Рассвет был хмурым и холодным. Над стенами и железными пиками башен Каркассона повисли клочья тумана, а свежая роса блестела на крышах и сухих травах. Гордые башни барбакана Од влажно поблескивали. На них сгрудились стаи воронов и ворон. Птицы сидели неподвижно, те, кого спугивали люди, неохотно отлетали прочь. Всматривались черными глазками в город, словно дожидаясь момента, когда случится очередное несчастье и они слетятся на пир и будут клевать свежие человечьи трупы.
Люди болтают, ворчал диакон, увидев птиц, что эти вороны забирают души умерших в ад. Надо бы нам поспешить, потому как и правда у них сегодня может прибавиться работы.
В молчании они проехали старый мост на двенадцати опорах, выстроенный еще при Людовике Святом, миновали крест, обозначающий границу между Верхним и Нижним городом. Потом оказались среди низких деревянных построек, возведенных на фундаментах жилищ, сожженных сто лет назад английскими войсками Черного Принца Эдуарда. И направились на юг по тракту, что шел вдоль излучин реки Од.
Когда они покинули город, распогодилось. Перья тумана рассеялись, открывая абрисы далеких гор, к которым вела дорога. Двигались они вдоль Од, что яростно пенилась на скалистых порогах. Была уже осень, они ехали темно-желтыми лесами, устилающими дорогу ковром золотых листьев, в темных ущельях шумели потоки, стекающие с гор, пустые поляны покрывали ковры высохших трав; они объезжали ямы, образовавшиеся после падения стволов огромных, старых деревьев, и в этих ямах в такой серый, мрачный день светились многочисленные светляки.
Они находились в сердце Лангедока, некогда страны трубадуров, доблестных рыцарей и прекрасных дам. Но два века назад тут прокатился крестовый поход против катаров. От замков остались лишь руины, города сровняли с землей, а еретиков послали на костер. Нынче от тех времен не осталось и следа. Разве что песни и баллады, которые пели при дворах и в трактирах, а порой произносили шепотом, боясь доносчиков инквизиции.
Вийону вспомнились слова старой лангедокской песенки:
Безье захвачен. И мертвы уже
Священники и дамы, дети. Все мертвы.
Убиты даже христиане.
Алтарь в церквах от крови мокрый.
И в церквах эхом бились крики их.
А крест серебряный служил им
Плахой для отрубания голов
Поляны и луга, по которым некогда шагали горделивые катарские Перфекти, Совершенные, уже давно заросли лесом. Церкви и замки Добрых людей превратились в развалины. И все же в этой земле еще хватало следов столетней истории. Окрестные скалы, горы и холмы щетинились остатками катарских замков. Перпертюз, Дюрфор, Керибюс, Пюивер, Арк, Монсегюр и прочие твердыни еще напоминали о славе старых властителей Лангедока. Остались от них и другие воспоминания Теплый пепел костров, которые жгли в Нарбонне, Безье, Тулузе и Русильоне. И инквизиция, которая внушала страх каждому пастуху или селянину.
Они ехали на юг. Местность становилась все более дикой, щетинилась скалами, холмами и горами. Они проезжали небольшие бедные села, притулившиеся к отвесным склонам, недоступные башни, замки и церкви, которые в любой момент могли бы стать убежищем от нападения.
Вийон, прошипел Бернар после одного из поворотов горной дороги.
Слушаю, ваше преподобие.
Де Рошебенедиктинский монастырь. Я с ними не в лучших отношениях. Держи ухо востро и не спускай с них глаз: может так случиться, что монахи не станут нам помогать.
Слушаюсь, господин диакон.
Когда они миновали очередной поворот, Сен-Роше-де-Пре предстал перед ними во всей своей красе. Монастырь и церковь возносились на высокой скале, которую с трех сторон омывала река Од. Уже издалека Вийон заметил гордую колокольню церкви, остроконечную крышу капитулярия и замшелую стену, что окружала постройки. Миновали они убогое сельцо, втиснувшееся между скалами и лесом, и оказались на дороге, что вела к вратам аббатства. Перед огромными створами собралась толпа нищих, перехожих калик и отвратительных уродцев. При виде кавалькады диакона все они бросились выпрашивать милостыню. Четверо прислужников коннетабля, однако, не выглядели добрыми самаритянами и не собирались делиться своими богатствами с ближними. Нескольких пинков и ударов батогом хватило, чтобы указать оборванцам их место.
Надвратное здание одной стороной прижималось к отвесно встающей скале. С другой стороны зияла пропастьсклон тут резко спускался к реке Од, и обрыв этот не рискнул бы преодолеть ни один человек.
Диакон спрыгнул с коня. Застучал в монастырские ворота.
Кто там? спросил голос из-за дверей. Чего ищете тут, добрые люди?
Я Бернар Одри, диакон собора Святого Назария из Каркассона, ответил священник. Хочу увидеться с братом препозитом.
И зачем же вам брат препозит, почтеннейший диакон?
Как говорит святой Иоанн, источник мудрости Божьей подобен драгоценному камню, а меня издалека притягивает его сияние. Жажду, чтобы брат препозит позволил мне зачерпнуть из своего колодца знаний и дал совет в делах духа.
Наступила тишина. Вийон думал уже, что красивые слова диакона прозвучали впустую. Что братья-бенедиктинцы не отворят им ворота и выставят дураками.
Вдруг засовы стукнули, и дверь открылась, выпуская полосу света. Привратник смерил прибывших внимательным взглядом. Был он высокий, худой и костлявый, с кривым и прищуренным левым глазом и шрамом на лысом черепе. Узкие ладони он заткнул за пояс оленьей кожи, что перехватывал черную рясу, на голове его был ржавого цвета куколь. Он молчал и не подавал никаких знаков. Вийону казалось, что его запавшие темные глазки сверлят пришельцев не хуже, чем глаза мытарякупеческие повозки, груженные штуками шелка.
Привратник отодвинулся в сторону. Они прошли под низким сводом ворот. Диакон кивнул Вийону и жестом приказал слугам остаться снаружи. Они же оказались в мрачном помещении, освещенном полосой света, проникавшего сюда сквозь щель в стене.
Нона уже минула, сказал монах. Отца приора вы наверняка найдете на веранде.
И как я его узнаю?
Я вас проведу к нему.
Привратник двинулся вперед. Они пересекли площадку позади ворот и оказались в переходе между рефекторием и дормиторием. Вийон огляделся. Старый, вековечный монастырь строили из песчаника, который потемнел и выкрошился за долгие столетия, что миновали со дня основания аббатства. Дикий виноград и плющ оплетали здания дормитория и капитулярия, вползали на крыши, а их разросшиеся корни поднимали плиты и камни на подворье. Поэт вздрогнул. Не пойми отчего, но при виде высокой колокольни и остроконечных, замшелых крыш аббатства он почувствовал странный холодок в сердце. А может, это просто тянуло ледяной стылостью от влажных монастырских камней и келий дормитория?
Они миновали остроконечный портал, на котором архангел Гавриил замахивался мечом на зверя из адских глубин, и оказались в тесном дворике, окруженном каменной галереей. Золотое солнце выглядывало из-за линии далеких гор и освещало осенний сад, в котором росло множество сонных роз и кустов, сад, устеленный россыпями желтых листьев и высохших побегов, что цеплялись за колонны и взбирались на деревянные крыши.
Монахи выходили из церкви. Вийон и диакон миновали группу бенедиктинцев в коричневых рясах. Братья смотрели на гостей с интересом, переговариваясь друг с другом на языке жестов. Однако к пришлецам никто не обратился.
Препозит монастыря сидел на каменной лавке, погруженный в свои мысли, спрятав голову под капюшон. Не встал, когда они подошли ближе.
Брат препозит, подал голос привратник. Я привел брата Бернара, у которого к вам, по его словам, дело, не терпящее отлагательств.
И куда же, брат, вы так спешите? негромко спросил приор низким голосом. Ведь сказал Господь: семь дней ешь с нею опресноки, хлебы бедствия, ибо ты с поспешностью вышел из земли Египетской
дабы ты помнил день исшествия своего из земли Египетской во все дни жизни твоей,закончил Бернар. Простите, брат, но я пришел сюда не вести диспуты о Святом Писании, а потому, что у меня есть к вам просьба.
Проситеи дано вам будет, ищитеи обрящете, стучитесьи отворят вам.
Господь наш тяжко испытывает Каркассон. В последние дни на город пало множество несчастий. Мы, однако, подозреваем, что может стоять за ними некто, чье имя вычеркнуто из книги небесной. Князь падших ангелов
Препозит перекрестился. То же самое сделал привратник. Вийону показалось, что немногочисленные монахи, находившиеся в виридарии, как по команде повернули головы в их сторону. Он замер. Нет, все же они на них не смотрели. Кажется, ему показалось.
Прости, брат, но в этом деле я мало чем могу помочь, тихо сказал приор. Мы только горсть монахов, которые возглашают Слово Божье среди простецов и странников да еще заботятся о бедняках. Ибо, как сказал святой Бенедикт, попечитель нашего ордена, всякого пришлеца надлежит принять, особенно если тот беден. Однако я понимаю, к чему ты ведешь, брат.
Вы не можете отказать нам в помощи, брат препозит. В городе из-за демона гибнут люди.
Если это дьявольское дело, отчего не обращаетесь в Святой Официум? Ведь недавно к вам прибыл знаменитый инквизитор.
Ты, брат, как и я, хорошо знаешь, что порой излишняя ревность мешает больше, чем деяния Врага. Вот уже тридцать лет Каркассон обходился без инквизитора, так зачем же утруждать преподобных, если дело можно решить и самим? К тому же, едва начнется следствие, может так случиться, что благородные братья святого Доминика явятся и на ваш скромный порог, и тогда уже Святому Официуму захочется узнать, как живется твоей пастве, брат препозит
Я приметил в тебе, брат, проницательность, достойную инквизитора Бернара Ги из Тулузы, положившего конец еретикам в Лангедоке, или Николя Жакье из Турне, знаменитого охотника на колдуний и еретиков. Дай ему, Господи, здоровья. Однако, уверяю тебя, нам нечего сказать о тех несчастьях, которые обрушились на город, поскольку все мыбогобоязненные монахи. Не мне, убогому, воевать со злыми духами.
Благословенны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное, усмехнулся диакон. Но позвольте вас спросить, нет ли в монастыре
Вот уже почти четыре века наш монастырь не запятнал себя грехом ереси или апостазы, с нажимом произнес препозит. С давних пор, когда аббатство только обустроил Жофре, граф Сердан, в покаяние за убийство жены и сына, мы не поддались альбигойской ереси, пережили крестовые походы и гражданскую войну, да еще вторжение этих дьяволов во плотиангличан под предводительством Черного Принца. Мы не имеем ничего общего с мирской жизнью, и помощь наша мало тебе пригодится.
Позвольте с вами не согласиться, брат препозит. Я слыхал, что у вас есть некий монахбрат Арнальд. Хочу просить вас позволить нам поговорить с ним, чтобы он посоветовал, как поступать с катаклизмом, обрушившимся на город.
Препозит долго молчал.
Брат Арнальд Достойный не ищет ничего более, кроме спокойствия и молитвы, и то и другое нашел он в стенах нашего монастыря.
Брат Арнальд некогда был великим экзорцистом. Нам нужны его знания и сила. Позвольте же поговорить с ним во имя Божьего милосердия.
Сказано: сохраняйте себя в любви Божьей, ожидая милости от Господа нашего Иисуса Христа, для вечной жизни.
и к одним будьте милостивы, с рассмотрением, а других спасайте, исторгая из огня,закончил диакон.
Арнальд Достойный стар и устал от мира, сказал приор. Давным-давно он погрузился в свое одиночество и не желает видеть ничего, кроме образов ангелов и Господа нашего под своими сомкнутыми веками. Простите, но я не смогу удовлетворить вашу просьбу.
Но я настаиваю.
Грешны вы, брат, грехом гордыни. Ступайте и подумайте над моими словами. Мне больше нечего вам сказать.
Приор развернулся боком и вернулся к молитве.
Mea maxima culpa, Domine, покорно произнес диакон Бернар.
Диакон и Вийон поклонились приору. Привратник провел их мимо монастырских построек к воротам. На этот раз тут было полно нищих и калек. Брат ялмужник с несколькими монахами делил меж ними еду. Убогие толкались, поспешно жрали большие куски глинистого хлеба. Молодые братья ордена отталкивали их от корзин, давая место паралитикам и слепцам, что ползли на коленях к еде, следили, чтобы более сильные не затоптали их. Еще двое монахов несли к воротам новые ивовые корзины с хлебом.
Спасибо за помощь, брат, сказал диакон привратнику. Не стану больше вас отвлекать.
Он двинулся вперед и принялся проталкиваться сквозь толпу нищих. Вийон шагал следом. Они вышли за ворота, где уже ждали их прислужники с лошадьми. Диакон вдруг обернулся.
Черт бы побрал этих монахов! обронил со злостью. Прости, Господи, за гнев мой, но что же мне делать, когда в городе вот-вот погибнут люди? Что еще нам остается?
Ora et labora,пробормотал Вийон. А кто такой этот брат Арнальд?
Я слышал, что некогда он был известным экзорцистом. Рассказывают, будто выгонял из людей демонов и проклятых духов. Вот уже много лет как он затворился в монастыре и не выходит в мир. А его помощь очень бы нам пригодилась. Проклятые бенедиктинцы! Если бы не обстоятельства, я бы поговорил с ними иначе.
Вийон вздрогнул, услышав угрозу в голосе диакона.
Возвращаемся в Каркассон! рявкнул священник. Страшно даже подумать, что нынче может случиться в городе.
IV
Ты должна помолиться за душу своего господина отца, малышка Мария Магдалина держалась за обрубок руки, замотанный кровавыми бинтами. На Симона и Иуду выйди с другими детьми за город вместе с Богоматерью, чтобы просить Иисуса о милосердии к твоим родителям. Тогда Зверь не причинит им вреда.
Я тебе не верю, сказала Паула. Ты не святая! И не смей прикасаться к моему отцу!
Тогда ты останешься сиротой, прошипела Мария Магдалина. Через несколько дней в дверь твоего дома постучит Зверь и пожрет тебя и твоего маленького братика.
Оставь в покое Гийома! заплакала Паулина. Он маленький Он ничего вам не сделал. Я все папе расскажу! Расскажу, о чем ты мне говорила. Господин отец сделает с тобой, что следует! Онсмотритель на мельнице!
Если скажешь ему, что разговаривала со мной, ждет его смерть.
Я тебе не верю! Уходи! Ты злая!
Паула расплакалась и убежала. Побежала по улице Нотр-Дам прямо к городским стенам. Выскочила через узкую калитку около башни Самсона и повернула влево. Вздохнула с облегчением, увидев между возами своего отца. Как обычно, была на нем его странная одеждаполотняные штаны и башмаки. В одежде его не было ни одной металлической детали. Даже шерстяной кафтан он перевязывал не поясом, а простой веревкой.
Паула, что ты здесь делаешь?! крикнул он, когда дочка подбежала к телеге, из которой слуги выгружали тяжелые бочки с селитрой. Тебе нельзя сюда приходить!
Отец, она говорила, что святая, но это неправда! Это не могло быть правдой, она не выглядела как госпожа на образах в соборе.
О чем ты говоришь? Какая святая? Возвращайся к матери!
Отец, она говорила, что за тобой придет Зверь. Но ты ведь не боишься? Не боишься его, правда?
Ступай домой, Паула! Тут тебе не место.
Она говорила Говорила, что онаМария Магдалина. Но я ей не верю.
Хорошо-хорошо. Ступай уже. У меня нет времени!
Говорила, что если я тебе расскажу, то придет Зверь и ты умрешь. Папа, пойдем домой
Анриетт Тестар, смотритель мельницы в башне Девы Марии, уже не обращал внимания на болтовню Паулы. Развернулся и пошел к башне. Нужно было убедиться, что слуги хорошенько обезопасили нынешний груз селитры. Толкнул деревянную, оббитую столярскими гвоздями дверь и оказался в мрачном нутре пороховой мельницы. Подвешенные на столпах фонари отбрасывали слабый свет на зубчатые шестерни, каменные ступы и ударяющие в них песты, приводимые в движение колесами и шкивами. Тихо поскрипывали веревки, которыми транспортировали селитру, древесный уголь и серу на верхнюю часть мельницы. Это было очень опасное место. Хватило бы единственного огонька или тлеющей головни, чтобы вспыхнул пожар или случился жуткий взрыв. Поэтому никто из слуг и помощников не имел на одежде ни единой металлической частини пуговиц, ни пряжек, ни подков. Все входили в мельницу в полотняных и кожаных одеждах. Потому что металл легко мог дать искру. А искра означала гибель.