Все будет хорошо. Его слова звучат четко, ясно, взгляд темных глазпронзительный, разящийни на миг не отрывается от моих.
Я и так напряжена после всего того, что происходило утром, и внезапно чувствую, что это уже чересчур. Я отвожу от него глаза и смотрю в сторону, пока мое дыхание не восстанавливается. Однако это не помогает, так что, в конце концов, я вновь утыкаюсь лицом в его твердую грудь и просто вдыхаю его запах.
Его сердце бьется гулко и быстрослишком быстропод моей щекой, но он по-прежнему так близок мне и кажется таким родным. И запах у него роднойот него пахнет апельсинами, снегом и нагретой корицей. Да, он родной. Сексуальный.
И мой.
Я вздыхаю, прижимаюсь к нему теснее. Мне этого не хватало, но я не понимаю почему. Ведь с тех пор, как я оставила лазарет, мы с ним были практически неразлучны.
С тех пор как он сказал мне, что любит меня.
Грейс. Он шепчет мое имя так, словно это молитва, необъяснимо перекликающаяся с моими собственными мыслями. Моя Грейс.
Да, твоя, соглашаюсь я шепотом, надеясь, что меня не слышит мой дядя Финн, и стискиваю талию Джексона.
И вдруг внутри меня что-то оживаетчто-то могучее, всепоглощающее, страстное. Это как взрыв, сотрясающий меня до самых глубин души.
Остановись!
Нельзя!
Не с ним.
Глава 3. По сравнению со мной спящая красавица отдыхает
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я отталкиваю Джексона и, спотыкаясь, делаю несколько шагов назад.
Он издает какой-то утробный звук, но не пытается остановить. Он просто смотрит на меня, и в его взгляде читается такое же потрясение, какое испытываю сейчас и я сама.
Что это было? шепчу я.
О чем ты? отвечает он, пристально глядя на меня. И тут я понимаю, что он этого не услышал, не ощутил.
Не знаю. Прости, эти слова вырываются у меня безотчетно. Я не хотела
Он качает головой, тоже сделав шаг назад.
Не бери в голову, Грейс. Все в порядке. Ведь тебе пришлось столько всего пережить.
Он имеет в виду то, что случилось с Лией, говорю я себе. Но ведь тогда и ему пришлось много чего пережить. И по нему это заметно, я понимаю это, когда окидываю его взглядом с головы до ног. Сколько я его помню, он никогда не был таким худым, так что теперь его умопомрачительные скулы и волевой подбородок кажутся еще рельефнее. Его темные волосы стали чуть длиннее и выглядят непокорнее, чем обычно, они почти полностью закрывают его шрам, а фиолетовые круги под глазами так темны, что похожи на синяки. Он по-прежнему прекрасен, но теперь его красота подобна открытой ране, от вида которой у меня щемит сердце.
Чем дольше я смотрю на него, тем больше меня одолевает паника. Такие изменения не могли произойти за одну ночь. Волосы у людей заметно не отрастают за день или два, и они не худеют так быстро. Что-то произошло, что-то существенное, но я почему-то не помню что.
В чем дело, Джексон? Когда он не отвечает, я поворачиваюсь к дяде, чувствуя вдруг вспыхнувший гнев. Как же мне надоело, что меня все время держат в неведении.
Скажи мне ты, дядя Финн. Я знаючто-то не так. Я это чувствую. К тому же у меня что-то с памятью, и
У тебя что-то с памятью? повторяет дядя Финн, впервые подойдя ко мне близко с тех пор, как сюда вошел Джексон. Что именно ты хочешь этим сказать?
Я хочу сказать, что не могу вспомнить, что я ела сегодня на завтрак. Или о чем мы с Мэйси говорили вчера перед тем, как лечь спать.
Джексон и дядя Финн обмениваются долгими взглядами.
Прекратите, говорю я им. Не пытайтесь вести себя так, будто меня тут нет.
Мы и не пытаемся, заверяет меня дядя Финн, примирительно приподняв руку ладонью вверх. Мы, как и ты, пытаемся понять, что к чему. Давайте пройдем в мой кабинет и поговорим. Он поворачивается к миссис Хейвершем. Не могла бы ты вызвать сюда Мэриз? Скажи ей, что здесь Грейс, и попроси прийти как можно скорее.
Она кивает.
Само собой. Я дам ей знать, что это срочно.
А зачем нам Мэриз? Я чувствую, как мышцы живота напрягаются при мысли о том, что меня опять будет осматривать наша школьная фельдшер, по совместительству являющаяся вампиром. После последних двух осмотров мне пришлось проваляться в кровати куда дольше, чем хотелось. Я же не больна.
Но тут я во второй раз за сегодняшний день опускаю взгляд на свои руки, и ко мне наконец приходит осознание того, что они окровавлены и все в синяках.
Вид у тебя, прямо скажем, неважный, нарочито спокойным тоном говорит мой дядя, когда мы входим в его кабинет и он закрывает за нами дверь. Я просто хочу, чтобы тебя осмотрел медик, чтобы убедиться, что все в порядке.
У меня накопилась куча вопросов, и я твердо настроена получить ответы на них. Но, когда я усаживаюсь на один из стульев, стоящих напротив письменного стола дяди Финна из вишневого дерева, сам он пристраивается на угол столешницы и начинает задавать мне собственные вопросы:
Я понимаю, что это может показаться тебе странным, Грейс, но не могла бы ты сказать мне, какой сейчас месяц?
Какой месяц? У меня падает сердце, сжимается горло, и я с трудом выдавливаю из себя:Ноябрь.
Когда Джексон и дядя Финн переглядываются опять, до меня доходит, что с моим ответом что-то здорово не так. По спине моей бегут мурашки, я пытаюсь сделать глубокий вдох, но на мою грудь словно давит тяжелый груз, и у меня ничего не выходит. В висках стучит кровь, я чувствую себя все хуже, но отказываюсь сдаться на милость тому, что обещает стать полномасштабной панической атакой. Вместо этого я хватаюсь за края стула, чтобы дать себе точку опоры, и трачу следующую минуту на то, чтобы мысленно перечислить несколько предметов в комнате, как меня учила мать Хезер после того, как погибли мои родители.
Письменный стол. Часы. Комнатное растение. Волшебная палочка. Ноутбук. Книга. Ручка. Папки. Еще одна книга. Линейка. К тому времени, когда я дохожу до конца перечня, мой сердечный ритм становится почти нормальным и мое дыхание тоже. Вместе с этим я обретаю абсолютную уверенность в том, что случилось нечто ужасное.
Какой месяц? тихо повторяю я, повернувшись к Джексону. С первого моего дня в Кэтмире он был со мной так честен, как только мог, и именно это мне нужно теперь. Я беру его руку, обхватываю ее обеими ладонями. Пожалуйста, Джексон, скажи мне, чего я не знаю?
Джексон нехотя кивает.
Тебя не было почти четыре месяца.
Четыре месяца? На меня обрушивается шок. Четыре месяца? Не может быть!
Я понимаю, что тебе это кажется странным, пытается успокоить меня дядя Финн. Но сейчас март, Грейс.
Март, повторяю я, потому что, похоже, только на этоповторять за другимия сейчас и способна. А какое число?
Пятое марта, голос Джексона звучит угрюмо.
Пятое марта. Это даже не паника: меня захлестывает ужасдикий, чудовищный ужас. На меня наваливается неописуемое ощущение болезненной незащищенности и пустоты. Четыре месяца моей жизнипоследнего моего года в школепросто исчезли, и я не помню о них ничего, ничего. Я не понимаю. Как я могла
Все хорошо, Грейс, ничего страшного. Джексон, по-прежнему, не отрываясь, глядит мне в глаза, его взгляд тверд, пожатие руки тоже. Мы с этим разберемся.
Ничего страшного? Я же потеряла четыре месяца, Джексон! Когда я произношу его имя, мой голос срывается, я судорожно хватаю ртом воздух и пытаюсь еще раз. Что со мной произошло?
Дядя сжимает мое плечо.
Сделай еще один глубокий вдох, Грейс. Хорошо. Он ободряюще улыбается. Умница. А теперь сделай еще один такой вдох и медленный выдох.
Я делаю, как он сказал, замечая, что, пока я выдыхаю, его губы продолжают шевелиться. Успокаивающее заклинание? думаю я, когда еще раз вдыхаю и медленно выдыхаю, досчитав про себя до десяти. Если это и впрямь заклинание, нельзя сказать, что оно так уж эффективно.
Теперь, когда будешь готова, скажи мне, что последнее ты помнишь? Он тоже смотрит мне в глаза, и его взгляд полон теплоты.
Последнее, что я помню.
Последнее, что я помню.
Этот вопрос кажется простым, но для меня он совсем не прост. Отчасти из-за зияющего черного провала в моей памяти, отчасти из-за того, что столь многое из того, что я помню, плохо различимо, туманно. Как будто мои воспоминания находятся глубоко-глубоко под водой и я вижу только их тень. Тень былого.
Я помню все о том, что случилось из-за Лии, говорю я наконец, потому что так оно и есть. Помню, как лежала в лазарете. Помню как мы лепили снеговика.
Это воспоминание согревает мою душу, и я улыбаюсь Джексону, а он улыбается мне в ответво всяком случае, губами. В глазах же его читается все та же тревога.
Я помню, как Флинт извинился передо мной за то, что пытался меня убить. Помню Я осекаюсь и прижимаю ладонь к моей вдруг жарко вспыхнувшей щеке, когда вспоминаю, как по чувствительной коже моих шеи и плеча скользили клыки, прежде чем погрузиться в плоть. Джексона. Я помню Джексона.
Мой дядя прочищает горло с таким видом, будто он тоже изрядно смущен. Но вопрос его звучит коротко:
Может, что-нибудь еще?
Не знаю. Это так Я опять осекаюсь, когда в мозгу проносится новое воспоминаниеясное, четкое. Я поворачиваюсь к Джексону, ища подтверждения. Мы шли по коридору. Ты начал рассказывать мне что-то забавное. Это была шутка про Ясность начинает размываться, сменяться туманной мглой, которая теперь заволакивает большую часть моих воспоминаний. Я пытаюсь прорваться сквозь нее, цепляясь за одну-единственную отчетливую мысль. Нет, дело было не так. Я спросила тебя, какая у твоей шутки концовка. У той, про пирата.
Я застываю, когда ясной становится еще одна часть этого воспоминания, та, от которой у меня холодеет кровь.
О боже! Хадсон! У Лии получилось. Она вернула его. Он был здесь.
Я смотрю то на Джексона, то на дядю Финна, ища у них подтверждения, пока этот образ затапливает все мое существо. Тянет меня в глубину. Он жив? спрашиваю я, и мой голос дрожит, как натянутая струна под тяжестью всего, что Джексон рассказал мне о своем брате. Он в Кэтмире?
Лицо Дяди Финна мрачнеет.
Как раз об этом мы и хотели тебя спросить.
Глава 4. Оказывается, шестое чувствоэто человеческая жертва
Меня? Но откуда мне это знать? Однако, когда я задаю этот вопрос, на меня обрушивается еще одно воспоминание. Я смотрю на Джексона, которого теперь явно обуял ужас. Я встала между ним и тобой.
Да. Его кадык конвульсивно дергается, а глаза, всегда темные, как беззвездное ночное небо, кажутся еще темнее и мрачнее.
У него был нож.
Вообще-то это был меч, вставляет мой дядя.
Точно. Я закрываю глаза и вспоминаю все.
Мы шли по коридору.
Я краем глаза увидела Хадсона с занесенным мечом. И встала между ним и Джексоном, потому что Джексон мойи я должна любить его и защищать.
Меч опустился.
А затем ничего. Это все, что я помню.
О боже. Меня опять захлестывает ужас, когда в голову приходит новая чудовищная мысль. О боже.
Все в порядке, Грейс. Мой дядя похлопывает меня по плечу, но я уже начинаю подниматься.
О БОЖЕ! Я отпихиваю свой стул назад, вскакиваю на ноги. Значит, я умерла? Поэтому я больше и не могу ничего вспомнить? Поэтому все так пялились на меня в коридоре? Значит, вот оно что, да? Я умерла.
Я принимаюсь ходить взад и вперед, мысли у меня разбегаются.
Но я все еще тут, с вами. И люди видят меня. Я что, призрак?
Я тщусь уложить эту мысль в голове, но тут мне на ум приходит другая, еще хуже. Я резко поворачиваюсь и впиваюсь глазами в Джексона.
Скажи мне, что я призрак. Скажи, что ты не делал того же, что и Лия. Что ты не заточил какого-то беднягу в той жуткой, мерзкой темнице и не использовал его, чтобы вернуть меня. Скажи, что ты этого не делал, Джексон. Скажи, что я хожу по земле не потому, что ты проделал какой-то ритуал с человеческим жертвоприношением, который
Притормози! Джексон стремительно огибает мой стул и берет меня за плечи. Грейс
Я серьезно. Надеюсь, ты не последовал примеру доктора Франкенштейна, чтобы вернуть меня. Я иду вразнос, понимаю это, но ничего не могу поделать с ужасом и отвращением, бушующими во мне, превращающимися в темную, ядовитую смесь, над которой я не властна. Надеюсь, там не было крови. Или заклинаний. Или
Он качает головой, и его отросшие волосы скользят по плечам.
Я ничего не делал!
Стало быть, я все-таки призрак? Я поднимаю руки и смотрю на свежую кровь, краснеющую на кончиках пальцев. Но если я умерла, как у меня может идти кровь? Как я могу
Джексон мягко сжимает мои плечи и поворачивает лицом к себе.
Потом делает глубокий вдох.
Ты не призрак, Грейс. Ты не умерла. И я уж точно не совершал жертвоприношенийни человеческих, ни каких-то ещечтобы вернуть тебя.
Проходит несколько секунд, но его слова и серьезный тон наконец доходят до меня.
Не совершал?
Нет. Он усмехается. Нет, я не говорю, что не был готов это сделать. За эти четыре месяца я куда лучше понял, каково было Лии. Но у меня не было такой нужды.
Я взвешиваю его слова, ищу в ответе какие-то увертки, сопоставляя его со вдруг ставшим отчетливым воспоминанием о том, как меч Хадсона опустился на мою шею.
Тебе не пришлось это делать, потому что есть другой путь воскресить человека из мертвых? Или потому что
Потому что ты не умерла, Грейс. Ты не погибла, когда Хадсон рубанул тебя тем мечом.
Ах, вот оно что. Это вообще не приходило мне в голову. Но теперь, когда я услышала такой логичный, хотя и чертовски невероятный ответ, я понятия не имею, что мне сказать. Разве что Выходит я была в коме?
Нет, Грейс. На сей раз мне отвечает мой дядя. Ты не была в коме.
Тогда что же произошло? Потому что, хотя в памяти у меня и зияют дыры, последнее, что я помнюэто как твой брат-психопат попытался убить тебя и
И ты встала между нами, чтобы принять удар на себя, рычит Джексон, и я в который раз убеждаюсь, насколько обострены его чувства. Просто до этого момента я не знала, что среди этих чувств есть гнев. Что и понятно, но
Ты бы сделал то же самое, тихо говорю я. И не пытайся это отрицать.
Я и не пытаюсь. Но для меня это было бы естественно. Ведь я
Мужчина? перебиваю его я тоном, в котором звучит предостережение.
Но он только закатывает глаза.
Вампир. Как-никак я вампир.
Ну и что? Ты что, станешь утверждать, что тот меч не мог тебя убить? Потому что я ясно видела, что Хадсон на самом деле был намерен тебя убить.
Да, этот меч мог меня убить. Он делает это признание с явной неохотой.
Так я и подумала. Тогда в чем же фишка? Ах да, конечно. Ты же мужчина. Произнося это слово, я вкладываю в него как можно больше яда. Но это длится недолго, поскольку прилив адреналина, поддерживавший меня последние несколько минут, сходит на нет. Но тогда где же я была эти четыре месяца?
Три месяца двадцать один день и примерно три часа, если быть точным, отвечает Джексон, и, хотя его голос тверд, а лицо бесстрастно, я слышу муку в его словах. Слышу все то, чего он не говорит, и мне становится больно. За него. За себя. За нас обоих.
Его кулаки сжаты, зубы стиснуты, шрам на щеке натянулсявид у него сейчас такой, будто он хочет ринуться в бой, если только поймет, кого или что ему надо винить.
Я успокаивающе глажу его по плечам, затем поворачиваюсь к дяде. Если я потеряла почти четыре месяца своей жизни, я желаю знать почему. И как.
И может ли нечто подобное случиться снова.
Глава 5. Горгульи сейчас в тренде
Последнее, что я помнюэто как я приготовилась к удару меча Хадсона. Я смотрю то на дядю, то на Джексона, которые сжали зубы с таким видом, будто им очень не хочется мне что-то говорить. Так что же было потом? Он ранил меня?
Не совсем, отвечает мой дядя. То есть меч коснулся тебя, да. Но он не нанес тебе ущерба, поскольку ты уже обратилась в камень.
Я проигрываю эти слова в голове снова и снова, но сколько бы я их ни повторяла, в них отсутствует смысл.
Что-что? Ты сказал, что я обратилась
В камень. Ты обратилась в камень, Грейс, прямо у меня на глазах, говорит Джексон. И оставалась камнем последние сто одиннадцать дней.
Что именно ты имеешь в виду, говоря «камень»? спрашиваю я опять, пытаясь каким-то образом понять то, что кажется невозможным.
Я хочу сказать, что все твое тело представляло собой сплошной камень, уточняет мой дядя.
Как если бы я превратилась в статую? Ты об этом?