В шесть вечера я выхаживала по Сумеречному району в обалденных красивых сапожках. Мягкие, теплые, высокие до колена и новенькие! Не сапогикрылья!
Весь путь со мной, так и не отвязавшись, проделал песдома съел половину корма для кота, спокойно катался на трамвае туда-обратно. Нет, оставить себе никак, нужно думатькуда пристроить собаку. И чем быстрее, тем лучше, а то мое отзывчивое сердце скоро не сможет отказаться от того, кого невольно приручила.
Долг платежом красен, знаешь, доходяга? Пошли погуляем, завтра на работу, а сегодня время еще есть. Пан, а Пан, покажи, где на твоего хозяина напали?
Вот мордаскульнул печально, взгрустнул. Как понял о ком и о чем я говорю. Мало мне магических луны и ветра, еще не хватало с животными всерьез разговаривать, а тем более их слышать. Сойду за городскую сумасшедшую, не утаю способностей, и загремлю в больничку. Там есть маленькое отделение для безумцев. Но это я так, подумалаполушутя, полувсерьез, на самом деле не зная, что еще мне прилетит в будущем.
Магазины и лавочки закрывались. Я, увидев на одной из лучевых улиц, вывеску «Одежда» сунулась по ступеням вниз, в такую же как у обувщика, полуподвальную каморку, но женщина уверенно щелкнула замком.
Ты дура? Бегом домой, дотемна не успеешь, плохо будет.
Уже темно, солнце зашло еще полпятого вечера. Ноябрь как-никак. И да, наверное, я дура, раз решила остаться в районе до того времени, пока трамваи ходили. Правда, когда дошла до другой лучевой, где был маршрут, увидела, что трамвай пролетел мимо остановки не сбавляя скорости. И вагон пустой, и на улице никогологично, с одной стороны, а с другой фиг уеду ведь!
В течение следующего часа район вымер. Людей не попадалось нигде и никаких, окна в домах еле светилисьвсе плотно завешены, фонари тускло горели через один, а то и через пятьгородская разруха, она везде.
Хватит скулить, трус.
Да тут и на ровном месте жуть нагнетаетсяутром и днем все нормальное и живое, а теперь до мурашек зябко от безлюдья и тишины. Все, что разбавляло ееэто трамвайный визг. Если не знать, что звук от рельсов, на шальную голову реально вообразить вопль проснувшихся упырей.
Пес прижался к ноге боком, на мое замечание послушно замолкнув, но стал дрожать. Почувствовала, как его худое тело мелко затрусило.
Где-то здесь наверняка живет Грим, если слухи не врут. Я сама тут бы ни за что не поселилась, но, может, ему выбирать не приходится? Ладно, уговорил, топаем к парку, прыгаем на «единичку» и домой.
Жуть жутью, а меня не проняло. Да, я смотрела по сторонам, шла осторожно, прислушивалась и была в боевой готовности, но не боялась. Спокойно думала о всяком, о важном и не очень, не упуская возможности оценитькак же хорошо в новой обуви. Сухо, тепло, мягко. Наплевать мне на внешний вид, и одежду я таскала ту, что Ульрих принесона еще два года назад не новая была, и зря не меняла. Одно дело внешний вид, другое комфорт. Стала вспоминать, на что же уходила зарплата, если не было трат на еду и вещи, и понялана тонны горячей воды, потому что мылась я часто и тщательно, и на книги. Был в Мирном магазинчикторговали хламом, принимали хлам на перепродажу. Там я все деньги и оставляла, сначала покупая книги, а как прочитывалавозвращала за просто так, чтобы не захламлять квартиру.
Интересно, Ульрих и его сестра сколько раз успели пожалеть, что подвязались на три года? Наверное, ждут не дождутся, когда уже оставшиеся месяцы пройдут счастливый братец, махнул сгоряча обещание.
Сам виноват. Пан издергался. Я об него спотыкалась, так он весь вокруг меня вился и взвизгнул, когда на лапу наступила. Но все равно извини.
Посмотрела вниз, увидела сапоги и мысль перескочила на южанина. А ведь прав сапожник, что так красноречиво усомнился. Притащила еды, а он все меня оглядывал, мол «ага, так я и поверил, что такую уродину кто-то из Золотого района любовницей сделал, там даже слуги с гонором, элита. Сперла деликатесы». Он ни слова не сказал, но и так понятно.
Эй!
Удрал! Решилась проблема с приблудным псомподжал обрубок, скукожился, и дал стрекача в кусты. Ладно, прощаю. Что ждать от того, кто знает меня несколько часов, если даже родные люди, семья, продали и предали в свое время? Отец, брат, мнимая подруга, которую я почитала за старшую сестру а ведь у меня еще и поклонники были, клялись, что за такую жемчужинку жизнь отдать готовы! Не, я буквально не вериланаивна, но не настолько. Но все мужчины, до одного, сбежали от ужаса и списали меня как мертвую, никто ни остановить хищника не кинулся в первый миг, ни потом из укрытий не вылезлиотбить хоть труп, не дать тигру тело разодрать в конец и сожрать. Сволочи.
Да вспоминать об этом я ведь боль короткой вспышкой почувствовала, а потом она исчезла. Как будто вагоном трамвая сбило и разрядом тока добавилотяжело, мощно, все тело от удара одеревенело и безвольно обмякло. Давление челюстей, стальной капкан, невозможность пошевелиться и восприятие тела странное. Я ощущала, как подволакиваются ноги под тушей зверя, когда он, схватив меня, куда-то потащил. Вонь животную помню, смрад из пасти. И все тупо, примитивно тяжело. А боли не было.
Все разбежались тва-а-ари
Скулеж вырвался из моего горла, внезапно сдавленного обидой. И глаза защипало. Ну, какого ляда я начала это вспоминать?!
Поверила в семью радовалась, что любят готова была пожертвовать собой ради спасения отца а оказалось, что все вранье. И нет семьия насовсем одна, навсегда. Перед смертью рано или поздно это каждый человек осознает на все сто процентов. Чего обманываться то?
Как там все орали и визжали, оглохнуть можно. Столы опрокинули. Видимо, с одного нож и слетел, ладный такой, качественный. Для мяса. Рядом целое блюдо жареной баранины перевернулось, я даже не к месту удивилась, подумав про тигратебе что, человечина вкуснее? Добыча, а не подача?
Правая рука слушалась. Я потянулась к ножу
А смысл был? Выживать вот так, чтобы теперь превратиться я встала посреди улицы, как вкопанная, увидев движение сбоку. Повернулась, поняла, что это полукруглая арка нет, окнодо самой земли витрина, зеркальная, новенькая. И движениеэто мое отражение меня же вспугнуло. Свет что надо, всю видать, любуйсяне хочу! Луна что ли опять вышла, светит прожектором, или рядом фонарь яркий?
Вот, во что я превратилась!
Подошла ближе, уставилась на себя и скривилась, увидев без прикрас и самообмана: перекошенная уродина. Кто придумал, что шрамы украшают? Пол-лица изрыто в глубину и, наоборот, местами выпирает спайками. Красные и белые черви, отвратительно сморщенная кожа. Я глубокая старуха если смотреть справа, и совсем покойница, если смотреть слева. Шея без шарфа тоже обнажает затянувшиеся раны.
Это ради такой жизни я боролась? Чтобы жить в болоте? Таскать старое мешковатое пальто? Стоять за вырубкой шесть дней в неделю с семи до семи? Всеми преданная, до самой смерти одна? Вот идиоткане в тигра надо было ножом, а в себя. От мучений избавиться и тогдашних, и теперешних.
А размечталась-то! Про Грима! Безымянный влюбился, перед красотой не устоял! Все, что ему от меня может быть нужнотак это утащить в логово, умертвить и засунуть в банку с формальдегидом! Любоваться уродицей в инее! Других пугать!
Я достала из сумки нож и взвесила на ладони, подняла глаза на отражение, сделав к нему еще шаг и хорошенько присмотревшись к шее. Шарфа нет, холодно, посинела слегка. Зато идеально открыта для главногочик, и все полегчает. Клык артерию миновал, а собственный стальной коготок не промажет. Да здравствуйте чистый мир! Без уродов, чудовищ и ходячих трупов вроде меня!
Ага и изгваздать в крови новые сапожки? Ща!
Рука, уже опасно приблизившаяся к горлу, дрогнула и следующим мгновением я наотмашь резанула по отражению. И оно зарычало.
Даже нет, заверещало с рыком, похожим на животный, только тонкий и противный. Тварюга! Не витрина это, а арка, как правильно почудилось с самого начала. Не раздумывая дальше и не давая место страху, я ударила еще и еще, сколько сил было.
Женщина, отшатнувшись от меня, колыхнув длинными, похожими на мои, косами, перешла на злое шипение. Была бы тетка человеком, я бы не рискнула так битьлезвием, да по лицу. Прямая дорога в Каземат на много лет. А тут поняла, что Слуга. И нож не в кровив черной слизи
Да, нашла, гадина, слабое место, но я-то знаю, что это не мои мысли и не моя обида. Я иначе думала и иначе чувствовала, никогда не испытывала горечи от предательстватолько гнев! Ярость!
С языка слетело:
Не на того напали! Знайте наших!
Из рук своих меча не уроню,
И щит не опущу, и не сниму броню,
И не умру на поле духом павших!
Женщина растеклась у нее потемнела кожа и стали стираться черты, будто у восковой куклы в жаруи оплавлялось черным, гадким, дурно пахнущим месивом.
Я еще хотела отвесить ей что-то дерзкое на словах и добавить ножом, но благоразумно попятилась. Я не знала, опасна ли она также, как ее товарищистаруха с собаками и верзила с дружками. Нападет черной жижей и сомнет физически, или ее сила только во внушенном отчаянье и чувстве безнадежности?
Пора делать ноги. То, что в руках узором сияет, для боевого применения не годится, уверена. Слуга расправила то, что осталось от плечей, и откинула насовсем назад бесформенную, как культя, голову. Что там трансформировалось дальше, не видела, рванула к выходу на кольцевую трамвайную линию, не оглядываясь. Сил хватит, сапоги новые, не подведут, хватило бы времени!
Жук!
Меня обогнала собака. Пан, прятавшийся в кустах, рванул на зависть быстро. Вот тебе и старикан, вот и тощий доходяга, прыть как у борзой!
Когда я выбежала с лучевой улицы, свернула направок остановке. Слышала, как где-то скрежещет по рельсам трамвай, но сразу не могла понятьвагон отъезжает, или еще не прибыл, все внимание сосредоточила на том, чтобы смотреть под ноги и не упасть из-за какой-нибудь рытвины.
Стойте! Сто-о-ойте!
Вагон обгонял, но хода не сбавил. Я вовремя выскочила на площадку со знаком, махнула рукой, а трамвай покатил дальше, проигнорировав. Бегом за ним! Совсем бы дыхалка кончилась, но вдруг тормоза завизжали до боли в ушах, и вагон распахнул двери. Я и пес, умница, заскочили на заднюю подножку вовремя. Тьма преследовала, как селевой потокшироко, бурно, выплескиваясь от любого теневого участка и распухая прибавлением. Но не догнала бы!
Лунный свет и ветер перегородили ее вовремя! Обалдеть! Черный край рвался и силился пробиться через границу, которую поток воздуха отсекал как ножом, разрывая до брызг жидкую массу.
Ага! Съела, гадина! То-то иметь дело с друзьями Грима!
Двери закрылись, ржавая, тугодумная машина затряслась от напряжения, тронулась, загрохотала и загудела, быстро набирая скорость. Людейникого. Мы летели мимо всех других остановок Сумеречного, и почти проскочили весь край Золотого, как я на радостях дошла до внутренней перегородки и заглянула к машинисту. Мужчина жал на рычаги со всей силы, топил, но едва увидел меня, как выругался и что-то дернул.
От резкого торможения я двинула лбом в стекло. Как не разбилаи стекло и лоб! Съехала от неожиданности и села на сиденье сбоку. Машинист вспомнил мать, Святого, проклял обоих и выскочил в салон с аптечкой в руках.
Держись, дуреха, держись мать-перемать! Сейчас медичку по рации
Да целая я.
Он и так увидел. Замок сломал, а не открыл, выронил тюбики, раздирал бинт, да так и замер:
Это тебя фу. Думал сейчас чем зацепило святые и проклятые! Кто же по Сумеречному по темноте ходит, дура?! С больнички что ли сбежала или не местная?
Да вроде как местная.
Фу Мужик мазнул себя по лицу, выдохнул окончательно. Не знаю, что ты там забыла, но давай-ка домой. Где живешь?
В Мирном.
У меня смена еще на два кольца, потом в депо на Казематный. Хочешь, докатай, а тебя потом до Мирного провожу, до дома. Я тоже там живу.
А давайте. Спасибо, кстати, что остановили! Хотите собаку в подарок?
Он хмыкнул, отдал мне аптечку, и я послушно собрала раскатившиеся тюбики. А машинист вернулся в кабину.
Хорошие в городе живут люди. Душевные.
Слухи
Котзверь вольный, сам по себе гуляет, пригляд не нужен, а собаку дома не оставишь. Пришлось вести на работу. Пан послушно занял место в углу и никому не мешал. Не мешал, но и не нужен былвсех спросила, брать не захотели. Щенка бы не взяли, а старое животное подавно.
Шавок бездомных полные трущобы, а эта самую падаль выбрала еще и нам пристроить пытается.
Это швея по мне прошлась, сделав вид, что говорит как бы для себя, но голоса не понизила. Агни навалила работы, распределив нагрузку новенькой на нас, потому что Мари на своем месте еще не появилась. Я уперлась, и от своей доли сумела отказаться, отчего на меня стали шипеть уже все в гараже. Наивно полагали, что устыдят, а я мыслями была так далеко, что меня вообще ничего не волновало.
Я думала о Гриме.
Где его носит? На кладбище между нами столько всего случилось, меня его эмоциями как в шторм волнами таранило. Целое открытиея, новая колдунья города, пробудилась и объявилась. Или что там со мной произошло от прикосновения к нему?
Признаться, я ждала, что он как-то меня найдет за вчерашний день. А он мало того, что не вышел тишком из-за угла и не пригласил прогуляться по городу, так еще и сам на помощь не пришел во время стычки со Слугой.
Почему ветер постоянно срывает его тут же, как только где-то прозвенит опасностью, а тут наплевал? Да и сам братишка не слишком расторопно примчался уже к концу всего представления, когда я победила и бежала. А если бы не победила? Если бы резанула себя по горлу от острого нежелания жить, кто бы мне руку остановил?
Обижаться рано, да и не в моем характере. Но все равно мысль упорно крутилась вокруг ожидания и уверенности, что Гриму самое время появиться. Утром я до Краюшки по проезду одна шлавстречай! У гаражей десять минут стояла, самая пунктуальная, приходи повидаться! Так нет Что, уже забыл Колдун свою Колдунью?
Не-е-ет страх-то какой И что?
В обед я ушла к Пану в уголок и съела свою банку сардин с ржаным хлебом на зависть тем, кто давился надоевшим соленым сыром и заварным ячменем вместо кофе. Покормила собаку кошачьим кормом, не подумав и упаковав его в пустую банку из-под других сардин. Получилось, что жестоко дразню людей, скармливая якобы деликатес дворняге
Ненавидели меня в «Трех шкурах» и, наверное, было за что. Но я как раньше ни с кем не собиралась дружить и всех угощать, так и не собираюсь.
Вот ужас ужас!
Сплетни женщин отвлекли от меня, и, как обычно, за питьем и десертом из жженого сахара вприкуску, стали болтать о последних событиях. Я начало пропустила, там только ахи и вздохи были, но прислушалась, когда уловила «Сумеречном».
Его это аура, говорю! Безымянный к ночи в Сумеречном жатву сняллюдскими слезами. Народ как высосали, все светлое померкло в душе. Буквально. А по его пути, где он ходилвся улица в потоках черного масла.
Успел Колдун проклятый, везде успел. Он по воздуху летаетмиг, и город от края до края. В Казематном-то тоже вчера только не калякайте везде, я потому знаю, что у меня брат в службе ну, вы знаете.
Знаем, знаем. Говори.
Женщину едва не зарезали муж ее, тихоня вроде, а с дружком домой вернулся, чтобы на холоде не пить, она возмутилась, а он как схватился за нож! Как спаслась, и сама не знает, оказалась на улицеможет в окно выпрыгнула, первый этаж. А в квартире грохот! Вопли! Соседи затаились. Никто на помощь не вышел.
И страх-то в чем? Бытовуха в Казематном, ссоры и побои не новость
Не новость. Согласилась та, что рассказывала. А я еще и не дошла до главного. Приехала все-таки и медичка, и служба порядка. Дружок слинял давно, а муж еле живой в комнате, и кровища повсюду, даже на потолке. Швырял его Черный Колдун своей силой, как игрушку, об стены.
Да тут хоть калякай, хоть не калякайсекрета нет. Подхватила швея. Если раньше еще гадали, то теперь все знают, что Безымянный людей ломает и мучениями питается. Иногда физическими, иногда душевными.
Врешь. Если сама не видела, то нечего и трепаться.
Какого ляда я встряла? Ну, болтают и болтают, я-то уже знала, кто такой Грим на самом деле. Нет же, не удержала языка и сказала. На меня обернулись, Агни почти закатила глаза, глядя на то, как краснеет швея и готовится взорваться.
Я понимала Агниона единственная относилась ко мне ровно, но не потому что испытывала приязнь или неприязнь, ее задача была одначтобы без склок все нормально работали. Даже иногда сглаживала отношения, а тут я ей подложила такую свинью.