Вид развалин устрашает, они на редкость высоки и усеяны пятнами черной сажистало быть, тут был пожар и, быть может, не один. Окна здесь либо разбиты, либо отсутствуют. Растущие рядом розовые кусты почти не видны из-за буйно разросшегося чертополоха, стены покрыты вьюнками, заползающими в пустые оконные проемы.
Над одним из этих проемов я вижу какой-то полустершийся, почти неразличимый резной знак. Две буквы, наложенные друг на друга и переплетающиеся в затейливом рисунке: АБ. И я сразу же понимаю, где нахожусь.
Аббатство Баэр.
Я резко втягиваю в себя воздух. Как же я смогла зайти так далеко? Сколько часов назад я вышла из дома?
Это запретное место. Опасное. Однако меня тянуло сюда. Может, это знак, то самое знамение, которое я искала? Но тогда о чем оно?
Хотя здесь и опасно, я всегда хотела увидеть это аббатство, то место, где обитали могущественные афразианцы, внушавшие такой страх. Я пытаюсь представить себе, каким оно было много лет назад, как его золотистые камни блестели под слепящим полуденным солнцем, как здесь кипела жизнь, как множество мужчин и женщин занимались в нем своими повседневными делами. Я представляю себе, как кто-то из них медитирует вот под этим огромным дубом, как кто-то читает, сидя вот на той скамье из украшенного резьбой известняка, белеющей в заброшенном саду.
Я обхожу развалины аббатства в поисках места, где его штурмовал король Эзбан со своим войском.
И слышу, как что-то движется. Звук исходит изнутри стен аббатства. Как будто кто-то двигает по каменному полу что-то тяжелоеможет, открывает дверь? Или поднимает что-то с помощью ворота? Я приближаюсь к зданию и вхожу в его тень. Таково ласковое прозвище, которое мне дала моя матушка, Тень.
Но кто это может быть? Мародеры уже давно вынесли отсюда все сколько-нибудь ценное, хотя надежда отыскать до сих пор не найденные сокровища, возможно, и сейчас привлекает сюда искателей приключений. А еще тут могут обитать бродяги. Или же это охотник либо отшельник.
Где-то недалеко по камням, журча, бежит река, и до моего слуха доносятся шелест листьев и трели птиц. Все так, как и должно быть, и все же что-то продолжает тревожить меня. Что-то вроде неотвязного шума в ушах. За мною по-прежнему следит какой-то человек или какое-то существо, и это не ягуар. От того, кто наблюдает за мною, пахнет смертью и разложением.
Я иду вперед и решаю пробежать вдоль стены до дверного проема, в котором давно нет двери. Мне хочется посмотреть, что там внутри, ведь мне, возможно, уже никогда не выпадет такой шанс.
Я вхожу в дверной проем и оказываюсь внутри аббатства. Большая часть его крыши обрушилась, так что света здесь более чем достаточно даже теперь, когда до сумерек остается всего ничего. В воздухе пляшут пылинки, на всех поверхностях лежит слой пыли и сажи, а в тени видна влажная грязь. Я иду вперед, оставляя на полу следы. Оглядываю полдругих следов на нем нет. В недавнее время сюда никто не заходилво всяком случае, после последнего дождя.
Я стараюсь ступать как можно легче. Затем слышу что-то необычное. Я останавливаюсь, делаю шаг назад. Вот оно, опять. Я делаю шаг впередтеперь подо мною массивный камень. Назади да, я слышу эхо. Как будто там, внизу, находится колодец. Какая-то пустота. Что же там? Кладовая? Крипта?
Мне надо повернуть назад. Из пребывания здесь не может выйти ничего хорошего, и я это знаю. Аббатствоэто владения афразианцев, и неважно, что они давно покинули его. И все же. У меня нет оснований считать, что здесь кто-то есть, и кто знает, что я смогу здесь найти, если немного поищу. Быть может, здесь было спрятано сокровище. Быть может, даже Деянские свитки.
Я ступаю на большую плиту, вырубленную из темно-серого сланца. Она плотно сидит в полу, но я по мере сил отгребаю грязь, скопившуюся вокруг нее, и пальцами подцепляю ее край. С усилием приподнимаю ее и сдвигаю вбок. В зияющую под нею черную щель юркают сороконожки. Выпрямившись, я каблуком отодвигаю тяжелый камень еще дальше и вижу деревянную приставную лестницу, уходящую вниз.
Я нажимаю на нее, проверяя, крепка ли она, затем начинаю спускаться. Добравшись до последней ступеньки, я соскакиваю вниз и вижу перед собою длинный узкий коридор, на стенах которого укреплены канделябры, в которых нет свечей. Здесь пахнет сыростью и плесенью. Я иду по коридору, и мои шаги гулко отдаются в тишине.
Где-то впереди о камни плещется вода. Может, там течет подземная река? Коридор идет все дальше, темный и безмолвный, и с потолка его время от времени падают капли воды.
В конце его я вижу арочный дверной проем, ведущий в большую пещеру. Как я и предположила, здесь течет подземная река. Через небольшое отверстие в потолке сюда проникает свет, освещая свисающие тут и там сверкающие сталактиты, желтые, оранжевые, красные, так что кажется, будто я окружена языками огня. Эта пещера явно не творение рук человека. Скорее всего, подземный ход, по которому я шла, и все аббатства были построены вокруг нее. На берегу реки есть пристань для лодок, но сейчас она пуста.
И тут у меня екает сердце. Я потрясенно втягиваю в себя воздух.
Афразианцы покинули этот замок восемнадцать лет назад, однако рядом с дверным проемом валяется свежий огрызок яблока.
И тут сзади, из коридора, до меня доносятся мужские голоса, и они приближаются.
Глава 2Тень
Кто здесь? слышится грубый голос из коридора. И эхо повторяет: Кто здесь? Кто здесь? Кто здесь?
Они услышали меня! Где же мне спрятаться? Кажется, выход тут одинпо тому коридору, по которому я пришла, но туда я пойти не могу. Единственный путьрека, текущая внизу. Мужчины шепчутся в коридоре, пока я соскальзываю с пристани в воду, стараясь избежать плеска. Я слышу, как в пещере топают их сапоги.
Похоже, он смылся, говорит один. Голос у него низкий, скрипучий. Это тот же мужчина, который крикнул: «Кто здесь?»
Может, тебе опять чудится то, чего нет, отзывается второй. Голос у него высокий и хриплый. Наверное, этот помоложе.
Ты так думаешь? Тогда кто же отодвинул плиту? спрашивает первый. Скорее всего, тот, кто был здесь, прыгнул в реку.
Второй фыркает:
Тогда ему точно каюк.
«Похоже, этот малый знает, что говорит», думаю я, когда поток неудержимо влечет меня прочь, заворачивает, бежит вниз по крутому склону, становясь все быстрее. Я пытаюсь сохранить контроль над своим телом, но вода заглатывает меня. Я силюсь вынырнуть на поверхность, схватить ртом воздух, но все тщетно. Они были правы. Мне не выплыть. Я не могу пересилить глубинное течение, и оно тянет меня вниз.
Я изо всех сил отталкиваюсь ногами и с огромным трудом удерживаю голову над поверхностью воды, которая плещет мне в лицо, затекает в мои нос и рот. Вдыхая воздух, я глотаю и воду, у меня не выходит иначе. «Не паникуй, говорю я себе. Никогда нельзя поддаваться панике».
Я вижу в воде толстый сук, пытаюсь схватиться за него, но у меня не получается. Мне вообще не следовало сюда приходить. Я утону. Я вот-вот погибну.
И еще одна мысль: «Мои тетушки меня убьют».
Нет, нет! Я не сдамся, не сдамся! Мои руки и ноги работают, ими будто управляет какая-то сторонняя сила. Я ухитряюсь подплыть к еще одному плывущему по воде суку и хватаюсь за него.
Мою голову снова накрывает вода. Я закрываю глаза и изо всех сил держусь за сук, затем, когда моя голова вновь оказывается на поверхности, пытаюсь глотнуть воздуха и немедля начинаю кашлять. В мои легкие попала вода, у меня щиплет в носу. Возможно, сейчас те мужчины в аббатстве слышат звуки моей борьбы с течением, но мне все равно. Я хочу только одноговыбраться отсюда живой.
Впереди виден светзначит, там есть выход. Сзади, оттуда, где остались мужчины, слышится какой-то шум, как будто там дерутся, как будто на них кто-то напал. Мое дыхание приходит в норму, хотя я по-прежнему ощущаю жжение в груди и в носу. Если бы я не смогла разглядеть этот сук или, если бы моя нога зацепилась за ветку топляка на дне
Я выплываю из пещеры, влекомая рекой. Оглядевшись, я вижу, что очутилась по другую сторону аббатства. Рядом холм, который до того, как зайти внутрь, я видела вдалеке, тот самый, где произошла великая битва. Я ощущаю гнетущую тяжесть смерти, она везде, она исходит от самой этой земли.
Сук, за который я держусь, останавливается, натолкнувшись на прибрежные камни, выступающие из воды под старой-престарой плакучей ивой. Мои руки ослабели, они дрожат. Надо выбраться из реки. Я могла бы укрыться под этой ивой, за ее свешивающимися ветвями, которые полностью закрывают берег. Тут можно спрятаться так, что снаружи никто меня не увидит.
«Сделай только одновыберись из воды», прошу я саму себя. Стиснув зубы, я наполовину вылезаю из воды, чтобы попытаться лечь на выступающий из нее камень. Из-за холма доносится лошадиное ржание, затем мужские крикикажется, там дерутся. Я замираю, чтобы отдышаться, прислушиваясь к звукам потасовки, долетающим с той стороны. Те двое мужчин дерутся с кем-то третьим, вот и хорошо, значит, они не подойдут ко мне. Я закидываю на камень мою правую ногу и наконец с усилием вылезаю из воды. Мои тяжелые ботинки определенно не помогают делу.
Шум потасовки вдруг резко стихает, словно какая-то из сторон одержала верх. Насквозь мокрая, я кое-как выбираюсь на берег и прячусь за занавесом ивовых ветвей. Теперь вокруг царит тишина. Те, кто дрался, удалилисьили поубивали друг друга. Как бы то ни было, это не моя забота.
Солнце уже заходит; наверняка мои тетушки уже начали меня искать.
Из-за холма больше не доносится ни единого звука. Мне тут не нравится. В отличие от развалин на этом месте лежит печать смерти. Печать насилия. Это как невидимый туман. Я опираюсь ладонью о толстый ствол ивы, чтобы встать.
И в меня словно ударяет молния.
Внезапно я вижу перед собою воина, одетого в цвета Реновии, он лежит на земле, истекая кровью. А вот другой воин, у него отрублена рука и одна нога сломана и согнута под неестественным углом. Он стонет от боли. «Я хочу домой, кричит он. Домой».
Еще один воин лежит в воде, наружу торчат только его ноги. И множество других, они везде. Они мертвы. Это битва при Баэре, она будто проходит перед моими глазами. Я чую запах крови, слышу предсмертные стоны, но на самом деле ничего этого нет. Это всего лишь иллюзия, память этих мест. Она обладает такой силой, что те, у кого есть дар ясновидения, постаравшись, могут видеть то, что происходило здесь восемнадцать лет назад. Впрочем, они могут и не стараться. Тетя Мория говорит, что иногда подобные видения находят тебя, а не наоборот.
Видения являются мне с десяти лет.
Я поднимаю взгляд. И вижу его. Короля Эзбана.
Я узнаю его по реновианским монетам, на которых выбит его точеный профиль. Он высок, широкоплеч, и у него золотистая борода и такого же цвета волосы, выбивающиеся из-под помятого шлема. Он необыкновенен и похож на легендарных кораблестроителей из северных земель. Именно таким он и представлен в историях, которые я слышала, отважным, полным достоинства, но в них не говорилось, что у него добрые глаза.
Мне хочется броситься к нему, но я не могу пошевелиться. Я знаю, что должно случиться, и хочу закричать, предупредить его. Но когда я пытаюсь крикнуть, у меня не получается издать ни звука.
К нему, занеся меч, бежит враг, одетый в серую мантию монаха-афразианца, с их всегдашней черной маской на лице. Король не отступает. Клинок монаха со звоном ударяется о его клинок. Они бьются, монах пытается оттеснить короля, король теснит монаха. Афразианец пытается ударить Эзбана ногой в живот, но тот уворачивается, и сапог монаха всего лишь слегка задевает его бедро. Он взмахивает мечом, чтобы зарубить афразианца, но тому тоже удается увернуться. Король красен, его грудь вздымается, зубы оскалены. Он снова делает выпад.
Они продолжают биться, и, похоже, их силы равны. Остальные воины не замечают этого поединка, проходящего на холме. Я пытаюсь крикнуть: «Помогите ему!» Но не могу, потому что каким бы реальным все это ни казалось, это только видение. Я наблюдаю за тем, что происходило в прошлом.
Я снова поднимаю глаза.
Монах лежит на земле. Король подходит к нему, заносит над ним свой меч, и на мгновение я начинаю надеяться, что на сей раз король Эзбан победит. Что прошлое может измениться. Но монах вдруг откатывается и бьет его по ноге. Король падает, пытается подняться.
И тут монах всаживает меч в его грудь и пронзает ее насквозь.
Я отдергиваю ладонь от ствола ивы. И меня начинает тошнить. Я весь день не ела, так что из меня выходит только желчь. По лицу моему текут слезы. Вот что имели в виду мои тетушки, когда говорили мне: «Будь осторожна в своих желаниях». Потому что получить ты можешь совсем не то, к чему стремилась. Желая стать подмастерьем в Гильдии Очага, я искала опасностей и приключений и, увы, похоже, нашла на свою голову.
Я встаю, чтобы уйти. Судя по положению солнца, у меня еще есть немного времени до того, как совсем стемнеет. Если двигаться быстро, моя одежда просохнет прямо на мне. Хорошо, что по ночам сейчас еще тепло. По крайней мере, насмерть я не замерзну.
И тут что-то врезается в меня спереди. Я падаю навзничь, чувствуя, что этот удар вышиб из моих легких весь воздух. На мгновение у меня мелькает мысль, что это опять тот ягуарно нет, надо мною стоит не зверь, а человек.
Серые одежды. Жуткая черная маска ордена афразианцев, закрывающая лицо. Такая же, как те, которые несколько веков снились детишкам в ночных кошмарах. Монах заносит надо мною свой меч.
Это не видение.
Это происходит на самом деле.
Стало быть, вот кто следил за мной. Я чую тот же запахзапах разложения и смерти. Значит, я была права, меня и впрямь преследовал хищник, намеревающийся меня убить. Я так потрясена, что не могу сдвинуться с места.
Я закрываю глаза и, закрыв лицо руками, жду, когда монах заколет меня.
Но, откуда ни возьмись, кто-то приходит мне на помощь и, оттолкнув злодея, всаживает меч ему в живот.
Я открываю глаза. Над афразианцем, напавшим на меня, стоит мужчина в капюшоне. Своим мечом он пригвоздил монаха к земле.
Когда он наклоняется, чтобы обыскать карманы мертвеца, я на миг вижу его лицо.
Я смогла бы узнать это лицо везде. Это Кэледон Холт. Неопрятная бородка, оливковая кожа, непослушные темно-русые волосы, падающие на глаза. Ему девятнадцать лет, он лишь немного старше меня, но он уже Королевский Ассасин. Любимец Гильдии Очага. Никто другой из жителей Реновии в точности не знает, как именно он выглядит и какими делами занимается, но мои матушка и тетушки состоят в Гильдии, так что им это известно, а то, что знают они, знаю и я.
Надо убраться отсюда, пока он обыскивает этого монаха. Я не понимаю, что он вообще тут делает, как и то, что со мной сейчас произошло. Но я определенно не хочу, чтобы он рассмотрел меняведь он, возможно, помнит меня и захочет отвести меня к моим тетушкам и рассказать им, куда я забрела. И что меня едва не убили. Если об этом узнает моя мать, мне больше никогда не разрешат выйти из дома.
А посему я прячусь в кустах, хотя маловероятно, что он смог бы узнать меня. Я видела его только раз, на похоронах его отца, но я-то хорошо знаю, кто он. Мои тетушки внимательно следят за ним. Они горячо восхищались его отцом, Кордином.
Я наблюдаю за ним из-за ближайшего куста. Он поворачивается и снимает с монаха маску. Под нею оказывается красивое лицо, обрамленное золотистыми волосами, на одной щеке афразианца видна отметинаогромный шрамтот самый, который он получил, когда мстил за своего короля.
Я потрясенно ахаю. Но когда Кэледон поднимает взгляд, меня уже нет рядом, я скрылась в чаще.
Мятежный монах, пытавшийся убить меня, был не кто иной, как принц Аласт, младший брат короля Эзбана.
Глава 3Тень
Я не могла остаться. Как только Кэледон снял маску с принца, откуда ни возьмись появился отряд воинов королевы. Когда я наконец возвращаюсь домой, голова у меня идет кругом.
Как только я ступаю на гравийную дорожку, проходящую мимо огорода с лекарственными травами, у меня начинают подгибаться ноги. Может, мне в самом деле стоит просто сесть на землю и уснуть прямо здесь? Но я прохожу мимо пчельника с его рядами ульев и подхожу к дому. Наш домик темен, только в одном из его окон виден тусклый желтый светэто окно спальни моих тетушек. Вероятно, они воспользовались магией, чтобы определить, где я нахожусь, и с тех пор следили за тем, как я добиралась домой. Они вполне могли бы отправить ко мне лошадь. Надо думать, они решили так наказать меня, посчитав, что, проделав весь путь пешком, я понесу заслуженную кару.