Евгения ГорацЭпизод из жизни волшебницы
Сама не пойму, как это получилось, я очень виновата перед его близкими. О его бывшей жене я ничего не знаю, а мать, сестра и сыновья, наверно, места себе не находят. Я бы хотела все исправить, но даже не знаю, с чего начать. Заявить в полицию не могуменя сочтут сумасшедшей. Чувствую себя волшебником-недоучкой, только все это совсем не забавно.
А ведь я хотела, всего лишь, быстрее успокоиться и вернуться к изучению практического волшебства. Вот это «быстрее» и привело к неизвестному и, возможно, трагическому исходу. Обиднее всего то, что желаемого результата я так и не увидела. Пришлось на следующий день применять старый, проверенный методи он сработал.... Но после оказалось, что одновременно сработал и новый, «быстрый». Нет, никто не виноват. Отношения начинаются и заканчиваютсяэто нормальный процесс. Ему льстило, что им увлечена волшебница; он так и представлял меня знакомым: «моя волшебница» но ни мои занятия, ни методы работыто, что было для меня самым важным в жизниему не были интересны. И когда отношения пришли к логическому концу, я хотела лишь вернуться к практическому волшебству как можно быстрее. Занятия эти требуют особой концентрации и ровного расположения духа. Тоска, обида и неизбежное в таких случаях разочарование откровенно мешают в достижении мастерства.
Занятия волшебством требовали солидной теоретической подготовки в области экономики, психологии, неевклидовой геометрии и физики твердого теланужно было точно знать, какие законы будут нарушаться. Чтобы углубиться в учебники, мне пришлось уволиться из фирмы. Денег на квартиру в роскошном доме у океана не хватало, а сбережения быстро таяли. Поскольку зарабатывать на жизнь волшебством я еще не научилась, нужно было искать новый источник дохода. В идеале, новая работа не должна была мешать изучению волшебства. И такая работа нашласья увидела объявление в газете: «Требуется помощь по выгулу собак».
Я пришла по указанному адресу и выяснила, что выгуливать придется двух очаровательных шотландских терьеровежедневно, утром и вечером. Хозяином терьеров оказался приятный черноусый и черноглазый человек лет сорока, по имени Рамиро. После аварии он был прикован к инвалидному креслупроцесс выздоровления протекал медленно. Когда его увозили на процедуры, собаки, оставшись одни, так страшно выли перед дверью, что соседи начали жаловаться. Чтобы его питомцы не страдали, Рамиро устроил их в дневной лагерь для собак, где они могли играть, общаться и даже заниматься спортом на специальных тренажерах.
Я приезжала утром в Манхеттен, гуляла с собаками, потом отводила их в дневной лагерь и была свободна до самого вечера. Обычно я бродила по городузима была теплой и почти бесснежнойа после подолгу сидела в кафе, изучая необходимые для практического волшебства науки. Вечером я забирала собак из лагеря, опять выгуливала их в парке, приводила домой, к Рамиро, и уезжала к себе.
В тот хмурый январский день Рамиро, сияя от счастья, сообщил, что впервые смог пройти по комнате самостоятельно, и загадочно добавил, что хорошая сторона есть во всем, даже в его вынужденной неподвижности. Он не уточнил, в чем именно заключалась эта хорошая сторона, но мне это было не нужно я и так знала. Дело в том, что я немного, совсем чуть-чуть, способствовала его скорейшему выздоровлению. Я еще не умела влиять на это прямо, но помочь ему очень хотелось. Тогда я пожелала, чтобы у него появился стимул выздороветь быстрее. Несколько несложных манипуляций в пространстве и времени, истимул не заставил себя ждать. Неожиданно Рамиро нашел в сети свою первую любовь и теперь жил надеждой на возможную встречу. Конечно, я понимала, что, когда он выздоровеет, мне придется искать другую работу, но он обещал дать мне отличные рекомендации.
***
Ближе к вечеру я, устав и продрогнув, зашла в небольшое кафе. Заказала кофе и тихонько развернула свой принесенный из дому, в целях экономии, бутерброд. Как обычно, я какое-то время смотрела в окно, разглядывая прохожих на площади, затем углубилась в свои конспекты. Сидела я так довольно долго, а очнулась от мягких звуков гитары и увидела, что дневное кафе преобразилось: задернутые шторы и светильники на стенах создали приятный полумрак. Юная официантка поставила на мой столик вазочку с букетиком живых цветов и зажгла витую свечу. Я осмотреласьделовая дневная публика исчезла, а за некоторыми столиками уже сидели влюбленные пары.
Возможно, я пожалела в тот момент, что сижу одна, но мысль об этом была столь мимолетна, что я даже не уверена, была ли она в самом деле. Изучение волшебства было моим приоритетом, а из горького опыта следовало, что интимные связи и любовные отношения становятся помехой на пути изучения волшебства. Конечно, исключения возможны, но чем острее я оттачивала свое мастерство и чем больше совершенствовалась сама, тем меньше оставалось шансов встретить человека, который органично вписался бы в процесс моего совершенствования. Поэтому я была абсолютно искренна, когда ответила певцу из бара, что не ищу встреч или знакомств. Но он не поверил и позже уверял, что в моем взгляде прочел противоположное утверждение.
Он пел странную и удивительно красивую песню о путешественнике во времени. А когда его сменила пианистка, он неожиданно подошел к моему столику и спросил, понравилось ли мне. Я честно ответила, что никогда не ожидала услышать такую глубокую песню в кафе-баре и спросила кто автор. Он позже часто повторял, что никогда не забудет этот момент, это был день его рождения и о лучшем подарке он и не мечталведь автором был он сам.
Я уже спрятала учебник неевклидовой геометрии в сумку, но тетрадка оставалась открытой, и он вдруг заметил, что в моем чертеже ошибка и сказал, что изогнутость пространства здесь должна быть иной. Взял карандаш и тут же, на салфетке, начертил правильное решение. Я не успела удивиться, как он уже сел за мой столик и стал рассказывать о себе. Песни он начал писать недавно и увлекся процессом, но обнаружил, что для некоторых они слишком сложны. К счастью, хозяину этого кафе они очень нравятся, вот он и пригласил автора петь по вечерам. Я поинтересовалась, почему он не писал песен раньше, и он ответил шуткой: «А раньше все было хорошо», чем заинтриговал меня еще больше.
Сейчас-то я понимаю, что у него был потенциал волшебника, но сам он утверждал, что не верит в волшебство и считает его пустой, хоть и не лишенной приятности, забавой. И горькая ирония заключается в том, что сам он сейчас стал жертвой этой «забавы», если мне, конечно, не удастся все исправить.
Он проводил меня к собачьему лагерю, и немало подивился, что на свете существуют столь странные заведения. Собаки обычно радовались, как дети, когда за ними приходили хозяева, а оставшиеся грустно сидели у окна.
В тот вечер я позволила Чакуэто было сценическое имя певца из барапроводить меня, но от дальнейших встреч отказалась. Я попыталась объяснить, что мой реал стабилен и удобен. Холодный океан за окном, теплый кот на коленях и занятия любимым деломэто все, что мне сейчас нужно. Может показаться, что запросы мои слишком скромны, но именно к этому я шла всю жизньа ведь мало кто может похвалиться тем, что получил от жизни все, что хотел.
Но Чак был настойчив.
Следующие несколько вечеров, он ходил вокруг моего дома, притворяясь продавцом гвоздик, пока, наконец, мы не встретились. Он вручил мне ворох полузамерзших цветов и попросил позволения спеть свои песни о Путешественнике во времени. Та песня, что я слышала раньше, оказывается, была одной из цикла. Я согласилась и после работы опять пришла в кафе.
Мне понравились и его песни, и манера исполненияу него был мягкий приятный баритон. Но та, первая, осталась моей любимой: то ли она и впрямь была лучше других, то ли обстоятельства знакомства с автором придали ей романтичностиуж не знаю. В ней был такой припев: «Снежное серебро растает весной, серебро луны померкнет утром, а серебро на моих висках никуда не денетсяя потерял машину времени». В его голосе звучала неподдельная тоска, и гитарные струны будто горевали и жаловались на безысходность.
Ты так вжился в образ, сказала я как-то, будто сам заблудился во времени.
Это все фантазии, ответил он. Путешествия во времени невозможны. Разве что для элементарных частиц.
Однажды он пригласил меня к себепосмотреть, как вспыхивают и гаснут вечерние огни городаон жил в мансарде старого дома в Челси, и из его окна был виден Гудзон. В тот вечер он покорил меня дивными песнями и собственноручно приготовленным галантином из судака. Он подал его в специальном блюде и нарисовал на нем сердечко из горчицы. В тот вечер я у него осталась
И теперь вместо занятий науками и волшебством я проводила все свободное время с нимто в его маленькой мансарде, то в моей квартире у океана. Я накупила новых блузок и кучу красивого белья, чего уже давно не делала.
***
Рамиро показал мне фотографии Адысвоей первой любвиизящной брюнетки с раскосыми зелеными глазами. Она жила в Греции, и он собирался к ней в гости. Зная о моем увлечении фотографией, Рамиро, немного стесняясь, попросил меня сфотографировать и егоон хотел послать снимки Аде. Я старалась как могла, но Рамиро был недоволен: за время вынужденной неподвижности он набрал вес и лицо его обрюзгло. Сама Ада мало изменилась, а поскольку она помнила его стройным юношей, то он боялся ее разочаровать. От фотошопа Рамиро отказалсяведь ему вскоре предстояла реальная встреча с Адой.
Тогда я попыталась воздействовать на Аду на расстоянии. Это была совсем невинная попыткакак я, самонадеянная и глупая недоучка, тогда полагала. Я всего лишь пожелала, чтобы Ада не разочаровалась в Рамиро, и чтобы он показался ей достаточно привлекательным. Теперь-то я уже знаю, что нельзя желать наспех, не изучив всех обстоятельств, а уж тем болеебраться за дела, которые не планируешь доводить до логического конца. Но в тот момент я хотела только, чтобы он не отлынивал от процедур и лечебной гимнастики.
И у меня все получилось. Ада написала, что Рамиро нравится ей сейчас гораздо больше, чем в юностией-де всегда были по нраву серьезные и солидные мужчины. И вдохновленный Рамиро с еще большим усердием делал лечебную гимнастику и выполнял предписания врача.
Рамиро был женат на довольно сварливой женщинеона была старше его, и он немного ее побаивался. Я редко с ней сталкивалась она была хозяйкой агентства по уборке квартир и уходила на работу очень рано. Выгуливать собак она не желала. А сам Рамиро был агентом по продаже автомобилей, но вынужденная неподвижность заставила его вспомнить свое давнее увлечениеживопись. Когда-то давно он учился в художественной школе, и книжный шкаф в его гостиной был заполнен альбомами великих художников. Сейчас он рисовал все дни напролет. Некоторые свои картинки он продавал в качестве дизайна для брелков, постеров, футболок и пивных кружек. Рамиро получал за это сущие гроши, но радовался как ребенок, когда вещички с его дизайном покупали. Жена этой радости не разделяла, я же всегда интересовалась новыми рисунками и поздравляла его с очередной продажей. Некоторые картинки были «некоммерческими» как он говорил, для себяон показывал их мне прежде, чем послать Аде.
Рамиро все сетовал, что они с Адой расстались много лет назад, и свято верил, что его жизнь была бы куда лучше, если бы он не послушал свою дорогую мамочку, которая когда-то воспротивилась его женитьбе на прекрасной гречанке и не поддержала его решение учиться живописи. Он полагал, что судьба вновь дает ему возможность все исправить. И упустить такой шанс нельзя.
***
Знание геометрии, которым Чак удивил меня при первой встрече, он получил в высшей мореходной школе. До недавнего времени он был капитаном корабля, объездил мир и жизнь его была полна и богата впечатлениями. И вдруг все рухнулоего втянули в операции по незаконной перевозке грузов. Чак был условно осужден, заплатил огромные штрафы и лишился права работать во флотеа в этом была вся его жизнь. В том же году он развелся с женой, оставил ей и двум сыновьям-школьникам дом в пригороде, а сам снял мансарду в Челси. Вдобавок ко всему, в тот же год умер его отец, к которому он был очень привязан.
Да, я понимала, что Чак нарушал закон не из-за куска хлебаон был обеспеченным человеком, однако допускала, что бывают настолько заманчивые вещи, против которых трудно устоять людям с авантюрными наклонностями. Да и кто я такая, в конце концов, чтобы осуждать других? Разве мое волшебство не требовало нарушений законов? Подробности дела мне не были известнывполне возможно, что его подставили. Во всяком случае, я преисполнилась глубочайшего уважения к человеку, который вместо того, чтобы впасть в депрессию или запить и скатиться на дно, стал сочинять песни. «Как удивительно все сложилось, думала яесли бы ему жизнь не подложила свинью, этих песен никогда бы не было».
Между тем число посетителей бара росло с каждым днем. Многие специально приходили послушать Чака, и меня это очень радовалоего талант заслуживал большей аудитории.
Через несколько лет, говорила я, ты станешь знаменитым. У тебя будет много поклонников и поклонниц всех возрастов, в том числе красивых и юных.
Главное, чтобы остались старые дорогие друзья, отвечал он. Я однажды уже потерял всех друзей. Конечно, иметь друга-капитана было куда престижнее, чем певца из бара. Надеюсь, у нас с тобой впереди много прекрасных лет, а уж интересного будетне счесть!
В баре он работал только несколько вечеров в неделю, все остальное время был свободен, но проводил время в обществе, как мне казалось, малоинтересных людей: спорил о политике с дворником, играл в шахматы с продавцом газетного ларька, пил пиво с соседомпожилым пуэрториканцем, который знал всего несколько английских слов. Все это меня удивляло безмерно: я знала, что творческому человеку необходимо уединение и концентрация. Но Чак, казалось, уединения избегал. Он и со мной проводил столько времени, что я не понимала, когда он сочиняет песни.
Знаешь, где Эдгар По написал своего гениального «Ворона»? как-то сказал он в ответ на мое очередное «Почему?» На огромной бочке пива, в кабачке низкого пошиба. А местные пьянчужки одобрительно хлопали его по спине. Им, в противоположность журнальным критикам, нравились его стихи. А с кем проводил время Иисус? С мытарями, рыбаками и блудницами».
Несколько раз я пыталась рассказать Чаку о своих занятиях, но он слушал вполуха и посмеивалсяволшебство не представлялось ему чем-то серьезным. Рамиро же, напротив, живо интересовался моими успехами и сам просил рассказывать ему о волшебстве и обо всем, что было с ним связано. Так получилось, что я рассказала ему и про Чакаведь он же делился воспоминаниями об Аде.
В отношениях с Чаком мне следовало сразу установить какие-то рамки и границы. Он мог прийти в любой момент, расположиться поудобнее и часами рассказывать: о детстве, о странах, где побывал, об удивительных людях, встретившихся на пути, и я слушала его, забыв обо всем. И занятия мои страдали все больше
***
К весне Рамиро уже был достаточно здоров, чтобы самому выгуливать собак. Он проводил много времени в парке и выглядел куда лучше, чем в момент нашего знакомстваисчезли мешки под глазами, появился легкий загар. Он купил подарки для Ады и заказал билет на самолет в Афины, а жене сказал, что едет по делам бизнеса. Он был почти счастлив, но все же беспокоился, что далек от того стройного юноши, которым Ада его помнила. Предполагалось, что я буду присматривать за собаками во время его отсутствия, а по его возвращенииискать другую подработку.
***
Чак с удовольствием готовил и потчевал меня своей стряпней, но сам всегда отказывался от моего угощения. Он рассказывал мне свои истории и пел песни, но когда я говорила что-нибудь, он, даже если и слушал, то позднее оказывалось, что ничего не помнил из моих рассказов! Когда я собиралась уходить, Чак всегда просил: «Останься, пожалуйста. Хочешь, я спою тебе песни, которые еще никто не слышал? В баре я исполняю, в основном, те, что нравятся обычным слушателям, а вот эти, кроме тебя, никому не покажу»
И я оставалась. И теперь вместо своих мыслей я думала его мысли, вместо того, чтобы настраиваться на свои каналы, я пыталась понять, каким образом он настраивается на свои и создает такое количество ярких песенных сюжетов и чарующих мелодий за короткое время. Его талант, казалось, не имел границ. Не скрою, мне тоже хотелось этому научиться. Мои же собственные каналы, тем временем, слабели. Я несколько раз пыталась объяснить Чаку, что не могу проводить столько времени с ним, потому что занятия волшебством важны для меня. Но он либо пропускал мои слова мимо ушей, либо отпускал шутки по этому поводу, иногда довольно бестактные.