Я вдруг осознал, что во многом Оливер оказался прав. Общество не стало гуманнее и лучше за последнюю сотню лет. Впрочем, все это не имело уже никакого значения. Сорвав спасательный жилет и набрав в легкие побольше воздуха, быстро нырнул и поплыл под водой в сторону немецкого корабля, пока он не успел покинуть место преступления. На своей лодке, придерживался диеты, стараясь ограничиваться парой глотков крови по необходимости, чтобы не ослаблять боевых товарищей. Ну что ж, пришла пора прервать пост.
Забравшись на крейсер по другому борту, где не оказалось ни одного человека, быстро скользнул к капитанской рубке. Вытаращивший глаза, жирный, как боров, немецкий командир не успел издать ни звука, когда я вырвал его гнилое сердце. Горло обдало жаром, и уже следующей жертвеморяку, стоявшему возле штурвалавцепился в шею, начав жадно пить, ощущая, как инстинкты хищника, сильнейшая ненависть и жажда мести затмевают остатки человечности. Я не сделал ни малейшей попытки, чтобы сдержаться. Зачем? Это ведь было именно тем, что сейчас требовалось.
Придя в себя и вернув возможность трезво мыслить, приступил к выполнению плана. Быстро сориентировавшись, оказался в радиорубке, одним движением свернул шею «коллеге» и наконец смог воспользоваться передатчиком. Затем, спустившись в трюм к артиллерийскому складу, без раздумий убивая всех, кто попадался по дороге, вспомнив университетские занятия, заложил взрывчатку и поджог бикфордов шнур.
Убедившись, что никто не сможет помешать, быстро выбрался на палубу и прыгнул за борт, постаравшись отплыть подальше. Вскоре за спиной раздался оглушительный взрыв, за ним следом несколько еще более сильных, и в небо взметнулся сноп огня, а через несколько триумфальных минут воды Атлантики сомкнулись над тем, что осталось от немецкого корабля. Отыскав чей-то всплывший спасательный жилет, натянул его для достоверности, и, ухватившись за обломок доски, стал дожидаться нашего или британского корабля, с которыми удалось связаться.
Уничтожение немецкого крейсера не утолило до конца мстительного желания поквитаться за расстрелянных товарищей. Покачиваясь на волнах, я начал сожалеть, что поторопился, и перед взрывом не перебил всех немцев на борту, ведь кто-то из них мог и уцелеть и, возможно, барахтался где-то в воде. Тогда подошедшие спасатели вытащат и их, а разве это справедливо? Может, вернуться, найти оставшихся и добить? Однако, среди высоких волн и в таком снегопаде даже мне непросто отыскать их, а на горизонте уже показался идущий на всех парах французский миноносец.
Вскоре находился на его борту среди соотечественников. Внушив доктору в лазарете не осматривать меня и не слишком удивляться отличному состоянию после пребывания в ледяной воде, я рассказал командиру корабля о случившемся, скрыв лишь незначительные подробности, касающиеся моей сущности. Изумленно качая головой, тем не менее, он не мог отрицать очевидного. К тому же, пара полуживых немцев, которым все же удалось уцелеть, во время допроса подтвердили мои слова.
Глава 3
После гибели подводной лодки задумался о том, что на флоте мне не место и размышлял над возможностью служить в реальных полевых условиях. Временно меня оставили при штабе на береговой базе, но одно для себя решил точносидеть в радиорубке может любой обычный человек. Гораздо больше пользы я могу принести при непосредственном контакте с врагом. К тому же бурлившая до сих пор в крови ярость ждала сатисфакции. Однако в голову ничего толкового не приходило, а самовольно оставить службу и действовать ночами как партизан-единоличникэто все же сильно походило на дезертирство. Боюсь, отец бы не понял, да и сам я был не так воспитан.
Через полтора месяца после вышеописанных событий, за уничтожение немецкого крейсера, получил из рук президента свой первый орден Почетного легиона. Несомненно, месье Пуанкаре узнал меня, но постарался не подавать вида. Лишь немного дольше задержал в своей руке мою, поздравляя, на словах подчеркнув, что ему особенно приятно вручать мне эту награду.
Когда после официальной части мы прошли в фуршетный зал Елисейского дворца, где для новых кавалеров ордена накрыли столы, министр Катри подошел, чтобы поздравить.
Я действительно не ошибся в Вас, месье Ансело, уважительно произнес он, пожимая мне руку. Хотя был удивлен, узнав, что Вы служите во флоте. Скорее, ожидал увидеть Вас среди сотрудников месье Лазара или месье Толе.
Опытный политик и хитрый дипломат Катри ничего не говорит просто так. Похоже, старый пес даже во время войны продолжал преследовать свои интересы, пытаясь через меня укрепить свое влияние в Совете, раз дает такую наводку. Однако если еще от Оливера я знал, что Эйдриан Толе со своими подручными занимается выявлением шпионов и дознанием, а деятельность Жана-Баттиста оставалась неизвестной. Тем не менее, слова префекта очень заинтересовали.
Думаю, месье Ансело, немного нахмурился министр в ответ на мой вопрос, отводя за локоть в сторону, Вам стоило спросить об этом меня еще в начале войны, после чего я мысленно влепил себе оплеуху за ошибочно сделанный прежде вывод. Оба члена Совета в военное время занимают должности во Втором бюро Генштаба. Только, в отличие от контрразведчика месье Толе, бригадный генерал Лазар руководит одним из структурных подразделений разведки.
Этой информации оказалось вполне достаточно. Предоставленный трехдневный отпуск решил использовать, чтобы перевестись из ведения Военно-морского министерства в Министерство обороны, воспользовавшись рекомендацией префекта. Были еще кое-какие планы, но, этот вечер я собирался провести с отцом. Поезд из Бреста задержался на четырнадцать часов, и, приехав в Париж днем, едва успел ненадолго заскочить домой.
Конец зимы выдался хмурым и неприветливым, дни туманными и дождливыми, нередко с мокрым снегом, прогноз не предвещал существенных изменений, так что проблем с передвижением по городу в ближайшие дни не ожидалось. Прием в президентском дворце закончился после девяти вечера, поэтому всем награжденным выдали на эту ночь пропуска. Конечно, для меня комендантский час не мог быть проблемой, но не отказываться же, тем более, что хотелось неторопливо проехать по городу на своем автомобиле, поглядывая по сторонам, с сожалением замечая, как изменилась столица за последние полгода.
К счастью, разрушения, вызванные бомбами и гранатами, сброшенными с немецких самолетов и цеппелинов, оказались незначительными, тем не менее, с наступлением сумерек, город погружался в тревожную тьму. Не горели уличные фонари, исчезла яркая реклама, не было ни одного освещенного окнасветомаскировка строго соблюдалась. Даже Эйфелева башня почти не заметна, смутным силуэтом зарываясь в низкую облачность.
Ближе к десяти вечеракомендантскому часуулицы почти обезлюдили, попадались только военные патрули, да изредка проезжали машины со спецпропусками. Такси и извозчиков практически не видно, хотя общественный транспорт работал в обычном, пусть и сокращенном режиме. Париж лишился привычной вечерней и ночной жизниспектаклей, концертов, даже оставшиеся рестораны закрыли свои двери к положенному часу. Наверное, вампирам здесь стало менее вольготно. Чувствуя, что жажда беспокоит все сильнее, я остановился возле небольшой кофейни, которую только что, нервно оглядываясь и торопясь домой, суетливо заперла припозднившаяся хозяйка. Я приказал мадам сесть в машину и напился крови. Потом, поддавшись порыву, подбросил пропахшую кофе и ванилью немолодую женщину к дому, чтобы той не пришлось провести ночь в комендатуре, и поехал своей дорогой.
И вот я в Бельвиле. Из прислуги с отцом осталась одна горничная, повышенная до домоправительницы, исполнявшая одновременно и роль кухарки, поскольку та теперь работала в военном госпитале. Тем не менее, меня ждала торжественная встреча. Растроганный Гаэтан достал лучший коньяк из своих запасов, предусмотрительно припасенный им для случая, словно он заранее предвидел что-то подобное. Как и в прежние времена, стол был накрыт парадной скатертью, а в начищенном столовом серебре отражался блеск хрустальных бокалов. Но еще ярче, кажется, сияли глаза отца, который даже выглядел сегодня помолодевшим и приосанившимся. Я чувствовал, как он счастлив меня видеть, да и сам был очень рад побыть дома.
Отец расспрашивал о службе и о трагедии, разыгравшейся в Северном море, ведь о моем награждении он узнал из прессы. Я видел, как он гордился мной, и не хотел огорчать, но это не казалось справедливым. Истинными героями были погибшие товарищи, оставшиеся на дне Атлантики, а я всего лишь воспользовался своими возможностями. Я передал свой орден отцу на хранение и с тех пор надел его один раз, когда этого требовал протокол.
Газеты ежедневно печатали огромные скорбные списки, горе уже коснулось многих парижан. При передаче родственникам бирки с запястья погибшего обычно говорилось краткое: «Пал смертью храбрых». Зачастую семьи напрасно пытались получить хотя бы крупицы информации о том, как погибли их родные. Поэтому, отдавая дань памяти, я решил лично посетить вдову своего командира, а также родителей флот-лейтенанта Ферре.
Сынок, а может быть, с твоих слов я напишу письма родным остальных членов экипажа? предложил взволнованный Гаэтан. Думаю, им всем будет это очень важно.
Конечно же, я согласился. Молодец мой старик. Странно, что я прежде сам о подобном не подумал.
Неожиданно наш разговор нарушил пронзительный вой сирены воздушной тревоги.
Может, спустишься в подвал? предложил я отцу, но тот отмахнулся:
От этих авианалетов больше шума и беспокойства, только людей будят, а так народ уже привык и почти не обращает внимания.
Теперь настала очередь отца делиться тем, как он жил здесь последние полгода, ведь Париж, по сути, стал прифронтовым городом. Но он, как обычно, утверждал, что у него все отлично, больше сочувствуя другим горожанам.
После бесславного бегства в Бордо, которое сильно ударило по престижу президента Пуанкаре, правительство вернулось в столицу лишь в начале декабря. Повсеместно выросли цены на продовольствие, а качество хлеба стало просто отвратительным. Бедной части населения пришлось нелегко. Хотя, надо отдать должное, стараясь поддержать боевой дух и не допустить роста напряжения в обществе, правительство назначило приличное пособие всем семьям, где кормилец ушел в армию.
С сожалением, хотя и без особого удивления, узнал, что и мои сограждане порой пытались нажиться на войне. Например, пришлось установить полицейский надзор за молочниками, когда выяснилось, что больше половины продаваемого молока разбавляется водой из питьевых фонтанов. У кого-то из богачей состояние уменьшилось в результате инфляции, однако бизнесмены, имевшие доступ к военным контрактам, процветали. Производители хозяйственных товаров, переходящие на изготовление походных мисок, фляг, лопат, не говоря уже о бомбах и снарядах, сколачивали целые состояния.
Париж постепенно возвращался к жизнина улице Рю де ла Пэ, где осталась моя квартира, снова открывались ателье, а несколько театров начинали давать утренние спектакли. Однако многие зажиточные парижане, сбежавшие из города в августе, предпочитали отсидеться на юге или юго-западе Франции, подальше от артиллерийской канонады, докатывающейся до помрачневшей столицы.
Пользуясь путеводной подсказкой министра, за переводом обратился напрямую в штаб-квартиру ведомства, расположенную в двухэтажном особняке по улице Сан-Доминик. На самом деле, эта волокита оказалась лишь формальностью, так как выяснилось, что подразделение, в котором предстояло служить, фактически не существует, как и деятельность, которой оно занималось. Немногие вампиры, подобно мне, имели желание и возможность официально считаться солдатами французской армии, большинство же отправлялось в пекло, руководствуясь иными причинами, и мотивы имели разные.
Мне повезло застать на месте в штабе самого бригадного генерала Лазара, и я не сомневался, что у него возникнут некоторые вопросы.
Признаться, удивлен, месье гранд, покачал головой глава Совета, обменявшись со мной рукопожатием. По итогам брюссельских событий можно было предположить, что от Вас прохода не будет. Любой на Вашем месте считал бы, что, как минимум, заслуживает награды и особой отметки своих заслуг. Тем более, мадемуазель Женевьев нам подробно все объяснила, не скрыв даже то, что влюбленным Доном Кихотом Вы на самом деле не были вовсе. Не сочтите за ребячество, но мы с господином Толе даже пари заключили, поспорив, какого рода привилегий Вы от нас потребуете по возвращении, кажется, этого покрытого вековой пылью скучающего вампира развеселила данная ситуация, он даже ухмыльнулся самым уголком губ. А Вы, месье Ансело, нас обоих в проигрыше оставили. Мало того, что пропали из вида, будто Вас и не было, так еще нашли такой оригинальный способ отдать долг Отечеству. Ни один наш собрат еще не додумался спуститься под воду. Возможно, благодаря Вам мы возьмем это на вооружение.
Несмотря на его похвалы, я себя ощущал мальчишкой, словно глупость какую-то сделал. «Ну, спасибо, Оливер, я тебе это припомню, разозлился мысленно я. Рассказал мне про деятельность Эйдриана, зная, что откажусь служить под его началом, и ни словом не заикнулся про Лазара и его подразделения. Я был прав, мой триумф не давал хирургу покоя. И сейчас я, наверняка, неимоверно глупо выгляжу, пойдя своим путем».
Я, конечно, рад, что Вы, Ансело, все же добрались до нас и изъявили желание вложить свои неоспоримые таланты в общее дело, но, признаться, сомневаюсь, что Вам подойдет подобная деятельность. Будь Вы постарше, и имелся бы опыт шпионажа например, я лично вижу Вас резидентом в Германии, там бы у Вас в полной мере имелась возможность себя проявить. Возможно, и ошибочно Вас посылать на передовую, но ситуация с нашей стороны складывается не слишком удачная. Дисциплинированные и организованные немцы гораздо более продуманно используют имеющиеся в их распоряжении возможности вампирской массы. Пока наша страна направляла основное усилие на мирное сосуществование видов, немцы разработали тайную организацию по созданию и обучению вампиров специально для боевых и диверсионных действий. Надо ли говорить, что мы оказались в проигрыше с этой стороны? Поэтому сейчас каждый наш собрат на счету.
«Ну, так что же ты тут рассуждаешь сидишь?»немного раздраженно подумал я.
Таким образом, все и решилось в кратчайшие сроки. Мне едва удалось попрощаться с отцом, не имея даже возможности сообщить, куда направляюсь, как я тайно был переброшен на позицию около франко-бельгийской границы.
Глава 4
С первых же минут стало ясно, что на этот раз я столкнулся совершенно с иной реальностью, и, честно говоря, оказался не готов к тому, что меня ждало, простыми словамивляпался. Вероятно, еще и поэтому так не люблю думать о тех годах.
Однако, услужливая память вернула в то время. Стояла глубокая ночь, но, вопреки ожиданиям, вовсе не глухая. Небо на востоке еще не побледнело, и я, не торопясь, мог оглядеться по сторонам, составить первоначальное мнение и впечатление о происходящем. Судя по карте, база диверсионной группы располагалась где-то поблизости. Линия фронта тоже проходила совсем рядом, и предутреннюю тишину постоянно нарушали то одиночные винтовочные выстрелы, то треск пулемета. Вдали бухала тяжелая артиллерия, так, что земля содрогалась. И это еще время ночного затишья. Если напрячь слух, в придачу к шелесту листвы можно разобрать фырканье лошадей, негромкий разговор, храп и приглушенные стоны.
Уютные сельские домики, рассыпанные по зеленым холмам, утопающие в густой зелени, небольшие города с красивыми старинными постройками, безмятежный уголок неторопливой, спокойной жизнитакой я запомнил Фландрию, где доводилось бывать проездом в Брюгге к маминой родне. Ничего этого теперь не было и в помине. Кое-где виднелись лишь развалины и обломки, растоптанные сапогом войны, а, судя по зареву, за холмом что-то горело. Изрешеченная, изуродованная бесконечными окопами и воронками, как незаживающими шрамами, земля перемешалась с остатками темно-серого снега и превратилась в непролазную грязь. Ночью подморозило, иначе увяз бы в ней по колено. «Вновь занесло черт знает куда, мелькнуло в голове. После обретения бессмертия я все чаще попадаю в такие места, где прежде даже представить себя не мог».
В свежесть ночи вплетались запахи порохового дыма, гари, отхожих ям, сырости и тлена. И ещеаромат крови. Неуловимый, он пропитал, казалось, все вокруг, прозрачным маревом окутывая, дразня и маня, заставляя мысли путаться, а десны зудеть. В душе шевельнулось нехорошее предчувствие и сомнение в правильности затеи, которые решительно отмел.