адо отдать должное пану Ромеро, если за трапезой что и показалось ему непривычным, виду он не подал. И лишь дождавшись, пока пан Януш, наевшись, собрался вставать из-за стола, напомнил.
- Так как быть с его имуществом?
- Переведи ему, сынек, - степенно ответил пан Януш, - что имущество его я могу ему вернуть. Даже подштанники. Тем более, они у него хоть и драные, но из шелка. А доспехнет. Что с бою взятото свято.
- Он возражает, - продолжил Гжегош после того, как перевел гостю все и выслушал ответ.Говорит, никакого боя не было. Его просто приложили сзади какой-то дубиной и больше он ничего не помнит.
- Так кто ж ему, сынек, виноват?!Пан Соколувский развел руками, показывая свою беспомощность.Приехал бы днем, а лучше, утречком, а то по солцепеку биться несподручно. Протрубил бы в рог, бросая вызов С ним и бились бы, как с рыцарем. А он напал ночью, как дрянь, как дрань и получил, чем попало. Пусть спасибо скажет, что шлем выдержал.
Выслушав такое, чужеземец сразу как-то сник, словно став еще мельче. «Знает котка, чье сало сьела» - с легким злорадством подумала Мирося, вспоминая, какого страху натерпелась из-за этого болтуна. Марыся же, наоборот, слишком пристально разглядывала гостя. Настолько пристально, он заметил. И слегка склонил голову, выказывая уважение юной панне.
- И что со мной теперь будет?Спросил рыцарь.
- А что с тобой сделаешь?Пан Януш, видно, все уже для себя решил. Поэтому ответил быстро и довольно равнодушно.Выкупа толкового с тебя, судя по рваным штанам, не дождешься. А как подумаю, из какой дали ты, пан Ромеро, к орденцам прибился - Он безнадежно махнул рукой.Во сколько мне гонец встанет, да сколько тебя кормить, пока выкуп придет
В общем, не обижайся, пан Ромеро, но мне ты без надобности. Отошлю тебя с оказией пану каштеляну, пусть он рассуждает.
- Тата!Не выдержав, возмутился Гжегош.Вы, тата, всегда были мастер складно слово сказать. А того, как я ему это все переводить буду, и не подумали.
- Не мое это дело, о таком думать. Мое дело было храмовнику за вашу науку платить и с тебя за лень спрашивать. И, по всему видно, с тебя хорошо спрашивал, а Лукашика жалел сильно. Ничего, - пан Януш погрозил младшему сыну, - не поздно еще нагнать.
На том пан Януш посчитал разговор оконченным. Пленника-гостя проводили в покой повыше. «Чтобы дурная мысль в голову не пришла, ночью из окна прыгать» - пояснил пан Януш в ответ на вопросительный взгляд пани Малгожаты.
- Не обессудь, пан Ромеро, - извинился он перед чужоземцем, - мы гостей не ждали. Так что чем богаты - и собственноручно задвинул за гостем тяжелый засов на двери.
***
- Мироська, ты видела, какие у него глаза?!Зашептала Марыля, стоило сестрам остаться вечером в их светелке вдвоем.Чисто тебе вишни!
- Глаза как глаза, - не согласилась Мирослава.Ничего так, конечно, но мелковат. Их там что, правда не кормят, что ли? Гжесю та рубашка еще перед свадьбой в плечах тесновата была
- Не всем же такими богатырями быть, как твой ядзвин, - Непонятно с чего обиделась сестра.А Ясновский, между прочим, ненамного больше.
- Лукаш подрастет, не хуже нашего Гжеся будет. А этот так и останется мелким. Не соглашалась Мирослава. Ей пленник почему-то совсем не понравился. Вроде, вел себя пристойно, молился истово, радовался искреннее, что не к поганам попал Но был он весь какой-то чужой.
Ядзвин Борута, и тот казался ближе. Может, из-за непонятного говора, может, из-за того, что был он весь такой, словно закопченный. По манерам видно, что шляхтыч, а вид загорелый, словно у хлопа, что день и ночь под солнцем поле пашет
- Вот и шла бы за своего Лукаша!В сердцах воскликнула Марыля и привычно попыталась стукнуть сестру подушкой.
- Да я бы пошла, кабы меня за него сговорили.Кротко ответила Мирослава, тем не менее, ловко уворачиваясь и перехватывая подушку сестры.Но за Лукаша сговорили тебя, а менявообще за ядзвина. И не пойму я, чего ты дерешься?
- Ничего. Так, просто. Отдай подушку!Марыля немного поборолась, пытаясь отвоевать свою подушку. А когда Мирослава сдалась, старшая сестра отвернулась к стенке и сделала вид, что засыпает.
- Дурная ты, Марысько - Мирося вздохнула и попыталась уснуть.
Сон не шел. В голове все крутился вчерашний рассказ отца о том, как Борута помог оборонить Соколув. И как искренне тревожился о том, чтобы с ними ничего не случилось. Почему-то сейчас именно ядзвин, а не этот пан Ромеро в драных штанах, казался Мирославе настоящим рыцарем. Даже вон Марылька завидует, глупая.
Хотя, чему тут завидовать? У Ясновского все просто и понятно: и дом, и хозяйство. И сам Лукаш. А как-то будет у ядзвинов? Надо будет хоть отца расспросить, что ли. А то она все выспрашивала, зачем да зачем ему эта свадьба понадобилась. Ну, узнала, и что? А спрашивать надо было, что ей после этой свадьбы делать. Как ядзвины живут, что едят татка же был в Ятвежи, должен знать.
Несколько последующих дней в Соклоуве было весело. Чужоземный рыцарь, который никак не соглашался признать себя пленником пана Януша, сидел взаперти в своем покое и целыми днями пел песни своей отчизны.
- До чего ж жалостно поет!качала головой пани Малгожата,
приоткрыв окно светелки, чтобы лучше слышать. Шилось под эти песни действительно легко. Голос у парня был хороший, да и песни лились, словно полноводная река. Порой Соколувские запевали сами, и тогда пленник умолкал, прислушиваясь к чужим мелодиям.
В общем, никто дона Ромеро не обижал, но и воли особой ему не давали. Держали под замком, но в покоях, а не в пивнице. На завтрак, обед и ужин сажали за общий стол. В воскресный день даже взяли с собой в храм.
В святыне пленник оживился. Долго молился, потом так же долго лопотал с храмовником на языке храмовых книг. Гжегош сперва пробовал прислушиваться, но потом только махнул рукой. Слишком быстро. Впрочем, пан Януш особо и не тревожился. Потому что если уж даже от храмовника пакостей ожидать, то кому тогда честный шляхтыч верить может?
Всю дорогу обратно Марыся мучила брата, заставляя его все время ехать около брички и задавать дону Ромеро все новые и новые вопросы: о нем, о его семье, о его Отчизне. Пленник-гость рассказывал охотно и его большие темно-карие глаза прямо светились при этом. Глядя на эти глаза Мирослава вспомнила, как Марыля сегодня из-за пришлого чуть не поцапалась с Зосей.
- А что это ты, Зосенька, дитя с собо не берешь?Встревожилась утром хозяйка дома, видя, что невестка сходит с крыльца без няньки.И в общий зал вчера не выносила. Не заболел ли малыш?
- Да нет, мамо, все с ним в порядке, хвала Творцу.В привычной своей кроткой манере отвечала Зося.Только решила поберечь пока дитя от чужих глаз. Тем более, таких. Мало ли
- Ну и ладно.Не стала настаивать пани Малгожата. Береженого Творец бережет.
-Эх ты-ы, Зоська!Разочарованно протянула тогда Марыля. -
Как других поучать, так такая набожная. А как на верного Творцу рыцаря напраслину возводить, так первая.
- А кто их, чужеземцев, знает. Притащит еще какую заразу.Зося пожала плечами и прошла к брычке, в которую ей по старшинству надлежало усаживаться сразу после свекрови.
- Цыц, Марысько! - Строго одернула дочь пани Малгожата. Допускать ссору на глазах у посторонних она была не намерена.
И вот теперь Марылька, явно Зосе назло, вовсю пускала глазами чертиков в сторону дона Ромеро. Тот же, в свою очередь, отвечал не менее пылкими взглядами, то и дело картинно вздыхая. Все это очень не нравилось Миросе, которая уже предчувствовала, что дома все закончится грозой. И хорошо, если достанется одной Марыське.
Так все и случилось. Не успели пахолки увести пана Ромеро наверх, как пан Януш выгнал слуг и достаточно крепко схватил Марылю за ухо.
- Ой, тату!Пискнула она, привставая на цыпочки.
- Что, «тату»? Ты, поганка такая, мне стыду натворила сегодня! Где это видано, чтобы просватанная невеста себя как девка гулящая вела?!
- Татусю!Снова попыталась возмутиться Марыля, но отцовские пальцы ухо держали крепко.
- Что, «татусю»? Ты чего себе удумала? Счастье твое, что в святыне не додумалась прилюдно хвостом крутить. Лукаше, подай мне хворостину!
- Тату!Марыля взвизгнула уже не для виду, а на самом деле испуганно.
- Татусю!Видя, что дело плохо, повисла на отцовской руке и Мирося. Татусеньку, да она и ж словом с ним не перемолвилась! Только через Гжеся. Ну, не сердитесь, татусю! Нам же интересно, как там у чужоземцев все устроено
- Кыш!Пан Януш отмахнулся было от Мироси, но потом сплюнул и отпустил и Марысю тоже. Интересно вам всем, матери-вон, может, тоже интересно. Только одни умеют держать рот на замке и слушать, а другиехвостом крутят почем зря. Марш в свой покой, и чтобы я вас обеих не видел, пока чужеземец к каштеляну не отправится!
Вечером к ужину сестер не позвали. Пани Малгожата сама принесла дочкам хлеба и крынку кислого молока, «на закуску» еще раз строго отчитав ослушниц.
- Стыдобища!Сурово нахмурив брови, качала головой пани Малгожата.Да разве ж этому я вас учила? И ты, Миросю, нашла время отцу перечить! Ничего бы Марыське не сталось, поучил бы отец немножко, небось, не облезла бы. Отца бы пожалели, бесстыдницы! Мало ему забот, еще дочек непутевых наставлять!
Марылька сидела на постели, отвернувшись к стене, ни дать ни взять, королева на троне. Мирося некоторое время внимательно смотрела на сестру, а потом пожала плечами и начала разбирать свою постель. Ужинать без сестры не хотелось, а та не подавала виду, что успела с завтрака изрядно проголодаться.
- Ну что смотришь?! - Не выдержала наконец-то Марыля, поворачиваясь к сестре.Тоже учить будешь?
- Да нет, - Мирося нарочито спокойно пожала плечами.Разглядеть пытаюсь, какая вожжа тебе под хвост попала? Вас с Ясновским когда еще сговорили, и никогда я не слышала, чтобы ты жаловалась.
- Марысенько, - Мирослава, не выдержав, пересела на кровать к сестре и схватила ее за руки, прижимая их к своей груди.Сестричко, расскажи, что тебя мучает? Ты же в последнее время сама не своя. Отцу перечишь, с Зоськой почем зря собачитесь, на меня то и дело голос повышаешь Ну, неспроста же это все. Ведь не в пришлом этом рыцаре дело, да? До него это все началось?
- Да иди ты!Марыля вырвала руки у сестры и с силой столкнула ее со своей кровати. Мирося от неожиданности плюхнулась прямо на пол. Хорошо, лететь было невысоко. Пока она вставала, потирая ушибленное место, старшая сестра уткнулась лицом в подушку и разрыдалась.
Решив оставить обиды на потом, Мирослава снова присела рядом с сестрой и осторожно погладила ее по растрепавшимся волосам. Та заплакала еще громче. Наревевшись всласть, Марыля наконец-то оторвалась от подушки. Пару раз шмыгнув носом, она исподлобья посмотрела на сестру.
- Да что бы ты понимала, Миросько! Будто не знаешь, что тата сговаривал, меня не спрашивал.
- Так и меня не спрашивал, и Ядзьку, и Беатку Сама знаешь, что у нас только Гражинка за своего Яся по большой любви пошла. И то, потому что татка с его отцом когда-то у князя вместе служили. Так чего ж теперь реветь?
А ты чего ревела, когда отец сговором погрозил?
- Так - Мирослава на миг растерялась, пытаясь вспомнить, когда это она ревела. И ревела ли? Так и не вспомнив, решила ответить.Мне вообще замуж не сильно хотелось. Ни за кого, понимаешь. Не нагулялась я еще по воле, сколько всего интересного не увидела.
- Вот, - уцепилась за слово Марыся, - сама говоришь «не хотелось», а теперь ведь хочется?
- А теперь тата сказал, что надо идти. Куда ж деваться.
- Вот и мне - некуда.Марыля начала снова всхлипывать.Ничего-то ты, Мироська, не понимаешь! Твой-вон ядзвин ядзвином, а подарки дарит, на колено встает, прилюдно ухаживает
И чужоземец этот песни такие красивые поет, да все на меня поглядывает, словно для меня одной. А Лукашик только сопли рукавом вытирает. Вот пойдешь ты, Мироська, за своего ядзвина, так хоть будет что вспомнить. А у меня и этого не будет. Понимаешь ты это, блаженная, или нет?! Никто передо мной на колено не станет, стежку не попросит. Никто ухаживать не станет Пойду за Лукашика, как в могилу.
- Ох и дурная ж ты, Марысько!Не выдержала Мирослава, отталкивая сестру.Ты чему завидовать вздумала? Ты что же, думаешь, что не встань Борута передо мной на колено, татка ему бы меня не отдал? Да они ж, наверное, сговорились еще до того, как нас в покой позвали.
Только ты в Ясновке хозяйкой будешь, а я мало того, что в Ятвеже, так еще и при свекре с деверем. Как еще примут.
Марыля попыталась возразить, но теперь уже Мирося разозлилась по-настоящему.
- Ты все меня попрекаешь, что нянькины сказки слушаю, а и сама, похоже, лишку наслушалась.
Песни, говоришь, красивые? Да если бы нас, как Ясновских, из подвала за патлы выволокли (этот твой закопченный красавец и выволок бы), знаешь, как мы бы запели? Тебе Лукаш ни разу не говорил, какими он родню нашел? Нет? А мне Борута рассказал.
- Зачем?Марыля, ошарашенная таким напором, даже икнула.
- Чтобы сама береглась и вас берегла.Не задумываясь ответила Мирослава. Теперь вижу, что не зря рассказал. А ты, Марысько, слепая. Лукашик твой в пятнадцать лет всю семью схоронил, на пепелище остался.
Иной бы на его месте руки опустил, а он Ясновку заново отстраивает. Татка говорил, сразу новый частокол поставил, ров прокопал от ближайшего ручья. Помнишь, тата ему еще хлопов посылал по-осени? Когда ему, по-твоему, перед паненками красоваться? Ты его тут сопливым обзываешь, а он, наверное, сам с хлопами в болоте лопатой махал, чтобы до зимы все успеть.
- А все равно, как подумаю, что он меня слюнявить будет, - отрезала Марыля, - противно.
И добавила, осененная внезапной идеей.
- Слу-шай, Миросько! А давай мы с тобой женихами поменяемся!
- Ты чего, Марылю? Да у тебя, никак , горячка - Мирося хотела пощупать лоб сестры, но та удержала ее руку и быстро зашептала.
- Смотри, все сходится. Тебе Лукашик нравится, ты за него и иди. А как благословят, деваться будет некуда, увезет тебя в Ясновку.
- А Борута как же?Мирося растерялась.
- А Боруте меня отдадут. Других-то дочек у отца не осталось.
- Умом тронулась перед свадьбой?Мирося подозрительно посмотрела на сестру, не зная, чего еще ожидать от Марыли.То тебе задохлика этого подавай, в драных штанах, то Боруту моего Вот погоди, скажу отцу, чтобы запер тебя в покоя до свадьбы. И в другой раз выгораживать не буду.
- Ну и не надо!Обиделась Марыля.Ишь, нашлась святая-творцова!
Поссорившись, сестры разошлись спать голодные. Кислое молоко с хлебом так и остались стоять на столе.
Проснулась Мирослава от того, что очень хотелось есть. Вспомнив, что вчера из-за дурной Марыськи так и не удалось ни пообедать, ни поужинать, Мирося с досадой спустила босые пятки на пол. И тут же застыла, прижав к ладошки ко рту. Над спящей Марылей кружилось легкое облако, которое то принимало какие-то нечеткие очертания, то снова рассеивалось легкой дымкой.
Неизвестно, сколько продлилось бы оцепенение Мироси, если бы Марыля не повернулась во сне. Дымка тут же стала плотнее, словно сгустилась, и полупрозрачный силуэт потянулся к лицу девушки. «Душу выпьет!» - испугалась Мирослава и, что есть силы, запустила в дымку первое, что попалось под руку. Это оказался небольшой железный ключик от шкатулки с намистом и прочими девичьими радостями. Вернувшись в свой покой, Мирослава поснимала украшения и сложила их обратно в шкатулку. Склоки склоками, а всякому добрусвое место.
Столкнувшись с железом, морок вздрогнул, словно от боли, а потом снова сгустился.
- Аминь! Аминь! Аминь!Зашептала Мирослава, припоминая, что ночного летавца можно «зааминить». Оставалось только молиться, чтобы это был именно он. Потому что спасения от остальных бесов Мирослава не знала, как ни крути, а онане храмовник.
Сложно сказать, сработало или нет, но дымка рассеялась. Куда она делась, Мирося с перепугу не заметить не успела. Может, вытянулась в окно, которое в пылу ссоры вчера притворили неплотно. А, может, Миросе просто показалось спросонку?
Мирослава уже почти уговорила себя, что все привидевшееся было только сном. Сотворив знак Творца, она встала и пошлепала босыми пятками к столику с едой. Но случайный взгляд, брошенный в окно, заставил отложить едва надкушенный кусок хлеба и вздрогнуть. За окном клубился туман.