Удивившись подобному тону, я вскакиваю, подхватываю ворох раздерганных на волокна стеблей и убегаю за белоснежный, устремившийся к небу храм, но перед этим ловлю брошенный из-под глубокого капюшона заинтересованный взгляд.
Кто это? Зачем пришел? Забрать тебя из храма? подлетают ко мне сестры.
Не знаю, досадливо отвечаю я. Жрица меня отослала раньше, чем он что-то сказал. А пойдемте, подслушаем! подмигиваю им.
Девушки удивленно распахивают глаза и отшатываютсяне принято в нашем храме проявлять интерес к делам главной жрицы.
Конечно, мы все безоговорочно ей верим, знаем, что она не сделает ничего, что принесло бы вред храму и воспитанницам, но сейчас может решаться моя судьба.
Сестры продолжают жаться в углу, не решаясь последовать моему примеру, но пристально наблюдают, как я осторожно, едва касаясь босыми ногами пола, приближаюсь к приемной, где жрица как правило ведет беседы не только с посторонними, но и с нами.
насколько я помню, сиятельный, всем уцелевшим после войны храмам Аштры оставили их независимый статус, слышу спокойный голос жрицы.
«Сиятельный» Неужели, к нам пожаловал кто-то из имперской аристократии? Да, храм живет очень обособленно, но и до нас доходят слухи, например, с торговцами, а если обладаешь определенной любознательностью и смелостью, чтобы с ними пообщаться, можно узнать много чего интересного.
На нас не распространяются законы империи, и вся власть здесь принадлежит мне, а не вашему императору, продолжает жрица, но при упоминании императора ее голос едва заметно подрагивает.
да, я прекрасно помню, про ваши особенные условия, голос гостя растекается густой патокой, обволакивает. Кажется, даже приклеивает к двери. По крайней мере, отойти не могуслишком сильное любопытствок чему ведет незнакомец? Но женщинам сложно жить одним, без помощи
Мы справляемся, прохладно обрывает его жрица.
Конечно, справляетесь. Но зачем мужественно преодолевать трудности, если их можно переложить на плечи тех, кому по силам их преодолеть? Вам обеспечат безопасность, достойное существование, как положено жрицам Светлой Ашты.
А взамен? интересуется жрица, и с каждым словом ее тон становится все холоднее и холоднее.
Свободный доступ к вашим воспитанницам. Чтобы каждый желающий мог взять их в жены в любую точку империи. Неужели вы не хотите счастья всем вашим девушкам?
Этого не будет никогда, голос жрицы жесткий и ломкий, будто лед на вершинах гор, из которых берут начало наши ручьи. Ни одна воспитанница, а тем более жрица, не покинет стены храма по прихоти или приказу имперца.
Мэделин, голос гостя тоже стремительно холодеет. Сейчас я стараюсь договориться с вами по-хорошему. Вы укрылись в горах, отгородились от всех высокими стенами, устроили здесь рай под облаками и совершенно не представляете, что творится внизу, на земле, напористую речь гостя прерывает смешок жрицы. Урожаи становятся все скуднее, скот болеет и гибнет, женщины не могут забеременеть, а те, кому удается, не в силах разродиться. Ваши девушки нужны стране.
И кто же во всем это виноват? ничуть не проникшись словами гостя, интересуется жрица. Мы не вмешиваемся в дела империи, только оказываем посильную помощь тем, кто в ней нуждается и готов принять, к кому благоволит Ашта.
Если вы не примете мое предложение, жрица Мэделин, мы можем действовать и по-плохому, и привести войска к вашим стенам.
Войска против стайки девушек, защищенных только покровительством Ашты и молитвами? Действительно, храбрые воины, слышу, как жрица усмехается и скрип дерева по камнюкажется, она поднимается из кресла. В таком случае вы добьетесь лишь того, что храмы Ашты опустеют, а земля окончательно погибнет. Вы этого хотите? Потому что так и будет. Дочь Ашты нельзя ни к чему принудить. Благословение богини дается только добровольно.
К Баргу ваше благословение! рявкает гость. Я всего лишь хочу, чтобы люди перестали голодать, земля снова стала плодородной, а люди не умирали так быстро.
Это и есть благословение Светлой Ашты, ласково, словно несмышленышу, объясняет жрица, и насильно вы его не получите. Не получите, пока в ваших сердцах столько злобы, жадности, ненасытности. Просветлейте душой, и сами удивитесь, насколько изменится ваша жизнь.
Упрямая женщина! снова скрип и глухой удар о стену. Испуганно прикрываю рот, чтобы не вскрикнутьнеужели незнакомец презрел закон гостеприимства и поднял руку на жрицу? Добьешься только того, что все ваши храмы сравняют с землей, а девчонок заберут и сделают рабынями. Этого хочешь?
Мы не покинем храм.
Останетесь под камнями?!
Ответом ему служит полнейшее молчание.
Глупая упрямая женщина!
Незнакомец распахивает дверь раньше, чем я успеваю отскочить. На мгновение сбивается с широкого шага и сверлит меня взглядом из-под капюшона. Мне бы испугаться, но слова жрицы придают силя дочь Ашты и несу ее благословение! Вскидываю голову, расправляю плечи и не отвожу от мужчины упрямого взгляда.
Дуреха, хмыкает он. Если в твоей головке есть хоть крупица разума, то беги, спасайся, пока сюда не ворвались мужчины.
Вы не запугаете меня! шепчу я, но мужчина уже проносится мимо, только плащ, взметнувшийся за его спиной темными крыльями, оглаживает лицо и плечи.
Элина? Что ты здесь делаешь? как ни в чем не бывало, из приемной грациозно выплывает жрица. Отправляйся в свою комнату и не выходи, пока я не разрешу. Ты наказана, как всегда спокойно говорит она, и по тону совершенно незаметно, что ей только угрожали.
Наказания следовало ожидать, и я без возражений покорно отправляюсь к себе.
Глава 4. Свадьба
Несколько дней я сидела в своей скромной, как и у сестер, комнатке. От нечего делать, измеряла ее шагами: двенадцать в длинуоказываюсь у высокого и узкого окна, через которое, если отодвинуть легкие шторы, можно увидеть цветущий сад; шесть в ширинупрохожу от небольшого столика, на котором лежат подготовленные для связывания волокна растений, к узкой кровати, застеленной белоснежным покрывалом, в ногах кровати небольшой шкафчтобы хранить мой скромный гардероб, больше и не нужен, а с другой стороны ширма, отгораживающая подставку с глубоким тазом и кувшин с водой.
Несколько раз в день меня навещали сестры с едой и водой, присаживались на кровать и, сверкая любопытными глазами, расспрашиваличто же я такого услышала?
Я только отнекивалась. Не говорить же им, в самом деле, что того и гляди наш храм будет разрушен, а девушек превратят в рабынь, и тогда этот мир уже ничто не спасет.
У меня самой от таких мыслей внутри все дрожит и холодеет, не хватало еще сестер пугать раньше времени. Может, и обойдется все.
Тебя верховная жрица вызывает! в мою комнату врывается зарозовевшая Ялина и отрывает от унимающего тревогу сплетения растительных волокон. Расскажешь потом!..
Бездумно киваю, откладываю получившуюся длинную нить и встаю. Покачиваюсь от волнения, но беру себя в рукижрица ждать не любит.
Привычным, почти неслышным шагом, скольжу мимо таких же, как у меня, дверей, по лестнице вниз, обхожу непосредственно храмовую часть и приближаюсь к приемной, у дверей которой узнала столько нового.
Заммраюа. Глубоко вдыхаю, выдыхаю и стучу.
Элина? Заходи, приглашает жрица. Садись, кивает на грубоватый, но очень удобный и мягкий, благодаря подушке, стул. Я приняла решение о твоей дальнейшей судьбе.
Не обращая внимания на знакомые с детства шкафы, заполненные толстыми томами с делами храма, я неотрывно смотрю на сплетенные и побелевшие от напряжения пальцы жрицы.
Ты все слышала и знаешь, какую судьбу нам уготовили имперцы. Но они сами себя погубят, жестко усмехается она. Я ни разу не видела на лице всегда доброй и мягкой жрицы такого сурового выражения. Как только исчезнет последняя жрица, Ашта уйдет из этого мира, и придет вечный холод, но я хочу сберечь тебя
Жрица молчит и до хруста сжимает пальцы. Я тоже молчу и жду. От напряжения виски начинает ломить, но я терпеливо сижу.
Ты выйдешь замуж.
Что?!
Даже зная, что рано или поздно это произойдет, я теряю дар речи, а рукой невольно прикрываю горло, будто защищаюсь.
Я долго молилась Светлой Аште, чтобы она просветила меня, помогла найти выход, и она это сделала. Не далее, как вчера, приехали послы из Вармы. Ты не знаешь, отмахивается она, видя мое недоумение. Эта провинция находится далеко на юге. В ближайших к ним храмах нет подходящих воспитанниц, а им необходима дочь Ашты. Дела в селении совсем плохи, и без нас все могут умереть от голода. Хорошее в этом то, что Варма далека от столицы, и почти нет шансов встретить там кого-то из имперцев, а плохо Не приехал жених, только послы, поэтому нет возможности проверить его на благосклонность Ашты, жрица поднимается со своего кресла, обходит стол и опускает руку на мою гудящую от новостей голову. Девочка моя, я желаю тебе только хорошего. Там тебя не достанут имперцы, а жених Уверена, если бы не крайняя нужда, то они не приехали бы так далеко. Знай, что против твоей воли никто ничего не сможет сделать. Благословление Ашты дается только добровольно, повторяет она, сказанное имперцу. Если совсем сердце не будет лежать, станешь жить одна, без раскрытых сил, но даже так сможешь помогать людям. Все же, будет лучше, если постараешься принять свою судьбу и будущего мужа.
А могу?.. Могу я вернуться, если не смогу жить с мужем? стараясь не расплакаться, спрашиваю я.
Поглаживающая мои волосы рука замирает, замирает и мое сердце.
К сожалению, нет, тихо отвечает жрица. Как только завершится свадебный обряд, ты будешь принадлежать мужу, а не храму.
А если если откажусь выходить замуж? голос звучит едва слышно. Я рассчитывала, что поселюсь с мужем в ближайшем к храму селении, буду навещать сестер во время праздников, когда сюда пускают обычных людей, а вместо этого меня отсылают неизвестно куда. Вокруг будут чужие люди, незнакомые порядки.
К сожалению, нет, девочка моя, голос жрицы тоже срывается. Наша обязанность помогать людям. Для этого мы существуем.
Чего-то подобного я и ожидала, но в груди все равно холодно и больно.
Чувствую легкое прикосновение к макушкекажется, жрица только что меня поцеловала.
А что будет с вами? всхлипываю я.
За нас не переживай, отрезает жрица. Ни одна жрица и ни одна дочь Ашты не достанутся имперцам.
Вот так.
***
И вот, по прошествии пары дней, я выходила из ворот в сопровождении нескольких мужчин и одной женщины-магички. На сердце тяжело, но я старалась не показывать этого и улыбаться. Сестры радовались, закидывали меня цветочными лепестками и семенами для легкой и счастливой жизни. Уверена, ждут не дождутся, когда сами пойдут к воротам, а я вспоминала, как сама так же провожала сестер. Было ли у них тоже тяжело на сердце?
Ветер трепал подол моего свадебного платья из тонкой ткани, украшенной искусной вышивкой, проникал под высокие, до бедер, разрезы, в которых виднелись легкие шаровары. Длинная, прикрывающая лицо вуаль тоже еда не улетала, подхваченная внезапным порывом, удерживало ее лишь украшение на голове из блестящих цепочек и сверкающих прозрачных камней.
Дочери Ашты выходят замуж в своих одеждах, а чтобы в дороге они не измялись и не испачкались, ко мне как раз и приставлена женщина-магичка.
Я поднялась по ступеньке в экипаж, за мной последовала и женщина, после чего дверь захлопнуласьвидимо, к невесте больше никого не допускают.
Судя по перестуку копыт, мужчины обступили экипаж плотным кольцом, и мы двинулись с места.
Слезы накатывали, но я держалась, даже не оглядывалась на остающийся позади храм, заменивший мне дом и семью.
Меня зовут Эстель, и я счастлива сопровождать дочь Ашты. Как же я рада, что верховная жрица вняла мольбам и позволила одной из своих воспитанниц возродить наши земли. Вам у нас очень понравится. У нас намного теплее, чем здесь, больше солнца, а вместе с вами придут и дожди. Поверьте, вас все ждут с большим нетерпением. Вас все полюбят. Вы будете счастливы.
Магичка болтала всю дорогу, расписывая прелести нового места жизни, моего будущего мужа, его семьи, доброжелательности людей.
Я почти ничего не слышала, в ушах все еще звучали слова имперца о том, что все храмы буду разрушены, и слезы медленно стекали по лицу. Хорошо, что под вуалью этого не видно, не хотелось бы расстраивать такую хорошую женщину.
Не знаю, сколько мы ехали, но казалось, что очень долго. Эстель предлагала мне фрукты, бутерброды, но я только пила воду. Есть не хотелось. Лишь когда начало темнеть, мы остановились на постоялом дворе, где для меня и Эстель выделили отдельную комнату, куда подали и ужин.
Наконец-то я с облегчением сняла с голову украшение и вуаль.
Какая же вы хорошенькая! всплеснула руками Эстель. И какая юная!
А я чувствовала себя увядшим цветком. Кажется, что я вся пропыленная, измятая, а уж в том, что измучена до крайней степенив этом уверена.
Сейчас-сейчас, быстренько приведем вас в порядок, покушайте, и отдыхать, хлопотала она вокруг меня.
Несколько взмахов руками, меня овеял прохладный ветерок, и почувствовала, что кожа, волосы, платье стали чистыми и свежими.
После ужина я просто упала на кровать, и глаза сами собой захлопнулись, а Эстель охраняла меня, как самую большую драгоценность. Впрочем, если уже заехали в такую даль за дочерью Ашты, то положение у них в самом деле критическое, и я действительно представляюсь единственной спасительницей, а потому и драгоценностью.
Хватит хандрить. Люди надеются на меня, а я должна принять свою судьбу, полюбить мужа, раскрыть силу и помочь всем, чем смогу.
С этими правильными мыслями я и провалилась в сон слишком короткий.
Утро по моему мнению наступило слишком рано. Быстрый завтрак, Эстель снова закрепила на моей голове вуаль, скрывающую лицо от любопытных взглядов, помогла надеть украшение, и мы снова пустились в путь.
Видимо, вчерашняя установка действовала, и я уже не так сильно грустила по оставленному храму и сестрам, прониклась путешествием, немного сдвинула легкие занавеси и выглянула из окна экипажа.
Города мы объезжали, но я все равно видела окружающие их массивные стены, высокие, сверкающие под солнцем шпили и невероятно длинную вереницу людей, исчезавшую в огромных распахнутых воротах, как в черном ненасытном зеве. Как же они все там помещались?
Нет, я тогда нисколько не жалела, что всю жизнь провела в обособленном в храме. Там простор, свежий воздух, а не суетная толчея.
Зато между городами радовали простором необъятные поля, густые леса, быстрые реки и приютившиеся на их берегах живописные деревушки. Вот в таком месте я и хотела бы жить, но вряд ли здесь нужна моя помощьслишком все безмятежное, излучает сытость и довольство. Наверняка, здесь уже живет одна из дочерей Ашты и очень счастлива.
Но чем дольше длилось наше путешествие, тем безрадостней становилась картина: обмельчавшие мутные реки, высохшие, неухоженные поля, редкие кривые деревья гнулись под резкими порывами ветра, нищие вдоль дорогие просили подаяния, но у меня ничего не было, кроме украшения на голове, а его я отдать не могла. В нем часть силы Ашты.
Экипаж все чаще подбрасывало на неровностях, заброшенные поля сменялись каменистыми пустырями, а вдалеке виднелись черные громадины гор, вспарывавшие пронзительно синее небо острыми пиками вершин. Они надвигались, нависали над нами, заслоняя солнечный свет и набрасывая свою тень.
Лошади ехали медленнее, а из-под их копыт срывались и с шуршанием катились к нам довольно крупные камни.
Ну вот, минуем этот перевал, спустимся в долину и там увидите своего суженого, удовлетворенно и немного устало говорит Эстель, тоже выглядывая в окно, а я не могу отвести взгляд от отвесно поднимающихся к небу скал. Они словно смыкаются над головой.
Страшно и завораживающе.
Я никогда прежде не видела таких гор.
Да, наш храм тоже находится высоко, но он стоит на одном из пологих холмов, словно на груди матери. Там ощущаешь себя защищенным, беззаботным, здесь же во всем чувствуется угроза и мощь.
Ущелье наполняется лошадиным топотом, ржанием и мужскими голосами. Они отражаются от скал, множатся, дробятся и ссыпаются на дорогу каменной крошкой.
Я подальше высовываюсь в окно, стараясь рассмотреть путников.
Элина, прячьтесь, Эстель хватает меня за руку и тащит вглубь экипажа, а тем временем появляются всадникивсе затянутые в кожу, на лоснящихся лошадях с непонятными штуками в руках. Скорее, пока они вас не увидели!