаной Валентиновной, Парящие Соколовы Эженом, Казимиром и Дюсаном, эквилибристку звали Чио-Чио, а шпагоглотательницу Кармен. Канатоходец представился Борисом и сказал, что он из Ленинграда, хотя говорил, как Берт из Айдахо.