Аня, знакомый мужской голос останавливает меня.
Оборачиваюсь. Меня догоняет Игорь.
Аня, извините, говорит он, пытаясь отдышаться, Я даже не подошёл к вам поздороваться. Сами понимаете
Всё в порядке.
Вот и сейчас, пока всех по машинам рассадил, пока всё уладил, оборачиваюсь, а вас уже и нет. Хорошо успел вас догнать. Вы поедете с нами, на поминки?
Нет, не поеду.
Как скажете, говорит он, и замолкает ненадолго. Бабушка коечто передала для вас, но я не могу сейчас вам это отдать. Родные меня ждут. Могу я завтра вечером к вам заехать?
Да, конечно можете, отвечаю я.
Хорошо. Вы скиньте мне свой адрес в Вайбере, и я часиков в семь заеду. До свидания, говорит он и убегает.
Я стою на месте в растерянности. Что могла передать мне старуха? Ещё одну пластинку Или что? Даже после смерти она не переставала меня заинтриговывать.
Я неспешно продолжаю путь к выходу кладбища, и думаю уже об Игоре.
Игорьэто Гюнтер, только раза в два старше. Те же глаза, тот же голос, та же улыбка. И этот взглядсмелый и с вызовом. Тот, которым так восхищалась старуха, и который я видела сама.
Во время похорон я украдкой наблюдала за его семьёй. Семьяэто он, уже пожилые мама и отец. Было ещё человек пятнадцать, видимо дальних родственников.
У Игоря не было ни малейшего сходства с родителями. Но было очевидно, что его мама и была дочь Варвары Олеговны. Такие же глаза, небольшой нос, овал лица, и множественные морщинки вокруг глаз, такие, которые с возрастом появляются у очень весёлого человека. Стройная и невысокого роста, она выглядела довольно молодо, хотя ей должно было быть уже под семьдесят. Отец Игоря, напротив, был высоким и седовласым старичком.
Во время захоронения бабули, никто не плакал и не причитал. Глубокая тоска и боль повисла в воздухе, но никто не показывал её. Моя эмпатия была в этот момент совсем некстати. Я чувствовала их боль физически, всё тело ломило, а сердце сжималось от нестерпимой тоски. Хотелось поскорее убежать оттуда.
Во время траурной процедуры захоронения глаза Игоря были словно из стекла, он смотрел, не моргая в одну и ту же точкумогилу бабушки. Этот взгляд я уже видела у Гюнтера в тот вечер, когда к ним в дом приходил Варин отец.
После захоронения он положил на могилу гигантский букет белых роз. И продолжил безмолвно смотреть в одну и ту же точку, какбудто внутри себя он прокручивал какойто фильм. Фильм о ней.
Я не стала долго задерживаться, положила цветы и ушла. Мне не терпелось покинуть эту тягостную атмосферу, и просто немного прогуляться. Я и подумать не могла, что Игорь меня догонит с новостью о неожиданном наследстве.
Глава 24
Весь следующий день я ждала его. Было так странно видеть человека из своих видений в реальной жизни. И это был не просто человек, а мужчина, от которого там, в далёком Кёнигсберге у меня подкашивались ноги.
Приближались новогодние праздники, и что бы хоть както занять себя, и отвлечься от томительного ожидания, я взялась наряжать искусственную сосну. Эту пушистую хвойную красавицу, с длинными тёмнозелёными пластиковыми иглами, мне подарила мама на прошлый новый год. До этого у меня не было новогодней атрибутики, всегда было както не до праздничной мишуры.
Я достала из шкафа коробку с сосной, вытащила её и расправила веточки. Дерево оказалось не маленьким, и заняло довольно внушительный участок комнаты.
«Ну да ладно, праздник так праздник» подумала я, и достала имеющиеся немногочисленные ёлочные украшения. Ими оказалось с десяток золотых шаров и две пушистых мишуры синего цвета. Сочетание не очень, но всё же лучше, чем ничего. Не хватало ёлочных огоньков. За ними я и собралась идти, когда услышала звонок в дверь. Подумать только, я так увлеклась, что не заметила, как пролетело время.
Я открыла дверь. На пороге стоял Игорь с большим тёмнозелёным горшком цветущих белых роз. Тех самых.
Фух А лифт у вас давно не работает? запыхавшись спросил он.
Я молчала, еле сдерживаясь от смеха. Эта картина показалась мне очень смешной. Варя постоянно носила цветы Гюнтеру, а Игорь притащил мне целый куст этих же цветов, да ещё и в горшке.
В концеконцов, я не могла больше сдерживаться и засмеялась. Он рассмеялся тоже. Минуту мы просто хохотали.
Чего смеёмся Не понятно, отходя от смеха сказал он, куда поставить эту красоту?
Ставьте вот здесь, показала я место в прихожей, а потом предложила ему пройти на кухню, где красовалась моя «недоделанная» новогодняя сосна.
Ой, да у вас уже праздник, сказал он с улыбкой, увидев дерево.
Почти Пару штрихов и она готова.
Красивая, вежливо соврал он.
Я налила ему чай, и мы сели друг напротив друга. В один миг, мне на секунду показалось, что я опять в доме Марты, а напротив меня сидит Гюнтер, только он не скован страшным недугом, говорит чуть иначе и много жестикулирует.
Я думаю, вы догадались, что цветочки вам передала моя бабушка, сказал он, такое вот для вас интересное наследство. Она ещё в сентябре их посадила в горшок и ухаживала, а в день её смерти они зацвели, он замолчал, и опустил глаза на кружку, которую держал обеими руками, согревая пальцы.
Она взяла с меня слово, что после смерти эти цветы я доставлю вам, оставила бумажку с вашим номером телефона, продолжил он, и я не имею понятия, для чего ей было так это важно. Она вообще обожала свои розы, и именно этибелые. Носилась с ними вечно как курица с яйцом. Сколько её помню, всегда в своём цветочнике, он снова ненадолго замолчал, а потом посмотрел на меня и добавил, я думаю, вы чтото значили для неё, раз именно вам она передала их.
Она тоже для меня много значила, с грустью сказала я.
Она в последние месяцы постоянно упоминала о вас, но толком ничего не объясняла, да я и не расспрашивал. Вечно был в делах и заботах Вообще, сколько я помню, у неё никогда не было подруг, никто не приходил к ней в гости. Несмотря на то, что она была очень дружелюбной и весёлой, она сторонилась близких знакомств. Откуда вы её знаете?
Мы познакомились несколько месяцев назад. Я покупала у неё розы, а потом мы разговорились. Она много рассказывала мне о послевоенном Калининграде, о первых переселенцах. Мне это очень интересно.
Она рассказывала вам о своей жизни после переселения в область? с удивлением спросил он.
Да, а что вас так удивляет?
Просто она об этом никому не говорила, хоть пытай её. Никогда. С детства я увлекаюсь изучением истории нашей области. Одно время даже с ребятами раскопками занимались. Находили немецкие монетки, старые чашки, всякие мелочи. И очень хотелось узнать от очевидцев, как оно было тогда. Со многими бабушками моих друзей переговорил. Вспоминать те годы всем тяжело, но они с охотой рассказывали. К ней же было бесполезно подходить с такими вопросами. Закрывалась, словно в кокон, и слова из неё не вытащишь.
Да, это она умела, с улыбкой сказала я.
А вы, оказывается, хорошо её знали, хоть и были совсем немного знакомы.
Даже больше, чем вы думаете. Она очень много мне рассказывала.
Но почему вам?
Она хотела, чтобы я написала книгу о ней. Точнее одну историю, небольшой фрагмент её жизни.
Правда? Вы писатель? удивился он снова.
Я замялась на минуту, не зная, что ответить, а потом решительно сказала:
Да, я писатель.
И вы напишете о ней?
Обязательно напишу.
Он улыбнулся мне той самой улыбкой, от которой у Вари замирало сердце. Замирало оно сейчас и у меня.
Мне пора, сказал он, допивая чай, спасибо, что вы пришли вчера на похороны.
Я не могла иначе.
Я подала ему куртку, он быстро оделся, но уже на самом пороге остановился.
Ах да Чуть не забыл, сказал он и вытащил из внутреннего кармана куртки толстый конверт формата А5, что внутри мне не известно, оно было запечатано.
Я взяла увесистое письмо, на котором крупным и красивым подчерком было написано: «Для Ани».
«Вот они, мои ответы» подумала я.
Глава 25
«Моя милая, пришло время закончить эту историю. Как я уже несколько раз говорила, чтото ты должна была увидеть и прожить сама, но есть моменты слишком личные, в которые я тебя допустить не могла. Потому я всё расскажу тебе сама.
Той ночью, после произошедшего в доме Марты, я всё же вернулась домой. И мне совсем не было страшно, хоть я и не представляла, что ждёт меня там.
Когда я зашла, отец пил водку на кухне. Он ничего не сказал мне. На моё удивление он и матери ничего не рассказал. С того вечера он перестал меня замечать, словно меня и не существовало вовсе. Так было до самого рождения дочери, его внучки, но Всё по порядку.
Гюнтер был твёрд в намерении уехать в Германию. Он был убеждён, что так будет лучше для всех, особенно для меня. И никакие доводы и мольбы Марты, или мои на него не действовали.
За нами всё равно придут рано или поздно. Нет смысла откладывать неизбежное, говорил он.
Марта и Ева смирились с его решением. Я нет, но выхода у меня не было.
К поездке они были в общемто готовы. Финансовый вопрос их не смущал. Дорогу им полностью оплачивали, и у Марты, как не странно, имелись небольшие сбережения, на которые они могли спокойно и без хлопот прожить некоторое время. Кроме того, у них были родственники в Мюнхене. К нимто они и собирались, надеясь, что те выжили после войны.
Гюнтер очень торопил с отъездом, и уже на следующий вечер, когда я забежала к ним на несколько минут, я наткнулась на узелки с вещами и огромный старый чемодан.
Когда вы уезжаете? с дрожью в голосе спросила я.
Гюнтер молчал и не смотрел на меня.
Послезавтра утром, ответила Марта.
Так значит остался всего один день, сказала я, и слёзы предательски полились из моих глаз.
Марта подошла ко мне и обняла. Удивительно, что даже родная мама не относилась ко мне с такой любовью и нежностью, как она.
Поговори с ним, сказала она, уводя за собой Еву, копошащуюся среди столовой посуды.
Мы остались вдвоём. Я не знала, что сказать ему, в голове были лишь злые слова: «Ты меня оставляешь Ты сдался Струсил».
Придёшь к нам завтра? спросил он, и наконец, поднял на меня свои сапфировые глаза.
Приду.
Я плакала и тихо ненавидела его за это решение. Ведь им можно было остаться ещё на какоето время. Ещё на месяц, а может и на два, или даже полгода. Целых полгода мы могли бы быть вместе. О них ведь могли и вовсе забыть.
Прости меня, Варя, произнёс он еле слышно.
Я больше не могла на него смотреть, и просто убежала. Я бежала со всех ног, мимо прохожих, мимо старых домов, мимо груды разбитых зданий. Я бежала, и слёзы лились нескончаемым потоком. Через аллею я прибежала в парк. Было уже темно, и здесь не было освещения. Я убежала в самую глубину парка, в самую темноту. А потом я остановилась у старого дуба и обняла его. Так я простояла некоторое время, пока слёзы не прекратили течь, потом я вернулась домой.
Утром я проснулась с ощущением глубокой пустоты внутри. Он ещё был здесь, совсем рядом, через два дома от меня, но казалось, что его уже не было.
Что мне оставалось делать? Убеждать его было бессмысленно. И тогда я решила, что это время будет только нашим, и, возможно, он передумает. Возможно, они не уедут. Каким же я тогда была ещё ребёнком.
С самого утра я решительно заявила отцу и матери, что вечером уйду, вернусь поздно. Маме было всё равно, она уже привыкла, что вечера я провожу с Мишей, а отец сделал вид, что не слышит моих слов. До него уже дошли слухи, что семья ненавистных ему фрицев завтра уезжает.
Добросовестно отработав весь день в полях, вечером я снова надела голубое нарядное платье и пошла к Гюнтеру.
Их сборы были уже закончены. Вещей было немного. В основном это была одежда, личные вещи, немного книг и тот самый фарфоровый сервиз Марты, оставшийся ей от бабушки.
Варя, мы не можем взять с собой Гренку, сказала Марта, она хорошо ловит мышей, и сможет сама прокормиться, но ты, пожалуйста, приходи к ней иногда. Ей очень нужна ласка.
Гренка, не о чём не подозревая, спокойно спала на коленях у Гюнтера.
Я заберу её, с уверенностью сказала я.
Только бы у тебя изза неё не было проблем, взволнованным голосом произнесла Марта.
Не будет, всё в порядке.
И вот ещё Это для тебя, она протянула мне пару новых шёлковых чулок и пластинку, эта музыка будет напоминать тебе о нас.
После этих слов она заплакала и обняла меня.
В тот вечер мы сидели очень долго. Смеялись и рассказывали истории из жизни, той жизнидо войны. Марта вспоминала смешные случаи из детства Гюнтера и Евы. Было опять уютно и тепло. Никто не думал про завтра, и что оно вообще когданибудь настанет.
Было уже далеко за полночь, когда мы попрощались, и я ушла, но ненадолго
Конечно же, я не могла уйти просто так от человека, которого безумно любила. Просто уйти в ночи, с чулками и пластинкой в руках.
Я зашла в дом, там было тихо, все уже давно спали. Я прошла в свою комнату, положила подарки на комод и села на кровать. Внутри меня всё горело от решимости, но в тоже время мне было очень страшно.
Я понимала, что это единственный шанс заставить его передумать, иначе завтра он навсегда уедет.
Я подошла к зеркалу и распустила волосы, глаза мои горели какимто внутренним огнём. И, не мешкая больше ни минуты, я вернулась. Робко постучала в их входную дверь, увидела, как загорелся свет, и через минуту услышала встревоженный голос Марты:
Кто там?
Марта, это Варя Я бы хотела
Не дожидаясь моих объяснений, она открыла дверь и впустила меня.
Он уже в пастели, но, думаю, ещё не спит.
Я не сказала ей ни слова, и тихо прошла в комнату Гюнтера. Он лежал на спине с открытыми глазами. Свет полной луны заливал пастель, и было видно его беспокойный взгляд.
Варя? с удивлением спросил он.
Я не могла уйти навсегда, не поцеловав тебя, тихо произнесла я.
А потом я села на край кровати и склонилась над ним. Я стала целовать его глаза, лоб, щёки, шею, губы. Нас снова накрыло этим сладостным туманом, и остановиться было невозможно.
Я ушла на рассвете. Мы не плакали и не клялись друг другу в вечной любви, не давали обещаний. Мы просто любили, и слова были не к чему.
Весь следующий день я была в парящем, неземном состоянии. Мне не верилось, что это произошло. Я любила его ещё сильнее, и я была уверена, что после этой ночи он не сможет меня оставить.
«Нет, никуда он не уедет. Не сможет» думала я, пребывая в своих грёзах.
Мне вдруг пришла мысль, что мы могли бы пожениться, и это был бы для него шанс остаться, ведь были случаи, когда русские женились на немках, и семья оставалась здесь. Я была просто счастлива от этой мысли.
Работала я в тот день очень плохо, от чего несколько раз получила подзатыльники от мамы.
И чего ты всё время улыбаешься? с подозрением спросила она, работай лучше.
Я бралась за работу, но всё вываливалось из моих рук. Мысленно я приближала вечер. Думала, что будет, когда я войду и увижу его. Краска тут же вспыхивала на моём лице. Я не могла понять, откуда вчера у меня было столько смелости.
Иди уже домой, наконец, сказала мама, от тебя всё равно сегодня никакого толку.
Я с радостью побежала домой. Точнее не домой, а мимо своего дома я прямиком понеслась к Гюнтеру. Сейчас я совсем не боялась, что меня увидят у них. Ждать до вечера было не возможно, настолько сильным было моё желание увидеть его, и поделиться своими мыслями.
Входная дверь была открыта. Когда я зашла в дом, на пороге меня встретила мурчащая Гренка. В доме царила тишина и пустота. Я прошла в ту самую комнату, где этой ночью я любила и целовала его. Та же идеальная чистота, как и всегда. Аккуратно заправленная пастель Старый деревянный комод Патефон Ваза с белыми розами.
Я села на пол, опустила голову к коленям, обхватила её руками и завыла. Они уехали.
Они уехали, а я осталась и училась жить без них, без него. Первое время было совсем тяжело, всё напоминало о нём. А через два месяца я узнала, что жду ребёнка. Тогда уж мне совсем стало не до душевных терзаний. Моя былая смелость рассыпалась в прах. Сказать отцу такое, я точно не могла. Думаю, он бы просто выгнал меня из дома, или же отправил избавиться от ребёнка нациста, а потом, возможно пустил бы обратно. Я не знала, как быть, и тряслась как осиновый листик.
Ничего не оставалось делать, и я снова пошла к нему. Кто же ещё мог простить и помочь, конечно, только тот, кто бескорыстно и искренне тебя любит.
Я пришла к нему ранним утром, на восходе солнца, на то же самое место, где мы с ним познакомились. Тогда была удивительно солнечная и тёплая осень. Вся набережная реки была усыпана золотой листвой. Такой красивый был день. Я помню его, словно он был вчера.