Умелые пальцы обжигали лаской кожу избранницы даже через ткань одежды. Она не заметила, как осталась полностью нагой, следовала молчаливым приказам хозяина, управлявшим ею прикосновениями.
Князь помог ей забраться в железную кадушку, кусок ароматного мыла в его руке, скользнул по изгибам девичьих плеч к груди, задел розовый сосок, мгновенно отреагировавший, затвердевший, преобразившийся в сочную ягоду. Легкими быстрыми движениями Константин освободился от одежды, забрался в кадушку, притянул девушку к себе, она запрокинула голову, затылок коснулся широкой груди. Мыльные руки продолжили исследовать податливое девичье тело, массировать, расслаблять. Горячее покрывало воды защищало от ночной прохлады, врывавшейся через открытое окно и Дарине захотелось чтобы время остановилось, оставило ей навсегда это мгновение безмятежного, всепоглощающего блаженства.
Пусть это длится вечно, прошептала она.
Но Константин прервал ее грезы, отстранился, встал, выбрался из кадушки. Махра полотенца впитала влагу на его коже, поманил избранницу, та нехотя повиновалась. Он подхватил ее на руки, укутав в пушистую мягкую ткань, усадил на постель, поставил рядом поднос с едой.
Поешь, восстанови силы.
Не дожидаясь ни протестов, ни согласия, колдун отломил кусочек сыра, поднес к губам избранницы. Та зачарованно наблюдала за его движениями, медленно открыла рот, позволив сырному ломтику соскользнуть с пальцев Князя, упасть ей на язык.
Еще, тихо попросила она, удивленная собственной смелостью.
Константин протянул руку над тарелкой с холодным мясом, оно заскворчало, словно на раскаленной сковороде, пьянящий аромат коснулся ноздрей, дразня, рот наполнился слюной.
Ты никогда не перестанешь меня удивлять, сказала Дарина, принимая от колдуна кусочек жареного лакомства.
Ели они в тишине, прислушиваясь к треску горящих свечей, мерному свисту ветра, гулявшему в ночи за окном, их не смущала нагота, не беспокоил завтрашний день, только сегодня, только сейчас имело значение.
Князь отставил полупустой бокал, потянулся к избраннице, привлек к себе. Она почувствовала, как гулко бьется его сердце, замерла, ожидая дальнейших действий. Он не торопился, гладил ее по волосам, перебирая в пальцах золотые пряди.
Пусть это длится вечно, тихо, почти не слышно, произнесла девушка, теснее прижавшись к груди Князя.
Странная тяжесть потянула ее за шею, отвлекла. Дарина слегка отстранилась, потерла кожу под натянувшейся веревочкой, подаренный лешим мешочек, качнулся, причинил неудобство, поерзала, оттянула «удавку».
Что тебя беспокоит? спросил Константин, чувствуя, как напряглась избранница.
Мешочек, она снова потянула за веревочку, натянувшуюся еще сильнее, он потяжелел.
Как сильно? колдун выглядел обеспокоенным.
Еще в пещере я ощутила легкую тяжесть, но сейчас немного и он меня задушит.
Снимай, скорее!
Дарина пыталась, но небольшой с виду мешочек весил целый пуд, неуклонно тянул за шею, веревкой царапая кожу.
Склонись ближе, я помогу.
Князь тронул «удавку», отдернул руку, касание высекло мелкие искры, плохой знак. Но это его не остановило, колдун схватил мошну, резко дернул, веревка натянулась, лопнула, дар лешего шлепнулся на пол.
Пусть лежит, предупредил Константин, остановил руку избранницы, готовую потянуться к мешочку.
Леший об этом что-то говорил. Но почему?
Время пришло.
Время для чего?
Для этого, солгал Князь, потянул Дарину на себя и жадно припал к ее губам.
Одна рука его легла на затылок, бережно придержала откинувшуюся назад голову, другая ласково погладила плечо, спину, потянулась к шее, пальцы скользнули по багровой полосе на коже, след от «удавки». Девушка вздрогнула, почувствовав боль. Губы колдуна потянулись к отметинам, язык коснулся царапин, оставил влажную дорожку.
Если бы ты только знала, прошептал он, внутренняя борьба, тщательно скрытая от посторонних глаз, не давала покоя, чем ближе подступал назначенный срок спланированных событий, тем сложнее приходилось не менять решимость действовать.
Я знаю, отозвалась избранница, Константин напрягся, знаю, что люблю тебя, этого мне достаточно.
Тихие слова признания для Князя прогремели подобно барабанному кармагалу, сердце сжалось, и все что он мог сделать для нее в данный момент, вновь поцеловать. Он бережно уложил ее, не размыкая уст, рука обласкала груди, живот, бедра. Девушка плавилась под неустанными ласками, подобно разбитым кусочкам льда, тающим под теплыми весенними лучами. Мир искрился радужными переливами, все смешалось, страсть, нежность, благоговение, наслаждение. Обнаженные тела слились в единое существо, порожденное желанием, повинуясь естественности, той, что в любом из миров дарует жизнь.
Ночь таяла, блики рассвета на горизонте предвещали близость нового дня. Дарина крепко спала в объятиях колдуна, хмурого от собственных мыслей. Он тесно прижимал хрупкое создание, зная, что пришло время отпустить, дать возможность событиям продолжаться, идти согласно намеченному плану, должен отправить избранницу в другой мир, туда, откуда привел ее, сослать в Великий Новгород.
Князь тяжело вздохнул, иного выбора нет, на кон поставлена не одна жизнь. С трудом расцепив объятия, подвинулся к краю постели, взгляд упал на юное лицо, прелестное, спокойное, на устах играет едва уловимая улыбка, щеки алеют, ресницы подрагивают. Картина резанула по сердцу ржавым лезвием совести, но отступать Константин не собирался. Рука его поднялась, зависла над девушкой, заклинание повисло в воздухе едва разборчивым шепотом. Через мгновение все стихло, а от избранницы осталось тепло на измятой простыне и шелест мерного дыхания в памяти.
Мрачнее грозовой тучи в разгар бури, колдун продолжал смотреть на место, где только что лежала Дарина. В висках пульсировала боль, он сжал голову ладонями, усилив страдания. Так ему и надо! Девушке предстоит не легкое испытание, и он тому виной!
Глава 12
С улицы доносились знакомые шум, гомон, топот. Дарина поморщилась, перевернуться на другой бок, сильнее зажмурилась. Как же не хочется просыпаться, волшебная ночь еще свежа в памяти, сонные мысли утекают к деталям, так сладко.
Назойливые крики не смолкали, настойчиво вытягивая девушку из дремы, безмятежность принялась таять, она ощутила нарастающую тревогу, распахнула глаза, растерянно уставилась в пространство затуманенным взором. Господи, что это? В момент подскочила, голова повернулась в одну, другую сторону, ледяной озноб пробежал по позвоночнику, на лбу и верхней губе выступили капельки пота. Она узнала место, жилище Гордея, стены, обстановку.
Не может быть! хриплый шепот вырвался из пересохшего горла девушки, с трудом признавшей, что она вернулась под крышу палача в Великий Новгород.
Входная дверь отворилась, пронзительно скрипнув петлями, Дарина подпрыгнула на месте. Она устремила взгляд на вошедшего мужчину и едва не лишилась чувств. На пороге стоял Гордей, вперив в нее изумленный взгляд, тяжелый мешок выскользнул из его рук, послышался глухой удар при падении.
Воротилась?! громыхнул он, сомнения спирали широкую грудь, невеста не раз являлась ему в грезах, давала надежду и внезапно исчезала, стоило поверить в ее реальность.
Сердце Дарины сжалось в страхе, Гордей двинулся на нее. Не думая, она сорвалась с места, быстро попятилась, глаза неотрывно следили за действиями мужика, споткнулась, остановилась, принялась испуганно озираться по сторонам.
Ну уж нет, осклабился палач, не знаю, что за нелегкая тебя воротила, но боле не сбежишь.
Он преградил путь к двери, предугадав мысли девушки, шагнул ближе, загоняя ее в угол, словно охотник нерадивого зверька. Дарина охнула, рука легла на грудь, сердце вот-вот выпрыгнет, снова попятилась. Что-то твердое уперлось ей в спину, стена, туманная пелена заволокла взор, это тупик. Надо бежать. Но куда? Зачем? Не имеет значение, страх слишком велик, чтобы подчиняться доводам разума.
Голова Дарины поникла, глаза защипали слезы отчаяния, она увидела подол до боли знакомого старого сарафана, ее сарафана, ни мягких изгибов, ни пышных складок, ни расшитых цветами юбок, лишь выцветшая, поношенная грубоватая льняная ткань. Все верно, колдун воротил ее в Великий Новгород, как обещалось. Но почему сейчас? Почему не сказал, не предупредил, не научил защищаться? Все это ошибка! Глупая, нелепая ошибка! Она же ничему не успела обучиться, не знает и заклинания!
Комната поплыла перед глазами. Если она не знает заклинания, помощи от нее Темному Князю не дождаться, он в опасности. Страх за жизнь Константина пересилил отчаяние, Дарина подхватила подол сарафана, прыгнула на Гордея, надеясь сбить с ног, желанная дверь к выходу показалась ближе.
Стой, дуреха! заревел тот, шире расставляя руки, подобно тому, как раскидывает рыбак сети.
Дарина ударилась о палача, как о каменную глыбу, охнув от боли и неожиданности, поняла, что сама загнала себя в ловушку, крепкие, грубые руки сжали ее предплечья, она попалась словно мотылек в липкую узорчатую паутину хищника. Но борьба на этом не кончилась. Девушка принялась брыкаться, лягаться, стараясь вырваться из цепких объятий, отвращение смешалось с яростным желанием воли, подстегивало, давало сил.
Да ты никак взбесилась! зарычал палач, крепче стискивая стальные объятия.
Пусти, задыхаясь, пропищала неудавшаяся невеста, еще чуток сожми мужик ручищи и у нее захрустят косточки.
Нет, Даринка, ты моя, слышишь, моя!
Темные пятна замелькали перед глазами Дарины, кровь отлила от лица, губы посинели, затряслись, тело обмякло, разум погрузился во мрак, не в силах принять очевидный факт, палач прав, она в его полной власти.
В бессознательном состоянии девушка пробыла почти двое суток. Гордей уложил ее в свою постель, состояние невесты тревожило его, еще никто, никогда не вызывал в черством сердце подобных чувств. Он усердно следил за ее состоянием, прислушивался к тихому дыханию, наблюдал, вглядывался в бледное осунувшееся лицо, ловил малейшее подрагивание ресниц, в надежде увидеть, как разомкнутся девичьи веки и лазуревые глаза посмотрят на него не с ненавистью, но хотя бы без страха.
В день повторного исчезновения невесты, палач обошел Великий Новгород вдоль и поперек, обрыскал окрестности, даже к Угриму наведался по-тихому, старательно оставаясь незамеченным, чтоб ненароком девку не спугнуть, если отыщет, но усилия были тщетны, та словно в воду канула, надежда постепенно угасла, и он оставил всякие попытки отыскать беглянку. Посему, воротившись домой и, обнаружив пропажу после долгого отсутствия, ставшую краше, желаннее, Гордей буквально ополоумел от радости, изумления и гнева. Несколько мгновений он не мог признать реальности видения, Дарина чудилась очередным прекрасным наваждением, понадобилось немного времени, чтобы признать реальность виденного. Само небо вернуло ему суженную, вернуло невесту палачу, теперь он глаз не спустит со строптивой девки. Отныне и навечно она принадлежит лишь ему.
Тихий стон вырвал Гордея из раздумий. Он быстро соскочил с соседней кушетки. вытянул шею, став похожим гуся, заглянул в бледное лицо Дарины. Густые золотистые ресницы, отбрасывали тени на щеки, легонько затрепетали, глаза распахнулись.
Проснулась, облегченно прошептал палач, добавил громче, чего ж ты так душу то мою изводишь? Убежала сперва, невесть где пропадала, невзначай воротилась. Мы ж венчаться должны были, а ты воно как поступила. Эх, дуреха ты дуреха, Даринка, разве не видишь, люба ты мне, ох как люба.
Девушка молчала, отказывалась верить в реальность происходящего. Сейчас она немного полежит, закроет глаза, снова откроет, а перед ней покои Амбра Каструм и улыбающееся лицо Константина. Она крепко зажмурилась, поморгала, увы, палач и все вокруг реально. Мелкая дрожь покатила по телу, набежали слезы, крохотный хрусталик упал на подушку. Сквозь влажную пелену посмотрела на Гордея, он терпеливо наблюдал, не прикасался, не бранил, качал головой, хмурился, неразборчиво бурчал под нос накопившиеся обиды. Палач не выглядел зверем, как раньше, пугавшим, заставлявшим бежать без оглядки, спасаться. У Дарины отлегло от сердца, угрозы она не чувствовала, прислушалась к неразборчивому бормотанию мужика.
Пообещай, пыхтел тот, пообещай, Даринка, что не убежишь боле, не спрячешься от меня. Мы повенчаемся, детишками обзаведемся
Девушка едва не вскрикнула, слишком рано она успокоилась, Гордей не отступился от старого. Что же делать? Что сказать? Дать обещание и не исполнить нельзя. Ответить отказом, изобьет до смерти, покалечит.
Не молчи, пообещай, страдальчески простонал палач.
Дарина тяжело вздохнула, нет сил принимать решения, пусть думает, что хочет, а сердце вот-вот остановится от навалившейся тоски и тревоги, она прикрыла налитые свинцом веки.
Полно, Даринка, полно, разволновался мужик, подался вперед, схватил в лапищи маленькую ледяную ладошку невесты, не буду боле липнуть к тебе. Ты полежи, отдохни, а я ягод для тебя раздобуду, съешь их, повеселеешь.
Гордей встал, нехотя отпустил безвольную девичью руку, бросил последний взгляд на невесту с бледным лицом покойницы, скрылся за дверью. Уход палача принес облегчение, но не ослабил боли, камнем повисшей на сердце девушки, душа ее стонала, металась в агонии, распирая грудь, мысли не давали покоя. Чем больше она рассуждала, тем увесистее становился камень, тянувший, усиливающий страдания.
Дарина не прекращала плакать, глаза опухли, покраснели, подушка вымокла. Гордей вернулся с обещанными ягодами, и вид невесты напугал его сильнее прежнего. Он приблизился к кровати, тихонечко поставил корзинку на пол, шепотом позвал ее по имени. Девушка не отреагировала. Не зная, как поступить, палач сел на край постели, потянулся и положил руку ей на живот, на этот раз реакция последовала незамедлительно, юное тело напряглось, сжалось, сконфуженный взгляд, полный ужаса упал на распластанную ладонь.
Не надо, дрожащим от страха голосом прошептала она.
Мужик отдернул руку.
Даринка, чего ты, я же просто, без умысла какого, то раньше
Он запнулся, не зная, как выразить словами то, что, наконец, раскаялся за совершенные прежде поступки, что-то невнятно промямлил, мысли в голове кружились, но фразы не складывались. Насупился, махнул рукой, подтянул корзинку.
Ладно, в голосе мужика слышалось напряжение, что было, то прошло. На ка вот, лучше ягод пожуй, сладкие.
Гордей захватил в жменю лакомство, протянул невесте, тонкий, дразнящий аромат приятно пощекотал ноздри. Палач добр, но милость его соперничает с гневливостью, судьбу лучше не испытывать, не доводить до греха, Дарина знала, чем обернется неповиновение, приподнялась на постели, робко взяла пару ягод рано созревшей земляники, положила в рот, разжевала, не чувствуя вкуса, с трудом проглотила.
Так-то лучше, похвалил мужик, довольный маленькой победой.
С этого момента жизнь Дарины потекла обычной бессмысленной чередой событий. Гордей переменил к ней отношение, ухаживал, ограждал от тяжелой работы, не прикасался, и пока не упоминал о венчании. Но душевная тоска не отступала, усиливалась, день и ночь Темный Князь грезился ей, приходил во снах, прижимал к могучей груди, шептал ласковые слова утешения. На утро девушка просыпалась разбитой, обессиленной, полной тревоги, ей не с кем было поделиться горем. Она мало ела, почти не выходила из дому, молчала, изредка отвечая на несущественные вопросы палача, улыбка не касалась ее губ, глаза потускнели. Незаметно минуты перетекали в часы, часы в дни, а дни в недели, она сильно исхудала, осунулась, казалось, еще немного и от нее останется лишь тень.
Гордей сходил с ума, наблюдая за девушкой, он не понимал, не видел причин мрачному состоянию, она рядом, но ускользает, страх потерять невесту снова рос, усиливался, появилась необходимость принять серьезные меры.
Утро выдалось солнечным, свежим, палач рано проснулся, запряг лошадь в двухколесную телегу, разбудил невесту, приказал одеваться и выходить на улицу.
Зачем? сонно промямлила Дарина.
Поедем отца твоего повидаем, а после на базар
Отца?
Его самого, кивнул палач, насупился. Чего? Не желаешь?
Ответ застрял в горле, девушка послушно встала с койки, принялась одеваться.
То-то же, пробубнил мужик, вышел на улицу.
Он не мог стерпеть вида ее тела, прикрытого тканью ночной сорочки, сводившего с ума. Помнил вкус пухлых губ, прикосновения к нежной коже, тепло, исходившее от нее, мягкость и тяжесть волос, пахнущих цветами. Он взял ее лишь раз, взял силой, против воли, причинил боль, но память об этом воспламеняла его плоть, заставляла кровь кипеть, снова и снова подталкивала пойти на преступление. Он крепился из последних сил, надеясь, что однажды невеста ответит взаимным желанием, тогда больше не придется ломать ее, принуждать, а, впрочем, время покажет.