Бумажные крылья - Ирина Успенская 5 стр.


Грохот, звон и ощущение горячего на руках выдернули Рональда из наваждения. Он разлепил глаза, с удивлением обнаружил, что горячееэто его собственная кровь, запятнавшая осколки зеркала.

 ты! Куда тебя понесло, ворона щипаная?  мерцая от злости, ругался Ману.  Придурок! Немедленно спать! И не вздумай сдохнуть по великой дури, пока не обеспечишь меня нормальным телом! Слышишь? Эйты, тащи этого идиота в кровать и привяжи там, если будет брыкаться.

 Заткнись, думать мешаешь,  попытался отмахнуться Роне.

Не вышло. Эйты чхать хотел на его вялое сопротивление, веки снова слипались, ноги не держали, в ушах шумело. А перед глазами стоял след: прерывистая линия на карте столицы, петлями и зигзагами ведущая к порту. Конечно же, мальчишка сел на корабль, вот же онидет вниз по течению, к Найриссе.

Надо же, сбежал. Или запутывает следы. Или сбежал

Мысли не слушались, бежали по кругу, но это не помешало Роне уснуть с улыбкой: завтра он поймает тело своему старому другу и наконец-то не будет один.

Глава 6. Мышиный король

придумано светлым шером Саймоном Гросселем в качестве шуточной мести кузену, магистру Конвента Дитриху Шторму Гросселю. Однако через несколько лет доработанное и усиленное проклятие «Мышиного короля» обрушилось на Дассельбург, у бургомистра которого случился конфликт с одним из учеников магистра Шторма. Проклятием был заряжен артефакт, преподнесенный бургомистру в качестве взятки. К моменту, когда отряд МБ прибыл в Дассельбург, погибло более двухсот человек (в том числе бургомистр с семьей), а проклятие распространилось на половину города. По счастью, проклятие было модифицировано не настолько серьезно, чтобы автор первой версии, Саймон Гроссель, не сумел быстро найти способ противодействия. Город был очищен от проклятия за двое суток, все зараженные люди были спасены усилиями офицеров МБ. Ученик магистра Шторма, наславший проклятие, был казнен по личному приговору императора. Проклятие «Мышиного короля» с тех пор (более тысячи лет) занесено в список запрещенных. Для нейтрализации проклятия требуется уровень мастера ритуалистики. Рекомендуется проводить зачистку группой не менее трех шеров категории терц-максимум, имеющей в своем составе квалифицированного целителя.

Т. ш. Колин Бастерхази «Редкие проклятия»

2 день журавля

Дайм шер Дюбрайн

«Буду через пару дней. Срочные дела. Люблю тебя»  вывел Дайм вечным пером, когда в дверь постучали.

 Войдите,  отозвался он, дописал последнее слово и только тогда поднял глаза на дверь.

 Срочное донесение вашей светлости,  отчеканил гвардеец, кладя конверт на стол, рядом с недопитым шамьетом и надкусанной булочкой. Заспанного и неодетого вида генерала МБ он дисциплинированно не заметил.

 Благодарю. Свободен.

Отдав честь, гвардеец покинул покои. А Дайм зевнулза окном розовел рассветвыудил откуда-то из королевских оранжерей розу, придавил ею записку для Роне, сунул в рот булочку и принялся надевать свежую сорочку. Донесение он, наученный многолетним опытом, не открывалк Шельме не ходи, что едва прочитав его, придется куда-то бежать. И, судя по кривой печати с кленовым листом и привкусу страха, дело серьезно. Не станет советник Седейра, исправно сотрудничающий с МБ не первый десяток лет, беспокоиться по пустякам.

Одеваясь и допивая шамьет, Дайм старательно отводил взгляд от зеркала. Слишком велико было искушение оказаться рядом с Шуалейдой, когда она обнаружит бегство Тигренка. Так просто утешить ее, убедить в том, что не нужен ей этот мальчишка! Было бы просто, если бы не шутка Двуединых: золотые нити истинной любви, связавшие принцессу и убийцу. Нити, в которых запутались сразу четверо.

И все это распутывать Дайму. Потому что остальные трое лишь запутывают еще сильнее. А временивремени, как всегда, в обрез.

 Проклятье!

Грохнув пустой чашкой об стол, Дайм отвернулся от зеркала и помянул недобрым словом как вечные свары ирсидских герцогов, так и Светлейшего, несвоевременно свалившего МБ на Дайма. Через семь дней император ждет первого отчета из Ирсиды, и плевать ему на личные дела бастарда. А добираться до Ирсиды даже на «Семерочке» не меньше сутоки остается пять дней на все? То есть придется уехать даже до Большой Охоты? Проклятье

«Надо Шуалейде тоже написать  мелькнула мысль,  прочитать, что там Седейра, и написать»

Пристегнув шпагу, Дайм сорвал печать, вскрыл конверт и тут же забыл обо всем прочем. Граф Седейра не просто боялся, он паниковал.

«вынужден немедленно покинуть Валанту. Прошу вашу светлость донести до сведения Конвента, что в сложившихся обстоятельствах»

Написанные дрожащей рукой строчки Дайм дочитывать не стал. Он сорвался с места, на ходу сунул письмо в карман и распахнул окно.

 Шутник!

Снизу раздалось приветственное ржание. Не тратя времени на беготню по коридорам и лестницам, Дайм спрыгнул, смягчая полет воздушной волной, и приземлился на спину ирийской зверюге.

Зверюга всхрапнула, прижала ушии понеслась напрямик через Лес Фей. И только на половине дороги Дайм сообразил, что записку Шуалейде так и не написал, а записку Ронене отправил. Но, может быть, темный шер ее и так найдет? А Шуалейде Герашан расскажет, куда унесло Дайма. Или, если повезет, он сам с ней свяжется?

Шис подери эту спешку!

Солнце неспешно выкатилось на небо, запуталось в рваных облаках и зацепилось мохнатым розовым краем за шпиль Магистрата. Проснувшись, столица открывала окна и двери, вздыхала свежим ветерком с реки. Под птичий щебет, собачий лай, перестук колес по булыжнику и протяжные крики молочниц столица встречала второй день осени и готовилась ко всенародному празднику Большой Охоты, открывающему сезон бычьих гонок и прочих традиционных развлечений.

От графского дома в Верхнем Городе несло мышами, патокой и ужасом. Ни птичьего щебета, ни звона кастрюль или шварканья метлымагнолии и платаны замерли, не смея шевелить листьями, особняки сливочного камня, украшенные мозаиками, колоннами и вычурными балкончиками, затаились и подглядывали из-под прикрытых ставен: кто посмел нарушить тишину?

Стук неподкованных копыт казался чуждым и неправильным, словно эста-ри-каста на кладбище. Даже привычный ко всему Шутник посреди улицы перешел с галопа на рысь, а за десяток шагов до приотворенных воротна шаг, и никакие понукания не могли заставить его двигаться быстрее. Но амулет в ладони, настроенный на темную магию, ничего не улавливал, как не чувствовал чужого дара сам Дайм. Даже крохотных искр условных шеров, даже бликовсловно драконья кровь разом ушла из Райхи.

За коваными воротами с монограммой и гербовой лисой притаилась тишина. Сладкая и тягучая, как патока, темная и мертвая, как ночь в Ургаше. Кипарисы и клены вдоль подъездной дорожки не шевелились, даже ветер не смел гонять по булыжнику первые осенние листья.

 Иди погуляй,  тихо велел Шутнику Дайм, спрыгнув на мостовую перед воротами.

Шутник попятился и фыркнул, мол, погулятьлегко, а вот ближе к этому рассаднику зла не подойду даже ради тебя.

 Трусишка,  усмехнулся Дайм вслед зверюге, исчезающей в ближайшем кусте гортензий, и постучал в окошко привратницкой.

Никто не откликнулся. Дайм протиснулся в щель между створкамискрипнуть воротами было страшно, а к своим иррациональным страхам Дайм прислушивался очень внимательно. К дверям он крался тихо, словно вор, старательно не наступая на трещины между плитами. Перед ступенями остановился, принюхался: из приоткрытой двери несло затхлостью, старой патокой и острой звериной вонью.

 М-да. Дело ясное, что дело темное,  пробормотал он под нос и спросил чуть громче:  Есть кто дома?

Вместо ответа из-за дверей донесся мышиный писк и топоток лапок. Ини малейшего движения эфира. Сердце зашлось на мгновение, в животе похолодело.

Темное, очень темное дело.

 Да будет свет,  шепнул Дайм и кинул в темноту за дверью серебряную монету.

Радужная вспышка, звон разбитого бокала, чувство падения И все вдруг встало на место: мыши, патока, ужас, тишина и пленка, прикрывающая область проклятия. Давно забытого за сложностью и опасностьюв последний раз его применяли с сотню лет назад.

«Изготовлено темным как минимум дуо,  мельком подумал Дайм, оценив интенсивность ощущения, и сунул бесполезный амулет-регистратор в карман, все равно авторства проклятия он не покажет.  Слава Светлой, что не самим Пауком, а то быть Суарду городом мышей. Руки оборву идиоту, который балуется с запрещенной дрянью!»

 Светлый шер!  послышалось вместе со скрипом дверей.  Проходите, граф ждет!

Створки распахнулись, явив дюжего лакея. Бледного, перепуганного до дрожи в коленках, с оловянно-бессмысленными глазами. За его спиной, в тягучей темноте, слышались звуки спешных сборов: топот ног, грохот и скрип, отрывистая ругань. Где-то в глубине дома раздался тонкий женский визг. И все это тонуло в шелесте мышиных лапок и голодном пискесверху, снизу, со всех сторон.

 Где граф?  с порога потребовал Дайм.  Быстро зови.

 Я тут, светлый шер.  Из темноты вынырнул советник в сбившейся набок шляпе и дорожной куртке, уронил что-то стеклянное и нервно сжал руки.  Что это? Как он посмел?..

Дайм поморщился на «он», подразумевающее «Бастерхази», но ничего говорить шеру Седейре не стал. Потом.

Седейра выглядел смешным и жалким, совсем на себя не похожим. Его правая рука побелела и отекла, следы мышиных зубов истекали призрачным гноем. Запах страха и патоки вился вокруг советника, туманными щупальцами полз по полу и пронизывал весь дом.

 Отставить панику!  рявкнул Дайм.

Граф и лакей дружно подпрыгнули и вытянулись во фрунт, в глазах обоих появилось осмысленное выражение. А Дайм продолжилна тех, кто служил в армии, командирский голос действует безотказно:

 Рядовой, зажечь свет, собрать всех в холле, открыть окна! Шер Седейра, доложите обстановку.

 дядюшка-то умер еще весной!  рассказывал чуть пришедший в себя граф.  Посылку я не трогал, велел отнести в магистрат на обследование. Посыльный сразу ушел, я проверилничего он не подбросил и не оставил. Легли спать как обычно. А среди ночи оно меня укусило!..

Старший Седейра показал отекшую руку и кивнул на жену, младшую дочь и слуг. Те сбились кучкой перед открытым окном, в самом светлом месте холла, и сонно хлопали глазами. После первых укусов прошло больше трех часов, и паника уже сменялась оцепенением.

 уехать, но все лошади пали!

 Не пали, уснули,  прервал его Дайм.  На лошадей это действует быстрее.

 Так разбудите!  сорвался на крик советник

 Отставить панику!  снова рявкнул Дайм.  Где ваш младший сын?

 Эдуардо ночевал у этой, как ее,  шепнул граф, оглянувшись на дочь: даже сейчас он не мог назвать содержанку собственного сына по имени.  А сейчас уже в магистрате.

 Пошлите за ним. А сейчас мне нужен кот. Быстро. И кувшин с вином, молотый перец, имбирь

Дальше все было просто, нудно и долго, как и всегда с ширхабом драной ритуальной магией.

Сначала Дайм готовил «эликсир», щедро сдабривая горячее вино пряностями и заклинаниями. Затем, напоив графских домочадцев, велел слугам выметать по всему дому мышиный помет и жечь во дворе. Зачаровал тень кота, чтобы охотилась на призрачных мышей, самого котачтобы приносил живых. Эдуардо, единственному из Седейра имеющему дар, приказал собирать мышей в мешок, графупоить жену и дочь отваром и молиться Светлой, читай, не мешаться под ногами. А сам, от всего сердца желая поднять и заново придушить мерзавца, придумавшего «проклятье мышиного короля», обошел весь дом с трещоткой, кошачьим хвостом и детской песенкой про кота на крыше. Из каждой комнаты, из каждого чулана он вычищал тягучую патоку и страх: упаси Светлая упустить хоть уголок, и проклятье поползет дальше.

К счастью, мыши не успели разнести заразу по всей улице и Дайму не пришлось изображать шута балаганного по соседям. Ему вполне достало дома, кухонного флигеля и конюшни.

Лишь поздним вечером он вспомнил, что так толком и не позавтракал. Из столовой доносились вкусные запахи и тихие голоса: семейство графа ужинало. Сглотнув слюну, Дайм тщательно сжег ненужные больше трещотку и кошачий хвост в камине.

 Ваша светлость, не изволите ли к столу?..  то ли в десятый, то ли в сотый раз тихо спросил с порога лакей.

 Изволим.  Дайм распрямился, потянулся и подмигнул лакею.  Надеюсь, на ужин не рагу из мышей?

Лакей передернулся, а Дайм усмехнулся. Три с половиной сотни горелых мышей, сорок одна песенка и восемьсот двадцать пассов трещоткой и хвостом от дохлой кошкисчет Ристаны растет. И плевать, что доказать ее причастность к «мышиному королю» невозможно. Умница сама себя переумничала в попытке отвлечь Дайма враждой с Бастерхази. Расчет был идеален во всем: Ронеединственный шер в Суарде, способный правильно сотворить эту гнусность, и после устроенной Люкресом показательной казни Дайм и Роне должны ненавидеть друг друга до белых глаз. Но мало ли, кто что должен? Как бы ни сквозило чердак у темного шера, он любит Дайма и не станет пакостить ни ему, ни его людям. Напротив, если бы Роне знал, что Ристана взяла из сокровищницы артефакт, заряженный проклятием, он бы предупредил. Как предупредил об убийце для Шуалейды.

И это все значит, что Ристана перестала доверять Роне и сочла возможным подставить его под гнев генерала МБ. Плохо. Очень плохо. Придется срочно что-то с этим делать. Как будто мало Дайму заботы с беглым Тигренком!

 Скажи, сейчас приду,  велел Дайм лакею и достал из кармана зеркальце.

 Шеф?  тут же отозвался Герашан, слегка обиженный тем, что его не позвали зачищать редкую гнусность.

 На твою долю осталась финальная чистка, капитан. Нанюхаешься этой дряни вволю прямо этой ночью. А пока быстренько расскажи мне, что поделывает наш полосатый друг.

Глава 7. Подрезанные крылья

При общении с гильдией следует помнить: гильдейские законы всегда подразумевают различные трактовки в зависимости от воли Хисса. Кто и каким образом будет трактовать эту волю, предсказать невозможно. Это дает некоторое пространство для маневра: возможно, Хиссу окажется угодна именно та трактовка, которая на данный момент полезна для безопасности империи.

Методичка МБ

2 день журавля. Суард

Себастьяно бие Морелле, Стриж

Слава Двуединым, маэстро с экономкой не стали выяснять, отчего это братьям при встрече приспичило подраться. Маэстро лишь оглядел их, особое внимание уделив рукам Стрижа, покачал головой и велел садиться завтракать. Сатифа же буркнула под нос что-то о молодежи, которая совсем от рук отбилась, и принялась наливать всем чай.

Оладьи удались на славу. Пышные, политые медомуплетать их Стрижу не мешали ни разбитая губа, ни треснувшее ребро. Он слушал рассказы Клайво о вчерашнем бале, скачках, очередной очаровательной баронессе, вставлял нужные реплики и чувствовал себя почти счастливым. В голове все вертелась песня Золотого Барда: есть только миг между прошлым и будущим

О разговоре с братом и разбирательстве в Гильдии думать не хотелось. Думать о прошломтем более. Но прошлое, наплевав на желания, посреди веселой болтовни глянуло на него колдовскими сиреневыми глазами, обдало жаром не то боли, не то надежды, и растворилось в солнечном свете и праздничном гаме за окном.

«Почудилось,  убеждал сам себя Стриж.  Просто почудилось. Если бы Шуалейда нашла меня, все было бы иначе».

Как иначе, он старался не думать, чтобы не портить себе оставшиеся часы. Или минуты.

Звон дверного колокольчика возвестил окончание этих самых минут. Оборвав бородатый анекдот про мельничиху и водяного, Шорох обернулся к дверям столовой. И ровно через миг они открылись, снова впуская Сатифу. За её спиной переминался с ноги на ногу восьмилетний Хомяк, старший из новых учеников Мастера.

 Достопочтенный говорит, что вы срочно нужны в конторе.  В тоне экономки растерянность мешалась с обидой: только маэстро обрадовался возвращению ученика, как тот снова исчезает неизвестно на сколько.  А я приготовила на десерт ваше любимое желе

 Пусть уж молодые люди дозавтракают,  нахмурив густые брови, отозвался Клайво.

Но Орис уже поднялся.

 Простите, маэстро, нам в самом деле надо спешить.

 Желе отлично пойдет к ужину.  Стриж подмигнул экономке, встав вслед за братом.  Прошу прощения.

Назад Дальше