Родрик посмотрел ей в глаза. Голос её был тихим и слегка хрипловатым, но совсем не грозным.
Моё имяРодрик из рода Оргинов, лордов Харлеха, и я солдат на службе у его светлости Леофрика, герцога Бедвира и властителя всех западных земель.
Ты лжёшь. Здесь нет никаких западных земель.
Родрик как бы невзначай шевельнул запястьем. Цепь тут же натянулась: те мужчины зорко за ним следили. Но если даже получилось бы вырваться, от такой толпы всё равно не убежать. Что так, что этак: виселица или виселица. Внутри вспыхнула искорка злости. «Гори всё огнём».
А как зовут ту, кто обвиняет сына лорда во лжи?
В Нордмонте за такие слова, обращённые к любому эорлину, можно было лишиться языка.
Глаза баронессы сверкнули, но ответить она не успела. Из сумрака внезапно вынырнул какой-то старик, одетый в длинную серую хламиду; на шее висела внушительной толщины золотая цепь с медальоном.
Как смеешь ты, смердзашипел он.
То есть, почтенный Бревальд, перебила его баронесса, вы всё же видите в нём смертного?
Либо нежить, либо наглый простолюдин, вызывающе ответил старик, конец для него один
Я поняла вас, уважаемый. Но для нежити и простолюдинов законы разные. Что думают остальные уитаны?
Мудрые, вспомнил Родрик. Уитенагемот. Он так понял, что это что-то вроде регентского совета при малолетнем наследнике. Краем глаза он уловил шевеление сбоку. Повернул голову, насколько позволял ошейник. Растёртая до крови кожа зверски болела, как и ожог на груди. Присутствующие, кланяясь, расступились, и в середину залы гуськом потянулись ещё несколько человек в таких же светло-серых рясах и с медальонами. Двое из них поддерживали под руки высокого старца с клюкой, который шёл во главе процессии. Тот был слеп или почти слеп: из-под невероятно кустистых бровей на Родрика смотрели белёсые глаза без зрачков.
Почтенный Хорхесказала баронесса.
Старик остановился. Те двое тотчас его оставили и, кланяясь, задом попятились в стороны.
В наше время, когда вечер мира клонится к полному закату, старое зло, не прекращавшее ни на одну минуту, в силу неиссякаемого вреда своего падения, насылать на мир полную яда заразную чуму, особенно отвратительным образом проявляет себя, так как в своем великом гневе чувствует, что в его распоряжении осталось мало времени
Ближе к делу, дядюшка
Хорхе гневливо стукнул клюкой по полу. Руки его дрожали от старости. Тут же рядом возник другой уитан, совсем молодой, Родрикова возраста, не старше, с остренькой аккуратно подстриженной бородкой, и едва заметно поклонился в сторону помоста.
Многоуважаемый Хорхе хочет сказать, что власти диавола имеется предел, ибо если бы предела этого не было бы поставлено, ничто не могло бы помешать ему поработить тела и души правоверных. Опыт и знания показывают, что в наших силах постичь смысл и сущность этих пределов и найти способы их использования для защиты от козней нечистого. Как сказано в «Муравейнике» святого Нидера, самый простой из них состоит в учинении внешних препятствий отродьям Виловым, ибо, как известно, взятые под стражу истинно верующими, оборотни теряют искусство своего превращения, однако стоит лишь ослабить бдительность либо усомниться в способности веры самим фактом своего наличия противостоять ухищрениям
У баронессы сделался такой вид, словно в рот ей попала ложка соли, а вокруг одно приличное общество.
Ледмар, я прекрасно поняла, что имеет в виду многоуважаемый Хорхе. Можно сколько угодно рассуждать о способах защиты от тех существ, но, как мне помнится, Орден до сих пор не особенно преуспел в этом.
Но, ваша милость
Баронесса нахмурилась.
Достаточно. До тех пор, пока не доказана дьявольская сущность этого человека, это пустое. Я хочу услышать мнение всего уитенагемота.
Тот, кто не в граде божьем, не может быть сюда допущен, прокаркал Хорхе, ибо всё, что оттудасуть от тёмного!
Старик воздел руку с клюкой к потолку и хрипло завыл:
Изыди, злой дух, полный кривды беззакония; изыди, исчадие лжи, изгнанник из среды ангелов; изыди, змея, супостат хитрости и бунта, недостойный милости божией; изыди, сын тьмы и вечного подземного огня; изыди, хищный волк, полный невежества; изыди, черный демон; изыди, дух ереси, исчадие Гленкиддираха, приговорённый к вечному огню; изыди, негодное животное, худшее из всех существующих; изыди, вор и хищник, полный сладострастия и стяжания
Хорхе закашлялся, согнувшись в три погибели. Баронесса бесстрастно наблюдала за его корчами.
Ледмар, сказала она, будь любезен, проводи преподобного. И дай отвару.
Ледмар подскочил к старику и услужливо подхватил его под локоть. Тот выдернул руку, но послушно поплёлся к дверям, останавливаясь через шаг, потрясая клюкой и одышливо зудя:
изыди, злой дух, приговоренный к вечному мучению; изыди, грязный обольститель и пьяница; изыди, корень всех зол и преступлений; изыди, изверг рода человеческого; изыди, злой насмешник, полный лживости и возмущения; изыди, враг правды и жизни; изыди, источник несчастий и раздоров; изыди, ядовитый скорпион, дракон, полный злых козней; изыди, лакей Вила, привратник царства мучений; изыди, лжец коварный, поганый, зачумленный
Баронесса проводила Хорхе взглядом, едва заметно покачав головой.
Почтенный Бревальд?..
Такого не случалось уж много зим! тут же откликнулся старик с цепью на шее. Моё словонет! Мы должны оберегать свою паству!
Почтенный Титла?
Дородный мужчина с красным лицом поклонился. Он единственный из уитанов был не в рясе. Тучное тело едва не внатяжку обтягивал кожаный камзол, зашнурованный по бокам. На роскошном поясе висел кинжал в богато разукрашенных ножнах.
На моей памяти из Топи ни разу никто не появлялся с добрыми намерениями, прогудел он. Но этотон небрежно мотнул головой в сторону Родрика, не похож на тех, кого я видел.
Он подошёл к Родрику, тяжело дыша и тряся пивным животом. Титла был его выше на полголовы, с тёмными глазами, в которых не было ни грана страха. С крючковатым носом и причёской, которая в других обстоятельствах Родрика бы позабавила: было похоже, что на его голову надели маленький горшок, а потом отстригли всё, что торчало снаружи. Черты его лица, однако, были таковы, что смеяться хотелось меньше всего. На шее уитана болталась толстенная, в три пальца, золотая цепь. Титла склонил голову, сверля взглядом.
Я бы понаблюдал, закончил он. В конце концов, ни одна тварь из мяса и костей не устоит перед добрым топором.
Баронесса кинула.
Почтенный Сигерд?
Только сейчас Родрик заметил того монаха. Он стоял возле одного из столбов, наполовину в тени. Сигерд вышел на середину залы, а за ним, будто собачонка на привязиЭирлис. Волосы у неё были растрёпаны.
Как известно, негромко произнёс монах, порождениям Вила неведома истина, ибо сама их суть неистинна. Белое они всегда назовут чёрным.
Стоявший в двух шагах почтенный Бревальд усмехнулся.
Как можем мы определить, лжёт ли этот пришелец?
Вместо ответа Сигерд повернулся к Родрику.
Скажи, незнакомец. И скажи так, чтобы мы тебе поверили.
Родрик, лихорадочно соображая, набрал в грудь воздуха.
Клянусь именами Эогабала, отца всего сущего, и праматери Боанн, что я тот, за кого себя выдаю, и пусть истинные боги поразят меня лютой смертью, если в моих словах есть хоть доля неправды.
Сигерд кивнул.
Я наблюдал за этим человеком два дня, сказал он, и если никому из круга земного не дано попасть в царство Вила, сохранив свою человеческую сущность, то равным образом тёмный мир не сможет принять истинно верующего, и отторгнет его. Такого действительно не случалось уже давно, но давноне значит никогда, и эта девочка, Сигерд вытолкнул вперед Эирлис, тому доказательство. Мы все знаем историю её матери. Она была ребёнком, когда появилась здесь, и только это спасло её от поспешной расправы. Тогда господь уберёг нас от ошибки, но не стоит искушать его терпение повторно. Быть может, появление этого человека это знак. Сигерд медленно обвёл собравшихся взглядом. Знак того, что большой круг замкнулся. А это значит, что времени у нас немного.
По залу будто пронёсся ветерок. Люди шептали и оглядывались.
Эирлис, приказал он, говори.
Девушка огляделась как затравленный зверёк. И вдруг подскочила к тому мужчине, который держал цепь, прикреплённую к ошейнику Родрика.
Отдай, глухо сказала она. Тот от неожиданности выпустил цепь. Я, Эирлис, дочь Тедгара и Уны, по древнему обычаю пробной ночи первой заявляю права на этого мужчину, и пусть гнев праматери Боанн падёт на того, кто посмеет отобрать его у меня.
Суккубы и инкубы! выкрикнул Бревальд. Он воздел руки, вытаращенными глазами оглядывая собравшихся. Древние боги суть демоны, а эти двоеих посланники. Пришелец и дочь пришелицы! Ваша милость, опомнитесь!
Баронесса сидела, задумчиво насупив брови. В зале воцарилось молчание. Наконец, она встала, аккуратно расправила платье.
Перед всем добрым народом Кадвана ответь, незнакомец: согласен ли ты?
ЯРодрик, вспомнив наставление Эирлис, решительно кивнул. Да, я согласен.
Да будет так. Снимите с него кандалы. Девушка, ты можешь его забрать. Но с одним условием. Незнакомец, кто бы ты ни был, до следующей зимы я жду тебя в Ладлоу.
Баронесса развернулась и, подобрав юбки и ни на кого не глядя, направилась к дверям. Эирлис зыркнула на Родрика.
Пошли, сказала она.
Глава 5. Очищение
Эирлис шла, гордо задрав подбородок, а Родрикза ней, чувствуя себя только что проданной и купленной скотиной.
Может, избавишь меня от этой штуковины? буркнул он. Кандалы с него сняли, но ошейник продолжал натирать шею.
Она глянула через плечо.
Нет. На ней знаки святые, и преподобный сказал, что не раньше завтрашнего вечера. Я тебе верю, но он говоритлучше поберечься. Там, откуда ты пришёл, скверны много.
А что будет завтрашним вечером? Родрик старался не смотреть по сторонам. Люди стояли настороженно, переговаривались, зыркали глазами, но, слава богам, вроде никто не думал тыкать в него своими рогатинами.
Сам увидишь. Но ты не бойся. Она беззаботно тряхнула головой. Я тебя защищу.
Родрик закатил очи и мысленно витиевато выругался. Они свернули в проулок, тёмный и узкий, с глухими стенами домов и чавкающей под ногами грязью. Улица была мёртвой, без окон, без дверей, заваленной всяческим мусором. Небо светлой полоской извивалось между черепичными крышами. Родрик крякнул, когда какая-то вывескаоткуда она здесь взялась? больно треснула его по лбу.
Куда мы идём?
Домой.
Домой? Родрик задумался. Кстати, а что это значитобычай пробной ночи?
У нас мало мужчин. Но любая девушка, которая видит свободного мужчину, на которого ещё никто не заявил прав, может узнать, достоин ли он стать отцом её детей. Только женщинам дано это видеть. Но, конечно, если он сам согласен. И только в Аонгусову ночь.
Я не готов становиться мужем, промычал Родрик.
Не трусь, смешливо фыркнула Эирлис. Такой взрослый дяденька, а девушек боится. То, что сторхи сказали, что ты мне предназначен, вовсе не означает, что для этого дела. Зачемдадут знак, когда время придёт. А о пробной ночи я просто так сказала, чтобы тебя вызволить. Так что не надейсяспать будешь отдельно.
И на этом спасибо.
Родрик пожал плечами. О жене-то, действительно, думать рановато: он же солдат, а в таких делах бабатолько обуза, но девчонка правда хороша. Быстроглазая, быстроногая. И дело не только в том, что обуза. Ещё сидючи в подземелье под Круглым домом, он пытался отогнать от себя одно наваждение. Но оно навязчиво заползало в его голову, стоило только прикрыть глаза.
Давным-давно, в Лонхенбурге, когда сам Родрик был ещё от горшка два вершка, соседская дочка, чуть его постарше, с шевелюрой из ярко-рыжих пружинок, угостила его яблоком, а на следующий деньещё одним. Родрик смутно помнил, как она смеялась, весело закидывая голову назад, как он в поисках приключений таскался за ней собачонкой, как они вместе нагишом плескались в реке и брызгались водой. А вскоре приключения сами нашли её: однажды поутру к соседскому дому пришли стражники и забрали её отца. Потом он видел, как её мать просила подаяния на улице, а потом была зима и чума, и та девочка умерла. Родрик плакал горько, размазывая слёзы по грязным щекам, и смотрел, как люди в чёрном погрузили завёрнутое в тряпки худенькое тельце на телегу и увезли, оставив её мать лежащей на пороге.
У Эирлис волосы, правда, немного другие: такие же густые, но цвета тёмной меди, длинные и волнистые. Или не другие, а совсем такие же? Лицо той девочки, скрытое пеленой времени, на мгновение вынырнуло из тумана, показав такие же, как у Эирлис, большие глаза и остренький подбородок. Родрик тряхнул головой, развеивая морок. Будто нырнул куда-то на двадцать лет назад, и она снова пришла, веселая, смеющаяся, и с яблоком в руках.
Проулок внезапно кончился; последние дома почти упирались в высокий частокол из необструганных брёвен.
Алун, открывай! крикнула Эирлис.
В частоколе обнаружилась дверца; возле неё на чурбаке сидел бородатый мужчина в видавшем виды кожаном колете, и дремал, опершись на копьё.
Ишь ты, рыжая! встрепенулся он. Неужто получилось?
А то! озорно откликнулась девушка. Я ж говорила: от своего не отступлюсь.
И то дело, кивнул бородач. Я тоже сразу сказал: не похож он на лесных. Как зовут тебя, парень?
Родрик.
Давай, Родрик, как время будет, заходи, поболтаем. Эль у меня отличный, сам варю. Мой дом на Смоляной улице, с глазами, там один такой, не ошибёшься.
Алун не спеша поднялся и принялся отпирать калитку. Дверца оказалась в ладонь толщиной, на нескольких засовах. Эирлис от нетерпения пританцовывала на месте.
Может, останетесь? вполголоса спросил Алун. Завтраполная луна. Здесь всё надёжнее, чем на холме.
Я не боюсь, весело заявила Эирлис.
Как хочешь. Но ежели передумаешьмоя Айри всегда рада тебя видеть, ты знаешь.
Не ответив, Эирлис выпорхнула за дверцу. Родрик, кивнув Алуну на прощанье, поплёлся за ней.
Кадван, как выяснилось, стоял на пригорке. От калитки тропинка, петляя, сбегала вниз, шла берегом полноводного ручья и, снова взбираясь на холм, терялась в лесу. Родрик крутил головой, морщась от ощущения ошейника. Те каменные столбы окружали долину со всех сторон, нависая над деревней подобно молчаливым стражам; верхушки некоторых скал до странности походили на гигантские бесстрастные лица.
Что за этими горами? спросил Родрик слегка запыхавшимся голосом. Весеннее солнце припекало сильно, и его спина взмокла. Эирлис же скакала меж валунов как козочка.
Не знаю. Никогда там не бывала. Преподобный Сигерд был, он знает. Говорят, где-то там, она неопределенно махнула рукой, болотники живут, на краю мира.
Болотники?..
Ну, да. Вроде когда-то были как все, а потом словно с ума посходили: живут посреди болота, дома на сваях, молятся своему богу и на гостей волками смотрят. Преподобный сказывал, они верят, что этот бог живой и только спит, но однажды пробудится и их оттуда выведет. В ту пещеру, где он спит, никого не пускают, и жрецы там молитвы возносят день и ночь.
А что значит«на краю мира»?
Так Сигерд говорит. Сказала же: я там не была, да и никто из наших не был. А ещё там на горе есть замок, но ходить туда нельзя.
Почему нельзя?
Простонельзя. Говорят, кто ходилне возвращался. Там не живёт никто, а по ночам окна светятся.
Это не тот ли, что с площади виден? Я думал, это баронский.
Нет. Баронский в Ладлоу стоит, отсюда не видно. А вообще преподобный много чего знает, слушать егоне наслушаешься. Завтра вечером к нему пойдём, он должен провести обряд очищения, вот и спросишь.
Обряд чего?..
Эирлис кивнула с серьёзным видом.
Так надо. Это для всех, кто из топи приходит.
А что, много таких? Я так понял, только твоя мать, да я.
Я не то имела в виду. Эирлис неопределённо махнула рукой в сторону лесной чащи. ЗдесьГрад божий, а тамцарство дьявола. Ты будто маленький, не знаешь ничего. Каждый, кто в его пределы вступает, потом должен очиститься. Охотники и те, кто в лес по разным надобностям отправляются: мыловары или обдиральщики коры, например. Ибо кто знает, какая зараза там прилипнуть может, даже если лето на дворе.
«Лето?! Твою ж мать, при чём тут лето?» подумал Родрик, но вслух сказал только:
А ты разве не в лесу живёшь?
Да какой там лес! В двух шагах от кромки. Зато вот за Белым ручьём уже совсем другие дела