Спасибо вам. И тебе, Никита, выдавил Андрюс. Я непременно приду.
Но хотя отец и сын Рагозины смотрели на него весело и дружелюбно, Андрюс поймал себя на том, что машинально спрятал за спину руку, ту, где носил обычно ведьмин изумруд. И ещё сердце его стиснула зависть и глухая тоска по всему хорошему, человеческомукуда путь для него был закрыт.
И, точно напоминая о себе, ведьмин подарок вдруг сделался горячим, едва ли не обжигающимАндрюс почувствовал это даже сквозь плотную ткань рубахи. Но он уже привык сдерживать себя и знал, что на лице его ничего не отразилось.
6. Новый друг
Я как на руки твои поглядел, так сразу решил: толк будет! Мне отец говорил: Коли хочешь честного человека узнать, тогда в глаза смотри. А чтобы понять, кто к нашему делу приспособлен, смотреть надо на руки! Вот я и посмотрел, и прав оказался, тараторил Никита на следующий день, примостившись рядом с Андрюсом на узкой скамье.
Андрюс, не прерывая работы, бросил взгляд на свою левую руку, где прежде носил изумруд. В который раз он возблагодарил Божью Матерь, за то, что они с Ядвигой твёрдо решили спрятать перстень от посторонних глаз. Как бы объяснил он новому хозяину, Никите, да и другим мальчикам крупную драгоценность на собственном пальце при отчаянной нужде в деньгах?
Да нет в моих руках ничего необыкновенного, возразил Андрюс. Руки как руки. У нас городок малюсенький был, речка с камышом, а дальшелес. Вот мы туда с ребятами бегали, свирели вырезали, а как ты мне дал инструмент тогда, так и припомнилось
Он замолчал, поражённый. Его прошлоедо появления ведьмы Агне в их жизниа ведь оно было таким же, как у остальных ребятишек: простым, обычным, со своими детскими радостями и горестями. И всё же Андрюс помнил всё это смутно, точно было много-много лет назад
Ты чего это? с удивлением спросил Никита. Устал? А на вид здоровый, дюжее меня будешь. Тебе который год?
И про этот вопрос Андрюс тоже знал: не стоит огорошивать людей правдой, можно ответить так, чтобы не вызывать изумления. Однако не мог заставить себя лгать.
Одиннадцатый год мне, сказал и вздохнул, в унылом ожидании обычного: «Да врёшь! Да быть того не может!»
Однако Никита не удивился, либо же виду не подал. Он лишь внимательно всмотрелся в лицо Андрюса и проговорил:
Это что же, выходит, ты меня целыми четырьмя годами моложе? Ну и ладно! А отец думает: мы ровесники! Ты вот что, Андрейка Ты меня держись, слушайся во всёмне пропадёшь ни здесь, в мастерской, ни вообще Помнишь, небось, кто тебя первым к нам позвал, кто отца за тебя просил?
Помню, помню. Спасибо тебе, Никита, Бог наградит за твою доброту, улыбнулся Андрюс.
* * *
Дома Андрюс сказал, что пошёл в учение к столяру, будет выполнять у него простую работу и одновременно приноравливаться к ремеслу. Ядвига печально всплеснула руками и опустила голову: сестра не переставала мечтать, что Андрюс начнёт постигать грамоту, станет большим человеком, а там, глядишь, и в природе ведьмина дара-проклятья разберётся, поймёт наконец, что да как. А тутстоляр, велико дело!
Мать торопливо кивнула, пробормотала что-то вроде: «Хорошо-хорошо, сынок, учись, работай, коли решился». Здоровье и сила духа её были подорваны страшными событиями на родине, гибелью Катарины, страхом за Йонаса Она трепетала перед стариком-отцом, боясь пуще всего, что тот выгонит их из домуона очень хорошо помнила, как пылал её дом в родном городке, и семья осталась на улице. Притом никаких честолюбивых планов на будущее детей у их матушки давно уж не быловсе её представления о счастье ограничивались спокойной, размеренной жизнью: лишь бы кусок хлеба да угол тёплыйи того достаточно.
Андрюс, ну подумай хорошенько! умоляла Ядвига. Ну зачем тебе в подмастерья идти? Вот если бы ты грамоте выучился! Ты ж способный, умный! Мог бы и в академии какой учиться!
* * *
Про академию, готовящую учёных людей, Ядвига услышала от дяди-цирюльника: тот мечтал сбыть с рук странноватого племянника, к которому отчего-то благоволил своенравный дед, и которыйцирюльник понимал это хорошоявлялся единственным внуком и наследником старика. Цирюльник Кристиан знал, что старик-отец его не жалует, но до появления в Смоленске сестрицы с семейством, его это мало беспокоило: дом отца и скопленные им за долгую жизнь денежки всяко достанутся емубольше-то некому. А вот теперь принесла нелёгкая родню, извольте радоваться! И старик, что из ума ещё не выжил, ко внуку будто бы душой прикипелне кричит, не стучит на него. Наоборот, часто зазывает посидеть рядом у огонька, расспрашивает!
Йонаса, зятя своего полоумного, Кристиан вовсе не опасалсяиз того соперник худой, он, по словам сестры, после пожара в уме повредился. Теперь вот молчит, в одну точку уставившись, а если и заговоритвсё невпопад. Дочь свою младшую, Катарину зовёт, а той уж более года как в живых нет.
В общем, Кристиану-цирюльнику племянничек Андрюс, пригожий да голубоглазый, в доме, рядом со стариком, вовсе не сдался. Немного годков пройдётглядь, возьмёт и женится племянник, супругу приведёт, и тогда он, Кристиан, совсем не у дел окажется. Племянницы-девки, да сестра с умалишённым мужем не в счёт, а вот от Андрюса хорошо бы отделаться поскорее!
Кристиан по виду был ласков, предложил мальчишке к нему в цирюльню, в ученики идтитот коротко поблагодарил и отказался. Ох, гордец! Конечно, куда там в цирюльники, когда отец образованный, в храме на органе играл! Только кому он здесь, органист тот, нужен? А когда бы и понадобился, кто ж сумасшедшего в храм служить возьмёт, будь он хоть десять раз грамотей? Нечем щенку сестриному гордиться, а вот поди ж ты!
* * *
Никита Рагозин был с Андрюсом приветлив, дружествен, всегда заговаривал первым, спешил, если что не ладилось, помогать. Хозяин, Степан Никитич, в мастерской появлялся последнее время не часто: он уже выучил двух подмастерьев-подростков, которые сами, можно сказать, были почти мастера. На них и лежала основная работа. Мальчики, взятые в ученики недавно, выполняли разные мелкие поручения, убирались, бегали-подносили, а в свободное время выполняли несложные задания: вытачивали заготовки, очищали и распиливали куски дерева на части нужного размера.
У Андрюса весьма ловко получалось раскрашивать поделки. Но тут ему свою работу уступать никто не хотелдвое старших подмастерьев сами желали красоту наводить, мальчишкам не доверяли, да и те, что были ровесниками Никиты, тоже относились к своим творениям ревностно. Так что упражнялся он на разных чурках деревянных, которые были ненужным отходомих хозяин не жалел, позволял разрисовывать.
Никита настойчиво набивался Андрюсу в друзья, хотя, казалось бы, что хозяйскому сыну до скромного ученика, самого младшего в мастерской! Весёлый, всегда находившийся в хорошем настроении он Андрюсу и нравился, и в то же время чем-то будто отталкивал. Слишком уж расположен был Никита к нему, а тем временем замечал Андрюс, что хозяйский сын на остальных отроков-ровесников, бывало, покрикивал, возражений не терпел, грозил: «Тятеньке пожалуюсь!». Хотя хозяин, Степан Никитич, на такие жалобы чаще отмахивался, глупые мальчишеские споры предпочитал не разбирать, а если что в мастерской оказывалось испорченным-сломанным, так попадало одинаково всем.
* * *
Что Никита его, Андрюса, не просто так привечал да приваживал, выяснилось весьма скоро. Во-первых, хозяйский сын был ленив: больше любил спорить да разговаривать, да всякое расспрашивать, а работа у него в руках не кипела. Второе Андрюс тоже заметил быстроНикиту в мастерской не любили, только терпели из уважения к хозяину, который был хотя и не ласков, но справедлив: зря никого не обижал, кормил досыта, работой до смерти не мучал.
Частенько Никита, получив от отца наказ сработать то-то и так-то, приносил Андрюсу инструмент, заготовки, протягивал: «Попробуй, мол, пригодится. Ах, как хорошо у тебя выходит, замечательно!» Сам усаживался рядом на табурет, принимался болтать, будто из лучших побуждений позволяя Андрюсу делать урок за него. Прочие мальчики поглядывали с плохо скрытым презрением, а старшие так и открыто посмеивались: «Вы, Никита Степаныч, никак уж собственного работничка наняли? Смотри, Никитка, будешь всё не руками, а языком работатьАндрейка тебя скоро уж обойдёт».
Однако, наушничать отроки, в общем, не любили, Андрюс же и подавно молчал. Он считал себя обязанным Никите; да и работа ему нравилась, хотелось скорее всему научиться, да не просто без души поделки вырезать, а красоту создаватьнастоящую. Сделать такое же чудо, как получилось тогда на базаре, отчего-то больше не выходило. Андрюс ловил себя на том, что тогда перед глазами вдруг встала как живая стремительная, ловкая, блестяще-чёрная змея со сверкающими изумрудными глазами И руки сами начали действовать, воплощая чудесную картинку. Вот сейчас, хоть убейне получалось так же! Точно кто помог ему тогда, видение чудесное наслал!
В ответ на колкости и насмешки старших, Никита огрызался:
Не ваше собачье дело, своё лучше работайте! Раз хочу Андрюсу помочь, научить его как надои буду учить, вас не спрошу! А хотите зубоскалить, так всё тятеньке расскажу, как мешаете с его подмастерьем делом заниматься.
Отроки умолкали, пожимали плечами. Никита же подсаживался к Анрюсу ближе, шептал: «Не слушай ты этих брехуновот зависти они! Ненавидят меня, хозяйского сына, а ведь я к ним с добром Один ты, Андрюха, мне друг-товарищ!»
Слушать, как его, изгоя, так легко и походя называют другом, было хоть и приятно, но страшно неловко. Андрюс не знал, что ответить, и лишь опускал голову, ещё усердней принимался вытачивать ножом очередную заготовку.
* * *
Как-то, в праздничный день, когда хозяин уехал по делам, Никита остался в мастерской «за старшего», но интереса к делу, как всегда, не проявил. Покрутившись немного у всех на виду, он подошёл к Андрюсу, который работал за верстаком и зашептал:
Айда со мной, дело есть!
Ты что? А работа как же? изумлённо спросил Андрюс.
Работа не волк, в лес не убежит! Ну что, или лучшему другу откажешь? Идём, ты нужен мне!
Но куда? А если хозяин вернётся?
Тятька до завтра не вернётся, я уж знаю, куда он лыжи навострил! нахмурился Никита.
Андрюс поднялся; на них, казалось, никто не смотрел: все были заняты своим делом. Он неуверенно кивнул:
Ну, идём, коли нужно! Скорее толькоработы много ещё!
* * *
Базар, как всегда, был шумен, многолюден; человеческий поток захватил, закружил их. Андрюс до сих пор не привык к такому: он недолюбливал толпу. А после ночного погрома на их дворе, толпа теперь навсегда была связана в его сознании с опасностью.
Он непроизвольно сунул руку в карман, где был спрятан перстень Он так и не решился оставлять его дома, носил с собой. А ещё верный Тилус всегда сидел у него на руке или на плече. Никита сказал, что по-русски кота следует называть Тихоном; Андрюс не возражал. Кот, сильно возмужавший в последние месяцы, становился настоящим красавцем: с блестящей угольно-чёрной шерстью, яркими круглыми глазами, цвет которых менялся от тёмно-жёлтого до изумрудного. Тихон научился передвигаться бесшумно, умел быть незаметным, неподвижным, а коли надо было, атаковал стремительно и беспощадно; длинные, острые как кинжалы когти его были твёрже алмаза. И теперь уже Андрюс не опасался, что его кота дома кто-то обидит, а брал с собой больше по привычке.
* * *
Они прошли длинные базарные ряды: калашный, мясной, зеленной По сторонам площади теснились различные лавки, палатки, стояло несколько кабаков. Почти везде двери были уже открыты, торговцы зазывали покупателей, расхваливали товары.
Андрюс не понимал, зачем они сюда пришли. Если Никите припасы какие в мастерскую закупить велено, так лесопильня с другой стороны площади осталась Да притом товарищ зачем-то велел прихватить из мастерской несколько красивых игрушек, которые хозяин собирался выставить на продажу, как сам на ярмарке окажется.
Никита искал кого-то в толпе. У Андрюса от сутолоки, шума и различных запахов слегка кружилась голова. Он заметил, что Никита кивнул кому-то и показал глазами на него, Андрюса. Но кто это был, разглядеть не удалось.
Эй, слышишь, куда это мы? начал было он.
Никита резко остановился и дёрнул его за рукав.
Сейчас молчи и делай, что велю! яростно прошептал и полоснул Андрюса угрожающим взглядом.
Настолько неожиданно это было, что Андрюс стиснул перстень в кулакеповерхность камня стала горячей, но не обжигала. Андрюс сосредоточился, пытаясь вслепую, не вынимая изумруда, уловить: не предупреждал ли тот о какой опасности? Нет, не вышло на ощупь, непонятно.
Между тем, навстречу им шествовало по виду знатное семейство, которое только что покинуло ювелирную лавку. Глава семьи был разодет в пух и прах: шитый золотом роскошный кафтан, поверхдлинная распахнутая шуба, шапка на меху. Супруга с двумя дочерьми кутались в меха да бархат.
Никита уверенно преградил им путь.
А вот, панове, не хотите ли взглянуть, чудо какое? затараторил он, подталкивая Андрюса локтем: тот послушно раскрыл холщовую сумку, вынул несколько красивых игрушек. Вот медведь с мужиком дрова рубят, лисица охотится Птица райская, как живая, только что без голосу! А вот и чудо лесное, хозяин, старик-лесовик!
Андрюс посадил Тихона на землю, покорно показывал покупателям раскрашенные вещички. Младшая из дочерей богача восхищённо заахала, зацокала языком; Никита же всё юлил вокруг господина в шубе, да его жены. В конце концов дородная пани достала кошельк вящему удовольствию её дочурки, почти все игрушки отправились к новой владелице, а Андрюс получил несколько монет. Глава семейства лишь благодушно улыбался, Никита кланялся и благодарил. Андрюс про себя заметил, что цену он торговал без запросу, всем видом показывая, будто уступает по доброте.
Ну вот, Бог вас благослови, играйтесь, панночка, на доброе здоровье! Никита ещё раз поклонился женщине с дочерью, затем особогосподину. Наконец, те отправились своей дорогой.
Андрюс заметил, как Никита торопливо спрятал за пазуху что-то небольшое, ранее зажатое в руке. Мальчики свернули с площади в узкий переулок; мимо них прошёл невысокий, неприметный человек; поравнявшись с ними, он вопросительно поднял бровиНикита коротко кивнул. Человек прошёл мимо.
Послушай, это кто такой был? спрашивал Андрюс, когда они возвращались назад, в мастерскую. И зачем это ты сегодня торговать пошёл? Отец твой в базарный день дороже продал бы! Что ты ему скажешь, когда вернётся?
Никита остановился, внимательно посмотрел ему в глаза:
Я что говорил, друг я тебе или нет?
Ну друг, спокойно согласился Андрюс. Только хозяин велел в мастерской работать, а мы зачем-то
А ну, давай-ка сюда деньги! перебил его Никита.
Андрюс пожал плечами и вынул заработанные монеты. Никиты тщательно их пересчитал, затем взял Андоюса за руку и торжественно выложил деньги ему на ладонь.
Бери. Твоё, заявил он, лучась улыбкой. Тятька мой кормить кормит, да жалованья у него ученики не скоро заработают. А я о семье твоей радею: сам говоришь, отец хворает, себя не помнит, мать еле ходит, сестра спины не разгибает Или деньги вам лишние?
Не слушая возражений Андрюса, Никита едва ли не силой запихнул монеты в его карман. Андрюс не знал, что думать: он не считал, что имеет право взять предложенные другом деньги, однако тот утверждал, что от чистого сердца! Ему представилось бледное, исхудалое лицо Ядвиги, её натруженные руки с обломанными ногтямистаршая сестра работала день-деньской, чтобы прокормить-одеть родителей, да и Андрюсу с Иевой, чтоб оборванным не ходить, а на себя уж давно рукой махнула. Дядя Кристиан ворчал, мол, мать Андрюса его жене не помощница; вот Ядвига ещё и дома старалась прибрать, помыть да постирать, чтобы мать тунеядством не попрекали. Как сестру ещё ноги носят? Другая бы на её месте давно уж со двора сбежала!
Дрожащей рукой Андрюс всё-таки достал деньги, поделил пополам, велел другу взять себе половину.
С меня и того довольно, Бог тебя благословит! взволнованно сказал он Никите. Ты только больше не бери товар у отца тайком; вот вернётсячто мы ему скажем?
То моя печаль! беспечно махнул рукой развеселившийся товарищ. А ты знай молчи, да меня держись, не пропадёшь!
Солнце стояло высоко, впереди был целый день любимой, интересной работы; а ещё Андрюс предвкушал, как вернётся домой и отдаст деньги сестрепусть хоть чуть вздохнёт свободнее, хотя бы ненадолго. А вот скоро он выучится всему, станет мастеромне придётся Ядвиге больше руки в кровь стирать, да над шитьём ночами спину гнуть Дорогою они купили у бабы, продававшей с лотка пироги, по горячей жареной на масле лепёшкелакомство таяло во рту. Впервые за долгое время жизнь стала казаться Андрюсу просто замечательной.