С остальными было легче. Капрал Саня Демьянский или «Демьян», Гавриил Окуловский с позывным «Акула» и Данька Засекин субординацию не нарушали. Демьян и Акула раньше служили в Казахстане и имели представление о том, что такое настоящие боевые действия, а Данька был совсем юн, даже моложе меня, и пупом земли себя не мнил, впитывал всё, что слышал и видел, и старался играть по правилам. Сам он не хотел воевать, но семья настояла в воспитательных целях, а парень считал, что воля родазакон.
Боевые машины остановились. Мы расположились за ними, закрытые бронёй от воображаемого противника. Моторы урчали, из труб шёл едкий сизый дым, капли дождя стучали по стальным зелёным корпусам техники. Опять ожидание.
На вооружении спецотряда стояли самые современные на данный момент боевые машиныБМ-90А5. Такие я не видел в регулярных войсках. Они имели приземистый корпус и низкопрофильный боевой модуль, в котором можно установить практически любой тип вооружения в зависимости от целей и задач. Гусеничные катки были закрыты увешанными динамической защитой панелями, а в кормовой части имелся люк десантного отсека. Внутри помещались восемь бойцов, то есть всё отделение целиком. Эта модификация БМ-90 обладала более толстой бронёй, чем другие модели и считалась тяжёлым транспортно-тактическим броневиком.
Грохот малокалиберных пушек раскатистым гулом пронёсся над полем. Короткие холостые очереди заглушили урчание моторов. Я почувствовал знакомые напряжение и страх, как перед боем, хотя сейчас мне не угрожало ничего.
Синий четыре всем взводам: в атаку, прозвучал в наушнике голос лейтенанта Дурасова, имевшего позывной «синий четыре». Пошли, пошли, парни.
Отделение, обратился я к своим, приготовиться к бою. Жирнов, займи позицию под теми кустами. Прикрываешь. Остальныеза мной в атаку. Добегаем, огибаем дом справа, заходим в брешь.
Мы ринулись в атаку, прикрывая друг друга стрельбой из автоматов. Сплошной треск очередей повис над полем. Справа двигалось второе отделение, которое должно штурмовать соседний дом. Следом наступало третье. Оно прикрывало нас. Машины постреливали из мелкокалиберных пушек холостыми.
Я знал, что в зданиях вместо противникакартонные макеты, но всё равно чудилось, что по нам вот-вот откроют огонь. Пришлось приложить усилия, чтобы успокоить разум.
Пашка Жирнов должен был прикрывать нас, но его пулемёт почему-то молчал.
Поняв, что пулемётчик филонит, я приказал остальным бойцам своего отделения залечь. Мы шлёпнулись в траву метрах в пятидесяти от дома.
Восток Скале, ты чего там дрочишь? спросил я по рации. Прикрывай наступление.
Погоди, Восток, сейчас будет, прозвучал в наушнике добродушный бас Пашки Жирнова.
Когда, блядь, сейчас? возмутился я. Я тебе отдал приказ. Выполняй. Нас тут всех положили, пока ты там дрочишь сидишь.
Я не могу, подожди.
Хули не можешь? На курок жать не можешь? Палец в жопе застрял?
Позиция неудобная. Меняю.
Восток это Синий четыре, почему так медленно? Приём, зазвучал в наушнике голос лейтенанта Дурасова.
Ждём пулемётчика, сказал я. Приём.
Какие-то проблемы?
Так точно, проблемы с пулемётчиком. Позицию найти не может.
Понял, Восток, продолжай наступление. Не задерживаем операцию. Как поняли? Приём.
Вас понял, вздохнул я. Будь сейчас реальные боевые условия, такая спешка могла бы привести к плохим последствиям. Дьмьяндым. Скалахватит возиться, присоединяйся. Отделение, за мной.
Поставив дымовую завесу, мы почесали со всех ног в обход дома. В боковой стене находился пролом. Через него-то мы и должны были проникнуть в здание.
Подбежали и встали у стены перед брешью, контролируя все направления.
Я швырнул внутрь учебную гранату. Хлопок. Обстреляв помещение, вошли. Оказались в пустой комнате с голыми неоштукатуренными стенами. Под ботинками захрустели куски кирпича.
Тут было две двери. Макс, решив, видимо, что надо навёрстывать потерянное время, тут же ринулся в одну из них. Он всегда пытался быть впереди всехэту черту я в нём подметил с первых дней. У него даже позывной был«Ветер». Вот только поведение такое невероятно бесило.
Ты куда, блядь? заорал я ему. Всё, тебя ранили. Лежать!
Чего? крикнул Макс. Да я
Струя! Ложись и жди помощи, ты ранен. Двигаться не можешь, я нажал тангенту и произнёс спокойным голосом. Синий четыре, это Восток, докладываю, у нас потери. Один раненый. Требуется эвакуация. Приём.
Что значит потери, Восток? в голосе лейтенанта Дурасова звучало недоумение. Могу представить, что он подумал в первую секунду, услышав такое на учениях.
Боец из-за поспешных действий нарвался на плотный огонь противника. Приём.
Что у вас опять происходит, Восток? недовольно произнёс лейтенант. Отставить. Продолжайте зачистку.
«Раненый» в это время вышел обратно на своих двоих.
Тебе что, непонятно сказано? спросил я. Ты ранен, ты не можешь двигаться.
Да что за бред! возмутился Макс. У меня седьмой ранг. Кто меня ранит?
Отставить разговоры! Три наряда по казарме и запрет покидать часть на неделю.
Но
Четыре наряда и запрет до конца месяца. Лежать! видя, что Макс колеблется, добавил. Быстро, блядь! Жирнов, тебя тоже касается: неделю будешь сидеть в части, плац подметать вечерами.
Есть, господин сержант, грустно ответил Пашка.
Акула, перебинтуй раненого. Продолжаем зачистку. Никому вперёд не бежать без команды. Действуем осторожно, как вас учили. Все поняли?
После того, как Акула забинтовал Макса, мы продолжили операцию. На улице дождь шуршал в траве, а мы шли по этажам, «уничтожая» воображаемого противника.
Подчинённые меня не любили. Вторым отделением командовал сержант Аркаша Двинскийкак и я, выходец из новгородского княжеского рода. У того со всеми своими бойцами были хорошие отношения. Сам Аркашарубаха парень, болтун и шутник. Он уже два года служил в спецотряде, даже воевал. Он ни на кого не орал, никого не наказывал. Ему и так подчинялись. За глаза говорили, что онпростоват для княжича, но на деле все бойцы второго отделения были только рады такому сержанту.
Меня же возненавидели с первого дня, с тех пор, как я за любое возражение и прочие панибратские выходки стал щедро раздавать наряды на хозяйственные работы. Парням это казалось унизительным, но сделать они ничего не могли. Я же не считал нужным якшаться с этими олухами. Сержанта не должны любить, сержанта должны боятьсяя руководствовался именно таким принципом и воспитывал своих подопечных так, как когда-то воспитывали меня. Считал это правильным. А вот вышестоящие офицеры, кажетсянет.
После окончаний учений нас ждал обед, а потом меня вызвал к себе майор Вельяминовкомандующий нашей особой группой. Он являлся выходцем из московского рода Вельяминовых, чей представитель сейчас сидел в кресле канцлера. Одна проблема. Поговаривали, что наш командующий последние несколько лет служил в Москве и боевых действиях не участвовал.
За окном тарабанил дождь, шумя в листве тополей, майормужчина средних лет с крупным лицом и глубокими складками возле ртасидел за столом и курил трубку, наполняя кабинет табачным дымом. Когда я вошёл, Вельяминов положил трубку на позолоченную подставку.
Присаживайтесь, сержант Востряков, указал он на кресло перед его столом.
Устроившись в кресле, я приготовился к выговору. На учениях наше отделение сильно отстало от остальных, показав худший результат, и я не сомневался, что сейчас мне устроят серьёзную взбучку. Видимо, мои бойцы сильно накосячили, раз майор лично решил провести со мной воспитательную беседу. Возможно, даже разжалует.
Ну, как успехи в тренировках, в воспитании, так сказать, личного состава? спросил Вельяминов.
Плохие успехи, господин майор, ответил я.
И в чём вы видите проблему, сержант?
В недостатке дисциплины. Бойцы не выполняют приказов, перечат командиру, они не обучены реагировать в критических ситуациях, плохо обучены взаимодействию.
И чья же это вина?
Моя, господин майор. Учу, значит, плохо.
Майор хмыкнул:
Вы правы с одной стороны. А с другой посмотрите на ситуацию, так сказать, шире. Что вы требуете от подчинённых?
Дисциплины, выполнения приказов
Да, но зачем?
Э простите?
Я в курсе вашей карьеры в регулярной армии. Вы же были сержантом, так?
Так точно, господин майор.
Но наше подразделениеэто не то же самое, что регулярная армия. Наши цели, задачи и способы решения оных кардинально отличаются от армейских. Мы имеем уникальные способности и навыки, отличные, так сказать, от обычных солдат. Понимаете это?
Так точно, господин майор.
Вот то-то! майор снова затянулся и выпустил дымок изо рта. Там, где обычный человек погибнет, любой энергетик даже невысокого рангашестого-седьмого, ниже не берёмостанется живым и выполнит боевую задачу. Это первое. Второе. Мы все принадлежим к аристократическим кругам, у каждого из нас есть честь и достоинство, которые мы храним. Возможно, вы плохо понимаете ситуацию. Вы же, так сказать, совсем недавно получили титул. Запомните: тот подход, который является нормой для простых людей, для представителей княжеских и боярских родовсовершенно неприемлем. И да, я бы на вашем месте не наказывал ребят за столь малые оплошности.
Господин майор, я изучал вопрос, связанный с воздействием различных типов оружия на «естественную броню». Попадание десяти-двенадцати стандартных пуль способно понизить уровень естественной защиты до критической отметки даже у энергетика шестого ранга. Бронебойных понадобится меньше. Под плотным огнём отделение энергетиков понесёт потери. Моя задача не допустить этого.
Мы сейчас говорим о другом, тон майора строже. Все совершают ошибки, все учатся. Многие из ребят под вашим началом только постигают азы. Вот и работайте с ними, объясняйте.
Я обязан добиться подчинения приказам. Я действую, как был научен сам.
Забудьте о том, чему вас учили. Авторитетвот что важно, поднял палец вверх майор. Заработайте у бойцов авторитет. Не надо их гонять, как стадо баранов. Учитесь работать с личным составом. Влейтесь в коллектив, сходите с ними в ресторан или ещё на какое-нибудь мероприятие. Почему в былые времена за князьями следовали их подданные? Не только из-за из силы. Подданых всегда привлекали щедрость и благородство предводителя. Каждый князь обязан был устраивать для своих людей пиры, иначе что про него скажут? Кто с ним в следующий раз пойдёт на поле брани? Смекайте, сержант. Вы ведь и сам князь всё-таки. Вот, например, сегодня ваши, новгородские, в Пинск поедут, отпраздновать, так сказать, успешную операцию. Ступайте с ними, наладьте контакт, отдохните. Ну и присмотрите за бойцами. А ну как натворят что? Вы же должны следить за подчинёнными. И отпустите тех двух молодцев. Ребят надо вознаградить за, так сказать, труды. Стимул должен быть.
Это приказ?
Это совет.
Я приму его к сведению, сказал я.
Да уж примите. Знаете ведь, не вы один тут имеете боевой опыт. А сержант должен быть ближе к своим людям, проявлять, так сказать, заботу, а не только гонять.
Я вышел из кабинета в смешанных чувствах. Ну кто бы мог знать, что в здешней армии требуется не сержант, а нянька для детского сада. Так бы и сказали сразу. Тогда б я не усердствовал.
Впрочем, когда я встретился с капитаном, тот сказал обратное.
Не принимайте близко к сердцу слова майора, сказал он. Он давно не был в горячих точках и основывает свои суждения на службе мирного времени. Действуйте, как действовали.
Что ж, я был рад, что хоть у кого-то нашёл понимание. Вот только если майор захочет разжаловать меня, кто ему помешает? Тут даже в командовании отряда не имелось согласия, каждый тянул одеяло на себя.
Была б моя воля, я всем запретил бы покидать расположение части, за исключением особых случаев. В конце концов, идёт война, в ста километрах отсюдалиния фронта, в Минске за последний год произошло два теракта и двав Галиче. Живя в Новгороде и не сильно интересуясь новостями из соседних княжеств, я ничего не знал об этом, но когда оказался тут, то был шокирован количеством подобных случаев. Но командование спецотряда не считало ситуацию достаточно серьёзной, и бойцы чуть ли не каждый день отлучались в город.
Сегодняшний субботний вечер не стал исключением, к тому же сегодня имелся веский повод устроить праздникокончание больших учений. А потому оба сержанта из нашего взвода и пятнадцать бойцов, в том числе две девушки из женского взвода второй роты, отправились в ресторан в центре Пинска. Состав такой подобрался не случайно: все эти ребята принадлежали к новгородским родам. Москвичи тусовались отдельно.
Пришлось идти со всеми. В чём-то майор был прав: надо присмотреть за этими оболтусами и проследить, чтобы не случилось ненужных эксцессов. А вот Максима и Павла, вопреки совету командующего группой, я не отпустил. Макс выглядел обиженным, надулся, как индюк, но пререкаться больше не стал во избежание ухудшения своего положения. Да и Пашка Жирнов смотрел на меня с упрёком, словно говоря: «ну и что я такого плохого сделал, что так со мной поступаешь?» Но я был непреклонен.
В город мы поехали при полном параде: на каждом был китель с высоким воротником, сержантыв фуражках, рядовыев стильных кепи. На петлицах и на кокардах красовались черепа, пронзённые молниейсимвол, внушающий благоговение любому встречному.
Я тоже был в такой же стильной форме, которую три недели назад впервые увидел на лейтенанте Оболенском. Теперь у меня тоже на поясе висела шашка, а на другом боку в кобуре лежал пистолет.
Но хоть я и пошёл со всеми, за столом почти не пил и общался крайне мало. Больше наблюдал за тем, кто как себя ведёт. Зато Аркаша Двинский, как всегда, напился и стал травить байки о своих похождениях. Парни слушали его, разинув рот, как и обе девушки. Что-что, а зубы заговорить Двинский умел. Рассказчик из него был отменный, да и приключений в жизни хватало.
Правда, одна из присутствующих девиц постоянно посматривала в мою сторону. Это была пухленькая девушка с чёрными волосами. Звали Настей. Вторая не обращала на меня ни малейшего внимания, а вот Настю во мне что-то заинтересовало.
Сержант ваш совсем неразговорчивый, сказал она Гавриилу Окуловскому, при этом глядя на меня с нескрываемым кокетством.
А он вообще злой, как собака, рассмеялся Акула.
Окуловский уже изрядно выпил и теперь сидел, курил сигару. Это был опытный боец, отслуживший в спецотряде полтора года и успевший повоевать в Казахстане. Вот только в отличие от Двинского, сержантом он пока не стал, как не стал и капралом. В армию он пошёл из-за разногласий с родомтак значилось в его личном деле. Подробностей я не знал. Больших амбиций парень не имел, был ленив, всё делал спустя рукава, любил выпить, пару раз даже являлся в часть в стельку пьяным, за что получал нагоняй. Но при этом на учениях за ним косяков не наблюдалось. Да и если верить тому же личному делу, в бою он хорошо себя зарекомендовал. Он имел аж целых две специальности: снайпер и санинструктор. Внешностью он обладал колоритной: был высоким, кучерявым с пухлой щекастой физиономией.
А с виду и не скажешь, Настя не отрывала от меня взгляд.
Он двоих наших сегодня оставил полы драить в казарме, оскалился Гавриил.
Да ладно! Правда? Настя обратилась ко мне. За что же вы их так?
Есть за что, коротко ответил я.
Действительно строго. А вы давно служите? Это боевое ранение? её взгляд указывал на мою щёку.
Хватит уже выкать, сказал я. Нет, менее полутора лет отслужил. Тут, под Бельском ранили.
Под Бельском? переспросила Настя. Но тут, кажется, не было спецотряда.
А я и не в спецотряде служил.
Мы разговорились. Пришлось рассказать девушке, как я попал в армию, как у меня внезапно открылись каналы и как оказался князем. Про последние события и побег от Борецких распространяться не стал. Сказал, что поехал сюда, чтобы подзаработать, поскольку у покойного папаши много долгов.
Потом разговор зашёл про мою семью. Настя оказалась из мелкого боярского рода, но всё равно была хорошо осведомлена о том, что происходит в нашем княжестве. Знала она про мой конфликт с великим князем, и про поединок, окончившийся для Василия Степановича позорным проигрышем. Об этом весь Новгород знал, и месяц назад все только и трепались об этом.