Ты поймешь в процессе. Почувствуешь. Просто держись за мой взгляд, да?
«За то хорошее, что ты в нем увидела».
Момент завершения нашего диалога я старалась оттягивать максимально долго. Мне не хотелось возвращаться в камеру, не хотелось начинать что-то страшное, пугающее. И следующий вопрос прозвучал оторванно от темы, почти глупо:
Тебе это приятно? Этот процесс
Сложный взглядживая радужка, сейчас почти целиком синяя. И честный ответ, хотя Лиаму не хотелось отвечать честно.
Отчасти. Это процесс временного поглощения материи, присваивания ее.
«То есть временно я соединю тебя с собой, сделаю тебя частью своего поля».
Я даже ощутила отклик той волны странного удовольствия, о которой он говорил.
Но приятно во время того процесса, который нас ждет, мне не будет. Очень много напряжения.
И мне не будет точно
Плохо. Несмотря на кашу и чай, подкашивались ноги. Ослабло всеи тело, и разум.
На долю секунды мне показалось, что он желает коснуться моей щекисостоявшееся действо, которое не состоялось наяву.
Я активирую в тебе все центры удовольствия. Это максимум, чем я могу
Не нужно.
Подачка. Все равно, что обмазать пропитанный цианидом бургер, сообщить, что перед подачей тебе обсыплют его специями и даже обжарят для красивого вида.
Невеселая улыбка, не задевшая глаза.
Надо. Иначе от болевого шока ты отключишься в течение первой минуты.
«А нам нельзя прерывать контакт сознаний».
Вот и все. Вот и договорили. Пора идти обратно. А я так и не услышала чего-то главного, чего-то очень нужного и важного. Да и верно ли было ожидать этого на СЕ?
«Верно».
Мне нужны были еще слованастоящие, правильные. Плот, за который я смогу держаться.
Скажи
Лиам чувствовал завершающий вопрос во мне, ждал его, не выказывал нетерпения.
Я сглотнула.
Скажи, что тебе не все равно.
Что я нужна тебе хоть в каком-нибудь смысле, что все это имеет для тебя значение, просто скажи
Мне не все равно, ответил он. Ответил со странно тяжелым выражением глаз. Если бы мне было все равно, я бы не стал отменять деактивацию. Идем?
Если бы сейчас он дал мне руку, я пошла бы за ним куда угодно.
Но он не дал. Развернулся, зашагал к выходупришлось с тяжелым сердцем двинуться следом.
Глава 8
Меня привязали к стене. Объяснили, что стоять все равно не выйдет, что толстые ремни, обвившие локти, бедра, животмера предосторожности от падения. Хорошо, что я не видела эти крючья в стене своей камеры раньшемороз по коже.
«Да, можно лежа, сообщил Лиам, но площадь соприкосновения, если я лягу на тебя сверху, будет очень высокая. В течение минуты у тебя остановится сердце».
Никаких пошлых намеков, ровное предупреждение «патологоанатома».
Не надо «остановится» Пусть будут ремни.
Кареглазый стоял от нас сбоку, смотрел на висящую в воздухе таблицу, на которой ярким зеленым абрисом высвечивалось мое телотам, на этой таблице, будет видно, как идет процесс «заполнения», как изменяются жизненные показатели, нарисуется график, цифры, наверное Еще двое у решеткинезнакомые мне наблюдатели.
Готова?
Разве к этому можно быть готовой?
Но я кивнула, как болван, у которого лопнула одна из веревочек в тряпичной шее.
Начинаем, жесткий приказ Лиама коллеге, фиксируй данные, производи озвучку.
И мне:
Смотри на меня. Просто. Смотри на меня.
(Supreme Devices feat. Ivan DominikThe Number One)
Сначала было просто.
Мой взгляд зацепили, словно на крючок, как тогда у стены, и сразу внутрь. Снова агрессивно, плотно, и я привычно отступила прочь, освобождая место. Если для того, чтобы выкупить у Судьбы шанс на мою жизнь, мне придется позволить себя «присвоить», «слить» с кем-то другимя попробую Шаг назад, ещепусть заходит. Главноедышать, главноерасслабиться
«Молодец Хорошо»
Я его слышала. Я его чувствовала, как себя. Больно стало примерно на десятой секунде, и сразу засбоило дыхание.
«Расслабься»
Пять процентов, сообщил кареглазый. Напряженный голос; и чуть розовым сделался контур моего тела на таблице.
Следующий вход, следующий, глубже, глубже Лиам заполнял меня собой постепенно, как газом, как инопланетной субстанциейк тринадцати процентам начали визжать нервные окончания, принялись вздрагивать руки, дергаться пальцы. Наполнились ватой колени.
«Смотри на меня»
«Я смотрю»
Его много. Его так много, что нет места для себя. Так тебя выселяет из нажитого дома цунами: ударяет, вымывает через окноплевать на мебель, на деньги, на документы
«Дыши мной».
Тринадцать процентов Девятнадцать
Голос у кареглазого напряженный, как железо.
Как секс. Только каждый толчокэто боль. Адская. И вдруг он сделал то, что ожидалактивировал центры наслаждения в моем мозгу. Хлынул по венам и рецепторам неожиданный кайф. Почти неуместный, контрастный, облегчающий страдания.
«Так лучше?»
И вдруг с ним внутри стало почти хорошо. Больно. И хорошо.
Еще волна. Дышать все труднее.
Двадцать три процента Тридцать один
Когда ты под кокаином, тебе плевать на цунами, на то, что ты не умеешь плавать, на то, что ты вышел в окно.
Очередная волна боли, очередной спазм до окаменелых кишок. Приказ «Дыши!», и я вспоминаю, что нужно дышать, что нужно двигаться дальше. Только глазасеребристые и синие.
Сорок пять процентов
Со мной что-то не так. Больше не держат ноги, очень хочется закрыть глаза. И холодный голос в мозгу: «Я говорил смотреть на меня? Смотри» Он здесь главный. Временно. Или постоянно. Раб не тот, кто прикован, раб тот, кто слушает чужие слова, кто повинуется им.
Еще Еще Еще
Снаружи голос начинает расплываться; тело жжет огнемв каждой клетке свой собственный раскаленный адов котел, хочется воды, залить эту пылающую кухню хоть чем-нибудь холодным.
Шестьдесят два процента Три Четыре
«Ты меня убиваешь Очень изощренно»
У меня рвется от напряжения тело, а напротив стальные и синие глаза, через которые внутрь льется яд для Греры.
«Просто терпи».
Только боли все больше, кайфа все меньше. Уже не справляются центры наслажденияиссяк их ресурс, выработались гормоны, постарели, умерли. Против вторжения Лиама не справится ни одна иллюзия, ни один химический процесс. Больно, больно, больно И все сложнее дышать после каждого толчка, все меньше хочется смотреть в глаза напротив.
Семьдесят три процента. Показатели ухудшаются
«Я сдаюсь»
«Я тебе сдамся!»
Все меньше внимания хочется обращать на чужие команды.
Семьдесят семь
«Кейна Дельмар Дельмар»
Голос мягкий, как шелк. И мое имя, произнесенное так, будто нарисовали в воздухе сердце. Очередная иллюзия. Приятная, но она не продержалась долго. Слишком много жидкого пламени внутри, что-то сгорает, непоправимо, безвозвратно.
Восемьдесят один процент
Во мне уже почти нет меня.
Почему-то становится неважным то, что происходит вокруг, что на нас смотрят, что таблица с моим телом светится красным.
Восемьдесят восемь. Дыхательная функция нарушается, нервная система выходит из строя. Лиам
Продолжаем.
Его голос снаружи различается мутно. Но все еще четкий тот, который внутри.
«Кейна»
«Я тут»
Кажется, я начинаю освобождатьсявсе дальше боль, все менее ощутимо ее эхо.
А снаружи:
Девяносто один Лиам, надо прекратить
«Кейна».
Что-то настоящее в его голосе, человеческое. И нет, ему не все равномужчине с двуцветными глазами. Я вижу это только теперь. Он напряжен до предела, он понимает, что скоро я перестану слушать его команды.
«Продолжай».
Он убивает меня. Грера не выживет, я тоже.
Не знаю, как он это сделал, как мысленно взял за руку. Крепко, но очень нежно, как сжал мои пальцы так, как этого не делал никтос чувством.
«Я тебя не отпущу».
А мне, наконец, все легче, все свободнее.
Девяносто четыре
Ног больше нет, ремни больше не впиваются. У него хорошая рука, теплая, а из глаз льется заботаживая, смешанная с тревогой.
«Все хорошо. Пусть так».
«Кейна»
Странно, но перед тем, как соскользнуть с этой иглы, иглы своей несчастной жизни, я все же испытала это с ним, с этим мужчиной, единение. Полное, настоящее. Доверие, нежность. Пусть заполняет собой на сто процентов, я пущу, мне не жаль. Жильца нет, почти выселен
Девяносто пять процентов.
Таблица алеет так, что фон позади Лиама кажется бордовым. Где-то лопаются внутри меня важные связи и те волоски, на которых висит мое существование.
Девяносто шесть
Мне пора. Больше нет ремнейони остались в другой реальности. «Спасибо за твои теплые пальцы, друг»
Он видел, он чувствовал. Знал, что я ускользаю, что уже не удержать.
«Я тебя не отпускал!»
Всегда хотелось, чтобы кто-нибудь это сказал вот так жестко, с надрывом, сказал душой. Моя рука слабеет, соскальзывает с егомы в разных весовых категориях, Лиам. Я тебя не выдержала. Спасибо за это. Мой СЕ кончился.
Девяносто семь Лиам голос кареглазого издалека. Лиам, пульса нет!
Держать искусственно! хриплый приказ.
Дыхания нет
Дышать за нее
Прекрати процесс!
Нет
Девяносто восемь процентов, голос системы.
Почему я забыла, как всплывать? И что жить на самом деле так легко, что дышать можно, не прерываясь на выдохи, что воздух и ты сам невесом. Нет больше чужих приказовесть свобода
Девяносто девять
Кто-то дышал за меня, моим телом. Кто-то заставлял мои легкие работатьплевать, меня в моих клетках уже нет.
Шок всех систем!
Наверное, чтобы завершить процесс, кто-то держал и мое лицо, «взгляд не прерывать». Он уже прервался. Наверх. Наверх. Наверх, прочь отсюда
Сто процентов! этот крик донесся сквозь толщу бытия, разделяющие наши два мира. Лиам, тормози процесс, тормози
Работали реаниматологи.
Говорили что-то о том, что вентилируют легкие искусственно, что не дают импульсам мозга угаснуть, а после голос человека с двуцветными глазами, голос, похожий на раскаленный прут: «Запускаю сердце».
Разряд!
Он просто приложил к моей груди руку. Никаких приборов, никаких розеток и проводовпривязанное на крюках тело с повисшей головой выгнулось от электричества. Белыми молниями осветило темную камеру.
«Кейн-а-а-а!» крик мне вслед.
Все выше, все дальше
Второй разрядмотнулись пряди темных волос, запахло жженой кожей.
Лиам
Третий разряд
И вдруг мне перестало хватать воздуха вновь. Чей-то возбужденный голос:
Есть дыхание!
И еще один.
Есть пульс!
Ну ты даешь! Обреченный кареглазый, наклонившийся, потерший ладонью глаза.
Я неслышно орала. Я визжала, не издавая ни звукая не хотела сюда назад, я не желала. Адская боль, обрушившаяся на меня после возвращения в тело, казалась стократ сильнее после освежающего «небытия». Меня сдернули из рая арканом за ногу.