Тааак... Ощущение, что меня, словно дичь на охоте, обложили, было полным.
Пора отсюда удирать.
Я встала:
- От имени своего отца благодарю за честь. И за сегодняшний приём также благодарю. Позвольте откланяться.
Никто, слава механике, не стал меня задерживать, и я ушла возвращать себе облик Ларчи.
Торопилась, сдерживая шаг, по полутёмным коридорам, шарахалась от каждой тени, всё боялась, что неожиданно вынырнет передо мной, как когда-то Марая, его сиятельство Вольдемар и станет объясняться. Когда я представила, что он становится передо мной на колено и со словами «Будьте моей женой!», протягивает коробочку с кольцом, меня затрясло. И я припустила бегом.
Плевать на то, как это выглядит. Плевать, что будь его желание, всё равно догнал бы -мужчина да ещё в доме, который знает с детства. Плевать! Страх был сильнее меня, и я летела, задрав юбки, чтобы не путались в ногах.
Ворвалась в выделенную мне комнату, захлопнула дверь и навалилась на неё спиной. Долго пыталась отдышаться, и когда почти справилась, кто-то постучал в дверь. Я вздрогнула, но упёрлась спиной и закусила губу, чтобы рыдание не вырвалось из груди.
- Сударыня, вам нужна моя помощь? - из-за двери послышался приглушённый голос служанки.
Слёзы и облегчённый выдох вырвались одновременно. Но потребовалось ещё пара мгновений, чтобы найти в себе силы - отворить дверь и ответить:
- Да, входи. Только свечу зажги дальнюю - у меня глаза что-то болят.
Незачем горничной знать, что я тут вся в слезах стою и едва перевожу дыхание от ужаса.
52. Лиззи Ларчинская
***
В амуницию и костюм Ларчи я одеваться могла и сама - это мы со Степаном предусмотрели с самого начала. Потому как только платье было помещено в шкаф, я отпустила служанку, чтобы успокоить свои мысли и чувства и попытаться подумать.
Размышляла я недолго. Сомнений не оставалось - князь хочет отдать меня замуж за своего сына, и мезальянс его не пугает. Почему тогда пугает меня? Пугает и мезальянс, и сам Вольдемар?
Княжич весь вечер сидел и молчал, смотрел на меня. Что значили эти взгляды? Присматривался хорошенькая я или нет? Смогу нарожать маленьких графов или не смогу? Или оценивал, буду ли и дальше заниматься механикой на благо семьи Делегардовых?
За этими мыслями я даже не заметила, как вышла из особняка графа на стылый двор. Резкий ветер почувствовался лишь как неудобство, а темнота, что по ранней зиме, была глубокой, словно колодец, мне не мешала - я знала тропку к общежитию уже наизусть.
В этой пугающей до отвращения ситуации был один плюс. Маленький, совсем небольшой: всё же Вольдемар предложения мне не сделал. И мне не пришлось в истерическом состоянии придумывать поводы для отказа, говорить трудные и ненужные слова, объясняться впопыхах и без подготовки. Как успокоюсь, на холодную голову подумаю над аргументами, логичными и стройными, над формулировками, над своей позицией - эти аристократы такие чувствительные, да и благодетеля нельзя обидеть.
И сразу стало как-то спокойнее. Я даже облегчённо вздохнула.
- Ну что, Лиззи? Бегала перед молодым князем хвостом вертеть? - вдруг раздался пробирающий до костей голос где-то сбоку, совсем рядом. И сердце вновь провалилось в желудок - это был голос Зуртамского.
- Степан! - паника прорвалась визгливыми нотами в голосе, я заозиралась, выискивая его.
- Иду, Хозяй! - задыхающийся голос моего верного няньки был ещё далеко, но ужас отступил, хотя тревога всё ещё схватывала горло .
- Не подходи ко мне, Зуртамский, - проговорила тихо, почти шёпотом. Как это выглядело со стороны - девчонка в одежде парня, что разговаривает с темнотой, я не знаю. Наверное, дико. И я разрешила себе считать этот шёпот не робким, а зловещим. - Помни, староста, ты молчишь, и я молчу.
Мне не ответили, но в стылом воздухе уже был слышен скрип гравия под сапогами бегущего человека, моего Степана. Я шумно выдохнула и сделала два осторожных шага навстречу звукам. Вдруг в памяти всплыла фраза про договоримся - так Зуртамский говорил, когда делал мне своё дурацкое предложение. Я скривилась от неприятного воспоминания. Какой же он гад!
Неожиданно тёплая струйка воздуха вдруг легко коснулась моей шеи. От неожиданности, от странности этого ощущения у меня полностью отключился разум, меня будто подстегнуло первобытным, инстинктивным ужасом, и я бросилась бежать навстречу Степану.
53. Эрих Зуртамский
Эрих Зуртамский.
Тихий, едва различимый звон струны звал меня изо дня в день, толкал куда-то, вёл, тянул, а внутри росла потерянность.
Так бывает, если мчишься куда-то во весь опор, а потом вылетаешь из седла. И вот ты уже лежишь и смотришь в небо, а в ушах ещё свистит ветер, ещё не восстановилось забитое
дыхание и немного кружится голова после бешеной скачки. И не поймёшь, где ты, а где мир, и кто вокруг кого вертится.
Темнело рано, и я часто бродил по Академии вечерами, пытаясь вымести эти чувства из своих внутренностей.
В один из таких бродячих вечеров меня вдруг потянуло куда-то так сильно, что я не смог сопротивляться. Сам не заметил, как оказался недалеко от калитки, что вела из академии в усадьбу гранд-мэтра, и внезапно обострившимся слухом уловил тихие шаги. Это она! Сердце вмиг заколотилось, кровь заволновалась, руки задрожали, и я уловил запах.
Знакомый, родной, будоражащий.
Лиззи...
Она! Девчонка, переодетая парнем. Это её знакомый тревожащий аромат. Вот только... Только к радостному запаху её тела примешивались и другие - запахи чужого дома, вполне определённого чужого дома, дома князя Делегардова.
Я сильнее потянул носом.
Вот запах мэтра, вот - его жены, а вот и... Вольдемара. Последний запах оказался самым сильным. Внутри вдруг вспенился гнев, и едва удалось сдержать рычание. Значит, я к ней не должен приближаться, а Вольдемар - совсем другое дело?!
В кончиках пальцев закололо от злости. Дрянная девчонка! Я ей не подхожу?!
Вот как? Значит, она свой купеческий род, едва выбившийся из нищеты, захотела поправить за счёт княжеского? Выбор так себе, если уж откровенно. Моя-то родословная получше будет, чем у княжеского сынка. Марая, та умеет делать правильный выбор - мне заглядывает в рот, а кому другому, хоть студентов тут - выбирай любого. Марая умная девочка, она знает, что более древнего рода, чем у меня, в академии нет.
А Лиззи глупа. И дурно воспитана.
Что же тут удивительного? Трудно ждать чего-то от людей такого низкого происхождения, иначе откуда такой выбор?
В груди запекло, будто выпил чего-то кислого. Или горького. Очень-очень горького.
А она уже торопливо шагала по узкой дорожке к общежитию. Чужой мужской запах на ней беспокоил, приводил в ярость, толькал на безумства.
И я не смолчал, спросил едко, тихо следуя за ней:
- Ну что, Лиззи? Бегала перед молодым князем хвостом вертеть?
Она вздрогнула (я рассмотрел это даже в темноте - не только нюх, но и зрение обострилось), обернулась в одну сторону, в другую. Замерла. В её аромате обжигающим огнём полыхнула паника, и я понял, что опять её напугал. Тонкий, беспомощный, почти детский вопль «Степан!» только подтвердил догадку.
- Иду, Хозяй! - послышалось в ответ.
- Не подходи ко мне, Зуртамский, - в её голосе появилась уверенность, в этом напряжённом шёпоте, в свистящих нотах, в том, как она выпрямила спину под своим уродливым корсетом, как расправила плечи.
Неприятно резанули слова:
- Помни, староста, - ты молчишь, и я молчу.
Перед глазами встала мерцающая картинка в библиотечном музее, и я только поджал губы.
Молчу я, молчу...
Но не сдержался и напоследок запустил маленький воздушный поток, чтобы отогнать совсем уж подлые и горькие мысли. Тонкая струя воздуха, коснувшись её шеи, вернулась ко мне. Я принюхался жадно, голодно и выдохнул с облегчением - её кожа пахла привычно, не было на ней чужих ароматов, вроде терпкого, горчащего запаха распалённого мужчины.
Я отступил, неслышно, медленно, в сторону от приближавшегося Хозяя.
А Лиззи вдруг побежала, сорвалась с места, оступаясь и спотыкаясь в темноте, рискуя упасть и повредить ногу или руку, но лишь бы быть от меня подальше.
Тоска...
54. Эрих Зуртамский
***
Вечером долго не мог уснуть. Всё чудился её запах и вкус малины на губах. Перед глазами стоял образ склонившейся над чем-то неприбранной девичьей головки с коротким хвостиком волос, золотистый в лучах заходящего солнца, нежный пушок на шее...
Приказал себе успокоиться, только когда понял, что впиваюсь в тюфяк отросшими тёмными и заострившимися ногтями - наследием той капли крови оборотня, что текла в жилах нашего рода. Несколько дыхательных упражнений, обращение к своему источнику, и я спокоен, спокоен, спокоен...
Уплываю в сон, в сон, в сон... А во сне... О боги металла и огня! Под моей рукой - тонкая ткань сорочки, которая легко скользит вверх по бедру вслед за моей рукой.
И запах.
Тот самый, женский, мускусный, нежный и горячий - запах Лиззи. Только сейчас острее, насыщеннее. И я не могу удержаться, нежно целую эту кожу под коленом.
Запах сильнее и притягательнее.
Я снова целую и тянусь за этим запахом, к его источнику. Как жаль, что складки сорочки всё закрывают. А может, и не жаль - я бы, наверное, не сдержался. Хотя это же сон, хотя бы во сне можно было позволить себе... Можно было позволить многое.
Я легко прикасаюсь приоткрытыми губами к нежной коже локтя. Она горячая, с тонкими, едва заметными волосками, и снова её запах. И немножко - запах машинного масла. Моя Лиззи!
Поцелуи выше, выше, уже на плече. Моим прикосновениям вторит учащающееся женское дыхание. Да она реагирует на мои поцелуи, отзывается!
Какая же мягкая и тёплая у неё кожа. Хочется прикусить и услышать в ответ стон. Но я опять сдерживаюсь, сглатываю, чтобы также нежно, едва касаясь, поцеловать шею.
О боги пламени! Она повернулась на спину, едва заметно выгнулась мне навстречу и что-то шепчет. Беззвучно, одними губами. Склоняюсь к её лицу, ловлю дыхание, но слов не разобрать. Только запах, нежный тёплый запах. Моя рука сама опускает лямку сорочки и накрывает небольшой холмик. Девушка выгибается ещё сильнее, и я наконец слышу едва различимый шёпот: «Милый!». Нет, это невыносимо! И я целую её приоткрытые губы, легко, едва-едва касаясь. Сладко, мучительно.
Малина. Сладка спелая малина, согретая солнцем.
Её тихий стон, и из-за двери послышалось сонное, хриплое «Хозяй?». Я резко очнулся, обернулся. Я был в чужой комнате. Общежитие? Без сомнений! Вот камин с тлеющими углями, на столе стопка учебников, и в темноте я различаю названия на корешках «Механика», «Алхимия металлов и сплавов», «Потоки ».
Это не сон!
Передо мной, лёжа на спине, спала Лиззи: шелковая рубашка почти ничего не скрывала, тонкая лямка спущена с плеча и небольшая острая грудь будто смотрит розовым соском чуть в сторону от меня. Я сглотнул. То, что я отлично видел в темноте, хоть вокруг и абсолютная темнота, потрясало так же, как и полуобнажённая девушка, лежащая передо мной.
Боги огня! Мне нужно вернуться к себе в комнату. Срочно! Я ещё раз сглотнул, теперь от ужаса: представил себе, что произойдёт, если меня здесь обнаружат - хоть Хозяй, хоть сама Лиззи. На мгновенье прикрыл глаза. Хочу к себе!
А открыл их уже у себя.
Насквозь мокрый от пота, дрожащий, я сидел на полу в своей комнате. Сердце бухало в груди, дышал с трудом, и волосы, стоявшие дыбом, постепенно опускались.
55. Эрих Зуртамский
До самого утра не смог заснуть, боясь и одновременно желая этого. Долго смотрел в кромешной темноте, которая теперь был вполне прозрачна и ничего не скрывала, на свои подрагивающие руки, и всё не мог поверить - всё, что видел и чувствовал, было реальностью.
Несколько раз подносил к носу кончики пальцев - от них шёл едва уловимый знакомый женский аромат. А значит, всё было правдой...
Я каким-то образом оказался у Лиззи в комнате, прикасался к ней, целовал, а потом переместился обратно к себе. Как это могла произойти? Что это было? Спонтанный всплеск портальной магии у отдельно взятого студента? Скоро ли его засекут? И как мне это объяснить?..
А как объяснить то, что я вижу в темноте? Откуда это? И почему появилось сейчас?
Я замычал от мучительных мыслей, вцепившись в волосы.
Мысли шли по кругу и не отпускали. Задремав на рассвете, проснулся резко, как от толчка: мне снова послышался её тихий голос. Она сказала «Милый!». И я вспомнил ещё кое-что - как она себя вела, её тело.
Это слова могут обманывать, тело - нет. А ведь она тянулась ко мне! Да. А ещё... на ней не было даже следа чужого запаха, хоть она и провела весь вечер рядом с Вольдемаром Делегардовым.
И я расхохотался, чтобы не завыть восторженно.
У неё было множество возможностей кокетничать с Вольдемаром, и даже больше, чем просто кокетничать. Девицы, жаждущие денег, воспользовались бы возможностью поправить своё положение за счёт таких удачных обстоятельств, и не стали сильно переживать из-за попранных правил морали или соблюдения приличий .
А она - нет, она не стала сближаться с княжеским сынком. Значит, я в ней ошибался.
Лиззи! Моя Лиззи!
Сердце замерло и сладко задрожало.
И снова воспоминания: она, спящая, тёплая и мягкая, тянулась ко мне, шептала «Милый!», мне шептала, не Вольдемару, и пахла так - для меня.
Я вспомнил то, что произошло в библиотечном музее. Незнакомое чувство обдало удушающих жаром, захотелось всё переиграть, стереть из памяти, да только назад не вернёшь... Вот он какой, стыд. Я вёл себя тогда не просто некрасиво. Я такими предположениями оскорбил её. А всего-то и нужно было, что немного подождать, и эта спелая малина сама упала бы в мои ладони.
А раз так, то... У меня всё ещё есть шанс! И я поднялся, ринулся приводить себя в порядок, чтобы скорее бежать в столовую, ведь там будет она, моя Лиззи.
Хочу увидеть её! Хочу заглянуть в её глаза, хочу увидеть в них отблеск чувства, что толкало её мне навстречу этой ночью, заставляло шептать такое тёплое и замечательное «Милый!».
Да, она сегодня пришла в столовую пораньше. Хотя нет, я неправ. Она всегда так рано приходила. Я знал это, но раньше не задумывался почему. Теперь-то уж я не сомневался -не хотелось ей общаться с нами, со студентами. А сегодня я пришёл раньше неё. И увидел, как она входила.
Мне хватило одного взгляда, чтобы наполниться и даже переполниться восторгом.
Лиззи шла медленно, глаза задумчивые, а на губах улыбка. Чуть заметная, тоже задумчивая, но это безо всяких сомнений была улыбка. Её улыбка! Наконец-то она улыбалась. И это было чудесным знаком. Понимая причину, я сам еле сдерживался, чтобы не улыбнуться, я знал, что именно её могло так порадовать с утра пораньше.
Я пересел за другой столик. Так, чтобы она обязательно увидела меня. Ел медленно, пережёвывая утреннюю порцию овощей с мясом так тщательно, будто от этого зависело вся моя жизнь, и не отрывал от неё взгляда. Но вот взгляд улыбающихся голубых глаз скользил выше меня, мимо меня, сквозь меня. Она не замечала меня, как ... как несущественную деталь обстановки. И в этом я видел неправильность.
Так не должно быть.
Не так всё должно быть!
Я снова пересел ближе к её столику. Может, отсюда она заметит меня быстрее? Нет, опять она не видит меня, не замечает.
Я встал, прошёл к раздаче, где повариха Михална громыхала посудой и своим басом распоряжалась у котлов, и попросил добавки. Есть не хотелось, но это был прекрасный повод пройти мимо Лиззи. Пройти дважды. Туда и обратно. И второй раз я даже почти коснулся её локтя.
Но она снова меня не заметила...
Да что за проклятая магия?
И я не выдержал и сел так, чтобы она наверняка меня заметила. Сел прямо перед ней. Сел к ней за столик.
56. Лиззи Ларчинская
Странный сон... И я его помнила, что было странно вдвойне.
Обычно я не помню своих снов, от них только настроение сохраняется, а тут. Всё помнила. Это был такой сон, что просто мурашки по спине. Что-то сильное, тревожное, заставляющее сердце сжиматься и трепыхаться пойманной птицей...
Мужчина.
Очень сильный и очень ласковый. Он будто отгораживал от неприятностей внешнего мира, с ним было спокойно и легко. С ним я чувствовала себя свободной, летящей... Счастливой.
Захлёстывающее чувство нежности, ласкового и тёплого потока из самой глубины души, такого, когда хочется обнять всех и вся, а любовь ко всему миру переполняет тебя как половодье - реку. Вот что было в том сне.
Я мало знала об этих вопросах. Не то, чтобы совсем ничего не слышала и не видела. Слышала, конечно. Но мне никогда не была интересна эта сторона жизни, ведь у меня было столько всего другого увлекательного. А после последней встречи с Ираклом я приняла решение полностью отказаться от этого в моей жизни, и вовсе выбросила подобные глупости из головы. И тут вдруг такое!