Третья - Вероника Мелан 6 стр.


Не успела я додумать, как Эйс процедил со сталью в голосе.

Тормози. Она ранена.

Секундная задержка с ответом.

Здесь еще нельзя. Слишком близко.

Я пересяду.

Не знаю, как он понял. По бледности моего лица? По пятнам на подоле? Вот только ткань темная, расшита блестками, пятна в такую впитываются, как в болото, даже с фонариком не разглядишь. Он смог.

Сел на заднее сиденье, резко захлопнул дверь, и «Барион» опять рванул с места.

Дай.

Руку пришлось размотать из подола. Я мерзла: наверное, терялась кровь. Арнау, не включая свет, пару секунд смотрел на ладонь, потом выругался сквозь сжатые зубы.

Почему сразу не сказала?

Да я не должна была. Они мне не няньки, не медики, я собиралась перевязать ладонь по прибытии. Чем-нибудь. Показать наутро врачу. В конце концов, я подписывалась на риск, понимая, что он может в теории и на практике привести к травмам. Вот, привел. Ведь ранение не пулевое, не они меня «не уберегли». Просто неудачно упала.

Зашуршала сумка, Эйс откуда-то достал упаковку стерильного бинта, сорвал с него бумагу.

Что там?

Взгляд Гэла с тенью беспокойствав радужку его глаз вкрались бордовые оттенки. Наверное, отсвет с проспекта.

Рваная рана,пояснил Арнау,сухожилия целые.

В больницу?

Пока он мотал мне руку бинтом, затормаживая кровотечение, перечислял:

Трихфенол есть дома, триамин тоже. Зажимы, степлеры Нет, в больницу не едем.

Понял.

«Барион» ускорился еще.

Теперь меня, трясущуюся, держал за раненую руку Арнау. Держал мою ладонь между своими, как жемчужину в раковине, не давил. Он говорил и вел себя так, как будто точно знал, что делал. С ним рядом делалось легче, чуть-чуть спокойнее. Не знаю, как именно он увидел безо всякого фонаря детали повреждения, но дрожать я стала меньше.

* * *

Выпей это.

Гэл принес стакан с чем-то шипучим.

Пытка закончилась, Салим и его поганый дом остались в прошлом. Ненавистное платье сброшено в спальне. Хорошо, что я не поранила ноги, пока неслась по чужому газону босикомнаверное, невезение должно уравновешиваться везением. Хотя бы чуть-чуть.

Что это?

На мне длинная футболка, легинсы, натянуть которые одной рукой было проблематично, но сидеть перед парнями в платье было бы крайне дискомфортно.

Это снимет боль. Частично, но все же.

Эйс, сидящий передо мной на корточках, уже разматывал бинт, собирался обрабатывать рану. А мне до тошноты не хотелось на нее смотреть.

Где ты так?

Упала. Неудачно.

Да, неудачно,подтвердил Арнау, нахмурившись, и мне пришлось-таки взглянуть на косой и неровный порез, вспоровший ладонь. Наверное, недостаточно глубокий для того, чтобы повлиять на двигательные функции, но крайне болезненный.  Это придется сшивать. Ты терпелива к боли, Недотрога?

Что ему ответить? Что «не очень», как и все девчонки? Что мне страшно, что хочется плакать, что я, конечно же, боюсь боли? Только киснуть перед нимэто окончательно признать поражение.

Наверное, что-то он прочитал по моим глазам, потому что пояснил:

Я обезболю максимально. Иглу использовать не буду, только «скрепки»,и кивнул на разложенные на подносе рядом странные мелкие пластиковые штуки, походящие больше на канцелярию, нежели на объекты медицинского назначения.  Это быстрее и менее болезненно. Хорошо?

Зашипев, потек по ладони антисептический раствор.

Морщась, я заглотила жидкость из стакана.

Или доктор. Или он. Делать однозначно что-то придется.

У тебя хорошие медицинские навыки?

Если уж отдаваться для хирургических процедур, то только профессионалу.

У меня все навыки хорошие.

Если бы не залегшие очень глубоко чёртики в серых глазах, при этих словах Эйс действительно показался бы мне серьезнее и глубже. Очень серьезным в этот момент и очень глубоким.

Что это было? На что ты напоролась?

Меня отвлекал Гэл. Пока Арнау делал с ладонью что-то, отчего ее хотелось выдернуть, зажать себе рот, кинуться в комнату и разреветься, Коэн держал мой взгляд своим.

Говори со мной, Лив.

Мне же хотелось молчать. И плакать. Скреплять рану «стяжками» было не просто неприятноэто был еще один вид пытки.

Зачем?

Веки щипали слезы.

Затем, что, когда ты говоришь, ты не концентрируешься на боли. Не усиливаешь ее вниманием.

Я не знала, прав ли он, но ответила.

Это была клумба наверное. И низкая ограда по периметру Очень острая. Я никогда такой раньше не видела.

«И уж точно не додумалась бы декорировать такой сад, если бы он у меня был».

Ты упала на нее?

Да. Когда из-за кустов вышел охранник. Я перепугалась.  Помолчала.  И потеряла туфли

Забудь про туфли. Расскажи мне про разговор Салима в машине

Коэн умело водил меня по чертогам памяти так, чтобы я не натыкалась на самые ужасные моменты, но желала чем-то поделиться.

Онругался, кажется Я дам телефон, вы послушаете, если он записал

Я уверен, что он записал.

Глаза Гэла снова теплые, почти целиком зеленые, и вот там глубина, хоть падай с высотки. Множество матрасов, которые удержат, уберегут, спасут. А еще в них глубоко внутри залегли беспокойство и скрытая яростьтакая холодная, что ее почти не видно, контролируемая. Мне отчего-то казалось, что с Салимом разберутся жестко. Даже если не сам Гэл, то он однозначно отдаст такой приказ. Наверное, потому что этот взглядя впервые впустила в себя чувство о том, что я «их девочка»: просто поиграть, просто погреться об него, как греются об воображаемый плед.

Даже боль, которая дергала ладонь, стала почти выносимой. Но она все равно саднила, все равно оставалась сильной.

* * *

Я закончил.

Когда Арнау это произнес, Коэн покинул комнату с моим телефоном в руках, чтобы скопировать запись. На ладони теперь красовалась череда синих скрепок, проходящих как неровный пунктир по карте сокровищ.

Они удержат шов от расползания.

Поверх шва мне наложили прозрачную мазь, после принялись обматывать руку чистым бинтом. Все умело, все профессионально.

У Эйса были теплые ладони. Очень мужские, больше моих.

Завтра станет гораздо легче.

Я сомневалась, что завтра станет легче: глубокие раны быстро не заживают, но спорить не стала. Лишь невесело улыбнулась ему, сидящему передо мной на корточках.

Теперь ты прочно ассоциируешься у меня с болью.

Арнау шутливо втянул воздух, как сделал бы, обжегшись о раскаленную плиту.

У-у-у, как это плохоВ голосе насмешка, в глазах бесовские искорки.  Придется это исправить.

Я полагала, исправлять это он намеревался «когда-нибудь в обозримом будущем», но он вдруг сделал то, чего я не ожидала. Взял мою здоровую руку с дивана, поднес к своему лицу и

Мои пальцы никогда не посасывали. Ни один. Мне всегда казалось, что это действо больше дурацкая шутка, нежели то, что кому-то может нравиться. Но Арнау погрузил мой указательный палец на треть себе в рот, и у меня перехватило дыхание, когда сомкнулись его губы, когда кожи коснулся его язык. Эта волна, начавшаяся от руки, прошла мне через мозг, послечерез сердце и опустилась в живот. В самый низ. Он сосал его очень чувственно, очень неторопливо. Затем второй, потом третий Он погружал их в себя с такой чувственностью, что дышать я больше не могла: оторопела настолько, что даже руку вырвать не пыталась. Его рот, его губы, его языкна них вдруг сошелся фокус моего мира, и, когда мою руку мягко отпустили, я все еще сидела, задержавшись на вдохе.

Выдыхай,посоветовали мне мягко.

«Выдыхай». А у меня мозг не там, у меня голова не там, я забыла про «скрепки».

Теперь я ассоциируюсь у тебя не только с болью?

Главное, не выдать ему, куда ушел пожар, не показать, насколько меня пробило.

Только чертики в серых глазах, только мягкая насмешка в них. Необидная.

Выдохнуть мне удалось только, когда в комнату вошел Гэл, тогда же получилось разорвать с Арнау зрительный контакт.

Да, разговор удалось перевести.

В нем есть полезное?

Мне требовалось это знать. Очень.

Да. В нем важная информация. Эйс, ты должен быть у него дома через двадцать минут, Салима и охрану оттянут на себя наши. Заберешь ноутбук.

Не проблема.

Я вдруг поняла странное. Эта кошмарная ночь закончилась для меня, но она не закончилась для ребят, которым еще предстоит делать сложную работу. Опасную, наверное.

Коэн вышел в коридор, чтобы ответить на чей-то звонок, а я, не отрываясь, смотрела на мужчину, который вчера провел мне пальцем по вырезу в блузке.

Вы оба уходите?

Нет, только я,Арнау пока не поднимался с колен, и это выглядело очень интимно.  Гэл останется с тобой, почитает сказки, уложит в постель. Накормит, если голодная.

Он всегда издевался. Всегда иронизировал, никогда не давал спуску. И все же сейчас он отправится туда, где может быть ранен сам, где будет не до шуток. И мне, несмотря на всю иронию, хотелось пожелать ему удачи.

Вот только язык не поворачивался. Соревновались между собой упертость, бунтарство и волнение.

Ты же хочешь это сказать, я вижу,подбодрил меня аккуратно. Глаза, как плавленая ртуть, улыбка ждущая, завлекательная.  Давай.

Он слишком хорошо меня чувствовал. Или чувствовал людей в принципе.

Будь осторожен.

Мне подмигнули.

Молодец.

И Арнау поднялся с колен, получив то, что хотел.

Он умел делать это вот таквызывать чувство, что тебя только что отымели. Обыграли на пять ходов, взглянули свысока и потрепали по голове. А дальше всегда хотелось кинуть вдогонку чем-нибудь тяжелым.

Присмотри за ней,бросил он в коридоре Гэлу.  Я ушел.

Коэн, не ответив, встал в дверном проеменадежный, монолитный.

Хлопнула входная дверь.

Ты голодная?

Я же, сидя с поджатыми ногами на диване, до сих пор чувствовала, как мои пальцы обхаживает язык Эйса. Нежный, аккуратный, умелый. Как погружаются фаланги во влажную глубину чужого рта

«Черт, я попрошу его сделать это еще раз. В качестве новогоднего подарка. Кто бы знал, что это так эротично?»

Он выбил из меня не только боль левой ладони, но также воспоминания о Салиме. Он все заменил собой. И тому, кто стоял в дверях, я ответила честно:

Да, я голодная.

Вот только в глаза смотреть не стала.

* * *

Хрустящий багет, ломтики ветчины, сыра, салат плюс заправкавот что приготовил на ужин Гэл. Положил на тарелку передо мной, сам поставил греться чайник. И пока заваривался в кружке чай, я успела вытащить из бутерброда ветчину и сыр, а также сжевать салат. Хлеб отламывала кусочкамидля меня всегда в подобных нагромождениях его было слишком много.

Он тебя так и цепляет?

Мы оба знали, о ком вопрос,  об Эйсе.

Он, наверное, всех цепляет.

Коэн в темной футболке с коротким рукавом и джинсах, а мневсе равно, что голый: когда у мужчины такой телесный рельеф, его не спасает от жадных взглядов одежда.

Если бы сейчас прозвучал ответ: «Да, всех», я бы тут же задалась вопросом о том, сколько их было, этих «всех»? А ответу «нет» попросту не поверила бы.

Но Гэлприрожденный парламентер, и потому отозвался он иначе:

Если будет продолжать, можешь сказать мне, и я с ним поговорю.

И он перестанет?

Думаю, он с уважением отнесется к моей просьбе.

Потому что ты в команде главный?

Коэн сел на стул напротив меня.

Нет, не главный, мы равные звенья в этой цепочке. Но к просьбе он прислушается. Так поговорить?

Мне почему-то представилось, что после подобного разговора Арнау может начать меня игнорировать. Будет приходить в дом, скользить по мне взглядом, как по мебели, перестанет здороваться, прощаться, станет напрочь упускать меня из внимания. И этот сценарий мне не нравился. Он «скреб» гораздо больше мысли о будущих подтруниваниях. В конце концов, эта ирония и эти издевки пусть и перчат мне кровь и вызывают некоторое раздражение, но также вносят в мою жизнь приятное разнообразие. У меня давно такого не было. И я бы соврала, сказав, что наше общение с Эйсом мне не нравилось.

Не нужно. Я не настолько слабая, чтобы не справиться самой.

Хорошо.

Пока Коэн занимался своим бутербродом, я дула на слишком горячий чай.

Вы готовите сами? Кто из вас повар?

Обычно я. Но готовлю только простые вещи.

А из ресторанов еду не заказываете?

Редко. Потому что часто не имеем возможности её есть, банально не бываем дома. Работы очень много.

Вы давно в «ТриЭс»?

Давно.

Пока он ел, я думала о Салиме. И об Арнау, который выдвинулся в ту сторону за ноутбукомвсе ли пройдет по плану?

С ним ведь все будет хорошо?  не удержалась, явила вслух беспокойство.

С Эйсом? Конечно.

Прозвучало увереннона душе отлегло. Еще болела рука, но уже не так сильно, рана больше не мешала думать, чувствовать, замечать атмосферу.

Только Салим Он посмотрит записи с камер, наверняка свяжет меня со всем, что случилось вечером. Попробует отыскать

Попробовал бы, но не успеет. Его самого сегодня ночью возьмут, и потому волноваться не о чем.

Как с Гэлом легко, как просто. Не мужчинамечта. Как друг. Когда у тебя всего неделя, лучше оставаться друзьями, лучше не усложнять. А то чувстваони такие: рождаются быстро, уходят неохотно. А когда мужчина красив, галантен, уверен в себе, надежен и корректен, как Гэл, когда с ним тепло Мне пришлось сдвинуть поток размышления в сторону. От греха грехов подальше.

С ним там будет кто-то? С Эйсом?

Конечно. «ТриЭс»  большая организация.

Мне показалось, или в глазах Гэла мелькнули смешинки? Мое волнение относительно Арнау его забавляло, но не нервировало и не злило, как могло бы злить того, кто испытывает к даме влечение. Обычно ревностьспутник всех ситуаций, где «она смотрит на кого-то еще».

От скользкой темы я удалилась, чай остыл до приемлемой температуры, и хотелось еще вот так спокойно посидеть, пообщаться о разном, поэтому вопросы я выдумывала на ходу.

А какие ситуации в вашей работе самые сложные? Если об этом можно говорить.

Можно.  Гэл закончил с бутербродом, пододвинул к себе чашку с чаем.  Сложные, когда приходится сопровождать сделки, где у каждого в кобуре оружие и где каждый от малейшего разногласия готов пустить его в дело.

Там же могут ранить?

Могут.

А забавные? Бывают у вас такие?

Когда накачанный мужчина откидывается на стул и ведет плечами, ты следишь за этим движением, как за эротическим роликом. Главное, слюной не капать.

Ну, нас пару раз нанимали телохранителями дамы. Дамы, которым не была нужна защита в принципе.

Наверное, потому что с вами не стыдно показаться на публике?

Я рад, что ты так считаешь.

Эти двое уже довели мой мозг до состояния, когда я бы и сама была не прочь показаться с ними на публике. Не один раз. И вообще. Это «вообще» смущало меня саму больше всего.

Скажи, я могу кое о чем тебя попросить?

Конечно. О чем?

Будь мне другом.

Наверное, это странная просьба, но во времена, когда все нестабильно и слишком быстро меняется, нужен кто-то «свой», тот, кому ты веришь.

Коэн долго смотрел на меня, глубоко, прежде чем спросить:

А кто такой друг в твоем понимании? Как он себя ведет?

Ну другу можно доверять. Рассказывать, делиться. Знать, что с ним можно не ждать подвоха, что он всегда поддержит тебя, отнесется с уважением.

«Защитит. Даже от собственного товарища».

Почему он улыбалсяэтот парень, сидящий напротив меня?

Собственно, я и так рад относиться к тебе так, как ты только что описала. Но «другом» при этом называться не хочу.

Почему?

И что-то кольнуло внутри. Может, я ему совсем не нравлюсь? Или ему не хочется сближаться с тем, кто вскоре уйдет из его жизни в свою? Давать обещания?

Тишина.

Потому что между друзьями невозможен «карьерный рост».

Что ты имеешь в виду?

Отсутствует возможность сближения.

Обычно да Но не всегда.

О каком сближении речь, когда нам вместе жить всего семь дней? Уже шесть.

Гэл поднялся из-за стола, убрал чашки, а после опустился на софу позади меня, вытянул руку вдоль спинки. Поза расслабленная.

Могу я показать тебе кое-что?

Что?

Иди сюда ко мне, садись. Я тебя обниму, поглажу по голове, поддержу после долгого и трудного дня. Ведь друзьям так можно?

Э-э-э, можно, наверное. Мое беспокойство относительно того, что сейчас случится, перемежалось с желанием улыбнуться. Забавно все это.

Назад Дальше