Интересно. И как объяснил твой сон филид? Но какое отношение сон имел к вам с Сольви? Мне кажется, ты не очень хочешь рассказывать. Тогда не надо.
Да никакого отношения, птаха. Просто захотелось почему-то тебе рассказать этот сон
Потом ты приехал в Миде
Я не приехал. Потому, что началась Островная Заварушка. Ты знаешь, хоть юга это почти не коснулось, тем более, ты была уже тогда в монастыре.
Ты расскажешь мне про войну?
Да это была не очень-то и война. Может, когда-нибудь, не сегодня.
Ну, пожалуйста, расскажи мне о вашей любви.
Знаешь, такую песню «И вновь она будет любовью моей»Там каждый куплет описывает невозможные вещи, в качестве условия
Я вернулся с высоко задранным носом, настоящим ветераном, имеющим пару красивых шрамов. Она была в отъезде с королевой и дамамив каком-то длительном паломничестве в островной монастырь. В честь их возвращения затеяли охоту и турнир. Я ее увидел в первый раз после семилетней разлуки. Она пришла и села рядом с Гильдис, на ней было белое с лилиями платье, и сама она была как лилияЯ как раз выезжал на жюсте по новомодным франкским правилам. Но неудачно выступилвылетел из седла и глубоко пропахал новым кольчужным хауберком влажный песок ристалища. Опозорился, птаха, да.
С тех пор я словно заболел. Они с Хаугом держались за руки, целовались. Гильдис не нравились их отношения, и она велела мне неотлучно следовать за ними. Представляешь, в какое положение меня это приказание поставило. Я старался чаще отлучаться под каким-либо предлогом. Но, вообще-то нам было весело и втроем, мы дружили, затевали всякие ребячества, шалости, не слишком приличные таким взрослым людям. Казалось, я ей тоже нравился, Сольви и со мной флиртовала.
Но я никогда даже в мыслях ее не трогал, хотя тетушка намекала, что наш роман порадовал бы ее куда больше. Мне казалась, что этого никак нельзя, просто лихорадило, сердце падало, когда я брал Сольви за руку, помогая ей перейти по скользкому бревну или подсаживая на лошадь. Этого было достаточно. Я бы просто умер от остановки сердца, окажись мы в постели. У меня было много приключений, я ведь не монах, но с того мгновения, как я впервые увидел взрослую Сольви на малом турнире, я хотел только ее одну.
Хауг ли устал ждать, в штанах у него горело, или ей тоже надоели безумные поцелуи и ласки через платье в укромных углах. Он увез ее в Кетуаг, они хотели там обвенчаться, как выяснилось, но священник им отказал. Они не слишком походили на детишек бондов, и святой отец побоялся гнева благородных родителей, хоть и не предполагал даже, что перед ним его король. Странно, что Хауг не заставил его, угрожая оружием.
Но они все-таки переспали на постоялом дворе и возвратились домой совершенно счастливые. Как ни в чем не бывало. Такие глупые, влюбленные, все еще полностью зависящие от воли старших, что бы они о себе ни думали.
Их искали двое суток. Поставили на уши не только охрану и войско, Гильдис вызвала Хрицверга, младшего брата покойного короля, который привел опытных в поиске людей. Искали в лесу, на дорогах и по ближайшим городкам Телохранители были сурово наказаны, к счастью, никого не успели казнить.
Хауга сразу пригласили для разговора в покои королевы: там присутствовали Хрицверг, наш прежний учитель Законов и беременный проповедями тетушкин духовник, который ее везде сопровождает, чуть ли не в отхожее место. Видимо каждый внес свою звонкую марку в разъяснение заблуждения короля, в том, что он может принадлежать сам себе и жениться на ком захочет.
А ты?
А что я? О чем я думал, пока они наслаждались друг другом под крики пьяной черни в вонючей комнатушке?
Я был как замороженный. Хауг мой самый лучший друг, нет, брат. Мы с ним прошли под вратами из снятого дерна и смешали свою кровь с влажной землей. Это важнее, чем братство по рождению. Я знал, что они убежали, чтобы предаться любви.
Ты не участвовал в поисках?
Нет, конечно, нет. Старина Тем ОШентер, для которого все это было очевидно, увел меня на двор, где мы обычно тренировались. Он долго мучил меня упражнениями, потом мы рубились, боролись, он совсем меня загонял, но я вдруг начал что-то чувствовать. Какую-то боль, которая поднималась снизу сбоку к сердцу и выше, к горлу. Я сказал ему, что устал. Вернулся в сад, отвязал лодку на пруду. Понятия не имею, зачем я поплыл. Остановился, увидел лилии, поддел их веслом. Мы с Хаугом в детстве доставали ей лилии и кувшинки. Я понял, на что бы я теперь ни посмотрел здесь, какой бы запах ни почувствовал, все теперь будет вызывать эту боль. Она становилась все сильнее, физическая, невообразимая, острая. Я был как раненый, который еще надеется, но в груди уже поворачивается лезвие, убийца смотрит в глаза, и умирающий не верит, главное, не может поверить, что все. Что вот это происходит и этосмерть. Я не хотел, чтобы все было так, но все было так и теперь никогда не могло измениться.
Я отправился в свою комнату и напился. Я так устал, мне хотелось все прекратить, забыть хоть на минуту. Сделать что угодно, только бы притупить Я положил левую руку на рдеющие угли. Ожога почти не почувствовал, не так, как ожидал. Сильно я был пьян. Потом заснул.
Проснулся от того, что меня трясла женщина. И еще от дикой боли в обожженной руке. Я даже не сразу сообразил, что это Гильдис. Тетушка умыла меня как ребенка и высказала цель своего визита очень кратко: любишь Сольви? Хочешь ее получить? Иди сейчас же к ней, она в своей комнате. Отправляйтесь завтра чуть свет в твой удел. Пусть уедет с тобой, а то мало ливдруг умрет через пару дней от внезапной скоротечной болезни. А чтобы дорога была благополучна и приятна, и на подарки молодой женевот туго набитый кошель. Она поцеловала меня в лоб, провела щеткой по растрепанным волосам, точно собирала на урок. Я шел по коридорам в восточную часть, голова трещалавсе-таки я непривычно много выпил и думал только, что, наверное, выгляжу помятым, и у меня плохо пахнет изо рта.
Сольви неподвижно сидела в кресле в темноте. И головы не повернула. Она не плакала. Я разжег камин, принес ей горячего вина, заставил выпить. С трудом справился с платьем, закутал ее в плед и просидел рядом с кроватью, пока не начало светать. Она уснула.
Мы не поехали на лох Меар. Мы отправились на юго-запад в Дун. Ты знаешь, конечно, что Дунглавный и самый прекрасный осколок Старой Веры и Старой Жизни. Там на исходе лета, когда идет последняя перед праздником урожая неделя Последнего Снопа, верховный жрец соединяет тех, кто желает на этот год стать мужем и женой. Парни просто встают каждый напротив своей избранницы и произносят на языке Богини Дану слова брачного договора. Потом снимают со священного Ясеня заранее повешенные ими же браслеты, у кого на какой хватило денег, и надевают на руку своей девушке. Затем она поступает так же. Обычно на дереве больше браслетов, чем брачующихся пар. Если кто-то через год передумает жить вместе, достаточно вернуть Ясеню браслет. Но даже самые бедные молодые покупают браслеты сами. Хоть пусть медныеникому и в голову не придет взять кем-то оставленный. В эту неделю уже начинается ярмарка, пиры на улице вскладчину и пляски. У меня было много денег, наши браслеты были серебряными. Мы сняли домик.
Вы были счастливы?
Я был терпелив, а Сольви привыкла к моей дружбе. Привыкла, что я внимателен к ее чувствам и желаниям, опекаю ее, беру все трудное и неприятное на себя.
Моя юная женушка умела петь, играть на арфе, красиво держаться в седле Ну и прочие полезные искусства в таком роде. Я нанял отличную прислугу: женщина приходила утром, бесшумно и молча готовила еду, убирала, приносила с рынка продукты и исчезала. Сольви могла не думать о хозяйстве. Но о чем-то надо же было ей думать.
Но, Асмунд, она так много в одночасье потеряла. Ей больше некуда было деваться, не на кого рассчитывать. Она лишилась привычного дома, подруг, семьи. Ведь Гильдис была ей как мать.
Нет, Гильдис мать лишь своего единственного сына. Она постаралась максимально унизить Сольви в тот последний вечер. Указала ее местосирота, дитя прислуги. Родители из верной, старинной семьи, ради памяти которых и так далее но тем не менееприслуги. Пригрозила монастырем, а если не уймется, то и монастырской темницей. Не сказала, правда, того, о чем намекнула мне. А потом, как милость, предложила уехать со мной с глаз долой. Могла ли она отказаться? И в какое положение поставила тетушка менябыла у меня возможность выбора? Я решил ее проблему с Сольви, но потерял брата, лишился общества друзей и дел, которыми не без успеха занимался.
Сольви всегда была ко мне привязана, даже, наверное, слегка влюблена: когда я был лишь возможностью, взрослым мужчиной, показавшим себя в военных стычках, делах и на охоте. Я был старше Хауга, поэтому сильнее и умнее. Только поэтому. И ей льстило мое внимание, плохо скрываемая страсть. Плавали мы или стреляли, беседовали, слушали музыку или музицировали самивсе было наполнено взаимным притяжением, волнением, флиртом. Ее жизнь была лишь в прекрасном будущем, лишь ожиданием счастья, неизвестностью. Даже их с Хаугом поцелуи не были помехой. Они заставляли ее глаза блестеть, у нее были яркие переживания, это было незаконно, немного опасно, делало ее живой, страстной.
И вдруг всему пришел конец.
Да. Она стала моей, неопределенности и волнения больше не было. На его место пришло чувство обиды и недоверие. Почему я ограничился временным языческим обрядом? Может, я стыжусь ее происхождения? Может, это из-за утерянных выгод жениться на богатой, достойной девушке и утраченных возможностей при дворе?
Она задавала робкие вопросы, на которые я не мог честно ответить. Поэтому они меня злили. Как мог я сказать, что не уверен в нашем браке. Я надеялся, что она полюбит меня, когда лучше узнает и надеялся, что когда я лучше узнаю ее, то не разлюблю
Она тоже хотела быть со мной честной и не могла. Потому, что такие вещи глубоко ранят. Она привыкла со мной многим делиться, а теперь должна была молчать о том, что вспоминает ласки Хауга. Когда мы были вместе, она сразу закрывала глаза, представляя его. Это было невыносимо. А для меня она была как кувшин воды для умирающего от жажды. Наверное, я ей докучал. Она терпела и притворялась, что ей хорошо. А я притворялся, что верю и молился, чтобы она забеременела.
Чем вы занимали время, я хочу сказать, там ведь не было подходящего общества?
Мне вполне подходило общество местных кузнеца и плотника. Плотник был весьма искусен, не только срубы ставить мог, но и тонкую работу по деревуя многому у него научился. Сам под его руководством сделал кросна для Сольви. Служанка учила ее ткать. Кажется, Сольви это увлекло. Она научилась ткать красивые поясатакие сложные, разноцветныеСнова стала петь. Забудется и заведет песню за работой.
Нет, мы неплохо жили какое-то время. Много разговаривали, гуляли. Она меня ждала, когда я отправлялся по нашим с Бером делам. Я просто, понимаешь, не веселый человек по натуре, мне не очень нужны компания и развлечения, а ей нужныЯ занудный, упорный, ровный. И я стал как-то постепенно задавливать эту ее живость, радость Ей было невесело со мной.
Разве это важно, чтобы было весело?
Важно, БреннаМолодым женщинам нужны переживания. В общем, птаха, это грустная история.
Но я хочу ее услышать. Если ты можешь рассказать мне
Хорошо. Потом она забеременела. Я был очень радтеперь мы были связаны навек. Даже потихоньку от Сольви сделал колыбель и начал украшать резьбой, хотел удивить.
Это было в конце зимы. В Колуме должен был состояться ежегодный малый тинг, я хотел говорить о конфликте бондов с лендрманом, справедливые границы и налоги это важно. Мне пришлось поехать. Я провел там три дня. С Сольви оставалась служанка.
Герои в сагах всегда все предвидят, всегда успевают явиться за миг до несчастья и всех спасти
Возвращаться домой мне пришлось через Красный лес в сумерках. Выехал на поляну, гляжубелая собачка сидит. Откуда, здесь ей быть, подумалось. Жилье еще не близко, мороз, ни одна домашняя тварь так далеко в лес не забежит, волки тут Остановил я коня и окликнул ее, ну как-то жутко мне вдруг стало, хоть я и не боюсь ни духов, ни банши. А она внимательно так на меня посмотрела, но с места не двинулась, а вдруг завыла.
Это, конечно, была баншиУ нее были красные глаза?
Я не разглядел. Доехал уже в кромешной темноте. Въехал во двор и сразу понял, что-то неладно, взглянул на окошки без огонька, сердце упало.
Она была одна, лежала и не отзывалась. Только тихо всхлипывалау нее был сильный жар, а постель вся пропиталась кровью. Повитуха оказалась очень опытной, она вычистила остатки нашего дитя, отпоила Сольви целебным отваромКогда опасность миновала, получив плату, буркнула, что Сольви сделала это сама.
Я ухаживал за ней, не сказал ни одного слова, но больше мы никогда не спали вместе.
Сольви поправилась, приближалось лето, мы почти не разговаривали. Я пропадал в кузнице и в лесу, нанялся учить городских юношей мечному бою. Сольви завела веселых подружек, выпивала с ними в трактирах, гуляла. О нас стали поговаривать. Негромко, конечно, вполголоса. Я как раз очень хотел кого-нибудь зарубить и, боюсь, это бросалось в глаза.
Почему? Почему она это сделала?
Наверное, ощущала себя в западне. И поступила инстинктивно, как зверь, отгрызающий себе лапу, чтобы вырваться из капкана.
На Мидсаммир Сольви пропала, не пришла и ночью. Я искал в городке, меня немного перемкнуло да, и вышло нехорошоодного пришиб до смерти, а он был вовсе не при чем.
Утром она явилась пьяная, заявила мне, что была с каким-то мужиком, смеялась и плакала. Я ушел на конюшню, пробил там кулаком деревянную перегородку, в общемТак она просила моей помощи, искала спасения от пустотыНо я не мог я хотел понять, как с нами случилось все это черное горе, за что Я ушел бродить в лес. Когда вернулся, дом был пуст, а на столе лежал ее браслет. Я поехал в рощу и повесил наши браслеты на Ясень. Зря. Они ведь были серебряные: качались на ветке и ярко блестелинаверняка забрал какой-нибудь бродяга.
Асмунд, ты можешь меня простить?
За что?
Ты сам знаешь.
По-моему, ты наказана достаточно. Давай договоримся о важной вещи, малыш. Никогда больше не пытайся меня обмануть. Хорошо?
Глава 6
Асмунд.
Ну правда, страшный мужик. Метра под два, рожа в оспинах, как блин непропеченный, взгляд глумливый. Прищучил меня, ага. Те ребята пропустили, просто запечатали горлышко бутылкиперекрыли самое узкое место улочки, назад я не прорвусь. Они посмотрят издали. Им даже не очень интересно, чего только не видели на этой службе ради куска.
М..да.. красавец. Длинный кинжал в золоченых ножнах Поверх хауберка расшитый акетон. В себе уверенне боится, что попортят дорогое сукно Стоит, как будто просто такну ждет кого-то человек. Или даже не ждет. Расслабленно так стоит. Положение ног ничем не напоминает пружинящую стойку готового к атаке бойца. Корпус и голова полностью открыты, рука почивает на фальшгарде. Но сейчас этот лениво опущенный меч защитит его так, как если бы он находился за толстенной медной дверью. Он легко контратакует меня из «Простака» Хладнокровный, опытный, он подпустит меня еще чуть, еще подождет моих действий
Похоже, не привык слишком напрягаться, неторопливо вышел из зала таверны в доме, на втором этаже которого наше временное пристанище. Думал, может, я сверху спущусь илинадеюсь Бер там, с Бренной. И она не смотрит в окно.
Как здесь двигатьсяулица узкая, как щелка монашки. Секунду, что он меня разглядывает в скудном сером свете, чтобы убедиться, что ятот самый, думаю как. Верхним смогу достать голову, ключицу или плечо. Можно попробовать восходящим ударом в скрещенные на гарде руки, если он атакует первым и, на мою удачу, выдвинет их достаточно далеко вперед.
Не сводя с него глаз, вытягиваю из ножен свой Клайдеб и, продолжая движение, отвожу его вниз и немного назад. Давай. Это не затянется надолготакие как мы, не фехтуют. Фехтуют лавочники, а мы просто рубим. Минута и ты в Вальхалле или в Аду, если хоть раз в жизни купался с комфортом под пение бритых макушек.
Он принял решениесделал широкий шаг-выпад вперед, переводя меч в позицию для замаха сверху, и атаковал простым ударом в голову. Хотел проверить меняскорость, маневренность, прощупать дистанцию? Я вскинул клинок рукоятью вверх, острием вниз и шагнул под меч, загораживаясь своим оружием, принимая удар почти на гарду. Его клинок съехал от моей гарды до нижней трети, я слил его от себя, одновременно с шагом вправо и немедленно ударил в шею. Меч, опущенный клинком вниз, дает прекрасный замах.
Ну и сам дурак. Зачем, ради преимущества инициативы? Нет, он просто всегда так делает в бою. Он не предполагает нанести серию ударов, он не мечник, а солдат. Его задача пробиваться через первую линию построения, перерубая древки, отбрасывая пики, рубя по плечам и головам, кого достанет из бездоспешных ребятишек второго ряда. Тела валятся, заливая товарищей кровью, им под ноги, кого-то затаптывают, страшные крики, лязг, ударыИм деется-то некуда. Смять, напугать, ввергнуть в панику, разорвать стройон привык наступать, рубить сверху, сокрушительнорост, сила и тяжелый двуручникНа него не наступают, ему навстречу не двигаются, всегда жмутся от него, они же боятся