Аише вздохнула грустно, вспомнив Велеоку. Вот кого обидели, а ее что? Смогла убежатьи то радость.
Вкратце поведала свою ситуацию, повздыхала тяжко, сокрушаясь об оставленных девчонках, но Лукьян ее оборвал:
Не о том думаешь, девка! У них своя судьба, у тебя своя. Еще неизвестно, кому тяжелее пришлось, тебеостанься ты в том овраге, коли бы я тебя не нашел, померла бы от голода, или им. Да и неизвестно, может, и они сбежали. Через неделю я на ярмарку собирался, поразузнаю там, поспрашиваю, не слыхал ли кто чего. Давай-ка перевяжем твою ногу, я тут лубок выстругал, чтоб удобнее было.
8
Лукьян, кряхтя, присел на корточки возле Аише, прикоснулся к ее распухшей перевязанной ноге и, увидев, как она дернулась, засмеялся скрипуче:
Да ты не бойся, девка, старый солдат не обидит. Ты ж дите еще совсем. Э-эх! и вздохнул тяжко.
Руки его были в морщинах и пигментных пятнах, кожа казалась пергаментной, пальцыузловатыми, но работали ловко.
Размотав тряпицу, отбросил ее в сторону, снял веточки, наложенные вчера, и приладил выструганный лубок, удобно расположив в нем пятку.
Ишь ты, как ноги-то сбила! поцокал он языком при виде кровавых мозолей на стопах девушки, а потом поднялся, дошел до крепко сбитого шкафа, отворил скрипнувшую протяжно дверцу и добыл склянку из темного стекла с широким горлышком, запечатанную большой деревянной пробкой.
Аише поморщиласьпосле снятия крышки аромат поплыл по горнице ужасающий.
Это тебе вмиг поможет! объяснил дед, вновь опускаясь на корточки у ее ног. Надо смазать. Оно и отек снимет, и боль, и раны заживит. Это я у знахарки выменял, она изредка приезжает на ярмарку. Старая уже, как я, а все коптит! и засмеялся с хрипотцой, успевая за разговором ловко обмазать ногу девушки, вновь надеть лубок, перемотать чистыми льняными полосками ткани, при этом ни разу не причинив боль.
Аише даже расслабилась, откинувшись на спинку стула, и вздохнула.
Дедушка, совестно мне, сказала она. Наконец. Ты мне помогаешь, а я отплатить ничем не могу, даже в горнице прибрать.
А и не надо, весело отозвался Лукьян. Ты, девка, давай-ка поправляйся быстрее, а то, неровен час, я помру, останешься одна тут куковать. Зима скоро, надо тебе обувку и одежонку справить, голая ж почти. Ээх, как только девок-то обижать таких?!
Упершись рукой в свое колено, дед поднялся, кряхтя, запечатал склянку с пахучей мазью, а потом доковылял до шкафа и водрузил ее на место.
Рысь-то твоя тоже не померла, заметил он, оглянувшись. Живучая оказалась. Лежит в сараюшке, рычит. Будешь ходить за ней сама? Мне-то не справиться. Да и ты как с больной ногой? Не тяпнула бы тебя.
Пойду к ней, отозвалась Аише со вздохом. Жалко животину.
Ишь ты, жааалко! засмеялся дед. Лицо-то тебе как попортила. Ну да ничего, с лица воду не пить. Шрамы-то будут, конечно. Я вчера, пока ты спала, все смазал, но, однако, мало поможет.
Да что лицо, Аише вздохнула. Я, наверное, тоже тут буду с тобой, коли не прогонишь, долго. Домой вернутьсябеду накликать, не защитит никто. А такимператор когда еще успокоится. Сколько девушек в мире, пока всех просмотрит, уже постареть успею.
Ой, не зарекалась бы ты, девонька, дед вздохнул. Жизнь-то длинная. Ступай к рыси, вода там в ведре стоит, напои ее, а мяса я позже принесу. Поставил силки на зайца, проверю к вечеру, да накормим обидчицу.
Аише поднялась, подхватила палку-костыль и похромала в сараюшку.
Рысь лежала на соломе, при виде посетительницы подняла голову и зарычала, смешно распушив усы и приподняв верхнюю губу.
Ну-ну, успокаивающе заворковала девушка. Я к тебе с добрыми намерениями. Ушиблась? Дай, посмотрю.
Опустившись на колени, поползла к большой кошке, настороженно следившей за ней своими большими желтыми глазами. Та прижала уши, оскалилась, отпрянула, сжавшись в комок. Лапа ее, что была сломана и с торчавшей костью, оказалась заботливо перебинтована и закована в такой же лубок, как у самой Аише.
Мы с тобой подружки по несчастью, грустно пошутила девушка, протянув руку и коснувшись мягкой шерсти кончиками пальцев.
Рысь замолчала. Бока ее вздымались, взгляд был направлен в сторону девушки.
Поесть пока нечего, сокрушенно цокнула языком Аише. Дед Лукьян обещал зайца к вечеру, я тебе принесу непременно. Будешь пить?
Рысь жадно припала к чашке с водой. За ночь она немного отлежалась и уже могла двигаться, хоть и с трудом. Для нее падение не ограничилось сломанной лапой, ведь головой Аише приземлилась на нее.
Этот странный человек заставлял рысь морщить нос, инстинкт требовал спасаться, но уйти она не могла, приходилось терпеть. Напившись воды, рысь снова отползла немного, следя за передвижениями девушки. Та устроилась поудобнее на соломе и тоже глядела на зверя, улыбаясь одними губами. Журава рассказывала, что звери улыбку могут расценить как угрозу, а ей вовсе не хотелось заставлять эту пушистую кошку волноваться. Как бы то ни было, а ни одно живое существо не заслужило, чтобы над ним издевались.
Мама. Как она там? Выжила ли? Здорова ли? Эти вопросы мучали Аише, но ответов не было. Узнать можно было, только явившись лично в деревню, а этого делать было нельзя.
Проклятый император! Пусть побыстрее найдет ту, которую ищет, чтобы все другие девушки могли жить спокойно. Сколько судеб человеческих поломал! Говорили, что именно он перебил всех Огненных Фениксов когда-то, чтобы завладеть властью. Аише тогда была маленькая, ее эти разговоры не интересовали, просто запомнились. А потом и вовсе перестали это обсуждать, боясь за свои жизни, потому из памяти все и ушло, а сейчас вот отчего-то всплыло.
Девушка вздохнула. Как хорошо, что она не Феникс. Это надо ведь, убил всех, даже младенцев! Какой жестокий человек!
Вытащив кулон из-за пазухи, сжала пальцами. Мама говорила, он спасет ее. Вот, видимо, и спас. Аише не знала, как он действует, но поглаживания продолговатого граненого камня успокаивали.
Рысь перестала следить за ней, положив голову на лапы и смежив веки. Аише тоже почувствовала непреодолимое желание уснуть и покорилась ему.
9
Император быстро шел по длинному коридору к выходу из главного здания комплекса, выстроенного по его личному приказу в тот год, когда он захватил власть и стал единоличным правителем Аквистрона. От нетерпения стопы его горели, сила бурлила и переполняланаконец-то прибыла очередная партия девушек с последней, самой дальней заставы страны. Их он намеревался осмотреть сам лично. И уж среди них-то точно окажется Анастаише. Он был уверен в этом. Крылья за его спиной, не спрятанные, развевались, ногти на руках то отрастали, превращаясь в острые птичьи когти, то пряталисьтак сказывалось желание побыстрее увидеть ее.
Он точно знал, что она ярко-рыжая, с голубыми глазамитакими были ее родители, бабушки и дедушки, тети и дядивсе Огненные Фениксы. И она станет его сегодня же.
Оракул сказал, что чувствует грядущие перемены. Какиене сказал. Этот чертов дед в последнее время стал еще тупее, чем был. Зачем Огненные держали его при себенеизвестно, но Летидор был уверен, что этот сгорбленный длиннобородый старец еще предскажет ему главное событие в судьбе. Сегодня же он, император, станет единовластным правителем Аквистрона, обретет небывалое могущество, для чего всего-то нужно было жениться на последней из рода уничтоженных Фениксов.
Да, засмеялся он мысленно, это было непросто. Годами он ждал момента, когда сможет ударить. Онпоследний, кого бы заподозрили в предательстве, подобрыш, выкормленный императрицей собственной грудью. С каким наслаждением он воткнул в эту грудь коготь драконаединственное, чем можно убить Феникса, и смотрел, как кровавое пятно расплывается на небесно-голубом шелке ее платья. Он знал, что эта женщинапоследняя в роду, с наслаждением сообщил ей об этом и увидел, что она улыбается! Улыбается, гадина!
Император тряхнул длинными белыми волосами. Нет, он не омрачит этот день неприятными воспоминаниями! Мерзавка улыбалась, потому что знала, что ее дочь живастарая служанка спрятала малышку в свое одеяние и унесла, едва завидев отряд летящих белых птиц. Он уже после узнал об этом, спустя много лет, когда артефакт всемогущества, найденный в подвале разрушенного замка Огненных, распознал оракул. Засмеявшись своим скрипучим смехом, старик взял камень в руки, провел над ним сухонькой ладонью с сетью морщин и голубых вен, отчего тот замерцал красноватым светом.
Тебе не покорится он, заявил, глядя прямо в глаза своему верховному правителю этот наглый старик. Пока жива наследница Огненных Фениксов, он будет служить ей, а после ее смерти, если та случится, обратится в пыль.
Я сделаю ее своей! сжав кулаки, заявил Летидор и заиграл желваками, когда оракул засмеялся.
Только тот, кого она полюбит, сможет завладеть артефактом. И никак иначе.
Она полюбит меня! А если не сделает этого добровольно, я прикажу вырвать ей сердце и проткнуть его на ее глазах когтем дракона!
Это случилось всего несколько месяцев назад. С того самого времени Летидор искал наследницу. Он звал ее во снах, и слышал, как она откликается удивленно. Он пустил по всему свету ищеек, но пока безуспешно. Наконец, приказал собрать всех девиц возрастом до двадцати пяти лет и подходящей внешности в своем замке, чтобы проверить их. Сегодня тот день, который он ждал так долго.
Господин! низко склонился Орил, встретив его в темном коридоре перед выходом. Девушки готовы к осмотру.
Летидор мазнул взглядом по слуге и вышел на свет.
Вой десятков испуганных обнаженных девушек заставил его поморщиться. Они стояли, сбившись стаей, в дальнем углу двора, разного роста и телосложения, смуглые и светлые, блондинки и брюнетки, встречались и рыжие, кудрявые и с прямыми волосами, стройные и полные.
Усевшись в специально приготовленное кресло, Летидор скомандовал:
По одной!
Вой усилился, когда одну из девушек схватили за руку и поволокли против воли к императору.
Как зовут тебя? обратился он к ней, смерив взглядом и полные бедра с темным треугольником кудряшек, и высокую грудь с большими коричневыми ареолами вокруг сосков, и круглое лицо с россыпью веснушек.
Волосы ее были крепко стянуты узлом, впрочем, как и у остальных, оставляя открытыми маленькие ушки и длинную шею. Девушка прикрыла руками грудь и смотрела исподлобья, дрожа всем телом.
Милана! тихо сказала она в ответ.
Лет тебе сколько? продолжил император, вставая с кресла и обходя ее кругом.
Пятнадцать только минуло прошлой весной.
Не та! бросил Летидор стражнику, стоявшему рядом.
Тот махнул рукой другим закованным в броню людям, которые тотчас бросились к испуганной Милане, схватили ее и поволокли к незаметной двери в стене.
Остальные девушки сжались, когда взгляд императора мазнул по ним.
Следующая девица оказалась высокой и худой, с задорно торчавшими сосками, сжавшимися в горошины, упругими белыми ягодицами, длинными ногами, большими синими глазами, опушенными удивительно черными ресницами. Она глядела с вызовом, не закрываясь, стояла прямо и гордо перед ним.
Как зовут? бросил Летидор, не поднимаясь с кресла.
Артена! звонко отозвалась она и предвосхитила следующий вопрос: Двадцать лет.
Летидор сделал движение пальцем. Девушку увели. Взгляд императора обратился к остальным. Надо будет велеть оставить их здесь. Он слыхал, в далеком-далеком государстве, за высокими горами и огромной пустыней, есть страна, в которой император владеет тысячей наложниц, которые борются за его внимание и ублажают всеми известными способами. Белый Феникс собирался жить вечно, ни одна из этих девушек, если, конечно, среди них не окажется Анастаише, не проживет с ним столько, но несколько лет он сможет наслаждаться всеми. Некоторых можно будет дарить особо отличившимся подданным, кого-то вернуть обратно, тех, кто не подойдет вовсе.
День обещал быть длинным и насыщенным.
Приготовь Артену к вечеру в моих покоях, бросил он помощнику, застывшему рядом, а первую, Милану, отдай Зорану, он волен распоряжаться ею по своему усмотрению. Награду получат сегодня все
10
Дни бежали за днями, неспешно тянулись с рассвета до заката, будто бесконечная тягомотная резина. Солнце уже вставало поздно, к девяти часам, а заходило ранок восемнадцати. Хмурень сменился листопадом (сентябрь и октябрьприм.авт). По утрам на землю выпадала холодная роса, местами зеленая еще трава покрывалась инеем, а маленькие лужицы тонкой, будто хрустальной, корочкой льда. Листва с деревьев давно облетела, ветви стояли голые, с редкими желтыми флажками, еще не успевшими оторваться и улететь в общий разноцветный ковер.
Дед Лукьян все чаще и чаще оставался дома, кряхтя, затапливал печь с утра, ставил большой пузатый чайник на плиту и ждал, когда тот закипит, сидя у окошка и с доброй улыбкой глядя, как суетится по хозяйству Аише.
Нога ее зажила, хотя наступать еще было больновато, потому девушка береглась и старалась не выходить часто на улицу, но все домашние обязанности взяла на себяперетрясла матрасы и подушки, просушила их на улице в солнечные дни, перестирала тяжелые шерстяные покрывала, чтобы зимой в них не завелись насекомые, отмыла небольшую баньку, отскребла все доски добела смесью песка и мыльного корня, да в самом доме порядок навелапобелила печку, из цветных лоскутков, купленных дедом на ярмарке, сшила занавески и нарядную скатерть.
Дед оказался запасливымза годы одинокого жития скопилось у него всякого добра в двух сундукахи белье постельное, и одеяла, и подушки, будто для большой семьи купленные.
Жениться хотел, смутился он в ответ на немой вопрошающий взгляд Аише. Одному-то век коротать тяжко. Вот и накупил всего. А потом уж подумал, какая женщина за старика-то пойдет, кому это надобно. Вот добро и осталось лежать. Тебе сейчас пригодится. Ты доставай все, пользуйся. Там вон еще шуба есть, с обоза выпала, а я подобрал, да приберег, будто знал. Еще сапоги тебе справить надо к зиме, скоро уже снег навалит, здесь у нас рано он бывает. Заметет так, что неделями будем сидеть. Эх, зимы-то тут суровые! Ну да ничего, справимся! Зайцев в лесу полно, будем силки ставить, так и проживем. Дров вот запас я мало, боюсь, как бы не замерзли мы! Стар стал, тяжело. Надо бы хворосту подсобрать, пока не навалило. Ты на лыжах-то умеешь ходить? Как снег выпадет, будем учиться!
Девушка улыбалась, слушая его болтовню. Руки ее мелькали быстро-быстро: она вязала теплые носки, выводя петельку за петелькойнапряла пряжи из шерсти, купленной на ярмарке неделю назад.
Дед ходил туда сам, обернулся за три дня, все это время Аише одна хозяйничала в лесном домике.
Рысь выздоровела, лапа срослась, только теперь большая кошка слегка прихрамывала, однако, охотиться ей это не мешалопериодически притаскивала то белок, то зайцев, что в зубах легко перенести. Дед Лукьян говорил, что она, как в полную силу войдет, может и кабана убить, и лося и человека. Пока ж молодая еще была, копила силы, да восстанавливалась после падения.
К Аише Рыська быстро привыкла. Поначалу рычала, конечно, но девушка не сдавалась. Первого зайца скормила ей частями, нарезая на кусочки, а потом большая кошка и сама справлялась, зажимая передними лапами и разрывая тушки зубами. Вставать начала спустя пару дней, а ходить, наступая на лапу, через почти полтора месяца, до того берегла конечность, поджимая ее и долго вылизывая поверх наложенного лубка. Дичилась, конечно, поначалу, порыкивала, поднимала губу и шипелане без этого. Но Аише терпеливо ждала своего часа. Ее нога тоже зажила, почти и не беспокоила, раны на лице затянулись, превратившись в три уродливых полосы от виска к углу рта. Они расстраивали девушку, как она ни храбрилась перед дедом Лукьяном. Иногда, бывало, глянет на свое отражение в бочке с дождевой водой и ужаснетсяну кому такая страхолюдина нужна?! Наверное, это и к лучшему, император найдет свою потерянную девушку и успокоится, а Аише вернется к маме, да будет жить там, и замуж звать никто не насмелится больше.
Вздыхала, конечно, куда ж без этого.
Дед Лукьян с ярмарки мазь принес от шрамов, они стали мягче и цветом бледнее, но до конца все равно не прошли.
Наградила ты меня, Рыська, клеймо свое поставила, грустно шутила девушка, зарываясь пальцами в густую шерсть большой кошки.
Та урчала довольно и подставляла живот, поглядывая искоса, будто вслушиваясь в речь хозяйки.
Так и коротали время.
Снег выпал внезапнонакануне вечером еще было относительно тепло, безветренно, последние листья оторвались от веток и шуршали под ногами, а к утру обнаружилось, что дверь завалилоне открывается. Пришлось Аише брать лопату, вылезать через окно и откапывать дорожку к сараю и отхожему месту, да к бане.