Ябеда!
Лучше быть ябедой, чем обжорой!
Я тебя сейчас пну по твоей Кюнисбергли, сказала Мия.
Мама вздохнула:
Хотя, если хорошенько подумать, без вас было не так уж и плохо Так, пойдёмте! Лотти поставила печься пирожки по рецепту своей бабушки, и их нужно есть тёплыми, как она сказала.
Хоть мы ещё и не знали, что это были за пирожки, мы поторопились сесть в машину. Нам не хватало еды, которую готовила Лотти. Каждый вечер на ужин мы ели раклет, и это наскучило. Пока мы были в Швейцарии, Лотти навестила друзей и родственников в Баварии, и каждый раз, когда она оттуда возвращалась, привозила целый чемодан новых рецептов со странными названиями и горела желанием их все перепробовать. На свете не было ничего прекрасней, чем быть дегустатором новых блюд Лотти.
По пути домой мама и Эрнест рассказывали нам, что случилось нового, пока нас не было (вообще-то ничего особенного не произошло, но говорили они довольно-таки долго), и Мия во всех красках рассказала о наших лыжных приключениях. Конечно, она немного преувеличивала: мы висели не полдня на подъёмнике, а всего пятнадцать минут, и за это время ещё не стемнело, и горноспасательная служба не вытаскивала нас лебёдкой, мы совершенно нормально поехали дальше. Ах, да, и собаки-спасатели нас тоже не искали. Но это было, во всяком случае, интересней, чем то, о чём нам рассказывали мама с Эрнестом. И поэтому я не стала прерывать выдумки Мии и включила телефонпоискать эсэмэс от Генри. Но пришло только сообщение от оператора, который уведомил меня, что я снова в Великобритании, и одиннадцать сообщений от Персефоны с жалобами о том, как она скучала по своему (чисто гипотетически) будущему парню Джасперу и проклинала французских школьниц. Генри мне ничего не написал.
Хм! Мне уже начинать волноваться?
За прошедшие десять дней мы не очень часто виделись во снах. И в этом в основном была виновата я из-за непривычной смеси свежего горного воздуха, постоянного движения, раклета и всего этого в переизбытке. Я всё время так крепко спала, что на следующее утро не помнила, видела ли я хотя бы свою дверь во сне. Понятно, что Генри мог на это обидеться. С другой стороны, я тоже несколько раз ждала у его двери, а он не приходил. Но во сне невозможно было заранее договориться: кто мечтает по расписанию?
Генри подарил мне на Рождество японскую кошку-талисман (она ещё машет лапкой). И это было бы совершенно нормально, потому что мне и правда нравились такие штуки, если бы я не потратила уйму времени, собственноручно мастеря для него музыкальную шкатулку с мелодией «Спи, моя радость, усни», на крышке которой красовалось моё фото. В форме звёздочки. Наверное, мне не стоило это делать. Потому что эта шкатулка прямо-таки кричала: «Я люблю тебя!», в то время как я не совсем понимала тайный смысл дешёвой фигурки на батарейках из азиатского магазина.
Я пялилась из окна и подумывала, не написать ли мне Генри эсэмэс: «Я уже здесь. Где ты?» Но потом оставила эту идею. Из иллюминаторов самолёта Лондон выглядел как в сувенирном шарике со снегом, в котором деревья, крыши и дома были запорошены блестящей пудрой. Здесь же, внизу, от этого белого волшебного блеска не было и следа. Снежная каша на дороге выглядит совсем не романтично, собственно говоря, она даже не белая. И если бы кто-то в тот момент захотел описать моё настроение, то выражение «снежная каша» подходило как нельзя лучше. Насколько я была счастлива от радостных предвкушений в аэропорту, ровно настолько же я была расстроена, когда выходила из машины после того, как Эрнест наконец припарковал её перед входом в свой, пардон, в наш дом. И мне не стало легче, когда дверь нам открыла Эмили, подруга Грейсона. Она была, наверно, последним человеком, которого я сейчас хотела видеть.
О, вы уже здесь, сказала Эмили и выглядела при этом так же «счастливо», как и я.
По правде говоря, она была довольно симпатичной брюнеткой с гладкими блестящими волосами и приятным цветом лица, рослая и спортивная, но я ничего не могла с собой поделатьдля меня она выглядела как злобная гувернантка из какого-нибудь старого фильма, например, как мисс Эндрю из «Мэри Поппинс». Или как лошадь. Она выглядела старше своих восемнадцатилетних сверстников, виной чему была не только её строгая скромная одежда, но и всезнающий задумчивый вид, с которым она нас сейчас осматривала.
В какую-то наносекунду я даже хотела попробовать повернуться на каблуке и снова исчезнуть. Но тут по коридору к нам стремительно принеслась Кнопка с развевающимися ушами, а за ней подтянулись Грейсон, Флоранс и Лотти. А ещё кое-кто со светящимися серыми глазами и торчащими во все стороны тёмно-русыми волосами.
От облегчения я чуть было не расплакалась.
Генри.
Он бесцеремонно оттолкнул Эмили в сторону и обнял меня.
Ты снова здесь, моя сырная девочка, промурлыкал он мне в ухо. Я по тебе очень скучал.
Я обвила руками его шею и крепко прижала к себе, потому что это было мне необходимо.
Ты так приятно пахнешь! прошептала я.
Это было не совсем то, что я хотела сказать, но первое, что пришло мне в голову.
Это не я, это те пирожки с невыговариваемым немецким названием, которые испекла Лотти.
Генри не предпринимал никаких попыток отпустить меня. А я и не возражалая могла вечно его обнимать. Плохо только, что мы были не одни.
Я всех приглашаю! позвала Лотти.
Кстати, на ней были те тапочки, которые она связала для Чарльза. В последнюю минуту она решила ему их всё-таки не дарить. Потому что некоторые люди совершенно не ценят подарки, сделанные с душой, как она сказала. Это было мудрое решение, потому что сам Чарльз за день до Рождества вручил Лотти шоколадного Деда Мороза, завёрнутого в фольгу. Малюсенького Деда Мороза. По сравнению с ним японская кошка-талисман была просто драгоценностью.
Это маленькая импровизированная вечеринка в честь вашего возвращения, наши лыжные зайки!
Глядя на нас, Лотти просто сияла. Если она ещё и тосковала по Чарльзу, то хорошо это скрывала.
Мы даже почти разучили приветственную песню. В голосе Флоранс невозможно было не услышать насмешку. Но какое вообще слово рифмуется со словом «зайки»?
«Попрыгайки», предложил Грейсон.
Глупости, сказала Эмили, и я чётко представила себе выражение её лица, хотя и не могла его видеть.
Нет, «глупости» не рифмуется. А вот «хозяйки» да. И «лужайки», сказал Грейсон, а я легкомысленно хихикала, уткнувшись в свитер Генри.
Ах, как же хорошо снова быть дома!
Ага, «зайку бросила хозяйка», закончила Мия. И толкнула меня в плечо: Эй, зайки, вы перекрыли путь к пирожкам!
Эти немецкие пирожки оказались огромными пышками со сливовым повидлом, с хрустящей корочкой, и в следующие двадцать минут жизнь была просто прекрасна. Сидеть на кухне с самыми любимыми людьми, наслаждаться горячим шоколадом и вкусной выпечкойв этот момент я не могла себе представить ничего лучше.
Все говорили, перебивая друг друга. Мия (с набитым ртом) сочиняла дальше про наш лыжный отдых. Флоранс рассказывала о вечеринке, которую собираются устроить в феврале на их с Грейсоном восемнадцатилетие, а Лоттио баварском крем-супе, который она хотела наколдовать для нас завтра.
Я ни на миг не отпускала Генри: мы держались за руки под столом, слушали, смеялись и обменивались многозначительными взглядами, и после второго пирожка я поняла, что сейчас просто лопну от счастья. Может быть, не только от счастья, потому что эти пышечки хоть и казались лёгкими, но в желудке как будто становились вдвое больше. Я почувствовала, что, совершенно того не осознавая, расплылась в сытой счастливой улыбке.
Но на этом и закончились двадцать счастливых минут.
Я под впечатлением, Лив, как ты ловко справляешься! сказала Эмили, сидевшая напротив меня. Она съела только половину пышки, орудуя ножом и вилкой, и это означало, что они с Грейсоном не держались за руки под столом. Я была о тебе другого мнения. Респект!
Что она имела в виду?
Знаешь, в семье Зильбер кое-что умеют, осторожно возразила я. Но думаю, что третью пышку я уже не осилю. Так что ты больше должна гордиться Грейсоном. Если я правильно подсчитала, он уже четвёртую уписывает.
Пятую, поправил Грейсон с полным ртом. И я уже до этого
Эмили перебила его:
Я поражаюсь не количеству калорий, которое ты поглощаешь, Лив, а твоей беспечности.
«Беспечность» это слово недавно употребила Рыся (сожалея, как это мимо неё прошло то обстоятельство, что Эрнест и мама были парой), поэтому я знала, что оно означает: непринуждённость, беззаботность, разгильдяйство. Вот так.
В каком смысле? недоверчиво спросила я.
Генри крепко сжал мою руку и предпринял попытку встать:
Может, пойдём наверх в твою комнату и м-м разберём чемодан?
Эмили смотрела на меня, не отводя глаз и даже не моргнув, совершенно не обращая внимания на тот факт, что Грейсон уставился на неё так, будто хотел насадить на вилку.
Эм! угрожающе произнёс он.
А что такого? Я просто сказала, что я поражаюсь ей. Эмили всё ещё смотрела мне прямо в глаза. Я не думаю, что кто-нибудь другой мог бы оставаться таким спокойным, если бы его сексуальную жизнь открыто обсуждали. Она добавила с изящной улыбкой: Или, точнее, отсутствие сексуальной жизни.
Генри тяжело вздохнул и перестал тащить меня за руку, а Грейсон бросил свою вилку на тарелку с таким звоном, что мама, Лотти, Флоранс и Эрнест, которые были увлечены своим разговором, мгновенно умолкли. На секунду воцарилась тишина.
Что? спросила Мия. И я была очень благодарна, что кто-то заговорил вместо меня. Кто и где обсуждает сексуальную жизнь Лив?
Сексуальную жизнь? повторила мама. Она всегда взбадривалась при этих словах.
Ну почти каждый в Джабсе. Эмили откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Им же больше нечем заняться. И если это тебя утешит, мало кто верит, что ты фригидная.
Что? снова спросила Мия.
А мама снова повторила:
Фригидная?
У меня перехватило дыхание.
Флоранс вздохнула:
Эм, Лив ещё, наверно, этого даже не видела Она сочувственно посмотрела на меня. Или ты была в интернете во время отдыха?
Я медленно покачала головой. Можно было сказать, беспечно покачала.
Ах, вот оно что-о-о!.. Эмили снова позволила себе свою изысканную улыбку. Я думала, Генри тебе уже давно об этом рассказал.
Нет. Не рассказал. Чем бы это ни оказалось.
У меня пока не было возможности, сказал Генри. И вообще, Лив выше всего этого. Это просто идиотские сплетни, которые никого не интересуют.
Да, точно, Леди Тайна получила всего-навсего двести сорок три комментария под этим постом сказала Флоранс.
Мия вскочила и схватила планшет Лотти с буфета. Она была права. Настал момент и мне лишиться своей удивительной беспечности. Я отпустила руку Генри и встала.
Как я уже сказал, это глупости, которые никого не интересуют, повторил Генри.
Скукотища, согласился Грейсон. Лотти, а можно мне ещё пышечку?
Ох, сказала Мия, неподвижно уставившись в планшет, это конец!
Я забрала у неё компьютер и пробежала глазами по посту Леди Тайны. Одно язвительное замечание следовало за другимв общем, как обычно. Бедняга Хейзел Притчард! Леди Тайна всё ещё точила на неё зуб. (Поэтому Хэйзел значилась в листе подозреваемых Мии. Её теория состояла в том, что Леди Тайна была настолько безжалостной, что даже не боялась упоминать саму себя, чтобы только скрыть свою личность.)
О-о, вот, в постскриптуме наконец что-то написано про Генри и меня: Они уже несколько месяцев вместе, а ещё ни разу не переспали.
М-да, вообще-то это было правдой. Откуда она это знала? Или просто ткнула пальцем в небо?
Всего лишь обнимались да держались за ручки М-м Что тут вообще можно ожидать? Мы-то все знаем, что Генри Гарпер не стал бы себя сдерживатьзначит, проблема в Лив».
Что значит: «Мы-то все знаем, что Генри Гарпер не стал бы себя сдерживать»? Я и не думала, что он себя сдерживает. Да и я нет. Зачем торопить события?
Неужели она такая ханжа? А может быть, она просто немного запоздала в развитии, бедняжка
М-да Пф-ф! Если бы в этом было дело Может, я и правда немного тормозила. И что?
Я с облегчением приподняла голову и улыбнулась Генри.
Вы правы. Это правда скучные, глупые сплетни.
Генри улыбнулся в ответ, а Грейсон с довольным бурчанием взял себе ещё пирожок. Изысканная улыбка Эмили немного потускнела, а может, мне показалосьв конце концов, она от природы казалась такой кислой. А Флоранс, мама, Эрнест и Лотти дальше продолжили свой разговор как ни в чём не бывало. Мне стало настолько легко, что я вновь ощутила голод. Может быть, я и съем ещё один маленький пирожочек
Рано радуешься, сказала Мия и ткнула пальцем в экран.
Где-то между комментариями Леди Тайна вставила ещё пару слов:
Не нужно так жестоко обходиться с бедняжкой Лив: роль любимой девочки ещё слишком нова для неё. Ещё недавно она была той ученицей, которую окунули головой в туалете. Бедняжка может вам очень хорошо описать внутренности унитаза в её школе в Беркли
Откуда она об этом знает? тихонько спросила Мия.
Без понятия.
Моя улыбка испарилась. Мне было всё равно, что Леди Тайна и вся школа обсуждали мою личную жизнь. Они могли делать что хотят, но эта история в Беркли была абсолютным секретом, о котором не знала даже мама. Не считая четырёх девочек, которые окунули меня в унитаз, об этом знали только Мия и Лотти.
И Генри.
Пока я поворачивала голову, чтобы посмотреть на него, у Генри зазвонил телефон.
Глава пятая
Во сне я бежала по академии и все вокруг смотрели на меня, хихикали и перешёптывались. Мимо меня по лестнице грациозно проскакала Эмили на породистой гнедой лошади и крикнула:
Не нужно так жестоко обходиться с бедной Лив! Она же ничего не может поделать с тем, что Генри не хочет с ней спать.
К счастью, в этот момент на стене в коридоре я увидела зелёную дверь и поняла, что это всего лишь сон.
Просто она физически и душевно ещё немного отстаёт в развитии, сказала Эмили, а я злилась на то, что она могла обидеть меня в моём собственном сне.
Может, это значило, что где-то в глубине подсознания я сама о себе так думала? Этого я не могла себе позволить. Одним движением руки я стёрла лошадь, а Эмили жёстко свалилась на пол.
Ой! возмутилась она.
Лив! Ты с ума сошла? Флоранс помогла своей подруге подняться на ноги. Она могла покалечиться.
Мой сонмои правила! сказала я и взялась за дверную ручку. А что обо мне подумают люди, мне абсолютно по барабану.
Щелчок пальцамии Эмили, Флоранс и все остальные превратились в мыльные пузыри. Они парили по лестничной клетке, а затемпак-пак! тихонько лопались один за другим. Довольная, я прошмыгнула через дверь в коридор.
Активировать протокол безопасности мистера Ву номер три, прошептала я.
Когда никто не слышал, мне нравилось разговаривать со своей дверью, как в фильме «Люди Икс».
Странно, но за последнее время она очень изменилась. Если в начале, выкрашенная в насыщенный зелёный цвет, она могла оказаться входной дверью в каком-нибудь уютном домике в Котсуолде, то сейчас справа и слева от неё появились две колонны, подсвеченные сверху. Дверь всё ещё была зелёная, но уже не такая тёмная, ближе к мятному оттенку, и то, как она сейчас выглядела, больше подходило к какому-нибудь викторианскому особняку, чем домику в деревне.
Я связывала эти изменения с теми, что происходили и во мне самой. То же самое наблюдалось и с остальными дверями в этом лабиринте. У одних менялся только цвет, у других отслаивался лак, а третьи вообще изменяли форму и размер. Я предполагала, что это могло зависеть от состояния души хозяина двери. Было трудно удержать всё в поле зрения, потому что двери ещё и менялись друг с другом местами.
Но ручка моей двери неизменно оставалась в форме ящерки, и та подмигнула мне, когда я мягко притянула её, чтобы закрыть. Как раз вовремяя успела заметить, как растрёпанная шевелюра Генри показалась из-за угла. Сначала я хотела позвать его по имени, но решила, что не нужно этого делать, кто знает, как громко эхо пронеслось бы по коридору и кого оно могло бы привлечь? Кроме того, куда это Генри собирался? Его дверь была прямо напротив моей, и вообще, мы договорились встретиться. Прямо здесь. И по моим подсчётам, прямо сейчас.