Королевство плоти и огня - Дженнифер Арментраут 8 стр.


 Мыу нас нет вторых имен,  услышала я свой голос.

 Знаю.

 Ты сейчас говоришь правду?

Его лицо напряглось от каких-то эмоций.

 Я говорю правду, Поппи.

Мой дар сорвался с кожи, и я вспомнила, что сказал Киеран о моих способностях. Я тогда заявила, что не собираюсь общаться с принцем, но мой дар способен определить, что он чувствует, и, возможно, помочь понять, лжет ли он. Ложь и правда часто связаны с эмоциями, поэтому люди стараются скрывать свои чувства. Иногда это им удается, даже если они прячут самую сильную душевную боль. Однако о своих чувствах можно лгать другим, но не самим себе.

Открыться всегда было легко, мне не требовалось никаких усилий. Чутье вырвалось, и между Кастилом и мной словно протянулся канат. Связь не всегда возникает вот так, с конкретным человеком. Иногда я теряла контроль в толпе, и меня затягивало в нее. Некоторые люди проецировали свое страдание, настолько сильное и острое, что создавали со мной связь помимо моей воли.

У меня ушло несколько секунд, чтобы понять, что исходит от Кастила. Для меня эмоции имеют определенный вкус и ощущение, а сейчас я чувствую в горле что-то одновременно терпкое и резкое. Какой-то дискомфорт и печаль.

Печаль была знакомой. Она всегда с ним, омрачает каждый его шаг, каждое дыхание. Я часто думала о том, как он может смеяться и дразнить. Как может без устали бесить меня, постоянно чувствуя такое горе. Может, его поддразнивания и чересчур беззаботный смех  тоже маски? Ведь эта боль от начала и, возможно, до конца связана с его братом.

Я не поняла, с чем связан дискомфорт, но не почувствовала ничего указывающего на то, что он сейчас говорит неправду.

И, наверное наверное, это означает, что имя Хоук  настоящее. Что это не ложь.

При следующем вдохе мне словно бы не хватило воздуха.

 Зачем ты рассказываешь мне о своем имени? Почему это важно?

Сейчас он спокоен, черты его лица смягчились.

 Потому что тебе важно знать, что Хоук  часть моего имени, часть меня.

 Ты можешь читать мысли?

Кажется, я уже спрашивала об этом, но мне нужно было спросить еще раз. Чтение мыслей не так уж невероятно, учитывая то, что он может навязывать другим свою волю, а тем более что он не ошибся в своем предположении. Это имя важно для меня. Почему? Понятия не имею, ведь разве это что-то меняет? В конечном счете ничего.

К нему вернулась легкая усмешка.

 Нет, не могу, и это очень досадно, когда речь идет о тебе. Мне бы хотелось знать, о чем ты думаешь, что ты на самом деле чувствуешь.

Хвала богам, что он не знает. В путанице собственных чувств мне и самой не разобраться.

 Я Хоук,  сказал он чуть погодя.  И я Кастил. Я не два отдельных человека, как бы сильно тебе ни хотелось так считать.

Я крепче сжала рукоятку ножа. Мне не по душе то, как хорошо Кастил меня изучил.

 Я знаю.

 В самом деле?

Во мне вспыхнуло раздражение, потому что я часто думала о нем как о двух разных людях, но главным образом потому, что он просто носит разные маски, и одна из них была Хоуком.

Но это неважно. Это не может быть важно.

 Я знаю, что ты один и тот же,  сказала я.  Ты тот, кто лгал мне с самого начала, и ты тот, кто держит меня сейчас в плену. И неважно, какое имя ты при этом использовал.

Он выгнул темную бровь.

 Тем не менее ты не называла меня Хоуком с тех пор, как узнала, кто я.

Раздражение быстро переросло в гнев.

 И почему это важно, Хоук?

На его губах появилась улыбка, показывающая кончики клыков.

 Потому что я скучаю по тому, как ты произносишь это имя.

Я изумленно пялилась на него целую вечность.

 Что за нелепость, Кастил?

Он рассмеялся  таким теплым, глубоким и настоящим смехом. Через связь я ощутила веселье, как крупинки сахара на языке. И едва не разозлилась до такой степени, чтобы опять сделать что-нибудь очень безрассудное с ножом. Каким-то образом мне удалось подавить этот порыв, который бы только доказал, насколько неистовой я могу быть.

Его веселье угасло.

 Я не лгал тебе с тех пор, как ты узнала, кто я.

 Как я могу в это верить?  настойчиво спросила я.  И даже если не лгал, то это не сотрет прежнюю ложь.

 Ты права. Я не ожидаю, что ты поверишь, и не ожидаю, что ты забудешь прежнюю ложь.  Я опять ощутила печаль с тающим вкусом веселья.  Но теперь мне нечего добиваться ложью. Я получил то, чего хочу. Тебя.

 Ты меня не получил.

Он изогнул уголок губ.

 Нам придется сойтись на том, что мы расходимся во мнениях по этому вопросу. Спроси у меня что-нибудь, принцесса. Спроси что угодно, и я скажу правду.

У меня возникли сотни разных вопросов. Я так много могла бы у него спросить. Но главных вопросов всего два.

«Были ли у тебя вообще какие-то чувства ко мне?»

«Было ли хоть что-нибудь настоящим?»

Но больше я не задам эти вопросы.

 И я должна просто поверить тебе?

 Поверишь или нет  дело твое.

Дело не просто в том, решу ли я ему поверить, но я не стала заострять на этом внимание. Мне в голову пришел еще один вопрос.

 Это ты убил первую Деву?

 Что?  переспросил он с удивлением, которое я ощутила и через связь  холодное, как всплеск ледяной воды.

Я пересказала то, что герцогиня утверждала о способностях первой Девы.

 Она говорила, что Дева оказалась недостойной, хотя ее все равно отдали богам. Но ее поступки и решения привели ее к Темному. К тебе.  Как и меня.  Герцогиня практически сказала, что Темный ее убил.

 Не знаю, зачем герцогиня тебе это рассказала. Единственная Дева, которую я встречал,  ты.  Я ощутила горячий и едкий ожог гнева, исходящий от него.  Я даже не знаю, существовала ли в действительности еще одна Дева.

Я я даже не рассматривала вероятность того, что никакой другой Девы не было. Это может объяснить, почему о ней нигде не написано, почему неизвестно даже ее имя. Но чтобы ее вообще не существовало?

 На моих руках немало крови, Поппи. Так много, что иногда я думаю, что никогда их не отмою. Так много, что я даже не знаю, хочу ли вообще их отмывать.

Я метнула на него взгляд.

 И я уверен, что ты много слышала обо мне  о Темном. Кое-что из этого правда. Я убивал Вознесшихся при каждой возможности, в Карсодонии и во всех городах, где бывал. И да, я находил своеобразные способы покончить с ними. Я искупался в их крови.

Я похолодела, не в силах отвести взгляд.

 Дворец Золотого Полумесяца и лорд Эвертон  твоя работа?

 Лорда Эвертона не было в живых, когда я покинул Триречье. Как и всех смертных, которые помогали ему, когда дело касалось его тяги к крови мальчиков  пристрастия, которое зашло еще дальше. И, как ты понимаешь, некоторые смертные знали правду: они помогали скрывать то, что происходит в храмах, и то, что делают Вознесшиеся, когда до Ритуала еще далеко.

Я уже поняла, что у Вознесшихся есть пособники. Должны быть. Жрецы и жрицы в храмах должны все знать. Как и хозяйки в замках и близкие слуги Вознесшихся.

 И я уверен, что до тебя доходили слухи о моей связи с леди Эвертон, благодаря которой я попал во дворец?

Я об этом слышала.

 Я признаю, что использовал любое оружие, какое было под рукой. Этому меня научили сами же Вознесшиеся.

Меня передернуло.

 Она славилась своими любовными интрижками. Слуги помогали ее любовникам проникать во дворец. Многие так и не выходили, но я постарался, чтобы она меня увидела. В конце концов она пригласила меня в свою постель, и вот так я смог войти. Но я и пальцем ее не тронул. Вообще.  В его тоне звучал низкий рокот.  И если бы она не убежала, когда пожар только занялся, она бы тоже не спаслась.

Я ни на секунду в этом не усомнилась.

Он подался вперед, удерживая мой взгляд.

 На моих руках кровь не только Вознесшихся, но и невинных. Смертных и атлантианцев, очутившихся на пути к тому, чего я хочу. Твой охранник, Рилан, один из них.

У меня возник ком в горле.

 Как и гвардейцы, что ехали с нами, и бессчетное множество других. Все они пали от стрелы, яда или в бою. Все, что стояло между тобой и мной.  Он не отводил взгляда ни на секунду.  А Виктер? Те леди на Ритуале? Я не убивал их, но ты права. Мои сторонники действовали по собственному произволу, но их вдохновили мои слова, мой пример. Поэтому кровь этих жертв тоже на моих руках. Мне следовало с самого начала взять ответственность на себя.

Меня пронзила дрожь боли и сожаления.

 Что-то из этого запятнало твою душу?  прошептала я.

 Многое из этого.  Он выпрямился.  Но к той Деве я не имею никакого отношения. Если она существовала и была, как и ты, частично атлантианкой, и имела дар, как у тебя или похожий,  ее не отдали богам. Ее, скорее всего, использовали так же, как собираются использовать тебя.

Я прерывисто выдохнула.

 Если если у них твой брат, то зачем им нужна я?

Он внимательно смотрел на меня из своего кресла.

 Атлантианцам, чтобы выжить, нужна кровь сородичей. Даже полукровка может дать необходимое вещество. Вот так во мне поддерживали жизнь.

Я с усилием сглотнула. Несмотря ни на что, мне больно за него. И за нее  за женщину, которую я даже не знала. Да что там  я даже не уверена, что она существовала.

 Ее могли держать в плену чтобы кормить его? Поддерживать в нем жизнь?

 Мы не умираем без атлантианской крови,  сказал он.

Я нахмурилась.

 Как можно не жить, но и не умирать?

 То, что тогда с нами происходит, нельзя назвать жизнью,  ответил он и продолжил прежде, чем я успела задать вопрос.  Если первая Дева существовала, то либо она поддерживала жизнь моего брата, либо ее использовали так же, как его. Возможны и оба варианта сразу. Но в любом случае я полагаю, что она давно погибла. Тебе стоило задаться вопросом, зачем ты им нужна. Зачем Вознесшимся делать тебя Девой, держать взаперти, под защитой и неусыпным наблюдением? Почему они ждали твоего Вознесения?

Он практически выплюнул последнее слово.

 Ты была права насчет того, почему после нападения Жаждущих тебя заставили молчать об укусах и никогда не применять свои способности. Кто-нибудь мог понять, кто ты, и все их возведенное на костях здание рухнуло бы. Так почему они рисковали и ждали так долго? Пожалуйста, скажи, что ты задавала себе эти вопросы.

Я похолодела.

 Я задавала. Они они хотят использовать меня, чтобы создавать новых вампиров. Но почему? У них есть

 И как ты думаешь, почему они ждали так долго?  повторил он.  Почему эта предполагаемая первая Дева очень кстати исчезла примерно в то время, когда начали усиливаться ее способности? Для тебя нет никакого Вознесения. Боги не требуют служить им. Вознесшиеся ждали, когда ты станешь им полезна.  Он подался вперед.  Есть причина, почему они ждут определенного возраста, чтобы вознестись. Знаешь, что происходит с атлантианцами в девятнадцать лет?

Я знала. Читала об этом в «Истории войны Двух Королей и королевства Солис». Ответ содержался в этой проклятой книге, которую меня заставили прочитать раз сто. Возможно, кое-что в ней было правдой.

 Атлантианцы достигают зрелости. Вы называете это Отбором, когда происходят физические изменения.

 И когда у некоторых начинают проявляться или усиливаться определенные способности,  добавил Кастил. Его глаза ярко горели в полутемной комнате.  Для меня это была способность к принуждению. В детстве я умел быть очень убедительным, но, пройдя Отбор, смог по желанию навязывать свою волю другим.

В животе возникла пустота.

 Тогда почему ты просто не заставишь меня делать то, что хочешь?

Он сдвинул брови.

 Потому что хоть я и чудовище, но не такое чудовище, Поппи.

В груди защемило, и я отвела взгляд.

 Кроме того, принуждение действует временно и полезно только для сиюминутных целей.

Когда я опять посмотрела на него, выражение его лица стало более мягким.

 И, что интересно, подобно тому, как ты не можешь ловить эмоции Вознесшихся, принуждение на них тоже не действует.

Я прочистила горло.

 Ты знаешь, почему так?

 Некоторые считают, это потому, что у них нет души.

Я подумала о Йене и тут же отбросила эти мысли.

 Так ты думаешь, мои способности меняются, потому что я приближаюсь к Отбору?

 Да, к версии Отбора. Твоя кровь для Вознесшихся бесполезна, пока тебе не исполнится по крайней мере девятнадцать, хотя твои способности будут формироваться еще два года.

Пока я переваривала то, что он рассказывал, мои мысли потекли в ином направлении.

 У меня вырастут клыки?

Он поднял брови.

 Сомневаюсь. Полукровкам не требуется кровь, поэтому не нужны и клыки.

 А что насчет бессмертия?

 А ты бы его не хотела?

Я подумала о Вознесшихся и о том, как долго они живут. Было ли причиной недостатка у них человечности то, что они делают, чтобы выжить? Или же дело в том, что они на протяжении нескольких поколений видели, как все вокруг умирают?

 Не знаю,  честно ответила я.  Так оно будет?

Он покачал головой.

 То, что смертные называют бессмертием, есть только у чистокровных атлантианцев.

Сложно сказать, с облегчением я это восприняла или нет.

 А я могу вознестись? Стать вампиром?

Задавая этот вопрос, я думала о Йене. Если он, как и я, частично атлантианец

 Я честно не знаю, Поппи. Атлантианцам запрещено возносить тех, в ком есть хоть капля смертной крови,  объяснил он.  Даже полукровки, живущие в Атлантии, не возносятся. Они живут и умирают, как и смертные.

Я не знала этого о жителях Атлантии. Что не все атлантианцы такие, как он.

 Могу представить, что для полукровок Вознесение будет таким же, как для смертных,  продолжил он.  Они станут вампирами.

Это означает, что ими будет руководить жажда крови, просто не такая всепоглощающая, как у Жаждущих. У меня сдавило грудь.

 Когда человек обращается  делается вампиром,  что с ним происходит?

Кастил несколько секунд молчал, затем сказал:

 Другие вампиры кормятся от них, приводя их на грань смерти из-за потери крови, а потом дают кровь атлантианца. Иногда изменение происходит сразу. В других случаях они несколько часов могут казаться мертвыми. Но они пробуждаются и пробуждаются голодными. Такими же неуправляемыми, как Жаждущие, и часто справляться с ними приходится нескольким Вознесшимся.  Он подвигал челюстью, глядя на огонь.  Даже когда их накормят, их снедает голод. Я слышал, что у новообращенного вампира уходят недели, а то и месяцы, чтобы научиться контролировать жажду.

У меня упало сердце. После Вознесения Йена я какое-то время не получала от него никаких вестей. Прошло несколько месяцев, он тогда как раз женился.

 И мне известно, как поступают те, кто не может смириться со своими новыми потребностями и причинять вред людям,  тихо добавил он.

 Как?  спросила я, хотя интуиция подсказывала, что ответ будет не из приятных.

 Они предпочитают выйти на солнце, когда оно стоит в зените. Много времени это не занимает, но все равно смерть приходит не слишком быстро. И не безболезненно.

О боги.

Это это похоже на то, что сделал бы Йен. Но он жив. Он слал письма. Он должен быть жив.

Я сглотнула.

 Ты видел, как их обращают? Все они сознают, что с ними происходит?

Он перевел взгляд на меня.

 Я знаю, к чему ты клонишь, и не думаю, что ответ изменит ситуацию так, как тебе хочется.

 Ты можешь просто ответить на вопрос?

Он сжал губы.

 Вознесшиеся устраивают церемонию. Смертных приводят в балахонах и масках. Поют бессмысленные слова, зажигают свечи. Некоторые, похоже, знают, чего ждать. Большинство выглядят как пьяные. Понятия не имею, вполне ли они сознают, что происходит.  Его грудь поднялась в глубоком вдохе.  Некоторые кажутся одурманенными. Сомневаюсь, что они вообще понимают, бодрствуют ли они.

Я уставилась на него, застряв между облегчением и ужасом. Понятно, почему он не хотел отвечать. Если Йена одурманили до такой степени, что он не сознавал происходящее, если остальные тоже не сознавали, что происходит,  это еще хуже.

Кастил молча смотрел на меня.

 Вознесшимся незачем обращать полукровку. Это испортит кровь, которая им нужна, чтобы создавать новых Вознесшихся или сохранять жизнь атлантианцу. Вот почему они заботились о твоем здоровье и безопасности, вот почему ваша драгоценная королева так нежно ухаживала за тобой.

Все мое тело напряглось, как тетива лука.

 Твоя кровь до сих пор для них ничего не значила и будет значить еще меньше, если ты пройдешь через Вознесение.

Значит, у меня с Йеном, скорее всего, были разные родители: или один, или оба. Потому что его предназначали для Вознесения. Он писал мне письма, и Кастил утверждал, что Йена видят только по ночам. Разве что

Назад Дальше