Они не могли вернуть его отца обратно, но если в их силах помочь отомстить за эту потерю, то именно это они и должны для него сделать.
В конце концов, Роберт был обязан ему всем.
- Конечно, мы пойдем с тобой, - твёрдо сказал Роберт.Что бы ни произошло.
- Согласен, - сказал Майкл. Куда бы ни пошёл Роберт, Майкл пойдёт за ним.
Валентин кивнул.
- Стивен? Люциан?
Роберт заметил, как Аматис закатила глаза. Валентин всегда относился к женщинам с уважением, но когда дело доходило до битвы, он предпочитал, чтобы на его стороне сражались только мужчины.
Стивен кивнул. Люциан, который был парабатаем Валентина, и на которого Валентин полагался больше всего, замялся в нерешительности.
- Я обещал Селин, что позанимаюсь с ней сегодня вечером, - признался он.Конечно, я бы мог всё отменить, но
Валентин со смехом махнул рукой, остальные тоже засмеялись.
- Позанимаешься? Теперь это так называется?подколол его Стивен.Похоже, она уже сдала экзамен по тому, как обвести тебя вокруг пальца.
Люциан покраснел.
- Между нами ничего нет, уж можешь мне поверить, - сказал он, и вероятно, это была правда. Селин была на три года младше, с тонкими, изящными, прелестными чертами лица, точно у фарфоровой куклы. Она следовала за их компанией, словно потерявшийся щенок. Для всех, у кого есть глаза, было очевидно, что она по уши влюблена в Стивена, но он был в этом плане абсолютно недоступен, собираясь провести всю свою жизнь вместе с Аматис. Так что видимо в качестве утешительного приза, Селин выбрала Люциана, но его в свою очередь интересовала только Джослин Фэйрчайлд. Это было очевидно всем, кроме самой Джослин.
- Думаю, ты нам не понадобишься, - сказал Валентин Люциану.Оставайся и получай удовольствие.
- Я должен быть рядом с тобой, - сказал Люциан, из его голоса исчезло всё веселье. Вместо этого в нём послышалась боль от одной мысли, что Валентин отправится на опасную территорию без него. Роберт его понимал. Парабатаи не всегда сражались бок о бок - но знать, что твой парабатай в опасности, а тебя нет рядом, чтобы поддержать его и защитить? Это причиняло почти физическую боль. А связь парабатаев между Люцианом и Валентином была даже крепче, чем у большинства. Роберт почти чувствовал бушующий между ними поток силы и любви.Куда ты пойдёшь, туда и я пойду.
- Всё уже решено, мой друг, - просто сказал Валентин. Люциан останется здесь вместе с остальными. А Валентин, Стивен, Майкл и Роберт после наступления темноты покинут кампус и отправятся в лес Брослин на поиски оборотней, которые предположительно могли вывести их на убийцу отца Валентина.
Когда все заторопились в столовую на обед, Мариза схватила Роберта за руку и притянула его к себе.
- Ты будешь там осторожен, да?спросила она серьезно. Мариза всегда говорила серьезноэто было одно из тех качеств, которые ему нравились в ней больше всего.
Она прижалась к нему своим гибким телом и поцеловала его в шею. В это мгновение его охватило мимолетное чувство уверенности, что именно ей он и должен принадлежать по крайней мере, пока она не прошептала:
- Возвращайся ко мне целым.
Возвращайся ко мне. Как будто он был её собственностью. Словно у неё в голове они уже были женаты, имели детей, свой дом, и жизнь впереди, которую проживут вместе, точно их будущее было уже решено.
Для Маризы, как и для Валентина, была характерна уверенность в том, что будет и что должно было быть. Роберт надеялся, что когда-нибудь эта качество передастся и ему. А пока, чем меньше он был в чём-то уверен, тем старательнее изображал эту самую уверенностьнет никакой необходимости в том, чтобы кто-то знал правду.
***
Роберт Лайтвуд был весьма посредственным преподавателем. Из своего рассказа он аккуратно исключал всю не подлежащую оглашению информацию, перечисляя революционные принципы Валентина, словно это был список ингредиентов для выпечки чрезвычайно безвкусного пирога. Саймон почти его не слушал, безрезультатно направляя большую часть энергии на телепатическую связь с Изабель. Он проклинал тот факт, что Сумеречные охотники становились страшно высокомерными, когда речь заходила о магии. Если бы он был магом, то, наверное, смог бы привлечь внимание Изабель одним движением пальца. Или если бы он до сих пор был вампиром, он мог бы использовать вампирские чары, чтобы подчинить её своей волено об этом Саймон предпочитал не думать, потому что эта тема вызывала волнительные вопросы о том, что бы он мог внушить ей в первую очередь.
Рассказ Роберта не вызывал у него особого интереса. Саймону не очень нравилась история, как предмет, или, во всяком случае, то, как её обычно преподносили в школе. Было слишком похоже на текст из брошюры, всё тщательно разжёвано и крайне предсказуемо. Для каждой войны у них был свой список причин, по которым она началась; каждого диктатора с манией величия описывали таким страшным злодеем, что начинаешь задаваться вопросом, насколько бестолковыми должны были быть люди в прошлом, чтобы этого не заметить. Саймон мало что помнил из своего опыта, но даже этого было достаточно, чтобы понять, насколько в действительности всё непросто, когда начинается война. История в интерпретации учителей была похожа на гоночную трассу, где от старта до финиша - один рывок по прямой; в жизни же всё скорее походило на лабиринт.
Наверное, телепатия всё же сработала, потому что когда речь закончилась и студентам разрешили разойтись, Изабель покинула сцену и направилась прямо к Саймону. Она резко кивнула ему в знак приветствия.
- Изабель, я, э-э, может, мы могли бы
Она ослепительно ему улыбнулась, и на мгновение ему показалось, что всё его беспокойство было напрасно. А потом она сказала:
- Разве ты не собираешься представить меня своим друзьям? Особенно красавчикам?
Саймон обернулся и увидел, что позади него столпилась половина группы, страстно жаждущая пообщаться со знаменитой Изабель Лайтвуд. Впереди всех стояли Джордж и Джон, последний чуть ли не слюни пускал.
Джон протиснулся мимо Саймона и протянул руку.
- Джон Картрайт к вашим услугам, - его голос прямо-таки сочился обаянием, как волдырь сочится гноем.
Изабель подала ему руку и, вместо того чтобы отправить его в унизительный нокаут каким-нибудь приёмом из джиу-джитсу или отсечь ему руку своим кнутом из электрума, она позволила её поцеловать. Затем она сделала реверанс. И подмигнула. Но хуже всегоона хихикнула.
Саймон подумал, что его сейчас стошнит.
Минуты невыносимых мучений прошли: краснеющий Джордж, предпринимающий глупые попытки пошутить; Джули, потерявшая дар речи; Марисоль, делающая вид, что она выше всего этого; Беатриз, ведущая скучную беседу об общих знакомых; Сунил, подпрыгивающий в задней части толпы, чтобы его увидели; и вдобавок ко всему ухмыляющийся Джон, и Изабель, которая сияла и строила глазки явно только для того, чтобы желудок Саймона судорожно сжимался.
Во всяком случае, он отчаянно надеялся, что только для этого. Потому что другой вариант - вероятность того, что Изабель улыбалась Джону просто потому, что хотела ему улыбаться, и согласилась потрогать его стальные бицепсы, потому что хотела почувствовать, как они сокращаются под её нежными пальчиками - был немыслим.
- Ну, и как вы, ребята, здесь развлекаетесь? - спросила она наконец, затем кокетливо посмотрела на Джона.И не говорите «я».
Я уже мертв? Подумал Саймон безнадежно. Это ад?
- Здесь ни условия, ни население не располагают к веселью, - напыщенно сказал Джон, будто за бахвальством в его голосе не будет видно, как пылают его щёки.
- Сегодня вечером всё изменится, - сказала Изабель, затем развернулась на шпильках и ушла.
Джордж покачал головой и восхищённо присвистнул.
- Саймон, твоя девушка
- Бывшая девушка, - вставил Джон.
- Она великолепна, - выдохнула Джули, и судя по лицам всех остальных, она выразила всеобщее мнение.
Саймон закатил глаза и поспешил за Изабель. Он потянулся, чтобы схватить её за плечо, но в последний момент одумался. Хватая Изабель Лайтвуд сзади, можно было заработать ампутацию.
- Изабель, - позвал он решительно. Она ускорила шаги. Он сделал то же самое, гадая, куда она направляется.
- Изабель, - позвал он снова. Они углубились в здание школы, воздух здесь был тяжёлым из-за сырости и плесени, каменный пол все больше скользил под ногами. Они оказались у развилки: коридоры уходили влево и вправо. Она приостановилась и выбрала тот, что слева.
- Мы обычно им не пользуемся, - сказал Саймон.
Ноль внимания.
- В основном из-за слизней слоновьих размеров, которые живут в конце этого коридора.
Это было отнюдь не преувеличение. Ходили слухи, что один недовольный преподаватель (маг, которого уволили, когда ситуация обернулась против жителей Нижнего мира) оставил их в качестве прощального подарка.
Изабель шла дальше, теперь уже медленнее, осторожно обходя лужицы слизи. Cверху что-то шумно пронеслось. Она не вздрогнулано подняла голову, и Саймон заметил, что её пальцы задержались на свёрнутом кнуте.
- А ещё здесь водятся крысы, - добавил он. Они с Джорджем как-то отправились на экспедицию вниз по этому коридору в поисках предполагаемых слизней и отказались от этой затеи после третьей крысы, свалившейся с потолка и умудрившейся спуститься вниз по штанам Джорджа.
Изабель тяжело вздохнула.
- Ну же, Иззи, остановись.
Видно, он нашёл волшебные слова. Она повернулась к нему лицом.
- Не называй меня так, - прошептала она сердито.
- Что?
- Мои друзья зовут меня Иззи, - сказала она.Ты утратил эту привилегию.
- Иззи Я имею в виду, Изабель. Если бы ты прочла мое письмо
- Нет. Ты не называешь меня Иззи, не присылаешь мне писем, не ходишь за мной по тёмным коридорам и не пытаешься спасти меня от крыс.
- Поверь мне, если мы увидим крысу, каждый будет сам за себя.
У Изабель был такой вид, будто ей хотелось скормить Саймона гигантским слизням.
- Моя позиция такова, Саймон Льюис: мы с тобой теперь чужие люди, как ты и хотел.
- Если это правда, тогда что ты здесь делаешь?
Изабель недоверчиво на него посмотрела.
- Обычно это Джейс думает, что мир вращается только вокруг него, ну да ладно. Я знаю, что ты любишь фантастику, Саймон, но вера в невозможное может слишком далеко завести.
- Это моя школа, Изабель, - сказал Саймон. - И ты моя
Она просто смотрела на него, будто предлагая ему найти слово, которое могло бы доказать, что она действительно «его».
Всё шло не так, как он планировал.
- Хорошо, тогда почему ты здесь? И почему ты была такой милой с моими, э-э, друзьями?
- Потому что мой отец заставил меня сюда приехать, - сказала она.Думаю, он рассчитывает, что милое времяпрепровождение по налаживанию отцовско-дочерних отношений в этой омерзительной дыре заставит меня забыть, что он паршивый изменщик, бросивший свою семью. И я хорошо отнеслась к твоим друзьям, потому что я хороший человек.
Теперь уже Саймон посмотрел на неё с сомнением.
- Ну ладно, может и не такой уж хороший.Признала она.Но я никогда раньше не училась в школе. Я подумала, что раз уж мне приходится здесь торчать, то нужно извлекать из этого пользу. Посмотреть, что я упускаю. Такой ответ тебя устраивает?
- Я понимаю, что ты злишься на меня, но
Она покачала головой.
- Ты не понимаешь. Я не злюсь на тебя. Я вообще ничего к тебе не испытываю, Саймон. Ты попросил меня смириться с тем, что теперь ты другой человек; тот, кого я не знаю. И я с этим смирилась. Я любила кого-тоа теперь его нет. Тебя я не знаю и знать не хочу. Я пробуду здесь всего несколько дней, а потом мы можем никогда больше не видеться. Как насчет того, чтобы не усложнять всё больше, чем нужно?
У него перехватило дыхание.
Я любила кого-то, сказала она. Так близко к словам «Я люблю тебя». Ближе всего, что она (или любая другая девушка) когда-либо говорила Саймону.
За исключением того, что на признание в любви это вообще не похоже, верно?
Всё это было в другой жизни.
- Хорошо.Это было единственное слово, которое он смог из себя выдавить, но она уже шла по коридору. Ей не нужно было его разрешение, чтобы стать незнакомкой; ей вообще ничего от него не нужно было.Ты выбрала неправильное направление! - крикнул он ей вслед. Он не знал, куда она хотела попасть, но маловероятно, что в гости к слизням.
- Они все неправильные, - отозвалась она, не оборачиваясь.
Он попытался обнаружить в её словах какой-то подтекст, проблеск боли. Что-то, что указывало бы на ложь, выдавало бы чувства, которые она всё ещё к нему питала. Что-то доказывающее, что ей так же тяжело, как и ему.
Но вера в невозможное может слишком далеко завести.
***
Изабель сказала, что хочет провести время в Академии с пользой, и предложила Саймону не усложнять всё больше, чем нужно. К сожалению, Саймон вскоре понял, что две эти вещи были совершенно несовместимы, потому что версия Изабель о времени, проведённом с пользой, включала в себя: Изабель, растянувшуюся точно кошка на одном из заплесневелых кожаных диванов в студенческой гостиной и окружённую подхалимами; Изабель, участвующую в незаконной поставке виски, которую осуществлял Джордж; Изабель, приглашающую всех остальных делать то же самое. В результате очень скоро все друзья и враги Саймона оказались чересчур пьяными и жизнерадостными. По всей видимости, хорошо проводить время означало: вдохновлять Джули на заигрывание с Джорджем, учить Марисоль кнутом разносить вдребезги скульптуры, и, хуже всего, почти согласиться пойти вместе с Джоном Картрайтом на вечеринку по поводу окончания учебного года.
Саймон не был уверен, усложняет ли это всё больше, чем нужно (кто вообще знал, что подпадало под категорию «больше, чем нужно»?), но вся эта ситуация была настоящим мучением.
- Ну, так когда начнётся настоящее веселье?спросила Изабель под конец.
Джон подвигал бровями.
- Тебе стоит только сказать.
Изабель рассмеялась и пихнула его в плечо.
Саймону стало интересно, исключат ли его из Академии, если он прикончит Картрайта, пока тот будет спать.
- Я не про то веселье, о котором ты думаешь. Я имела в виду, когда мы улизнём из кампуса? Оторвёмся в Аликанте? Поплаваем в озере Лин? Когда - она умолкла, заметив, что все вытаращились на неё, словно она заговорила на неведомом языке.Вы хотите сказать, что ничего такого не делаете?
- Мы здесь не для того, чтобы развлекаться, - сухо сказала Беатриз. - Мы здесь, чтобы стать Сумеречными охотниками. Правила установили не просто так.
Изабель закатила глаза.
- Разве вы никогда не слышали, что правила существуют для того, чтобы их нарушать? Студентам положено попадать в неприятности. Во всяком случае, лучшим студентам. Как вы думаете, почему правила такие строгие? Чтобы их могли обойти только самые лучшие. Думайте об этом, как о дополнительном задании.
- Откуда ты знаешь?спросила Беатриз. Саймона удивил её тон. Обычно она была самая тихая среди них, всегда готовая плыть по течению. Но сейчас в её голосе было что-то резкое, напоминающее Саймону, что, какой бы нежной она ни казалась, она родилась воином.Не похоже, чтобы ты училась здесь раньше.
- Среди моих предков было много выпускников Академии, - сказала Изабель.Так что я знаю всё, что мне нужно знать.
- Не все хотят пойти по стопам твоего отца,сказала Беатриз, затем встала и вышла из комнаты.
Повисла тишина, все напряжённо ждали реакции Изабель.
Ее улыбка не дрогнула, но Саймон почувствовал гнев, исходящий от неё, и понял, что ей стоило огромных усилий взять себя в руки и не взорваться. Он не знал, что именно с ней происходило; какие чувства у неё вызывала мысль, что её отец был когда-то одним из людей Валентина. Он и вправду ничего о ней не знал. Он признавал это.
Но ему по-прежнему хотелось схватить её в охапку и держать, пока буря не утихнет.
- Никто никогда не осуждал моего отца за веселье, - сказала Изабель спокойно.Но мне думается, что моя репутация идет впереди меня. Предлагаю встретиться здесь завтра в полночь, и я покажу вам, что вы упустили.
Она взяла Джона за руку и позволила ему стащить себя с дивана.
- Так, а теперь не покажешь мне, где моя комната? В этом месте просто невозможно ориентироваться.
- С удовольствием, - сказал Джон, подмигивая Саймону.
И они ушли.
Вместе.
***
На следующее утро по всему холлу разносились стоны зевающих и страдающих от похмелья студентов, находящихся в (безуспешных) поисках кофе и чего-нибудь съестного. Когда Роберт Лайтвуд начал вторую лекцию, нудно рассуждая о природе зла и подробно разбирая отзывы Валентина о Соглашении, Саймону пришлось ущипнуть себя несколько раз, чтобы не уснуть. Наверное, Роберт Лайтвуд был единственным человеком на планете, способным сделать историю Круга до смерти скучной. Бодрому состоянию не способствовало и то, что Саймон не спал до рассвета, ворочаясь на бугорчатом матрасе и пытаясь выкинуть из головы жуткие образы Джона и Изабель.
Что-то с ней происходило. Саймон был в этом уверен. Возможно, не из-за него. Может, дело было в её отце или в последствиях домашнего обучения, или в каких-нибудь женских штучках, которые ему не понять, но она была сама на себя не похожа.
Она не твоя девушка, напоминал он себе. Даже если что-то не так, его это больше не касается. Она может делать всё, что хочет.
И если она хочет Джона Картрайта, то не стоит проводить из-за неё бессонные ночи.
К рассвету он почти сумел себя в этом убедить. Но вот она снова на сцене, рядом со своим отцом, и её суровый умный взгляд вновь пробуждает все те досадные чувства.
Нет, это были не воспоминания. Саймон не смог бы назвать ни одного фильма, который они смотрели вместе; он не знал её любимых блюд или шуток; он не знал, каково этоцеловать её или сплестись с ней пальцами. То, что он чувствовал, глядя на неё, было намного серьёзнее воспоминаний, обитающих в глубинах его памяти. Он чувствовал, будто знает её внутри и снаружи, словно он обладал зрением Супермена и мог просканировать её душу. Он чувствовал одновременно грусть, утрату, восторг и смущение; ему, словно дикарю, захотелось убить дикого кабана и положить к её ногам; он чувствовал необходимость сделать что-то необычное и верил, что в ее присутствии он на это способен.
Он чувствовал то, чего никогда не чувствовал раньшеу него засосало под ложечкой, когда он это понял.
Он был уверен, что чувствует себя как влюблённый.
***
1984 год
Валентин упростил им задачу. Он получил у декана разрешение на «учебный» поход в лес Брослин: двое суток они могли делать всё, что им заблагорассудится, если результатом будет несколько исписанных страниц, рассказывающих о целебных свойствах диких растений.
Откровенно говоря, Валентин, со своими неудобными вопросами и бунтарскими теориями, должен был быть белой вороной в Академии. Рагнор Фелл действительно относился к нему как к скользкому созданию, которое выползло из-под скалы и которое нужно как можно быстрее вернуть обратно. Но остальные преподаватели, казалось, были ослеплены личным обаянием Валентина. Они или не могли, или не хотели видеть, какое неуважение скрывается под этим обаянием. Он постоянно уклонялся и от занятий, и от выполнения заданий в нужный срок, отделываясь одной лишь улыбкой. Другие студенты были бы благодарны за такие поблажки, но Валентин только ещё больше ненавидел своих преподавателей. Каждая уловка Валентина, на которую учителя закрывали глаза, была лишь очередным доказательством их слабости.
Он не испытывал угрызений совести, наслаждаясь последствиями своих поступков.
Согласно данным Валентина, стая оборотней скрывалась в старом поместье Силверхудов, ветхие руины которого располагались в самом сердце леса. Последний Силверхуд погиб в битве два поколения назад и его именем пугали маленьких детей. Смерть воинаэто одно дело. Печально, но таков естественный ход вещей. Смерть же целого рода была невообразима.
Возможно, они все втайне опасались этой незаконной миссии, которая, казалось, переходила предел дозволенного. Никогда прежде они не выступали против нежити без специального разрешения и без присмотра старших. Они и раньше нарушали правила, но никогда ещё не были так близки к нарушению Закона.
Наверное, им всем хотелось провести ещё несколько часов как нормальные подростки, прежде чем отправиться туда, откуда уже не будет дороги обратно.
Так или иначе, их четвёрка очень неторопливо пробиралась через лес. Лагерь для ночлега они разбили в полумиле от поместья Силверхуд. Валентин решил, что на следующий день они понаблюдают за убежищем оборотней, оценят его сильные и слабые стороны, а также привычки стаи. Нападать будут ближе к ночи, когда стая отправится на охоту. Но это были проблемы завтрашнего дня. А этим вечером они сидели у костра, жарили на огне сосиски, предавались воспоминаниям и строили планы на будущее, которое всё еще казалось невероятно далёким.
- Я женюсь на Джослин, конечно, - сказал Валентин, - И мы будем растить наших детей в новой эпохе, где их не будут портить прогнившие законы слабого, распускающего нюни Конклава.
- Ну, ещё бы, ведь к тому времени, мы будем править миром, - весело сказал Стивен. Из-за зловещей улыбки Валентина, это показалось скорее обещанием, чем шуткой.
- Нет, ну вы только представьте, - сказал Майкл.Папаша Валентин по колено в подгузниках. И полный дом детишек.
- Тут уже, сколько Джослин захочет.Выражение лица Валентина смягчилось, как и всегда, когда он произносил её имя. Они были вместе всего пару месяцев (они начали встречаться после того, как погиб его отец), но никто не сомневался, что это навсегда. Он смотрел на неё так словно она принадлежала к другому виду. Высшему виду. Как-то раз Роберт спросил у него, как можно быть таким уверенным, что это любовь, если они только-только начали встречаться. «Разве ты не видишь?ответил тогда Валентин.В ней больше Ангельского, чем во всех остальных вместе взятых. В ней есть величие. Она сияет как сам Разиэль».
- Просто ты хочешь пополнить генофонд, - сказал Майкл.Думаю, ты считаешь, что мир был бы лучше, если бы в каждом Сумеречном охотнике была частица Моргенштернов.
Валентин ухмыльнулся.
- Мне говорили, что ложная скромность мне не идёт, так что без комментариев.
- Кстати, об этом, - сказал Стивен, покраснев.Я спросил Аматис. И она сказала «да».
- Спросил о чём?не понял Роберт.
Майкл и Валентин только рассмеялась, а Стивен покраснел ещё больше.
- Выйдет ли она за меня замуж, - пояснил он.Ну, как вам это?
Вопрос был адресован всем, но взгляд Стивена был прикован к Валентину, который долго молчал, прежде чем ответить.
- Аматис?спросил он наконец, нахмурившись, будто это заставило его серьёзно призадуматься.
Стивен выдохнул. В то мгновение Роберт почти поверил, что Стивену нужно одобрение Валентина, и что если Валентин прикажет ему бросить Аматистот так и сделает, несмотря на предложение, несмотря на то, что любит её так сильно и отчаянно, что его чуть ли не трясёт от волнения, когда она приближается, и несмотря на ту ужасную песню о любви, которую он ей написал (скомканный листок с этой песней Роберт когда-то нашёл под кроватью Стивена).
В тот миг Роберту показалось, что Валентин действительно может приказать что-то в этом роде, просто чтобы посмотреть, что будет.
Потом Валентин широко улыбнулся, обнял Стивена и сказал:
- Ну, наконец-то. Не знаю, чего ты ждал, идиот. Если тебе посчастливилось заполучить кого-то из Греймарков, то нужно делать всё, что в твоих силах, чтобы это было навечно. Уж я-то знаю.
Затем все смеялись, сыпали поздравлениями, составляли план мальчишника и шутили по поводу недолгих попыток Стивена написать песню. И это Роберт чувствовал себя идиотом из-за того, что хоть на секунду усомнился в чувствах Стивена к Аматис или в благих намерениях Валентина.
Это ведь его друзья, самые лучшие, каких только можно иметь.
Они были его товарищами по оружию, и вот такие весёлые ночи под звёздным небом были наградой за особые обязательства, которые они на себя взяли.
То, что Роберт мог думать иначе, было лишь симптомом его тайной слабости и неуверенности, поэтому он решил, что больше не позволит себе таких мыслей.
- Ну, а ты, старина?спросил Валентин Роберта.Хотя можно и не спрашивать. Все мы знаем, что Мариза делает всё, что хочет.
- И, кажется, она хочет тебя, - добавил Стивен.
Майкл, который как-то странно притих, поймал взгляд Роберта. Только Майкл знал, как сильно Роберт не любит думать о будущем. Как он боится женитьбы, детей и ответственности. Будь его воля, он остался бы в Академии навсегда. Но в этом было мало смысла. Из-за того, что с ним произошло, когда он был ребёнком, (и из-за чего ему пришлось терпеть определённые ограничения в юности), он и так был старше своих друзей на несколько лет. Может быть, из-за того происшествия, он где-то в глубине души всегда будет чувствовать себя обманутым, желая вернуть время обратно. Он так долго мечтал о жизни, которой сейчас живёт, что пока просто не готов с ней расстаться.
- Ну, старина слишком вымотался, - сказал Роберт, увиливая от ответа.Думаю, мне пора на боковую.
Когда они потушили костёр и навели порядок, Майкл благодарно ему улыбнулся: если бы не Роберт, ему бы тоже светил допрос. Среди них всех только Майкл был один, и он не любил обсуждать эту тему даже больше, чем Роберт. В этом, как и во многом другом, они были очень похожи. Им всегда больше нравилось проводить время в компании друг друга, чем в компании девушек. Иногда понятие брака казалась Роберту абсолютно неправильным. Разве сможет он заботиться о жене больше, чем о собственном парабатае? Как такое вообще может прийти в голову?
Он не мог уснуть.
Когда незадолго до рассвета он выбрался из палатки, Майкл сидел у потухшего костра. Он повернулся к Роберту без удивления, будто знал, что его парабатай к нему присоединится. Может, так оно и было. Результат ли это связующего ритуала или же отличительная особенность лучших друзейРоберт не знал. Но они с Майклом жили и дышали в одном ритме. До того, как стать соседями по комнате, они часто сталкивались в коридорах Академии, по которой бродили бессонными ночами.
- Пройдёмся?спросил Майкл.
Роберт кивнул.
Они молча брели среди деревьев, прислушиваясь к звукам спящего леса: к резкому крику ночных птиц, к стрёкоту насекомых, к трепещущим на ветру листьям, к тихому шороху травы и веток под ногами. Таилось здесь и немало опасностей, и они оба хорошо об этом знали. Многие из учебных заданий проходили именно в лесу Брослин, который был удобным убежищем для оборотней, вампиров, и даже для редких демонов, которых, в большинстве случаев, выпускала сама Академия, чтобы проверить особенно перспективных студентов. Но сегодня ночью в лесу было спокойно. Или просто Роберту так казалось, потому что он чувствовал себя непобедимым.
Пока они шли, он думал не о предстоящей миссии, а о Майкле, который стал его первым настоящим другом.
Конечно, у него и раньше были друзья. Все дети, живущие в Аликанте, знают друг друга, и он смутно припоминал, как исследовал Город стекла в небольшой компании детей. Но среди них не было никого незаменимого, и все они понятия не имели, что значит быть верными своим друзьям. Он понял это, когда ему исполнилось двенадцать лет и ему нанесли первую руну.
Для большинства детей Сумеречных охотников это был великий день. Они мечтали о нём и ждали его, как примитивные дети ждут своего дня рождения. В некоторых семьях первую руну наносили быстро и деловиторебёнок отмечен и будет следовать отныне по намеченному пути; в других же семьях устраивался большой праздник: с подарками, воздушными шариками и праздничным банкетом.
И, конечно, в очень редких случаях первая руна становилась последней. Прикосновение стило сжигало кожу ребёнка, повергая его в шок или в безумие. Жар был настолько сильный, что только срезав метку, можно было спасти ребёнку жизнь. Эти дети никогда не будут Сумеречными охотниками; их семьи никогда не будут прежними.
Никто никогда не думал, что это случится именно с ними.
В двенадцать лет Роберт был тощим, но ловким; смышленым для своего возраста и сильным для своей комплекции; уверенным в том, что его ждёт слава Сумеречного охотника. Когда его отец осторожно рисовал на руке Роберта руну ясновидения, за этим наблюдала вся семья.
Кончик стило выводил изящные линии на его бледной коже. Завершённая руна вспыхнула так ярко, что Роберт закрыл глаза, ослеплённый её сиянием.
Это было последнее, что он запомнил.
По крайней мере, последнее, что он запомнил чётко.
Всё, что последовало за этим, он старался забыть.
Там была боль.
Боль, которая накатывала волнами и обжигала как удар молнии. Болело всё тело. Мучительная боль, которую излучала метка, расползалась по коже, проникала во внутренние органы и кости. А потом стало ещё хуже. Боль пробралась в его разум (или может быть, это была его душа) и вызывала просто неописуемые мучения, словно какие-то существа поселились в глубинах его мозга и становились всё голоднее с каждой горящей клеточкой в теле. Было больно думать, больно чувствовать, больно вспоминатьно ему приходилось всё это делать, потому что, даже в эпицентре этой агонии, какая-то часть Роберта смутно понимала, что если он не будет держаться, не будет чувствовать боли, то уйдёт навсегда.