Позже он будет использовать эти слова, чтобы описать боль, но ни одно из них не сможет в полной мере передать то состояние. Всё, что произошло, всё, что он чувствовал, просто не поддаётся описанию.
Были и другие источники мучений, которые приходилось терпеть на протяжении всего времени, что он провёл в постели, в плену своей метки, не осознавая, что происходит вокруг. Галлюцинации. Он видел демонов, смеющихся и мучающих его. Но ещё хуже: он видел лица тех, кого любил, и слышал, как они говорят ему, что он недостойный и что лучше бы он умер. Он видел обугленные, бесплодные равнины, стену огня и адское измерение, ждущее его, если он позволит себе сдаться. И, несмотря на все эти пытки, непонятно как, но он всё ещё держался.
Он утратил всякое восприятие и себя, и окружающего мира. Он не помнил ни слов, ни своего имени. Но он всё ещё был жив. И наконец, месяц спустя, боль утихла. Галлюцинации исчезли. Роберт очнулся.
Когда он пришёл в себя настолько, что смог воспринимать действительность, то узнал, что был в полубессознательном состоянии несколько недель, и двое Безмолвных братьев делали все возможное, чтобы сохранить ему жизнь. За всё то время вокруг него развернулась настоящая битва: члены Конклава конфликтовали с его родителями по поводу методов лечения. Родители рассказали ему, как все настаивали, что его нужно лишить метки, а Безмолвные братья постоянно предупреждали, что это единственный способ, который может гарантировать, что он выживет и избавится от дальнейшей боли. Он должен будет жизнь как примитивный: такова была политика Конклава в отношении тех, кто не может выдержать процедуру нанесения рун.
- Мы не могли позволить им сотворить с тобой такое, - сказала его мама.
- Ты Лайтвуд. Ты рождён для жизни Сумеречного охотника, - сказал ему отец.Только для такой жизни и не для какой больше.
Это прозвучало как: Лучше увидеть тебя мёртвым, чем примитивным.
После этого между ними всё изменилось. Роберт был благодарен родителям за то, что они верили в него - он и сам предпочел бы умереть. Но в нём что-то перевернулось, когда он понял, что их любовь к нему ограничена. Изменилось что-то и в его родителях, осознавших, что их сын не может вести жизнь Сумеречного охотника, и вынужденных терпеть этот позор.
Сейчас Роберт уже и вспомнить не мог, какой его семья была до метки. Он помнил только годы после. И там был только холод. Каждый из них играл свою роль: любящего отца, заботливой матери, послушного сына. Но в их присутствии Роберт чувствовал себя ещё более одиноким.
Те месяцы, что ушли на восстановление, он провёл почти в одиночку. Дети, которых он считал своими друзьями, не хотели иметь с ним ничего общего. Оказываясь рядом с ним, они шарахались, словно он был заразным.
Безмолвные братья сказали, что теперь с ним всё будет нормально. Раз уж он сумел выжить с меткой на теле, значит, никакой опасности больше нет. Его тело балансировало на грани отказа, но воля оказалась сильнее. Когда Безмолвные братья осматривали его в последний раз, голос одного из них грустно зазвучал у Роберта в голове:
«Ты будешь склонен воспринимать это тяжелое испытание, как признак собственной слабости. Вместо этого, запомни его, как доказательство своей силы».
Но Роберту было всего двенадцать. Его бывшие друзья наносили на себя руны, отправлялись на обучение в Академию, и делали то, что и должны делать нормальные Сумеречные охотники. Роберт же в это время прятался в своей спальне, покинутый друзьями, боящийся собственного стило и вынужденный терпеть холодное равнодушие со стороны семьи. У него было столько доказательств собственной слабости, что даже Безмолвный брат не смог бы заставить его почувствовать себя сильным.
Таким образом прошел почти год, и Роберт начал подозревать, что и вся его жизнь пройдёт точно так же. Он будет Сумеречным охотником только на словах; Сумеречным охотником, который боится меток. Иногда в темноте ночи он жалел, что оказался таким выносливым и не позволил себе сдаться и умереть. Это было бы лучше, чем та жизнь, к которой он вернулся.
Потом он познакомился с Майклом Вэйландом, и всё изменилось.
До этого они не очень хорошо друг друга знали. Майкл был странным ребёнком. Он мог проводить время со всеми остальными детьми, но никто из них не испытывал особого восторга по этому поводу. Он был склонен к рассеянности и странному полету фантазии, мог остановиться в середине спарринга и задуматься о том, откуда взялся сенсор, и кому пришло в голову его изобрести.
Однажды Майкл появился в поместье Лайтвудов и спросил Роберта, не хочет ли он покататься на лошадях. Они несколько часов носились галопом по сельской местности, а когда пришло время расставаться, Майкл сказал:
- Увидимся завтра, - словно это само собой разумелось.
Он и дальше продолжал проводить время с Робертом, и когда Роберт спросил, почему, то Майкл просто ответил:
- Потому что с тобой интересно.
Это была ещё одна особенность Майкла. Он всегда говорил то, что думал, неважно, насколько бестактно или странно это могло прозвучать.
- Моя мама заставила меня пообещать, что я не буду тебя расспрашивать о том, что с тобой произошло, - добавил он.
- Почему?
- Потому что это невежливо. А ты как думаешь? Было бы это невежливо?
Роберт пожал плечами. Обычно это никого не волновало, и никто никогда не спрашивал его об этом. Даже его родители. Таков уж порядок вещей.
- Я не против побыть невоспитанным, - сказал Майкл. - Ты расскажешь мне? Каково это?
Даже странно, что это может быть так просто. Странно, что Роберт даже не подозревал, как сильно ему хочется рассказать кому-нибудь об этом. Все, что ему нужно было, это чтобы кто-нибудь его спросил. Роберта словно прорвало. Он говорил и говорил, а когда умолк, испугавшись, что зашёл слишком далеко, Майкл тут же засыпал его другими вопросами:
- Как думаешь, почему так произошло?спросил он.Думаешь, это что-то генетическое? Или, может быть, какая-то часть тебя просто не предназначена для жизни Сумеречного охотника?
Роберт втайне боялся этого больше всего, но услышав, как кто-то говорит об этом с такой небрежностью, его страх утратил свою силу.
- Возможно, - сказал Роберт, а Майкл, вместо того чтобы сбежать, посмотрел на него с любопытством учёного, широко улыбнулся и сказал:
- Мы должны это выяснить.
Они сделали это своей миссией. Они копались в библиотеках, корпели над древними текстами, задавали вопросы, о которых взрослые ничего не хотели слышать. В письменных источниках почти не упоминалось о Сумеречных охотниках, столкнувшихся с той же проблемой, что и Роберт. Такие вещи считались постыдными, и семьи держали их в секрете, никогда о них не упоминая. Но Майкла не особенно волновало, что он действует кому-то на нервы, или что нарушает какие-то традиции. Он не отличался чрезмерным бесстрашием, но всем казалось, что он действительно ничего не боится.
Их миссия провалилась. Нигде не давалось разумного объяснения по поводу реакции Роберта на нанесение метки. Но к концу того года, это уже не имело значения. Майкл превратил кошмар в головоломку и стал лучшим другом Роберта.
Они прошли ритуал парабатаев перед отъездом в Академию, и никто из них не сомневался в своих клятвах. К тому времени им было по пятнадцать, и внешне они были удивительно непохожи. Роберт прилично вымахал ростом, став выше своих сверстников, и обзавёлся внушительной мускулатурой; на лице появилась щетина, заметная с каждым днём всё больше. Майкл же был худощавым и жилистым, и выглядел младше своего возраста из-за непослушных кудрей и мечтательного выражения лица.
«Не принуждай меня оставить тебя,
Или отречься от тебя;
Куда ты пойдешь, туда и я пойду,
И где ты жить будешь, там и я буду жить.
Народ твой будет моим народом, и твой Богмоим Богом.
Где ты умрешь, там и я умру и погребен буду.
Ибо так повелел сам Ангел,
Пока смерть не разлучит нас».
Такие слова произносил Роберт, но в них не было необходимости. Их связь уже укрепилась в тот день, когда ему исполнилось четырнадцать, и он наконец набрался храбрости снова нанести на себя метку. Он сказал об этом только Майклу. Когда Роберт замер, удерживая стило над кожей, именно пристальный взгляд Майкла придал ему мужества для того, чтобы продолжить.
Немыслимо, что у них остался только один последний год, а потом придётся разойтись. Конечно, связь парабатаев сохранится и после Академии. Они всегда будут лучшими друзьями; всегда будут драться в бою бок о бок. Но это будет уже не то. Каждый из них женится, переедет в свой дом, перенаправит свою заботу и любовь. Они всегда смогут рассчитывать друг на друга. Но через год они уже не будут самыми важными друг для друга людьми. Так уж устроена жизнь. Взрослая жизнь. Он даже думать об этом не мог, да и не хотел.
Будто подслушав мысли Роберта, Майкл повторил вопрос, от которого тот увернулся ранее.
- Что там у тебя на самом деле с Маризой?спросил он.Всё серьёзно? Типа навсегда?
Для Майкла можно было не разыгрывать шоу, поэтому Роберт честно ответил:
- Не знаю. Я даже не представляю, на что это должно быть похоже. Для меня она идеальна. Я люблю проводить с ней время, люблю с ней ну, ты понял. Но значит ли это, что я её люблю? Должно значить, но
- Чего-то не хватает?
- Не между нами, - сказал Роберт. - Похоже, чего-то не хватает именно во мне. Я же вижу, как Стивен смотрит на Аматис, как Валентин смотрит на Джослин
- Как Люциан смотрит на Джослин, - добавил Майкл с кривой ухмылкой. Им обоим нравился Люциан, несмотря на его раздражающую склонность вести себя так, будто благосклонность Валентина сделала его проницательным не по годам. Но глядя на то, как он все эти годы сохнет по Джослин, было сложно воспринимать его всерьёз. То же самое касалось и Джослин, которая умудрялась ничего не замечать. Роберт не понимал, как можно быть центром чьей-то вселенной, даже не осознавая этого.
- Не знаю, - сказал он, сомневаясь, что какая-нибудь девушка сможет стать для него самого центром вселенной.Иногда я начинаю волноваться, что со мной что-то не так.
Майкл положил руку на плечо Роберта и одарил его напряженным взглядом.
- Да всё с тобой так, Роберт. Хотелось бы, чтобы ты и сам наконец это понял.
Роберт стряхнул его руку вместе с тяжестью момента.
- А что насчет тебя?спросил он с притворным весельем.Сколько там свиданий было у вас с Элизой Роузвэйн, три?
- Четыре, - признался Майкл.
Он заставил Роберта поклясться, что тот никому о ней не расскажет; он не хотел, чтобы об этом знали другие, пока не убедится, что у них всё серьёзно. Роберт подозревал, что Майкл не хочет, чтобы узнал Валентин, которому Элиза действовала на нервы. Она задавала почти столько же невежливых вопросов, как и Валентин, и относилась с таким же презрением к текущей политике Конклава. Но она не хотела иметь ничего общего с Кругом. Элиза считала, что объединение с примитивными и жителями Нижнего мираверный путь к будущему. Она утверждала (громко, и к неудовольствию большинства преподавателей и студентов), что Сумеречные охотники должны обратить внимание на проблемы примитивного мира. Её часто можно было застать в школьном дворе, раздающей листовки и разглагольствующей об испытании ядерного оружия, о нефтяных тиранах Ближнего Востока, о каких-то неприятностях в Южной Африке, в которые никто не хотел вникать, о болезнях, в которых в Америке никто не хотел признаваться
Роберту приходилось слушать все эти лекции от начала и до конца, поскольку Майкл всегда настаивал на том, чтобы остаться и послушать.
- Она очень странная, - сказал Майкл. - Мне это нравится.
- Да?Это был сюрприз для Роберта. Не очень приятный. Майклу никогда никто не нравился. До этой минуты Роберт даже не осознавал, насколько рассчитывал на это.Тогда вам следует попробовать, - сказал он, надеясь, что это прозвучало искренне.
- Правда?Майкл выглядел удивлённым.
- Да. Определенно.Роберт напомнил себе: чем меньше уверенности чувствуешь, тем больше уверенности изображаешь.Она идеально тебе подходит.
- Вот как?Майкл остановился и уселся в тени дерева. Роберт опустился на землю рядом с ним.Можно у тебя кое-что спросить, Роберт?
- Всё что угодно.
- Ты когда-нибудь был влюблен? По-настоящему?
- Ты же знаешь, что нет. Думаешь, я не упомянул бы об этом?
- Но как ты можешь быть уверен, если не знаешь, на что это должно быть похоже? Может, ты влюблён, но не осознаёшь этого. Может, ты стремишься к тому, что у тебя и так уже есть.
Какая-то часть Роберта надеялась, что именно так и обстоят дела. Что то, что он чувствует к Маризеэто та самая, вечная любовь, о которой все говорят. Может, он просто слишком многого ожидал.
- Я и не уверен, - признался он.А ты? Думаешь, что знаешь, на что это похоже?
- Любовь?Майкл с улыбкой посмотрел на свои руки. Настоящая любовьэто когда тебя видят. Знают. Знают самую худшую сторону человека, но всё равно его любят. И Мне кажется, двое влюблённых становятся чем-то другим, чем-то большим, чем союз двух людей, понимаешь? Это словно создать новый мир, который существует только для вас двоих. Выбоги своей собственной миниатюрной вселенной.Он рассмеялся, как будто почувствовал себя глупо. - Должно быть, это звучит бредово.
- Нет, - сказал Роберт, начиная понимать, в чём дело. Майкл не говорил как человек, который предполагаетон говорил как человек, который знает. Возможно ли, что после четырёх свиданий с Элизой, он действительно влюбился? Возможно ли, что для его парабатая изменился весь мир, а Роберт этого даже не заметил?Звучит здорово.
Майкл поднял голову, чтобы посмотреть на Роберта, и на его лице появилось какое-то странное выражение неуверенности.
- Роберт, я кое-что хотел тебе сказать может быть, даже должен тебе сказать.
- Всё что угодно.
Это было не похоже на Майкла. Нерешительность не в его стиле. Они всегда всё друг другу рассказывали.
- Я
Он замолчал, потом покачал головой.
- В чём дело?надавил Роберт.
- Да так, ничего. Забудь.
У Роберта сжался желудок. Неужели из-за влюблённости Майкла они теперь будут общаться в подобном духе? Будут держать дистанцию, умалчивать о самом важном? У него было такое чувство, будто Майкл оставляет его и уезжает туда, куда нет дороги его парабатаю. Он знал, что не должен винить в этом Майкла, но ничего не мог с собой поделать.
***
Саймону снилось, что он снова вернулся в Бруклин, и даёт концерт с группой «Rilo Kiley» в клубе, полном кричащих фанатов. Внезапно на сцене появилась его мама в махровом халате и сказала с безупречным шотландским акцентом:
- Ты пропустишь всё веселье.
Саймон открыл глаза и заморгал, сбитый с толку: почему он находится в каком-то подземелье, пахнущем навозом, а не в своей бруклинской спальне. Когда до него наконец дошло, он не мог понять, почему шотландец с дикими глазами будит его посреди ночи.
- Пожар?спросил Саймон.Лучше, чтобы это был пожар. Или демоническая атака. И, заметь, я говорю не о каком-то мелком низшем демоне. Если ты хочешь разбудить меня, когда мне снится слава рок-звёзды, то лучше, чтобы это был Высший демон.
- Это Изабель, - сказал Джордж.
Саймон вскочил с кровати. Или, по крайней мере, попытался вскочить. Он запутался в простынях, так что это скорее походило на громкое падение. Но в конечном счете он всё таки оказался на ногах, готовый к действию.
- Что случилось с Изабель?
- А почему с ней должно что-то случиться?
- Ты же сказал - Саймон со вздохом потер глаза.Так, давай ещё раз. Ты разбудил меня, потому что?
- Мы встречаемся с Изабель. Веселимся. Припоминаешь?
- Ах, вот оно что.Саймон сделал всё возможное, чтобы забыть об этом. Он забрался обратно в кровать.Можешь рассказать мне об этом утром.
- Ты не идешь?Джордж спросил это таким тоном, будто Саймон сказал, что собирается всю ночь заниматься гимнастикой с Делани Скарсбери, чтобы развлечься.
- Ты угадал. - Саймон натянул одеяло на голову и притворился спящим.
- Но ты же пропустишь все веселье.
- Именно это я и собираюсь сделать, - ответил Саймон. Он лежал с закрытыми глазами, пока не уснул на самом деле.
***
На этот раз ему снилась VIP-комната за кулисами в клубе. Там было полно кофе и шампанского, а толпа фанаток пыталась выломать дверь, чтобы сорвать с него одежду и изнасиловать (во сне он почему-то был уверен, что именно это они и собираются сделать). Они колотили в дверь, выкрикивая его имя: Саймон! Саймон! Саймон
Саймон открыл глаза: серый предутренний свет, ритмичные удары в дверь, девушка выкрикивает его имя.
- Саймон! Саймон, проснись!Это была Беатриз, и, судя по голосу, она была не в настроении для изнасилования.
Он сонно поплёлся к двери и впустил её. Девушкам не разрешалось находиться в мужских спальнях после отбоя. Саймон решил, что это должно быть что-то важное (судя по стуку и крикам), потому что Беатриз обычно не нарушала подобные правила.
- Что случилось?
- Что случилось? Случилось почти пять утра, а Джули и все остальные до сих пор неизвестно где вместе с твоей бестолковой подружкой. Что по-твоему будет, если они не объявятся до начала утренней лекции? И кто знает, что могло с ними случиться?
- Беатриз, успокойся, - сказал Саймон. - В любом случае, она не моя подружка.
- Это все, что ты можешь сказать?Её чуть ли не трясло от злости.Она уговорила их втихаря смыться и, как я подозреваю, они пили из озера Лин и сошли с ума. Может, они уже мертвы. Тебя это не волнует?
- Конечно, волнует, - сказал Саймон, заметив, что в комнате нет Джорджа. Он тоже не вернулся. Мозг Саймона, видимо не до конца проснувшись, работал с минимальной скоростью. - В следующем году я притащу сюда кофеварку, - пробормотал он.
- Саймон!Она резко хлопнула в ладоши перед его лицом.Сосредоточься!
- Тебе не кажется, что ты слишком паникуешь?спросил Саймон. Беатриз была одной из самых уравновешенных девушек из всех, кого он когда-либо встречал. Если она волноваласьзначит, для этого была веская причина. Но он не мог понять, какая именно. - Они же с Изабель. Изабель Лайтвуд. Она не допустит, чтобы случилось что-то плохое.
- Ах, они с Изабель.Её голос источал сарказм.Какое облегчение.
- Да ладно тебе, Беатриз. Ты же её совсем не знаешь.
- Я знаю, что я вижу, - сказала Беатриз.
- И что ты видишь?
- Избалованную, богатенькую девчонку, которой не нужно следовать правилам, и не нужно думать о последствиях. Какое ей дело, если Джули и Джон вылетят отсюда?
- Какое мне дело, если Джули и Джон вылетят?пробормотал Саймон слишком громко.
- Тебе есть дело до Джорджа, - сказала Беатриз.И до Марисоль, и до Сунила. Они все неизвестно где, и они доверяют Изабель, видимо так же, как и ты. Но я говорю тебе, что это неправильно. Она сказала, что Академия испытывает нас при помощи правил, и что студентам положено попадать в неприятности. Больше похоже, что это она хочет, чтобы у нас были неприятности. Или ей что-то нужно. Не знаю что. Но мне всё это не нравится.
Кое-что из того, что она сказала звучало правдоподобнее, чем хотелось бы, но Саймон решил не думать об этом. Такие мысли казались предательскими, а он уже и так много раз подводил Изабель. Эта неделя была его шансом проявить себя перед ней, показать ей, что они не чужие люди друг для друга. Он не собирался всё портить, сомневаясь в ней, даже если её здесь нет и она не сможет этого увидеть.
- Я доверяю Изабель, - сказал Саймон.С ними всё будет в порядке, и я уверен, что они вернутся ещё до того, как кто-нибудь узнает, что они уходили. Перестань об этом волноваться.
- Это всё? Ты больше ничего не собираешься делать?
- А что ты хочешь сделать?
- Не знаю. Что-нибудь!
- Ну, так я что-нибудь и сделаю, - сказал Саймон.Вернусь в кровать. Буду мечтать о кофе и о новенькой блестящей электрогитаре. А если Джордж к утру не вернётся, то, чтобы у него не было неприятностей, я скажу декану Пенхоллоу, что он плохо себя чувствует. И только тогда я начну волноваться.
Беатриз фыркнула.
- Спасибо и на том.
- Пожалуйста!ответил Саймон. Правда, сначала подождал, чтобы за ней захлопнулась дверь.
***
Саймон оказался прав.
Когда Роберт Лайтвуд утром начал лекцию, абсолютно все студенты были на месте, включая Джорджа с очень мутными глазами.
- Ну, и как это было?прошептал Саймон, когда его сосед по комнате сел рядом с ним.
- Убийственно круто, - ответил Джордж. Когда Саймон попросил рассказать подробнее, Джордж только покачал головой и прижал палец к губам.
- Серьезно? Просто расскажи мне.
- Я поклялся молчать, - прошептал Джордж.Но будет ещё веселее. Хочешь, пойдем со мной сегодня вечером.
Роберт Лайтвуд громко кашлянул.
- Я бы хотел начать лекцию, если со зрителями все в порядке.
Джордж дико огляделся.
- Они сегодня подают арахис? Я умираю с голоду.
Саймон вздохнул. Джордж зевнул.
Роберт начал лекцию.
***
1984 год
Стая была маленькая, всего пять волков. Они все находились в своём обманчивом человеческом облике. Там было двое мужчин (один даже крупнее Роберта, с мышцами размером с его голову; другойсгорбленный старик, с всклокоченными волосами, торчащими из носа и ушей, как будто волк, живущий у него внутри, постепенно брал верх над человеческим обличьем), одна маленькая девочка с белокурыми косичками, её мама (молодая, с соблазнительными изгибами, которые вызывали у Роберта такие мысли, о которых лучше и не упоминать в присутствии Валентина), и наконец, жилистая женщина с темным загаром и хмурым взглядом, которая, судя по всему, была у них за главную.
Валентин сказал, что оборотни, заполняющие своим зловонием особняк выдающихся Сумеречных охотников - это омерзительно. И хотя поместье было старым и давно заброшенным (стены увиты лозой, у основания всё поросло сорняками, некогда величественное здание превратилось в руины и покрылось ржавчиной), Роберт считал, что в словах Валентина есть смысл. У этого дома была своя история, раньше здесь поколениями жили бесстрашные воины, мужчины и женщины, которые рисковали своими жизнями ради спасения человечества и погибали, избавляя этот мир от демонов. И вот теперь здесь будут находиться эти существа, зараженные демоническим вирусом? Неконтролируемые твари, которые нарушали Соглашения и беспощадно убивали, будут устраивать себе убежище в доме своего врага? Валентин сказал, что Конклав отказался решать эту проблему. Им нужно было больше доказательств. И отнюдь не потому, что они сомневались в грязной, жестокой и преступной природе этих волков, а из-за того, что не хотели иметь дела с недовольством Нижнего мира. Они не хотели потом объясняться за содеянное; у них не хватало смелости сказать: Мы знали, что они виновны, и мы с этим разобрались.
Другими словами, они были слабыми.
Бесполезными.
Валентин говорил, что они должны гордиться тем, что выполняют работу, которую не хочет выполнять Конклав, ведь они служат своему народу, даже если приходится обходить при этом Закон. От таких слов гордость Роберта цвела пышным цветом. Пусть другие студенты Академии устраивают вечеринки и участвуют в мелких школьных мелодрамах. Пусть думают, что взрослениеэто получение образования, вступление в брак и посещение собраний.
Видеть несправедливость и принимать меры по её устранению, независимо от опасности. Независимо от последствий. Вот это и есть взросление, как говорил Валентин.
У оборотней были острые инстинкты и тонкий нюх даже в человеческом облике, так что Сумеречным охотникам приходилось быть осторожными. Они подкрались к разваливающемуся особняку, заглядывали в окна, выжидали, составляли план. Пять оборотней и четверо молодых Сумеречных охотников. При таком раскладе даже Валентин поостерегся вести себя легкомысленно. Поэтому они вели себя терпеливо и осторожно.
Они дожидались темноты.
Было странно наблюдать за оборотнями, которые были так похожи на обычную человеческую семью: молодой мужчина мыл посуду, тот, что постарше, приготовил себе чашку чая, ребёнок сидел на полу, скрестив ноги, и играл с машинками. Роберт напомнил себе, что эти правонарушители претендуют на дом и жизнь, которых они не заслужили, что они убивали невинных людей, и возможно даже помогли убить отца Валентина.
Тем не менее, он почувствовал облегчение, когда взошла луна, и оборотни вернулись к своей чудовищной форме. Роберт и все остальные затаились в тени, когда три члена стаи, отрастившие мех и клыки, выпрыгнули через разбитое окно в ночь. Как и предполагал Валентин, они отправились на охоту, оставив в своём убежище самых уязвимых. Старик и ребёнок. Такая ситуация пришлась Валентину по душе.
Не было никакой драки.
К тому времени, как оставшиеся оборотни поняли, что на них напали, они были уже окружены. Они не успели даже трансформироваться. Все было кончено в считанные минуты. Стивен вывел старика из строя ударом по голове, а ребёнок съёжился в углу в нескольких сантиметрах от кончика меча Майкла.
- Заберём их обоих для допроса, - сказал Валентин.
Майкл покачал головой.
- Не ребёнка.
- Они оба преступники, - подчеркнул Валентин. - Каждый член стаи виновен в
- Она же ребенок!сказал Майкл, обращаясь к своему парабатаю за поддержкой. - Скажи ему. Мы не потащим ребёнка в лес, чтобы потом бросить её на растерзание Конклаву.
В его словах был смысл как и в словах Валентина. Роберт ничего не сказал.
- Ребёнка мы не берём, - сказал Майкл, и судя по выражению его лица, он был готов подкрепить свои слова действиями.
Стивен и Роберт напряглись, ожидая взрыва. Валентин не привык, чтобы с ним спорили; в этом у него было мало опыта. Он только вздохнул и изобразил милую, полную раскаяния улыбку.
- Конечно нет. Не знаю, о чём я думал. Значит, забираем только старика. Если, конечно, ни у кого нет возражений по этому поводу?
Возражений ни у кого не было. Старик был кожа да кости, и Роберт почти не чувствовал его веса на своих широких плечах. Они заперли ребёнка в уборной, а старика понесли в лес, к своему лагерю.
Они привязали его к дереву.
Веревка была сплетена из серебряной нити. Когда старик очнётся, ему будет очень больно. Возможно, это не помешает ему трансформироваться, если он решит удрать. Но это его замедлит. Остальное сделают серебряные кинжалы.
- Вы двое патрулируете периметр в радиусе полумили, - сказал Валентин Майклу и Стивену. - Не хватало еще, чтобы его маленькие, грязные друзья нашли его по запаху. А мы с Робертом будем охранять пленника.
Стивен резко кивнул, готовый как всегда сделать всё, что пожелает Валентин.
- А когда он очнётся?спросил Майкл.
- Когда это очнётся, Роберт и я побеседуем с ним на тему его злодеяний, и выясним, что ему известно о преступлениях его приятелей, - сказал Валентин. - Как только мы добьёмся признания, то отдадим его для наказания Конклаву. Ты доволен Майкл?
Судя по тону, его мало волновал ответ на этот вопрос, так что Майкл ничего ему не ответил.
- Ну что, теперь ждём?спросил Роберт, когда они остались одни.
Валентин улыбнулся.
Когда он хотел, его улыбка могла проникнуть в самое холодное сердце, растопив его изнутри.
Но сейчас в ней не было ни капли тепла. Его улыбка была ледяной, и у Роберта по спине пробежал холодок.
- Мне надоело ждать, - сказал Валентин и достал кинжал. В лунном свете блеснуло чистое серебро.
Прежде чем Роберт успел что-нибудь сказать, Валентин прижал плоскую сторону лезвия к голой груди пленника. Послышалось шипение кожи, затем стон старика, который от боли пришёл в себя.
- Я бы не стал, - невозмутимо сказал Валентин, когда черты лица мужчины стали приобретать волчью форму, а обнажённое тело начало покрываться мехом.Я собираюсь тебя помучить, да. Но если перекинешься в волка, я обещаю, что убью тебя.
Трансформация прекратилась так же резко, как и началась.
Приступ мучительного кашля сотряс всё тело старика. Он был таким тощим, что из его бледной плоти отчётливо выступали рёбра. Глаза у него были запавшими, а на голове было всего несколько прядей седых волос. Роберту даже в голову не приходило, что оборотень может полысеть. При других обстоятельствах, эта мысль могла бы его позабавить.
Но не было ничего забавного в звуках, которые издавал старик, когда Валентин провёл кончиком кинжала от его выступающей ключицы до пупка.
- Валентин, он просто старик, - нерешительно сказал Роберт.Может мы лучше
- Послушай своего друга, - сказал мужчина дрожащим голосом, в котором слышалась мольба.Я мог бы быть твоим дедушкой.
Валентин ударил его по лицу рукояткой кинжала.
- В нём нет ничего человеческого, - сказал Валентин Роберту. - Это монстр. И он делает вещи, которых делать не следует, разве не так?
Оборотень, видимо решив, что его возраст и слабость здесь не помогут, выпрямился и оскалил острые зубы. Когда он заговорил, его голос уже не дрожал.
- Да кто ты такой, Сумеречный охотник, чтобы говорить мне, что я должен делать, а что нет?