Главным минусом нашего путешествия было то, что пункт назначения был обозначен как-то туманно. Но я надеялся решить эту проблему на месте.
Поздно! ответила Афадель. И действительно, было поздно. Смеркалось. Но не это послужило причиной того, что я не смог прочитать записку (надушенную какими-то духами). Причиной скорее было то, что надпись была сделана нолдорским письмомтак называемыми письменами Феанора. Я читать по-нолдорски не умею, Афадель, как выяснилось, тоже. Мы уныло посмотрели друг на друга.
Оставалось надеяться, что читать их умеет хотя бы адресат.
Тут вместо подписи сердечко, добавила подруга. Так что все понятно. Зашивай.
И я сел зашивать. Нарисованное сердечко больше походило на Аркенстон (я наконец узнал, что это такое).
Сама она устроилась поудобнее и завела уныло:
Даль степная широка, широка,
Рохана равнина.
Повстречаю эльфа я, да эльфа я,
Там за Андуином
Я поперхнулся, потому что знал продолжение, и выронил письмо. Его подхватил легкий ветерок и унес в реку.
Эй, куда! заорал я и плюхнулся в реку.
Легкое письмо плыло намного быстрее меня, но я все-таки умудрился нагнать его в прибрежных камышах. Афадель, нет чтобы помочь, звонко хохотала на весь Андуин и обзывала меня водяным, помогая забраться обратно в лодку. Ну подумаешь, тина на ушах (и моих драгоценных заклепках)! Сама бы ловила это письмо
Тут мы посмотрели на него и переглянулись. Текст исчез. Смыло его! Одно сердечко осталось
Я посмотрел пергамент на свет. Кажется, что-то видно
Скажем, что это такая тайнопись, предложил я, выжимая мокрую тунику в камышах.
Да, невидимые чернила, поддержала Афадель, подглядывая, хотя чего она там не видела. А адресат должен знать проявитель.
Я встряхнул тунику, повесил на куст и взялся за штаны.
Не, ну если присмотреться, там еще можно что-то различить. Я так думаю.
А я нет! вредно сказала подруга.
Предлагаешь вернуться обратно? Рассказать королю про письмо?
Мы переглянулись и одновременно решили, что это дурная идея.
Придумала! сказала Афадель, помогая мне выжимать штаны. Давай сами напишем!
Ты что! я сделал страшные глаза. Мы же даже не знаем, кому оно предназначается. Так-то можно было бы попробовать угадать
На самом деле король точно назвал нам адресата. Я так и услышал его голос: «Письмо отдадите в руки дунадану. Ну такому Из этих, из следопытов. Ну вы поняли» Мы понятливо кивали, а теперь вижузря! Лучше бы мы прямо спросили, что за дунадан, как его зовут, какие у него особые приметы и пароль-отзывы, но тогда нам было неудобно. И хотелось поскорее смыться.
Зачем, письмо же секретное! Вот только сердечкоопознавательный знак! пылала она энтузиазмом, а это дело опасное, энтузиазмом Афадели можно все Лихолесье сжечь дотла.
Но в тексте-то что будет?!
Ну люблю-жду-целую, выдала она, и я уронил свежевыжатые штаны в тину. Ну это для маскировки, как ты не понимаешь! Вроде любовная записка, а если приглядеться, там письмена Феанора, но это же еще догадаться надо
Я не могу писать тенгваром квенья, отказался я решительно. Ты же знаешь.
Она на секунду задумалась и выдала:
Ну можно же обвести!
Обводить я отказался наотрез. Мы еще долго спорили (в процессе штаны высохли), но все-таки решили оставить как есть. Главное, сердечко на месте.
Мы с аппетитом поужиналипосле всех волнений аппетит разыгрался зверскийи залегли у костра. Я смотрел на звезды и любовно сушил письмо на груди.
А давай гномьми рунами напишем! не отставала Афадель.
А ты их знаешь? удивился я.
Ну на «люблю-жду-целую» моих познаний хватит, смутилась она. М-да, куда катится мир?..
Лучше не стоит, строго произнес я. А то вместо «люблю» получится что-нибудь неприличное, мало ли, какие у них там дополнительные закорючки.
Ты еще скажи, умляуты.
Я подавился.
И вообще, сказал я, отдышавшись, вряд ли король будет писать гномьими рунами, он их терпеть не может.
А почему у него на кинжале охотничьем именно ими что-то выгравировано?
Так может, это подпись мастера! выкрутился я.
Кинжал король мог и любить и даже заказать у гномов, поскольку гномы знали толк в красивых вещах. Этим его приязнь к ним и ограничивалась.
Давай спать, сказал я мрачно. Пергамент прилип ко мне, но сохнуть не торопился.
Наутро мы проспали: я открыл глаза, когда солнышко уже ласково пригревало, а точнее, припекало. Ну немудрено, после таких-то испытаний! Да и куда нам торопиться.
Шипя и ругаясь, я отодрал от себя присохшее скукожившееся как шагреневая кожа письмо (где они взяли такой скверный пергамент?!) и остолбенел. Пропавшие было письмена отпечатались на моей собственной шкуре
С Афаделью при виде этого случилась истерика.
Когда она разогнулась, то, вытирая обильные слезы и икая от хохота, заявила, что теперь посланием являюсь я и именно меня она вручит дунадану, если найдет. Вместе с сердечком.
Я был занят тем, что проверял заклепки, и не ответил.
А если у него не окажется зеркала? попытался выкрутиться я. А если я не дойду? А если в пути пропаду?
Я просто сниму с тебя шкуру, ответила Афадель. А вместо зеркала используем гладь речных вод.
Я всегда знал, что на тебя можно положиться, ответил я.
И тут же подумал о заклепках: если Афадель снимет с меня шкуру, то найдет и заклепки. Какой позор! Придется сделать все, чтобы этого не случилось! С этими мыслями я столкнул лодку в воду и мы поплыли дальше. Вниз эх да по Андуину
Впереди уже слышен был грохот Рэроса.
Придется лодку по берегу тащить, вздохнула Афадель. Мне, признаться, тоже не хотелось напрягаться.
Пауков тут не хватает, сказал я. Они бы нас живо спустили вниз!
Надо было захватить парочку, поддержала подруга и пригорюнилась, но тут же оживилась:А давай так спрыгнем!
Ты с ума сошла! Мы только что пергамент высушили! Вдруг еще сердечко смоется, что тогда делать будем?
А мы из паруса парашют сделаем! А сердечко я тебе и так нарисую.
Я замотал головой. Моя шкура еще была мне дорога. Равно как куртка, штаны, сапоги, кинжал, лук, колчан со стрелами и драгоценные камни в ухе, частично маскирующие заклепку. Я уж молчу про трандуилово послание. В конце концов, мы должны оправдать надежды нашего короля и доставить хотя бы аутентичное сердечко.
Тогда лодку ты потащишь, тут же сказала Афадель. Я так и знал! Поэтому подготовился заранее и парировал:
А ты понесешь все барахло!
И добил:
И мачту с веслами.
Я понесу самое ценное, возразила она. Письмо!
Так ты ж сказал, что теперь письмоэто я! Значит, ты понесешь меня, а я понесу лодку!
По взгляду Афадели было понятно, что она мне это еще припомнит. Она не сдалась и охладила мой пыл:
Я понесу аутентичное письмо. На котором сердечко.
Я пообещал нарисовать себе на пузе хоть два, но безжалостная Афадель вырвала у меня из рук письмо и сунула его в сапог. И выразительно посмотрела на лодку.
Я тяжко вздохнул и, стеная и хватаясь поминутно то за бок, то за поясницу, потащил лодку на сушу. Вытащив ее едва на треть, я повалился без сил, с трудом переводя дух.
Афадель зааплодировала.
Когда мы вернемся, я скажу его величеству, что ты непревзойденный мастер перевоплощения и можешь выступать с номерами на домашних концертах.
Я подскочил, будто меня скорпион в задницу ужалил. От подруги и не такой подлянки можно было ожидать, а изображать кого-то в постановках короля нашего Трандуила я категорически не желал! Увольтеучить часовые монологи на квэнья, которые я даже не понимаю!
И почти никто не понимает, но учат, скрипя зубами, и хлопают в нужных местах. (Спасибо Леголасу, он знаки подает из-за дуба, который наше всёи скалы, и замок, и занавес упал бы он уже, что ли. На короля. Хотя неизвестно еще, кто окажется крепче.)
И я резво потащил ладью в камыши. Афадель смилостивилась и немножко мне помогла. В принципе, было не так уж тяжело, когда я сделал себе упряжь из веревки и впрягся в нее. Афадель подталкивала сзади. То есть я так думал, что подталкивает. Когда я обернулся, чтобы сказать ей, что нам осталось каких-нибудь восемь миль, то увидел, что она сидит на корме, беспечно болтая ногами.
Я сбросил ярмо и минут пять экспрессивно произносил монолог, из которого следовало, что она, Афадель то есть, никакая не подруга, а змея подколодная, ехидна, негодяйка и вообще желает моей смерти! Если бы король наш Трандуил меня слышал в этот момент, сделал бы почетным членом своей домашней труппы. Хотя нет, лучше не надо.
Если вы думаете, что это смутило мою подругу хоть на минуту, вам лучше передумать.
Какой ты смешной, ответила она мне, хихикнув. И добавила с милой непосредственностью:А когда обед?
Я зарычал тихо, но отчетливо. Услышь меня король наш Трандуил, непременно дал бы мне роль харадского тигра в новой постановке. Или еще какой-нибудь дикой твари из дикого леса.
Но делать было нечего.
Когда я дотащу лодку, ответил я сурово. Мне ужасно хотелось есть.
Нам ее еще суток двое тащить! возмутилась она.
«Уже нам, порадовался я, прогресс!»
Правда, вклад Афадели ограничился тем, что она слезла с кормы и пошла следом, критикуя меня за то, что я выбираю неправильную дорогу.
В плечо мое то и дело тыкалась грустная морда и острые ветвистые рога оленя, увековеченного в носовой фигуре нашей ладьи.
Но я терпел. Во-первых, вариантов не было, во-вторых, как я упоминал, я очень хотел есть. Точнее жрать. Я бы сожрал в одиночку оленя, если бы мне его дали.
Привал, скомандовал я.
И выполз из упряжи.
Афадель заботливо обмахнула меня лопушком (который при ближайшем рассмотрении оказался борщевиком, спасибо, она не голыми руками его схватила и не с подорожником перепутала) и принялась разводить костер. А я полежал да и встал. А то если костер разведет она, то готовить придется мне.
Готовить пришлось мне, я приготовил сушеное мясо из заплечного мешка и кипящую андуинскую воду из котелка. Ужинали мы с большим аппетитом. В воде даже попалась пара мальков и какие-то речные водоросли, так что, можно сказать, это была уха. Изысканное харадское блюдо. Но никто не жаловался.
Наутро я без энтузиазма впрягся, и мы потащили.
У меня болели плечи, ноги и, простите, даже задница, которой я в темноте неудачно налетел на оленя, но Афадель снизошла только до того, чтобы понести припасы. Там все равно почти ничего не осталось.
Раза два она выронила письмо, так что ей пришлось возвращаться. Я ничего не сказал, потому что шум водопада все равно перекрывал любые звуки.
Зато и ругаться можно было во весь голос. И запрещенные королем нашим Трандуилом гномские плясовые орать.
Но у меня не было на это сил, поскольку кроме ладьи (и оленя) я тащил на себе мачту, весло (левое, правое согласилась нести Афадель), лук, кинжал и колчан со стрелами. Так что мы шли молча, хотя губы у Афадель двигались, когда я оборачивался. Может быть, она говорила со мной.
Но все когда-то кончается. Пришел момент, когда я наконец споткнулся и упалточнехонько на островок самой мягкой травы.
Все, сказал я. Пришли. Дальше поплывем, и рулить будешь ты, у меня сил больше нет. Так что давай
Но сперва мы решили отдохнуть. Конечно, мы были беспечны, но, судя по всему, в окрестностях не было никого крупнее какой-нибудь белки.
Наотдыхавшись всласть, искупавшись и постиравшись, мы двинулись дальше вниз по Андуину.
Скоро Мордор, мечтательно произнесла Афадель.
Я чуть не потерял весло.
И что?..
Как думаешь, орки на берег вылезут? Ну они ж любят дразниться, жесты всякие показывать, разными частями тела трясти Я б посмотрела!
А я не хочу! Что я, орков не видел?
А как же экзотика? удивилась подруга. Очень уж она любит экзотику, это не к добру.
Тебе того веселья в Паучьем овраге не хватило? ответил я вопросом на вопрос.
Ну это когда было! фыркнула она, нежно погладив трофейорочий хвост, прицепленный к поясу. Спасибо, не скальп. Красивый, кстати, хвост, густой, черный, с косичками и какими-то побрякушками Тем более, это другие орки.
Спасибо, я не разбираюсь в сортах э-э-э отходов. И учиться не хочу! И скажи спасибо, если не вылезет что-то похуже орков!
Что может быть хуже? удивилась она. Ведь его ве
Я молниеносно заткнул ей рот.
Тс-с-с прошептал я, озираясь. И у реки есть уши!
Рыбы, что ли? Так они немые!
У его ве ты-знаешь-кого и рыба соловьем запоет! Не болтай лишнего!
К моему удивлению, она замолчала. Оказывается, на том берегу, до которого было подальше, стояла толпа и что-то воодушевленно орала.
К сожалению, это был не мордорский берег.
Может, это и есть следопыты? спросил я, приглядывась. У меня прекрасное эльфийское зрение, но оно мне ничем не помогло. В смысле не помогло опознать в стоящих на берегу оборванцах искомого следопыта из дунадан. Я привстал и упустил весло.
Мать твою Галадриэль трижды через мэллорн Аркенстоном во весь Сильмарилл! высказалась Афадель и чуть не врезала мне своим веслом. И тоже его уронила.
Ну у нас еще остались два! бодро сказал я. Держи!
Мы обменялись свирепыми взглядами и попробовали грести синхронно. Получалось, если честно, отвратительно. Нас сносило то к Мордору, то к оборванцам.
Правда, Андуин делал свое дело. Если бы не он, мы бы так далеко не продвинулись. Скоро он пронес нас мимо оборванцев, мимо горелых стен Мораннона, мимо моргульской долины в пучках белых цветов. Афадель мечтательно вздохнула: ей очень хотелось веночек, но увы. Злая судьба распорядилась иначе.
Ну, в общем, кое-как маневрировать мы могли, руль-то потерять было сложнее, чем весла, парус тоже имелся, но, признаться, владели мы искусством управления ладьей не очень хорошо. Мы все-таки лесные эльфы, а не речные!
Но мы все-таки эльфы, поэтому плыли себе и плыли. Вниз эх да по Андуину. Река сверкала, пена вскипала, ветер ласкал лицо (и спутывал волосы в колтун), словом, все было отлично, кроме одного. Меня вновь одолели сомнения насчет той толпы оборванцев. Как бы не проскочили мы мимо адресата! Но вернуться мы уже не могли.
Да и не выгребли бы мы против такого течения. Мы же все-таки эльфы, а не гномы! Гномыте и по дну могли бы обратно дойти, а мне и по суше не хотелось: места уж больно неприветливые.
Поэтому оставалось надеяться, что адресат все-таки поджидает нас впереди.
Любуясь проносящимися мимо окрестностями, я задумался над парадоксом: я плыву в лодке посреди Андуина, в котором так много воды, а сам с тех самых пор, как мы читали письмо, ни разу не мылся целиком, не считая мимолетного падения в воду. Но должен сказать, что чернила у нас делают на совесть. И эльфов. И пергамент.
Тут я подумал, что некоторые орки снимают с эльфов кожу, может, с этими же целями. Вряд ли они много пишут, поэтому одной эльфийской шкуры хватает им надолго. Впрочем, я не желал делиться с орками ни единым клочком своей шкуры.
Посмотри, какой простор! восхищенно сказала Афадель, обводя рукой горизонт.
Никакого простора и в помине не было. Нас неспешно несло по узким протокам между заросшими камышами островкамиэто было устье реки и чувствовалась близость моря.
Несколько раз мы застревали в протоках. Надо было пристать к берегу и купить весла хоть у кого-нибудь. Или позаимствовать.
И зачем я послушался Афадель: поплывем дальше да поплывем дальше, всё равно нас дома никто не ждет. Приплыли.
Из-за острова на стрежень (убейте, не знаю, что это, но слово нравится) выплыла ладья намного больше нашей. И шире. И длиннее. И населеннее.
Под черным-черным флагом.
С черного-черного флага весело-весело скалился белый-белый череп. Мне это не понравилось. Мы, не сговариваясь, взялись за луки, потом подумали и их отложили. И тут мы сели на мель, ну или рулевое весло запуталось в подводных травахэто имело чисто академический интерес.
Нам не оставалось ничего другого, кроме как смотреть на весело скалящийся череп и понимать, что поручение мы провалили с треском.
Это были кровожадные, ужасные умбарские пираты.
Прощай, мама, прощай, твое величество, прощай, гномий мастер, не судьба мне была правильно распорядиться сапфиром. И ты, Леголас, тоже прощай. Вместе с оленем.
Эй, на лодке! Клюет? крикнули с борта.
Издеваются, подумал я, а потом понял, что они приняли наши луки за удочки.
Нету клева! крикнула Афадель во всю глотку и встала во весь рост. На борту засвистели.