На помощь мне пришла мама. Я сказала ей, что на работе устраивают ретро вечеринку, в честь дня рождения начальника, и мне по зарез нужен патефон. Мама стала обзванивать наших родственников, и, подняв всю родню на уши, мы нашли его. У моей тёти в подвале валялся старенький, но исправный проигрыватель.
Не патефон конечно, но вполне себе ретро вещица, с улыбкой сказала мама, а двоюродный брат любезно согласился привезти мне его домой.
Зачем тебе вдруг понадобилась эта рухлядь? запыхавшись, спросил он. Лифт периодически не работал, и ему пришлось нести моё сокровище на руках на четвертый этаж.
Буду слушать раритетные и очень ценные пластинки, ответила я ему.
Надеюсь, музыка того стоит, сказал брат, рассмеявшись.
Я предложила ему чай, но он отказался, и ушёл, оставив меня наедине с ценной коробкой. Я вытащила из неё старенький проигрыватель, протёрла его от пыли.
Весь остаток дня я хотела поскорее прослушать пластинку, но я отложила это на вечер. Мне нужно было закончить отчёт, который пришлось взять домой, чтобы успеть сдать его вовремя. Работу я очень запустила в последнее время, и этим домашним заданием нужно было себя реабилитировать.
Полдня я провозилась с цифрами, и только в девять вечера работа была сделана, и я, с чистой совестью могла погрузиться в прослушивание.
Я поставила перед собой розы, села на диван, сделала глоток чая, собираясь с мыслями. Потом опять встала и несколько раз прошлась по комнате. Я очень сильно волновалась, ладони мои вспотели, словно сейчас я увижу чтото очень важное, но я не знала, какого рода будет это важное.
Наконец я собралась духом и положила пластинку на проигрыватель. Она была очень старая. Бумага с названием исполнителя и композиции полностью содрана, на самой пластинке видны царапины и потёртости. Не было никакой уверенности, что музыка зазвучит, но она зазвучала.
Старая медленная и романтичная мелодия ещё довоенных лет, заполнила мою комнату, а потом я услышала голос женщины, она пела на немецком языке. Её тонкий и нежный голосок уводил меня за собой сквозь время в маленький полуразрушенный дом, где жила женщина с двумя, уже взрослыми детьми: юношей с синими глазами, и девушкой с аккуратно собранным пучком белых волос на голове.
Я смотрела на них, и внутри меня всё звенело от радости. Они танцевали под какуюто незнакомую мне немецкую песню. Такие разные, но такие красивые.
Марта сегодня была в длинном тёмнозелёном платье с белым гипюровым воротником, она казалась мне молоденькой девчонкой, ровесницей Евы. Ева тоже открылась мне совсем иной сегодня. Постоянная строгость и серьёзность слетела с её лица, уступая место кокетству и игривости. Они громко смеялись, подпевая нежному голосу из патефона, а потом, взявшись за руки, водили хороводы.
Я как зачарованная смотрела на них, не понимая, что же с ними происходит.
Почему они такие счастливые с самого утра, спросила я Гюнтера.
Праздник у них, ответил он, немного смущаясь, но в глазах у него искрились те же искорки радости, как у мамы и сестры.
Какой же? спросила я, мысленно прокручивая в голове, какой может быть праздник двадцать седьмого августа.
Варенька, сегодня день рождение Гюнтера, ответила мне Ева, Сегодня ему исполняется пятнадцать лет, она расплылась в счастливой улыбке и обняла брата за плечи.
Никогда я ещё не видела, чтобы люди так радовались дню рождения. Ну праздник и праздник. Самый обычный день. А за годы войны мы вообще могли забыть про свои именины.
Для нас день рождение всегда был особенным праздником. На один год ты становишься старше, на один год ты становишься мудрее, ещё один год ты рядом с нами, сказал Гюнтер и улыбнулся.
Марта убрала иглу патефона с уже доигравшей пластинки, и подошла ко мне.
Милая, сказала она, я знаю, как тебе сложно приходить к нам, но если вдруг у тебя получится Мы бы очень хотели, чтобы ты сегодня вечером пришла к нам.
Если ты не сможешь, то это совсем не страшно, добавил Гюнтер.
Я приду, с твёрдостью в голосе сказала я. И я понятия не имела, как это сделать, но для меня это стало в одну секунду самым важным.
Гюнтер улыбнулся, и я тоже, а Марта с Евой опять стали танцевать. Такие они были смешные, и мне было радостно от их улыбок и веселья.
Ушла я от них в полном смятении, но в тоже время в радостном предвкушении. Я не представляла, как же мне выбраться из дома вечером.
В нашей семье отец воспитывал нас очень строго. Моя старшая сестра Катя, будучи уже студенткой института, никогда не ходила с подружками вечером гулять, даже в кино. Ей было очень обидно, ведь она была уже взрослой девушкой, но с отцом бесполезно спорить.
«Пока живёте под моей крышей, будет всё по моим законам» говорил он.
В конце августа в восемь часов уже темнеет, и можно пройти в дом Марты незаметно, но под каким предлогом мне уйти из дома? И тут меня осенило: «Миша, ну конечно же. Миша».
Я побежала домой как ошпаренная, схватила велосипед и что было сил, стала крутить педали в направлении Кёнигсбергского собора.
Было раннее утро, но на пути мне уже встречались рабочие, двигающиеся в сторону строек, а также женщины с вёдрами и мешками, спешащие с самого утра на уборку картофеля. Я летела как стрела, прокручивая мысленно только одну фразу: «Пожалуйста, будь там. Пожалуйста, будь там».
И О чудо Миша был на том же самом месте, с удочкой в руках и папиросой в зубах.
Миша, Миша, ты должен мне помочь, пожалуйста, это очень важно, запыхавшись от быстрой езды тараторила я. Через пол часа я должная была уже быть в полях. Иначе отцовская немилость ляжет на мои плечи, в виде розги. Не хватало ещё, чтобы его дочь отлынивала от работы.
Миша смотрел на меня с выпученными глазами. Чем мог он помочь девчонке, которую видел здесь всего один раз.
Что случилосьто расскажи, спросил он.
Я не могу сейчас Это очень долго объяснять, а мне уже надо ехать. Вот здесь мой адрес, я протянула ему клочок газеты, с написанным карандашом адресом, приходи за мной сегодня, в восемь вечера. Сможешь? Скажи, что ты сможешь? умоляла я.
Хорошо, хорошо, я приду.
Я благодарно улыбнулась, и унеслась в сторону дома, уже на ходу прокричав ему: «Спасибо».
Глава 14
Весь день в поле, на уборке урожая картофеля, я думала, как всё это преподнести отцу. В голове один план сменял другой, но не один из них не казался мне удачным. Одно я знала точно, лучше солгать отцу про Мишу, чем сказать правду о Гюнтере.
Мам, наконец собравшись, сказала я, Я на днях познакомилась с одним парнем, его зовут Миша. Он живёт в самом центре, в Кнайпхофе.
Ох, Варя не говори лучше эти фашистских слов. Хорошо, что отец тебя не слышит, а то получила бы ты по губам.
Прости, мам, просто так назывался раньше центр.
Вот именноназывался, сказала мама сердито, ну познакомилась ты с кемто, и что с того?
Он очень хороший парень И В общем сегодня вечером он зовёт меня погулять, собравшись наконец, прямо сказала я.
Только этого нам ещё не хватало, мама отставила ведро с картошкой в сторону, и строго на меня посмотрела. Хочешь в подоле принести после таких прогулок? Нам себято прокормить сложно. Ещё один рот, совсем сейчас не к чему.
«И почему я решила начать разговор с мамы? Какбудто не знала, что она это скажет» пронеслось у меня в голове.
В этот момент к нам подошёл отец. Он вёз большую металлическую тележку, на которую грузил мешки с картофелем.
Это вы о чём? спросил он, и сурово посмотрел в мою сторону.
Даже не знаю, как сказать, замялась мама. Мы обе знали, каким был порой отец. После войны, он стал ещё более жестоким. Я могла получить от него розгами, а маме, после трёхсот граммов выпитого им самогона, доставалось иногда кулаком.
Говори как есть, какой ещё «лишний рот»? нервничая, спросил он.
Я Варю ругаю, да она уже всё поняла.
Зато я не понял, сказал отец строго.
Варя удумала на свидание вечером пойти, ответила мама, понимая, что рассказать теперь уже всё равно придётся, какой-то парень из центра пригласил её, а она уже и собралась. Только я ей сразу сказала, что отец будет против, и я тоже.
Парень, говоришь Что за парень такой? обратился отец ко мне, и на моё удивление он оживился.
Его зовут Миша, он из Смоленска приехал, живёт в центре города.
Так и хорошо Это очень хорошо Пусть сходит, чего не сходитьто. Хороший парень из Смоленска. Это же совсем другое дело, не к фрицам утрам бегать.
Отец воодушевился, и с задорной улыбкой начал лихо закидывать один за другим полные мешки в тележку. Мы с мамой стояли с широко открытыми ртами и смотрели на него.
Внутри я ликовала. Мой план начал срабатывать. Я даже не могла предположить, что отец так обрадуется. Ну конечно: его дочь нашла друга в лице советского работяги. Значит, всё наладится. Значит, дружба с проклятыми фрицами выйдет у неё, наконец, из головы.
Иди дочь, я разрешаю. Только сначала меня с ним познакомь, сказал отец.
Я улыбнулась и кивнула.
Олег, растерянно сказала мама, о чём ты говоришь? Девке всего тринадцать лет, какие ночные гулянья?
Уже через месяц ей исполнится четырнадцать. И я уверен, она даст отпор любому, кто чего лишнего себе позволит. Да, дочь?
Он засмеялся, а потом потрепал меня пыльной рукой по голове. Он был счастлив, и я тоже.
Глава 15
«Сегодня будет особый вечер. Сегодня я смогу с ним побыть подольше, а если получится, я даже смогу взять его за руку», думала я. Внутри у меня всё дрожало и ликовало одновременно. Мысленно я приближала этот вечер, и было так сладостно думать о нём.
У меня совсем не было никаких нарядов, выбирать было не из чего. Все платья были старые и множество раз перешитые, купленные задолго до войны. Потому, я не раздумывая, надела своё любимое белое платье в крупный красный горох.
Я думаю, оно будет тебе в пору, сказала мама, неожиданно появившись на пороге моей комнаты, в руках у неё было Катино платье. Это было очень красивое нежноголубое шёлковое платье, с изящной гипюровой вставкой на груди и маленькими перламутровыми пуговками. Талию подчёркивал тоненький белый поясок. А в дополнение образа, мама принесла Катины белые туфельки на небольшом каблуке.
Я с благодарностью взяла из маминых рук платье и сразу его надела. В нём я ощущала себя совсем другойвзрослее, увереннее и красивее.
Подумать только, кажется, ещё вчера Катюша была в этом платье на школьном выпускном, а сейчас оно уже тебе в пору, сказав это, мама заплакала, и вышла из комнаты.
Я тоже заплакала. Правильно ли я сейчас поступаю. Ведь своим поступком я предаю память сестры, ещё и в её любимом платье.
«Нет», услышала я откудато изнутри себя, «Не предаёшь. Гюнтер и его семья не виноваты в смерти твоих близких. Они тут не при чём».
Я встала и вытерла слёзы. Впервые я расплела свои длинные, до самого пояса косы, и волосы, красивой светлорусой волной легли на мои плечи. Часть волос я убрала заколкой назад, а часть оставила распущенными.
Ну ты это Не очень поздно, сказал ошеломлённый отец, когда я, немного смущаясь, вышла к нему на кухню. Он не ожидал, что его младшенькая Варька так быстро вырастет.
Кажется, я упустил тот момент, когда ты стала взрослой, только и сказал он.
Ровно в восемь вечера в дверь постучали. Это был Миша. Папа выровнял осанку, и деловито пригласил его в дом. Всем своим видом, и без лишних слов, он хотел дать понять парню, что открутит ему голову, если со мной чтото случится.
Миша всё время улыбался и кивал, и этой своей добродушной податливостью, с первой же минуты понравился и маме, и отцу. Я видела это, и ликовала ещё больше.
Отец расспрашивал его о войне, о том, где он воевал, что стало с его домом, и почему он решил сюда переехать. Миша охотно отвечал на все его вопросы, а когда выяснилось, что они оба любят рыбалку, мне показалось, что из дома мы никогда не выйдем, настолько воодушевленно они беседовали.
Наконец, наговорившись с моим новым другом, отец нас отпустил.
Мы с Мишей вышли из дома, и пошли вдоль улицы, мимо полуразрушенного дома Гюнтера. Было уже достаточно темно, и я могла бы незаметно зайти, но мне нужно было объясниться с Мишей.
Ты так странно пригласила меня на свидание, смущённо сказал парень.
Нет, Миша, ты не правильно понял. Это не свидание Это моя огромная просьба, которую ты согласился выполнить, и я очень благодарна тебе за это.
Но Я не понимаю.
Мишаты единственный человек, к кому я могла обратиться за помощью. И, несмотря на то, что мы видели друг друга всего один раз, я была уверена, что ты не откажешь мне, и поможешь.
Конечно я помогу Только в чём помочьто?
Выбраться мне сегодня вечером из дома.
Миша остановился, и с удивлением уставился на меня.
Понимаешь, спешно продолжила я, у меня есть друзья, и сегодня у них праздник. Они пригласили меня, но папе они Какбы не очень нравятся. Он не за что не отпустил бы меня к ним. А мне оченьочень надо пойти. И единственный выход для меняэто ты.
То есть твоему папе друзья какбы не нравятся, и он тебя не отпускает, а со мнойнезнакомцем, он легко отпускает тебя?
Ну вы же сегодня познакомились, выпалила я, совершенно не зная, что ещё сказать.
Так себе объяснение.
Да, я понимаю. Всё это очень странно для тебя, но я всё тебе объясню подробно, только позже, может даже завтра, а сейчас мне уже пора бежать.
Но я не могу так просто тебя отпустить в ночи. Твой отец спустит с меня шкуру, если с тобой чтото случится, встревожено сказал Миша.
Да ничего со мной не случится. Я буду совсем рядом с домом. Обещаю, сказала я, и с мольбой посмотрела на него, не оставляя ему никаких вариантов, кроме одногосогласиться со мной.
Хорошо, спустя минуту сказал он, но давай я тебя хотя бы провожу. Не нужно тебе в темноте ходить по этим улицам.
Нет, не нужно меня провожать. Я уже почти на месте, пять минут и я там.
Но темно же.
Я живу на этой улице уже три года, и знаю здесь каждый закуток.
Смирившись, он кивнул, а я, сама не зная почему, подошла и поцеловала его в щёку. Это была моя благодарность за его помощь.
Глава 16
Когда я вошла в дом Марты, я услышала музыку. Это была та же самая мелодия, что играла утром. В доме было очень тепло и уютно от приглушенного света старой лампы под абажуром, и запаха корицы.
Марта и Ева хлопотали на кухне. Ева о чёмто рассказывала дочери на немецком, и они обе заливисто смеялись. Гюнтер сидел у окна. На нём была синяя рубашка, подчёркивающая его большие сапфировые глаза.
Когда я зашла, он сразу меня увидел. Он не улыбнулся мне, как это было обычно, а просто молча смотрел на меня. Кажется, он не верил своим глазам.
Ты пришла, наконец сказал он, и глаза его засверкали. А я смущенно и нервно засмеялась.
Я же сказала, что приду.
Увидев меня, Марты и Ева очень обрадовались. Было такое ощущение, что они только меня и ждали с минуты на минуту. Словно зная наверняка, что я смогу прийти. Было уже довольно позднее время, а ложились они очень рано, но до сих пор они не садились за праздничный стол.
А праздничный стол был очень прост. Он состоял из ароматной шарлотки, сливового варенья, яблок, груш и чая, в очень красивых фарфоровых чашечках, из которых было страшно сделать глоток, настолько хрупкими они мне казались.
Варя, ты сегодня удивительно красивая, сказала мне Ева.
Она всегда красивая, поправил её Гюнтер, а я покраснела до самых кончиков ушей. Ева и Марта переглянулись и улыбнулись.
Гюнтер ничего не ел и не пил. Он не хотел, чтобы его при мне кормили, и я понимала, что это было оговорено им с родными заранее, потому что никто из женщин не предлагал ему ни питья, ни еды.
Я же есть совсем не могла. В горле у меня был огромный ком. Никогда ещё я не была от него так близко. Так близко, что когда я наклонялась к столу, наши плечи соприкасались. Мысли мои при этом путались. Я не могла ничего сказать. Хорошо, что Марта и Ева болтали без умолку. Они старались говорить на русском, но местами переходили на немецкий. Я почти не слушала их. Я была в своём мире, где был только юноша с большими синими глазами.
Почему ты ничего не ешь, тебе не вкусно? спросил он.
Что ты, всё очень аппетитно и вкусно, просто я не голодная. И я волнуюсь немного, ответила я, не поднимая на него глаз.