На моем парадном мундире два ордена Почетного легионавысшие награды Франциипредмет особой гордости отца. Но он гордился бы мной в любом случаея не запятнал честь семьи и проявил то, что считается героизмом. Я склонен смотреть на это с другой стороны, ведь получены они в первую очередь благодаря особым нечеловеческим способностям, а не личному мужеству или храбрости, что во многом для меня их обесценивает.
Однако, в чем-то могу согласиться с отцом, по крайней мере начало моей военной службы вполне соответствовало его мнению и убеждению в моих заслугах. Мысленно я вернулся в то время.
Глава 2
Четвертого августа 1914 года Париж разительно изменился, ушло ощущение вечного праздника, на лица прохожих легла печать серьезных проблем и особого тревожного воодушевления. Пачки свежей прессы моментально разлетались из рук мальчишек-газетчиков, а возле мобилизационных пунктов выстроились очереди.
Как мужчина и патриот своей страны, я не собирался оставаться в стороне. Случись эти события год назад, как должно резервисту, уже стоял бы в подобной очереди. Но, несмотря на мое желание и потребность непременно принять участие, я сомневался, как это осуществить, ведь в силу своих новых слабостей не мог поступить на службу и принимать участие в боях наравне со всеми. Солнце для меня куда опаснее немцев, значит, следовало выбирать другой путь.
Не представляя, с чего лучше начать, я решил обратиться к тем, кто имел опыт прошлых баталий. Посоветоваться с Женевьев? Едва ли она, подобно Жанне Д`Арк, участвовала в сражениях, войнане женское дело, уж в этом твердо убежден. У министра Катри сейчас и без меня в избытке проблем, к тому же, он оборотень. Оставался Оливер, который повидал на своем веку не одну войну и наверняка мог что-то подсказать.
Остро взглянув на меня поверх очков, тот слегка усмехнулся:
Признаться, большого желания вдыхать пороховой дым не испытываю, и возможность возглавлять военный госпиталь меня полностью устроит. Более подходящих условий, чем война, для моей научной деятельности и представить невозможно. А уж грядущая бойня, судя по всему, будет ни чета прежним. Уверен, что исследовательского материала появится в избытке.
«Знает же, как меня бесят такие разговоры, раздраженно подумал я, но все равно распинается».
Очевидно, заметив, что я едва не скривился при его последних словах, Оливер снова усмехнулся и впился в меня немигающим взглядом.
Поверь моему опыту, Джори, пройдет совсем немного времени, и ты на многие вещи посмотришь гораздо проще. Войнаочень подходящее время для вампиров. Ты скоро поймешь, насколько удобно, когда вокруг льется кровь и нет нужды даже прятать трупы. Предстоящая бойня для тебя, друг мой, как нельзя кстати, поможет стать не таким брезгливым и щепетильным. Раз уж ты пришел ко мне, советую обратиться к месье Толе. Скорее всего, он, как и прежде, возглавит штабную контрразведку. Допрос военнопленных, раскрытие планов противникаэто очень важно для победы, и помощники ему всегда нужны. Даже твоего покорного слугу прежде иногда привлекали.
Не знаю, с какой целью приятель предложил мне этот вариант, но уж кого, а Эйдриана видеть, а тем более служить под его началом мне хотелось меньше всего. Наверняка, найдутся другие варианты. Поняв, что только впустую трачу время, вернулся домой.
Сынок, тебе посыльный принес предписание из мобилизационного пункта, отец протянул небольшой листок бумаги, в котором приказывалось явиться завтра в Управление связи Генштаба для прохождения службы в соответствии с военной специальностью.
В глазах отца застыла тревога: похоже, его мучили те же вопросы, что и меня.
Раз уж нам обоим не спится, может, выпьем по чашке чая, заодно и посоветуемся? предложил я.
Устроившись в столовой, стали тщательно продумывать возможные для меня варианты службы. К сожалению, обратной стороной вампиризма явилась невозможность находиться в большинстве строевых частей, а выслуживаться на штабном паркете молодому здоровому лейтенанту, когда враг на пороге, по нашему обоюдному мнению, просто бесчестно.
Взвесив все «за» и «против», обратили пристальное внимание на подводные лодкибоевую технику нового века. Военно-морское министерство Франции в последние годы уделяло особое внимание этому виду судов. Насколько позволяли предполагать материалы, попадающие в прессу, в нашем флоте находилась в строю почти сотня субмарин, а значит, на одной из них могло найтись место для меня.
Однозначно, это неплохое решение: отсутствие солнечного света, новая современная техника, служба, достойная настоящих мужчин. К тому же, длительность боевых походов едва ли превысит несколько дней в силу технических особенностей лодок, что позволит не злоупотреблять кровью членов экипажа.
На следующий день вполне успешно удалось решить этот вопрос. Пока удача мне улыбалась.
На одной из подлодок типа «Плювиоз» перед самой войной установили экспериментальное оборудованиеновейшую рацию, а также шифровальную машину, и туда срочно требовался молодой офицерспециалист моего профиля.
Вопрос с катакомбами решился сам собой, теперь это казалось несерьезными детскими играми. Осталось лишь наскоро попрощаться с друзьями. Мобилизация успела затронуть и их: Золтана откомандировали в провинцию на военный завод, так что он завтра покидал Париж, а Лука, по его словам, приступал к службе настолько секретной, что даже нам не мог рассказать.
Быстро собрав в дорогу все необходимое, хотел вызвать такси, но взволнованный отец предложил сам проводить меня на вокзал на ночной скорый поезд Париж-Брест.
Служи честно, сынок, напутствовал он на прощанье. Уверен, что не посрамишь нашу фамилию, и, главное, обязательно возвращайся, голос его предательски дрогнул, и он отвернулся.
Отец сильно сдал и изменился после страшной трагедии, постигшей нашу семью. Прошел почти год после смерти мамы и сестры, а он так и не стал прежним, и, боюсь, уже не станет. Конечно, я обязан вернуться, ведь еще одной потери он не переживет.
Береги себя, обнял я отца. Надеюсь, что скоро все закончится, и мы снова будем вместе. Когда появится возможность, непременно позвоню. Можешь считать, что я в обычной рабочей поездке. А за меня не беспокойся. Я же теперь бессмертный, и пуля мне не страшна.
Брестнебольшой портовый город на крайнем западе полуострова Бретань, куда поезд прибывал еще затемно, встретил меня грозой, что было вполне обычным для этого времени года и очень кстати для меня. Кто знает, сколько могло пройти времени, пока попал бы на субмарину.
База, где швартовались подводные лодки, находилась на городской окраине и представляла собой узкую длинную бухту среди мокрых темных скал. Возле дощатых причалов скрежетали, покачиваясь на волнах, чернеющие, словно фантастические чудовища, громады кораблей и субмарин, изредка освещаемые вспышками молний. Зрелище довольно мрачное, но величественное. По берегам вокруг расположились двухи трехэтажные постройки, в которых находились казармы, склады, офицерское общежитие и штаб.
Мой командирфрегат-капитан Лапортсолидный мужчина средних лет, аристократической внешности, с легкой проседью на висках, встретив меня, удовлетворенно кивнул, пробурчав что-то вроде: «Наконец-то, заждались Вас». Теперь его экипаж полностью укомплектован и готов к выполнению боевой задачи. Торопясь, он перепоручил меня старшему помощнику флот-лейтенанту Ферреподтянутому молодому офицеру с аккуратной шкиперской бородкой.
Вскоре все формальности были соблюдены. Получив на складе новые комплекты обмундирования, быстро переоделся в темно-синюю форму с золотыми пуговицами и, сменив лейтенантские погоны на флот-мичманские и накинув прорезиненный плащ с капюшоном, проследовал за старпомом на подводную лодку, чтобы представиться экипажу.
Издали напоминающее вытянутое морское млекопитающее, вроде дельфина, вблизи это чудо кораблестроения 1908 года постройки представляло сигарообразный темно-серый корпус, длиной около пятидесяти метров и шириной около пяти. Внутри, когда я скользнул в люк, типа спусков в катакомбы, только гораздо уже, оказалось влажно, душно и очень тесно, из-за многообразия различных механизмов и приборов. Было заметно, что лодка содержится в образцовом порядке. Паросиловая установка позволяла субмарине осуществлять походы дальностью почти до полутора тысяч морских миль, что давало ей возможность патрулировать Атлантику от Северного моря до Бискайского залива.
Лодка разделялась на несколько отсеков, которые, при необходимости, герметично закрывались с помощью вентилей, опять же, напомнивших мне катакомбы. Экипаж состоял из четырех офицеров, включая меня и двух десятков матросов и старшин. Радиорубкамое место службыпредставляла собой маленькое помещение, напичканное современным оборудованием, где с трудом можно повернуться. В подобных стесненных условиях еще не приходилось существовать, если не считать три дня в подземной камере, однако, разве пристало офицеру сетовать на неудобства? К тому же, здесь я по собственной воле.
Началась служба, которую я тогда, довольно наивно, счел наиболее подходящей для вампира. Впрочем, в первое время почти не было сомнений в правильности выбора. С месье Ферре у нас установились хорошие приятельские отношения. От него узнал, что до войны многие из штабного начальства довольно скептически относились к боевым возможностям подводных лодок. В них не видели серьезного противника. Так, например, одним из методов борьбы с субмаринами на полном серьезе предполагалось вооружать экипажи шлюпок молотками. Обнаружив перископ вражеской лодки, следовало подплыть к ней и разбить его, ослепив ее таким образом. И подобных историй он знал великое множество. Дружный веселый экипаж, особый дух морского боевого братства, новая техника, постоянная напряженная занятость во время патрулированияэто казалось именно тем, что нужно.
К сожалению, известия, приходившие с полей сражений, которые я по долгу службы узнавал первым, оказывались безрадостными и даже трагичными. Немецкие войска подступили к окраинам Парижа, одновременно нанося по городу удары с воздуха. Опасаясь за отца, в перерывах между выходами в море регулярно звонил ему с городского телеграфа, оборудованного кабинками междугородней связи. Однако старик неизменно держался молодцом, утверждал, что у него все отлично и категорически отказывался говорить о возможности эвакуации.
Боевые походы продолжались, как правило, несколько дней, после чего лодка возвращалась на базу для заправки топливом и пополнения припасов. После сна в тесной душной каюте, вмещавшей только узкую двухъярусную койку и откидной столик, которую приходилось делить с месье Ферре, отдых в личной комнате общежития казался вполне комфортным, почти роскошным, а еда в офицерской столовой не хуже, чем в парижских ресторанах.
Основной нашей задачей в патрулировании Северного моря являлась морская блокада Германии. В одном из походов нам удалось с помощью торпед потопить немецкую подлодку, шедшую в надводном положении. Выживших членов ее экипажа мы передали на борт английского эсминца, находившегося поблизости.
Однако, на этом наша удача закончилась. Следующий выход в море оказался для субмарины роковым. В этот раз нам встретился немецкий транспорт, идущий в сопровождении двух крейсеров, и капитан Лапорт отдал приказ о торпедной атаке. К сожалению, нас тоже заметили. Не успела лодка погрузиться на перископную глубину, как была обстреляна и едва не протаранена немцами. Капитан скомандовал срочно погружаться, что спасло нас в тот момент, тем не менее, оба винта серьезно пострадали.
Лодка легла на грунт и затаилась. Мы надеялись переждать, предполагая, что немцы решат, что мы ушли, не зная точно о наших повреждениях. Оставаться им здесь надолго в качестве неподвижной мишенинеоправданный риск. Через некоторое время, как передал акустик и как я убедился, научившись за последние месяцы не хуже его на слух различать звуки разных типов судов, транспорт в сопровождении одного крейсера покинул эти воды. Второй же затаился неподалеку от нас.
Мы не могли двигаться или хотя бы позвать на помощь. Для того чтобы попытаться произвести ремонт винтов и выйти на связь, необходимо всплывать, а крейсер, похоже, не собирался двигаться с места.
К сожалению, пребывание под водой ограничено для субмарины несколькими часами. Время тянулось невероятно медленно. Вскоре содержание кислорода в воздухе значительно упало, покрытые потом люди, стараясь оставаться неподвижными, дышали с большим трудом. Я чувствовал себя немного легче, и в голову лезли разные мысли: «Если мы не сможем всплыть, экипаж вскоре задохнется, а что произойдет со мной? Как поведет себя бессмертный вампирский организм? Я буду приходить в себя и снова терять сознание, пока не иссохну?».
Почему-то ни малейшего желания узнать, так ли это, не испытывал.
Наступила ночь, и, понимая, что темнота давала последнюю возможность спастись и тянуть больше нельзя, капитан Лапорт приказал всплывать. Когда лодка поднялась на перископную глубину, я попытался связаться с одним из кораблей Франции или союзников, но рация молчала. Очевидно, была повреждена или сорвана антенна.
Наконец, рубка показалась над водой, и живительный морской воздух пошел внутрь. Резкий порывистый ветер забрасывал в отдраенный люк хлопья мокрого снега, а волны ощутимо раскачивали лодку. Вместе с механиками, которые должны попытаться почти на ощупь разобраться в ледяной воде с повреждениями винтов, выбрался на скользкую обледеневающую палубу, чтобы восстановить антенну.
В стороне от нас, всего в нескольких сотнях метров по правому борту, возвышался темный мрачный силуэт германского крейсера, периодически направляя в разные стороны луч прожектора. Шепотом, молясь всем богам сразу, матросы делали все возможное, чтобы исправить хотя бы один винт. Тогда, развернув лодку, мы могли бы торпедировать немецкий корабль, представляющий отличную мишень, а потом неторопливо вернуться на базу.
К сожалению, в ту ночь боги отвернулись от нас. Скользнув по воде, яркий луч замер, ослепляя нас, и тут же на нашей лодке скрестилось еще несколько таких же лучей, а со стороны крейсера послышались крики и возгласы. Теперь мы были, по сути, слепы и беззащитны. Не считая бесполезных сейчас торпед, все наше оружие состояло из четырех пистолетов и такого же количества клинков, положенных офицерам, такой же бесполезный хлам на данный момент.
Перспектива попасть в немецкий плен не слишком привлекательна, но я полагал, что, оказавшись с экипажем на борту вражеского корабля, используя свои способности, очень скоро поверну все к нашей выгоде. Конечно, тут уже не утаишь своей сущности, но к тому моменту, как мы привели бы крейсер к французскому берегу, у меня хватило бы времени, чтобы продумать версию и внушить ее всем возможным свидетелям.
Однако, у вражеского капитана были иные планы на наш счет. В нарушение всех принципов мирового сообщества и Правил ведения морской войны, крейсер без предупреждения открыл огонь из артиллерийских орудий. Это явилось настоящим огненным адом в Северном море. Снаряды взрывались, попадая по корпусу, пробивая большие дыры в обшивке, разнося рубку в клочья.
Правую кисть словно огнем обожгло: похоже, попал осколок. Не успел его выдернуть, как и сам оказался за бортом после очередного взрыва. Сквозь грохот снарядов слышались крики раненых и оказавшихся в ледяной воде людей. Обернувшись, захлебываясь в волнах, заметил, как разбитая лодка быстро погружается под воду.
Корабельная артиллерия, наконец, замолчала. Теперь в свете прожекторов на поверхности качались лишь обломки и моряки в спасательных жилетах. Большая часть оставалась жива и их можно было спасти, но теперь заговорили немецкие пулеметы, не оставляя никому ни малейшего шанса. Я мог нырнуть и переждать в глубине, вампирскому организму хватило бы задержанного воздуха достаточно долго, но не смог бы заставить себя поступить таким трусливым, хотя и разумным образом, продолжая оставаться на плаву, ослепленный и оглушенный, осознающий весь ужас происходящего. Одна из крупнокалиберных пуль попала мне в висок, и я, наконец, потерял сознание.
К счастью, пуляэто не снаряд, способный снести голову, кусочек металла организм вытолкнул из височной кости, и я очнулся. Оглядевшись по сторонам, в свете скользящих прожекторов, видел среди волн лишь трупы товарищей.
Не помню, чтобы когда-либо прежде испытывал подобную горечь, но и ярости, казалось, такой не знал. И это вампиров называют чудовищами?! Зачем?! Какая необходимость расстреливать тех, кто не мог оказать сопротивление?! Это не укладывалось в гудящей голове. Все прежнее воспитание и военное образование отказывалось воспринимать случившееся. Гордое звание «офицер» всегда являлось для меня синонимом слова «джентльмен».