Писать бы мог, усмехнулся он. Да только кто меня будет печатать?
Он поднялся и сел. Попробуй объяснить, что тебя печатают лишь пока ты в обойме! Мельтешишь, тусуешься в редакциях и издательствах, знакомишься с нужными людьми, стоящими у кормушки то есть сидящими в редакторских кабинетах, пьешь с ними, поддерживая видимость приятельских отношений, а потом мучаешься желудком, и все это для того, чтобы увидеть очередной рассказ в книге или журнале.
Некоторое время она молча смотрела на него изпод опущенных век с неизменной улыбкой на лице, а потом вдруг задала вопрос, который поставил его в тупик.
А зачем тебе печататься?
Как зачем? опешил он. Я же писатель. Таким, вот, образом зарабатываю себе на жизнь. Ну, и потом мне очень нравиться это дело. Творческий процесс, я имею в виду.
Если ты не ищешь славы, и тебе просто нравится писать, это ты вполне можешь делать и здесь, заметила она. А деньги буду зарабатывать я.
На эти слова у него не нашлось ответа. Марина поднялась, пошла, потом побежала к морю, и, с размаху бросившись в воду, поплылавсе дальше и дальше от него. Плавала она прекрасно. А он сидел, растерянный, и не знал, что ему делать.
Возвращаться домой или действительно остаться здесь?
6
Утром, когда он вышел на кухню, Арина уже сидела за столом. Перед ней стояла нетронутая чашка кофе, и лежали, как обвинительный приговор, помятые листы бумагираспечатка его рассказа.
Они не разговаривали целую вечностьс того самого момента, как он вернулся. Наверное, все это время она думала о том, как подло, жестоко обошелся с ней, исчезнувший на целую неделю муж. Он сделал попытку объясниться, но она и слушать ничего не желала. Впрочем, он бы и сам не поверил, расскажи ему кто подобную историю. А, тем не менее, тем не менее, все это чистая правда! Да, он виноват, виноват. Нехороший он, что тут поделаешь. Но она сама часто повторяет, что надо принимать человека таким, как он есть. Почему же не принять и его, Некатаева, таким, как он есть, со всеми его достоинствами и слабостями?
Хорошо, что хоть, наконецто, согласилась прочитать его рассказ. Ее мнение очень важно. У нее тонкий, безупречный вкус прирожденного критика. Если Арина одобрит рассказ, значит, рассказ и в самом деле получился. И тогда
Прости. Я не хотел. Сам не знаю, как я там оказался, вырвалось у него. И испуганно прикусил язык, поскольку ее глаза снова засверкалито ли от слез, то ли от гнева.
Не знаешь, как это случилось?!
Он умоляюще сложил руки.
Клянусь, я Я, правда, не знаю! Все произошло само собой! Я все время думал о рассказея просто должен, должен был как-то дописать этот чертов рассказ! Он меня просто вымотал.
Кажется, Арина начала прислушиваться к тому, что он говорил.
Значит, ты действительно был у нее все эти дни? спросила она ровным, учительским, голосом, глядя в сторону. И ты спокойно жил там все эти дни и наслаждался отдыхом, пока я носилась по городу, обзванивала милицию, больницы, морги?
Он виновато вздохнул. Добавить было нечеговсе его грехи были подробно изложены на бумаге. Его покорное молчание вызвало новый приступ ярости у Арины, она закричала, швыряя листы на пол:
Так зачем ты вернулся? Какого черта?! Оставался бы там навсегда!
Некатаев втянул голову в плечи.
Я не мог Я без тебя не могу.
Она замерла на полуслове, словно дар речи потеряла от изумления.
И он замолчал, не в силах объяснить свои чувства. Ну как, в самом деле, объяснить, что его место здесь? После того, что произошло, язык не поворачивался сказать, что он ее любит, а ведь это было сущей правдой! Это правда! И он всегда любил Арину. На нее, как ни на кого, можно было положиться. Поженились еще зелеными студентами, и все эти годы она всегда помогала ему, всегда поддерживала. Конечно, она была жестким критиком, но, в конце концов, это всегда шло на пользу дела. А сколько идей, сколько ценных мыслей подала она ему! И в редакциях ее знали, с ней даже Спицын считался. Как-никак, кандидат филологических наук. Она и докторскую напишет. Характер, конечно, не сахар. Но не ее вина, что жизнь в большом городе настолько трудна, что женщина поневоле делается стервознойиначе просто не выжить. Чего стоят эти полтора часа на работу и обратно в общественном транспорте! Он, он виноват перед нейне смог дать ей большего. Но он будет стараться, будет писать, будет печататься, издаст книгу. Может быть, даже роман когда-нибудь напишет, яркий, энергичный, современный, и тогда
Ведь рассказ получился? осторожно спросил он, тыча пальцем в листки.
Ну, Некатаев, ты непробиваем, жена покачала головой, как-то растерянно оглянулась, затянула потуже пояс халата и вышла из кухни, так и не выпив ни глотка кофе.
Надо бы пойти за ней, еще раз попытаться все объяснить. Но
Нос другой стороны, просто невыносима мысль потерять Марину! Такая наивная, замечательная, такая красивая. Когда он увидел ее там, на пляже, в приморской глуши Вот именно, в глуши.
Нет, нет и нет! жить вдали от цивилизации? Он зажмурился и потряс головой. Такое даже представить невозможно. Его место здесьне в полупустом доме у моря, а, как ни странно, здесь, в этой маленькой тесной городской квартирке. Конечно, очень достает этот вездесущий шум машин, которые, начиная с раннего утра, нескончаемым потоком несутся мимо окон. Этот шум просто ужасен, он его добивает. Там, на берегу моря тоже шум, но шум прибояон лечит А какой там воздух! Дышится легко и, действительно, хорошо думается. А здесь здесь его печатают. Здесь Арина, которая доводит его каждую вещь до конца. Советует ввести какието мелкие детали, иначе расставить акценты, все это безделицы, но как много они значат для того, чтобы рассказ предстал в самом выигрышном свете.
Некатаев чуть не застоналсердце его просто разрывалось между «там» и «здесь». Между Ариной и Мариной.
Он долго сидел на кухне, понуро опустив голову. Лишь пронзительный телефонный звонок заставил подняться со стула и пройти в комнату. Арины там не было. Не было ее и в спальне. Странно, что он не слышал, как она ушла. И куда она могла уйти? Воскресенье же. Встревоженному Некатаеву оставалось только надеяться, что не к теще. Он поежилсяне дай Бог, вместе вернутся. Анна Никодимовна очень умело проводила профилактические беседы. Не зря всю жизнь директором школы проработала. Страшная женщина
Наконец-то застал тебя, загудел в трубке голос Спицына. Куда запропал? Как рассказ? Продвигается? Готов?! Ну, так неси! Жду! Если хочешь увидеть его в следующем номере, он должен лежать на моем столе не позднее понедельника.
Вот, черт! Зачем он сказал Спицыну, что рассказ готов? От неожиданности, наверное. Cудя по реакции жены, а он привык доверять Арине, совсем даже не готов. Как теперь он будет выкручиваться, выходить из неловкого положения, скажите на милость? А главное, денег жалко, которые он мысленно уже положил себе в карман. Но кто сказал, что он их не получит? Нельзя сдаваться раньше времени. А времяНекатаев посмотрел на висевшие на стене часы, время еще есть, да, есть еще время. Просто надо взять себя в руки и закончить начатое. Даже через не могу. Надо, значит надо. Главное, забыть об отнимающих силы семейных дрязгах. Но как тут забудешь?
Некатаев уныло побрел к столу и включил компьютер. Некоторое время сидел, не шевелясь, тупо уставившись на экран монитора, ожидая пока появится текст. Потом, морща лоб, начал читать и перечитывать написанное. Как бы там ни было, начало есть и, вроде бы неплохое, но вот чем все это можно завершить? Оторвавшись от экрана, он взглянул на висевший сбоку от него морской пейзажрепродукцию какой-то известной картины какого-то известного художника. Хороший пейзаж, успокаивающий.
Через несколько минут выражение его лица внезапно стало меняться. А что если Уголки губ начали медленно подниматься, в глазах появился какойто, несвойственный ему ранее, хищный блеск. Медленно, одним пальцем, он осторожно выстучал большими буквами: ИРИНА. Ирина, повторил, пробуя имя на слух. Ира, Иришка да, пожалуй, пойдет, красивое имя.
Через минуту уже обе его руки быстро порхали над клавиатурой, словно руки музыкантавиртуоза над клавишами рояля.
«Ирина подобрала свои длинные густые волосы и сколола их шпильками. Сбросив шелковый японский халат на скамейку, осторожно попробовала ногой воду. Зябко передернула плечами. Постояла, словно раздумывая, стоит ли купаться, а потом вдруг, вытянув вперед руки, бросилась с размаху в голубую воду бассейна.
Послышался стук каблучков по каменной дорожкеэто горничная несла на подносе ананасовый сок, который Ирина всегда пила перед завтраком».
ВРЕМЯ ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ
Некоторое время женщина смотрела на белорозовый цвет стен. Раньше эти стены были серыми. И новая вывеска. Ресторан с чудесным названием «Южный вечер» внезапно превратился в какую-то «Пиццерию».
А хороший был ресторан, подумала она, открывая тяжелую дверь, такой по-домашнему уютный, с несколькими залами. Если ей не изменяет память, их было пять. Три больших и два маленьких, один из которых, всего на четыре столика, ей особенно нравился. В том маленьком зале не было окон и оттого там всегда царил полумрак и было тихомягкие ковры и тяжелые портьеры поглощали резкие звуки.
Миновав вестибюль, Людмила Павловна открыла ещё одну дверь и замерла у входа, оглушенная громкой музыкой. Она не увидела знакомой обстановки. Перед нею была обычная забегаловка. Перегородки исчезли, теперь здесь был лишь один большой зал, в глубине которого образовалась стойка, а остальное пространство было тесно уставлено маленькими узкими столиками. Полно народу, дым коромыслом. Курортный сезон и время обеда. Но хуже всего была эта музыка, бесцеремонно вбивающая в мозги какие-то вульгарные слова. И в этой дикой, неприятной атмосфере люди торопливо ели какие-то новые, незнакомые ей блюда. Всё, всё сейчас здесь было по-другому.
Женщина нерешительно прошла вперёд и оказалась перед аркой. Где же был тот маленький зал? Не этот ли, отделенный от общего пространства, аппендикс за аркой? Трудно определить, ни стен, ни ковров, ни занавесей, расшитых причудливым восточным узором, не осталось и в помине. Она неуверенно присела за свободный столик. Быстро промелькнувший официант бросил на стол картонкуменю. Да, пожалуй, она не ошибласьименно здесь и был тот уютный зальчик, где они так часто обедали в далекие студенческие времена, заказывая обычно роскошный украинский борщ с пампушками и c чесночной подливкой, котлеты по-киевски и кофе. Такой обед стоил недорого и был удивительно вкусным. Впрочем, в юности, наверное, всё вкусно, всё сочно и живо, не то, что сейчас. Сколько лет она уже не пьет кофе?
Разбитной парень возник вновьна этот раз с карандашом и блокнотом.
Что будем заказывать?
Двести грамм водки, произнесла она слегка дрогнувшим голосом.
Удивлённый взгляд.
Что-нибудь ещё?
Пока ничего.
Она даже не посмотрела в меню.
Карандаш в руке парня сделал закорючку и замер.
Водка подействовала почти мгновенно. Людмила Павловна прикрыла глаза, словно прислушиваясь к реакции организма. Тепло. Тепло. Еще теплее. Сколько нужно выпить за один раз, чтобы дойти наикратчайшим путем до нужной кондиции?
Открыв глаза, она поймала быстрый озабоченнолюбопытный взгляд молодого официанта. Наверное, думает, что она алкоголичка. Что сейчас напьётся и начнет дебоширить. Или уйдет, не расплатившись. Можно о ней и такое подуматьодета она неважно. Но ведь сейчас все так одеваются. Это раньше в ресторан полагалось идти нарядной, в красивом платье и в туфлях на каблуке. Не бойся, дорогой. Старая дама здесь совсем не за тем. Она улыбнулась ему и подняла руку.
Не могли бы вы принести еще двести?
Ну и вид у него! Что, не каждый день замшелые тётки пьют, не закусывая? Ладно, ладно, не будем пугать мальчика.
У вас есть борщ с пампушками? Или котлеты по-киевски?
Официант поднял бровиона, что, издевается?
Это пиццерия, здесь таких блюд не бывает, ответил, тем не менее, довольно любезно.
А какие бывают? Водка сделала ее смелее.
В основном, пицца. Салаты. Кондитерские изделия. Да вы посмотрите меню.
Я не знаю, что кроется за этими названиями. Ладно, несите вашу пиццу.
Какую именно? С сыром, маслинами и ветчиной, с грибами или
На ваш выбор. Но сначала принесите ещё водки.
После второй рюмки второго захода всё вокруг закачалось, углы помещения начали двоиться, стол разъехался в стороны, тарелки, ножи и вилки всё увеличивались и увеличивались, на глазах обретая новую форму, лица вокруг тоже стали странным образом меняться. В ушах зашумел морской прибой. Она закрыла глаза и почувствовала, что и тело её становится чужим, утрачивает вес, превращается в жидкую субстанцию, еще чутьчуть и ухнет, прольётся вниз, растечётся лужей по грязному полу. Но через мгновение шум в ушах исчез, как исчезла и давно мучившая её одышка. Она медленно открыла глаза.
Подействовало.
Мальвина в старости, Мила кивнула в сторону сидящей за соседним столиком женщины, седые волосы которой были подкрашены синькой.
Та, казалось, услышала её слова и с улыбкой кивнула как старой знакомой.
Странно, она себя так ведет, как будто меня знает.
Валентина оглянулась.
Помоему, бабуля водку пьет. В таком состоянии для неё весь мирродня. Посмотрела на часы. Долго мы еще будем твоего Байрона ждать? Я есть хочу.
Да вот он! Уже идет.
Мила приветственно махнула рукой возникшему в дверном проеме Борису.
Чего это вы сюда забрались? Надо было сесть в большом зале, там светлее.
А здесь интимнее, пококетничала Валентина.
Вы уже сделали заказ?
Нет, конечно, ждем тебя.
«Просто Байрон», как-то в насмешку обозвал его преподаватель зарубежной литературы. К нему и приклеилось«Просто Байрон». Он и правда, внешне слегка походил на Байрона. И стихи писал. Некоторые девушки, особенно с первого курса, как только узнавали о его прозвище, специально бегали в библиотеку посмотреть на висевший там портрет. Борис презрительно пожимал плечами, хотя, разумеется, такое внимание не могло не льстить. Многие, тайно и явно, вздыхали по его роскошным кудрям. Но он выбрал Милу. Несмотря на то, что она не блистала красотой, как, например, Валентина. Не училась на отлично, как Лизавета. Несмотря на её страшную близорукость и «волнительные» ноги. Правда, выбрал он её не сразу. До встречи у Кольки на дне рождения вообще не замечал. C Колькой Мила училась в одном классе, потом вместе поступали в один и тот же универ, только он пошёл учиться на биофак.
Да, именно у Кольки на дне рождения «Просто Байрон» впервые и обратил на неё внимание.
Купив несколько гвоздик и одеколон в красивой коробке, она села на автобус. Колька снимал квартиру на какихто выселках, она запуталась в остановках, доехала до конечной и ей пришлось еще довольно долго идти пешком, разыскивая нужный дом. Когда, поплутав по переулкам, она его, наконецто, нашла, вечеринка была в разгаре. Дверь открыл именинник, облобызал, принял подарок и провёл в комнату. Народу было много, но всё незнакомые лица, с Колькиного факультета. Рычал магнитофон, галдели девчонки. Колька старался вовсю, бегал, что-то носил и уносил. Мила ринулась было ему на помощь, но он выпроводил её из кухни, сказав, что она может испортить новое платье. Платье было дорогое, ей самой не хотелось возиться в нём с кастрюлями, но ещё хуже было находиться среди незнакомых людей и делать вид, что тебе страшно весело. Не оченьто она умела притворяться. Обречённо вздохнув, присела на краешек дивана. Кто-то бесцеремонно плюхнулся рядом. Оглянувшись, она увидела Байрона. Этотто откуда взялся? Она сторонилась таких красавчиков, стеснялась, и за всё время совместной учебы они и парой слов, наверное, с Борькой не перекинулись. Он тоже узнал её.
А ты здесь как?
Она объяснила.
А я с Машкой, он кивнул в сторону танцующей девушки.
И, продолжая её разглядывать, добавил:
Красивое платье.
Миле не нравилось, что её осматривают как какой-нибудь манекен в магазине, хотелось встать и уйти. Но она сделала усилие, улыбнулась и ответила, стараясь, чтобы голос звучал как можно непринужденнее:
Мама привезла из Франции.
Он поднял брови.
Из Франции? Что она там делала?
Ездила на выставку вин.
На выставкучего?
От его глуповатоошарашенного вида её скованность мигом пропала.
Она винодел, объяснила, улыбаясь. Ездила с делегацией представлять наши вина во Франции.
Вот это да! Воскликнул Борис и скорчил забавную гримасу. Повезло же, тебе! Можешь пить, сколько влезет!
Да я не пью, засмеялась она.