Анна МонаховаГобеленовая книга
Основа «Гадание на пустыре»
Ткань мираэто самая невесомая, невидимая материя. Но она же и самая прочная. Нет прочнее связей, чем нити, которыми ты связан с теми, кого ты любишь. Порвать эти нитизначит, потерять все.
Арахна «Из Гобеленовой книги»
Марк долго бежал по тропинке, петляющей в высоких зарослях пустыря, продираясь сквозь колючки репейника и крапивы.
Он знал, что не успеет. Парень судорожно глотал ртом воздух, в его светлую рубашку и джинсы вцеплялись, как злые псы, колючки репья, но Марк не замечал всего этого. Он глядел только вперед. Туда, где высокая худая женщина в длинном черном платье, склонилась над девочкой.
У Марка потемнело в глазах, когда он увидел, как на безлюдном пустыре, где стояли развалины старого дома, который все в городке давно обходили стороной, девочка, зачарованно глядя в глаза женщине, протягивает ей руку. Послушная маленькая ладонь раскрылась навстречу костлявым длинным пальцам. Женщина склонилась ниже, и пальцы зашевелились, как тонкие лапки насекомого. Парень подавил тошноту, подступившую в горлу. Открыл рот, чтобы крикнуть, но внезапно свистнувший ветер порывом воздуха ударил Марка по лицу, заставил его закашляться и на мгновение закрыть глаза. А когда он открыл их, ладони женщины и девочки соединились.
Нет! крикнул парень, но вместо слов получилось какое-то надсадное сипение. Ветер хлестнул по его лицу, по глазам.
«Я опять не успел. Не успел. В который раз они оказываются быстрее. Все бесполезно. Мы не в силах остановить это» в отчаянии подумал он, но все бежал, глядя, как медленно меняется выражение лица девочки. Безмятежное, спокойное, оно теперь исказилось от страшной боли. Женщина, добившись своего, сделала шаг назад и растворилась в сумраке, словно ее и не было здесь.
Марк добежал, бросился на колени, приподнял голову девочки и взял ее левую руку в свою. Ладонь девочки не слушалась, словно окаменела, такой она стала тяжелой. С усилием он выпрямил пальцы, сжатые в кулак, и увидел, то, что уже видел однажды. Там, где проходили линии судьбы, набухли капли крови. Все линии словно подправил кто-то тонким острым лезвием, а ровно посередине узкой детской ладони был выведен темный круг, словно замыкающий эти линии, как закрывает дамба свободное течение реки.
Девочка взглянула на Марка, задыхаясь от боли, с трудом выдернула из его руки свою ладонь и в страхе прошептала, глядя на нее:
Что со мной? Мне больно! Я не хочу умирать. Что она сделала со мной? Что она сделала? Помоги!
Марк знал, что будет дальше. Он сделал все, что могстал утешать ее, гладить по голове, говорить что-то, пока девочка не начала таять. Сколько раз он видел это, но никогда не сможет к привыкнуть к тому, как исчезают люди., их боль и страх в испуганном, затравленном взгляде. Она исчезала с лица земли, словно кто-то стирал ее резинкой, как карандашный набросок. Девочка пыталась схватиться за стебли репейника и лебеды, за руки Марка, которые все сильнее сжимали тающее детское тельце, пытаясь удержать его на земле, но ее истаявшие пальцы не могли ни за что уцепиться. Последнее, что увидел юноша, были сохранившие свой серо-голубой цвет глаза девочки, полные тоски и отчаяния.
Еще мгновение, и девочки не стало, словно не было ее никогда ни на этом пустыре, ни в городке.
Пустырь давно раздражал жителей города, как бельмо в глазу у великана.
Как бы сейчас Марку хотелось закричать, взреветь, взять палку и крушить все вокруг, разнести эти старые стены, ни в чем не повинный репейник, растоптать все, что попадется под ноги. Парень медленно встал, забыв отряхнуть пыль с колен и отцепить колючки с одежды, и побрел прочь от развалин, еле передвигая ноги. Он знал, что уже на следующий день на всех заборах и стенах домов города будут висеть листки с фотографией этой девочки, и просьба сообщить родным или полиции, если ее кто-нибудь видел. Марк знал, что никто в этом городке ее больше никогда не увидит. И уж точно он знал, что никто не поверит ему, если он расскажет, о том, что сейчас случилось на пустыре.
Обычные люди не замечают в своей жизни ничего, кроме того, что их интересует. Их пугают пожары, наводнения, автомобильные аварии, воры. Но они даже не подозревают о том, что происходит в двух шагах от них. Поговаривают, что Гобеленовая книга то ли нашлась, то ли скоро найдется, и это всколыхнуло весь магический мир. После недолгого перемирия, которое наступило, когда колдуны и ведьмы заключили Договор после затяжной Тайной войны, после долгожданного затишья, вдруг, откуда ни возьмись, стали вылезать из сумрака эти Гадатели, черт бы их побрал. Где ни появятся, там исчезают люди. Теперь вот Марка перебросили в этот маленький городок, где началась настоящая эпидемиялюди пропадают среди бела дня.
Марк оглянулся через плечо, чтобы еще раз взглянуть на то место, где совсем недавно на земле лежал ребенок, и увидел, что над этим местом от земли к небу протянулась тонкая сверкающая нить-паутинка. Марк моргнул и нить исчезла. Ему показалось, что стебли репейника пошевелились, словно в густых колючих зарослях нечто затаилось и ждет, чтобы напасть.
Марк зябко повел плечами и отвел взгляд. Он догадывался, о том, КТО был там. Но не мог заставить себя сделать шаг навстречу. Заставив себя повернуться, с напряженными плечами, прижав руки к телу, Марк побрел прочь с пустыря, чувствуя холодный взгляд, устремленный ему в спину. Ветер по-разбойничьи свистнул, взволнованно завертелся вокруг, пытаясь что-то сказать. Он пытался шептать этому сжатому, словно кулак, испуганному человеку то, что знает о Тьме. Тьме, которая уже нависла над городком, как хищная птица над притаившимся лесом. Вечерний сумрак проглатывал один дом за другим.
Ветер взвыл еще громче, крича о холоде, что придет, о безысходности дней, тянущихся, как караван, таких же серых и таких же печальных. Где-то тоскливо взвыла собака. И сразу же, будто услышав и осознав то, о чем воет цепной пес, внезапно, с шумом и лязгом стали захлопываться окна домов, ставни, двери. Словно челюсти, клацали засовы и щеколды, задергивались занавески.
Люди за окнами и дверями, как животные, которые чувствуют приближение смерти, замерли, вслушиваясь в тишину и вглядываясь в темноту, а потом кинулись гасить свет, как это бывает перед самой страшной, безумной грозой, когда рушатся столетние деревья и слетают крыши с домов.
Но вокруг было тихо. Молча стояли, словно во сне, деревья, молча летели облака на небе, молча между ними прокрадывалась тяжелая побледневшая луна.
И тогда пронесся шепоток над городом, шепот удивления и растерянности. Люди чувствовали грозу, но не слышали грома и не видели молний, они кожей и костями чувствовали опасность, но не могли понять, откуда она идет. Ветер летел, подметая улицы, и пытался крикнуть о том, что он знает, зашумел листвой, загремел оконными стеклами, загудел в печных трубах.
Марк бежал по дороге к своему дому. Ему казалось, что кто-то догоняет его. И тогда он прибавил шагу, а потом с содроганием оглянулся назад.
На улице никого не было. Но почему же всю дорогу Марку казалось, что его кто-то преследует?
Узор первый. «Коврик и другие вечные ценности»
«Чтобы сделать Такую Книгу, как эта, нужен переплет. Возьми для основы жилы горных козлов, пряди от пылающей гривы огненной кобылицы Амун, плотные нити небеленого льна, натяни их, как должно и закрепи на станке. А для утка возьми мягкую шерсть, счесанную со спин златорунных овец, что пасутся у подножия горы, лунную тонкую нить и из сердца своего легкую паутинку боли. Спряди их вместе в тонкую пряжу, тонкую и ровную.
Начинай ткать с простого, а заканчивай сложным. не вплетай ничего, кроме того, что нужно. Думая о смерти, вплетешь горе, убийства, мор и глад. Думая о любви, добавишь солнечный свет, тепло, шепот в ночной тиши, легкое, как трепет крыльев бабочки, прикосновение к твоей щеке. Не думай только о том, что можешь сделать ошибку. Иначе ничего не получится.
(Ананке. Гобеленовая книга)
В стареньком рейсовом автобусе царила невыносимая духота. Очень хотелось выскочить наружу и упасть в траву, вдыхая ароматы пряных трав и цветов.
Но приходилось сидеть и терпеть и духоту, и гомон от болтовни пассажиров, и неуклюжие попытки познакомиться одного деревенского паренька, «удачно» оказавшегося по соседству. Только этого еще не хватало.
Игорь! вихрастая голова склонилась в шутливом поклоне. Светло-русые волосы слишком длинные. И вообще весь этот парень был какой-то заросший, небритый, помятый. И слишком болтливый. А так хотелось посидеть молча и ни о чем не думать, глядя в окно. Видимо, не удастся.
Агата, пробормотала девочка с неохотой и внезапно смутилась, начала поправлять волосы, одергивать свою одежду.
Агата?! Какое редкое имя! восхитился Игорь. Твои предки, что, иностранцы? Жаль, моим родителям не хватило фантазии на что-нибудь необычное. Я бы не отказался
Вообще-то, Агатастаринное русское имя, неохотно ответила девочка, подумав про себя. «Ты заткнешься или нет? Скорей бы уже выбраться отсюда».
Мимо пролетали позолоченные солнечным светом сосновые боры, хмурые ельники, небольшие деревушки.
Наконец, показался город. Автобус покатил по мосту над темной лентой реки и вскоре прибыл на автовокзал.
Агата соскочила с автобусной подножки на асфальт и осмотрелась, а потом пошла к багажнику за своим чемоданом. Водитель доставал сумки и чемоданы настолько неторопливо, что Агата заскучала и начала оглядываться по сторонам.
Ее соседа по автобусу Игоря встречала целая компания. Трое парней, в таких же потертых джинсах и застиранных рубашках выглядели, как простые работяги после трудного дня, как и тот, кого они встречали. А еще вместе с ними была одна девушка. Она единственная из всей группы привлекла внимание Агаты. Высокая, стройная, с большими темными глазами и крупным ртом на узком лице, одетая в темное платье, подол которого закрывал ее ноги до самых пят, девушка своим строгим видом слишком отличалась от остальной компании. Она заметила взгляд Агаты и ответила на него. Большие глаза девушки не мигали, как у совы.
«Зачем ты приехала?» -послышалось Агате.
Девушка повернулась, чтобы оглядеться и понять, кто с ней говорит. Но рядом никого не было. Все остальные пассажиры давно разошлись в разные стороны. Лишь Агата со своим чемоданчиком на колесиках и эти люди, болтающие о чем-то, были на площадке.
«Зачем ты приехала?» прозвучал тот же вопрос. И у Агаты не осталось сомнений. Ее спрашивала эта девушка. Она смотрела этим странным цепким взглядом, не отрываясь, прямо в душу Агаты и говорила, не разжимая губ.
«Уезжай».
«Наверное, в автобусе было СЛИШКОМ жарко», подумала Агата и машинально сунула руку в карман своей старенькой ветровки, которую надела в дорогу. Пальцы нащупали что-то в кармане, и вдруг Агата уколола обо что-то указательный палец. В этот миг, пока не отдернула руку, Агата увидела вместо патлатых парней существ, стоящих на задних лапах. Они были похожи и на людей и на волков одновременно. Лица были похожи на человеческие, но со звериными клыками, вылезающими из пасти, на головах торчали заостренные уши, а на крепких руках блестели длинные когти. Только Игорь, ее случайный попутчик, остался в человеческом обличьи.
А высокая девушка была крылатой. Ветерок шевелил черные перья на ее больших крыльях. Только взгляд этого удивительного существа не изменился, был таким же прекрасным и холодным, пронзающим насквозь. Словно крылатая дева знала все тайны Агаты. Знала все о ее жизни, прошлой, настоящей и будущей.
Не может бытьпробормотала Агата, попятившись. Но далеко не ушла. У девочки подкосились колени. Она отдернула руку и посмотрела на уколотый палец. Из него текла кровь.
ГосподиАгата машинально схватилась за ручку чемодана и зажмурилась.
Все, все. Сейчас все пройдет. Надо сделать пару глубоких вздохов. Унять дрожь. Липкий пот страха внезапно выступил на ладонях.
Агата тряскими руками достала носовой платок из другого кармана ветровки и вытерла руки, а потом покосилась в сторону, где стояли те, кого она еще минуту назад считала людьми. Компания из четырех парней и высокой девушки ушла уже очень далеко. Выглядели они вполне обыкновенно.
Но Агата не могла забыть холодный надменный взгляд крылатой девы и клыки провожатых Игоря. Рядом с ней всю дорогу ехал человек, который только что разговаривал с монстрами? На соседнем сиденье. Он он прикасался к ее руке. Он всю дорогу развлекал ее разговорами.
Агата сглотнула слюну. Только бы не психушка. Она такого не переживет. Но что это было? Ведь не глюки же?
Агата ради любопытства вытащила из правого кармана предмет, о который укололась. Это была катушка с темными нитками, в которую была воткнута крепкая стальная игла. Наверняка эти вещи бабушка сунула ей в карман еще на прошлых каникулах. Ну, точно! Ведь Агата эту ветровку надевала, когда приезжала к бабушке в гости прошлым летом. Курточка теперь была ей немного коротковата.
Но, почему, уколовшись иголкой, Агата увидела невозможное? Может быть, это просто совпадение? Наверняка! На самом деле, в автобусе было очень жарко. Ей напекло голову, вот и привиделось нечто невероятное. Ну, конечно! Агата перевела дух, заставила себя улыбнуться, подхватила ручку чемодана и пошла по дороге, ведущей к дому бабушки. Она старалась любоваться вечерним темнеющим небом, цветущими в палисадниках пионами и шиповником. Но перед глазами стояли длинные сверкающие клыки и слова крылатой девушки. Как Агата ни старалась, забыть их она не могла.
Обычно бабушка встречала ее на вокзале. Но в этот раз Агата сама попросила бабушку Серафиму не ходить на вокзал.
«Еще чего, думала Агата, дергая чемодан на ухабистой пыльной дороге. Не маленькая уже, чтобы за ручку меня водить».
Вот и дом Серафимы Точинской, бабушки Фимы, желтый, как лепесток подсолнуха, а под его окнами расцвели первые флоксы и рыжие тигровые лилии. Агата дотянулась до щеколды по ту сторону ворот, дернула ее, и калитка отворилась. Чемодан был брошен на веранде, также, как и потрепанные белые босоножки, все в дорожной пыли.
Бабушка Серафима сидела на своем любимом стуле с клеенчатой обивкой за столом и читала местную газету. Увидев внучку, бабушка радостно бросилась ее обнимать. Агата, почувствовав босыми ногами крашеный деревянный пол, которому было уже наверняка лет сто, с удовольствием прошлась по гладким широким половицам.
Еще несколько лет назад она бегала босыми ножками по этому полу от бабушки, которая пыталась накормить ее вкусной пшенной кашей.
Встав на пороге большой комнаты старого дома, в котором всю свою жизнь прожили дедушка и бабушка, Агата разглядывала знакомую с детства обстановку. В середине комнатыстаринный круглый стол на гнутых ножках, небольшой, очень старый, еще пружинный, продавленный в нескольких местах диванчик, над которым висел прикованный гвоздиками к стене старенький шерстяной темно-зеленый ковер с замысловатыми узорами, старинное расстроенное пианино, а на нем замысловатые узоры кружевных салфеток.
Бабушка Серафима, стоявшая за спиной девочки, улыбнулась и сказала:
Входи смелей, Агата. Как же я по тебе соскучилась. Очень рада, что ты решила приехать, но тут она запнулась и замолчала, о чем-то серьезно задумавшись.
Здесь ничего не изменилось, прошептала Агата и радостно вздохнув, плюхнулась на свой диванчик, где она спала, приезжая в гости к бабушке. Диван был весь покрыт рытвинами и ухабами, как деревенская дорога, но Агата знала все его ямки и прекрасно на нем высыпалась. Она повернулась и посмотрела на коврик, висевший на стене. Агата похлопала по шерстяному ворсу ладонью и сказала. Бабуль, а ты все хранишь этот старый половик. Может, обновим обстановку, а?
Нет, нет, покачала головой бабушка Серафима. Этот коврик для меня бесценный. Мне его еще моя мать подарила, когда я замуж выходила. Я этот ковер еще тебе по наследству передам. Да и поздно мне обстановку-то менять. Я в этом доме каждый уголок, каждую складочку знаю. ответила бабушка.
Серафима осторожно присела рядом с внучкой на диванчике, поставив рядом с печкой свою палку. Бабушкины голубые глаза в сеточке морщин внимательно разглядывали внучку.
А вот ты изменилась. Выросла-то как! Хорошо доехала? Устала, наверное? Я тебе чаю твоего любимого заварила, с мелиссой, с душицей.
Агата слушала уютный бабушкин монолог, а сама вспоминала автобус и паренька с длинными волосами. Нет, все-таки ей показалось. что он монстр, такого просто не могло быть. Девушка вздохнула и ответила, устало улыбнувшись:
Нормально добралась. Могло быть и лучше. От чая точно не откажусь, тем более, если его ты заваривала. Дома мы обычно пьем пакетированный. А твой чаек можно, как бальзам пить.