Утро казалось ярким и солнечным, несмотря на вьюгу за окном и низкое небо. И я с улыбкой умывалась, причёсывалась, одевалась, ела завтрак. Наверное, и на занятиях сидела бы с этой глуповатой улыбкой, но тут за мой стол сел Зуртамский и так мне улыбнулся, будто отрастил себе зубы, как у крокодила. А теперь мечтает пустить их в дело и съесть вместо своего завтрака.
Я одарила его взглядом, придав последнему тяжесть чугунной чушки. Правда, настроение сразу же скатилось к ядовитому и гадкому, улыбка сама собой потухла, а все трепетные ощущения в душе испарились, как вода в кузнечном горне.
- Лиззи? - и столько было удивления в голосе адепта, столько... горечи? Что,
мозги отморозил? Или неудачно упал и ушибся головой? И ещё это «Лиззи». Ну злит же просто со страшной силой злит.
- Слушай, Зуртамский, я Ларчи, Ларчи. Понятно? - прошипела, пытаясь не выпустить гнев на волю. - Ты хорошо помнишь кристалл записи, м?
Он посмотрел на меня с тоской. Может, и правда заболел? С чего бы такой градус во взгляде?
- Меня зовут Эрих, - сказал, как попросил.
- Мне без разницы как тебя зовут! - вот ведь орясина тупоголовая, весь аппетит мне испортил!
Я быстро собрала тарелки и отнесла их в мойку, прокручивая в голове слова князя на последнем ужине. Может и не такая уж плохая идея обручиться с княжичем? Зуртамский успокоится и перестанет преследовать меня? «Меня зовут Эрих». Совсем гайки в голове сдвинулись у парня...
А что помолвки бояться? Помолвка - ещё не свадьба. А вдруг сон этот вещий? Может, мне сама судьба подсказывает, подталкивает. Мол, вот Вольдемар, будешь за ним, как за гранитным утёсом: он и богат, и надёжен, и пока жив старый князь, я смогу торчать в мастерских и в лабораториях сколько захочу.
Каким будет Вольдемар мужем? Сердце молчало. Не вздрагивало радостно, но и не сбивалось в комок от страха...
Вольдемар не Иракл.
Вот за кого я не раздумывая вышла бы, даже не советуясь с отцом, вот для кого сердце моё билось и звенело. Да только... Острая колючка болезненно проворачивалась в душе. Что толку думать об этом, если это невозможно?
И решение моё оставалось неизменным: учиться, учиться, ещё раз учиться, а после занятий - в лабораторию, ставить опыты с новым сплавом. Там работы на полгода, управиться бы к лету.
Всё, всё потом, не думать, не мучиться, не страдать. Работа, учёба! и помолвки не хуочу.
А там, может, само собой что-то образуется. И я погрузилась в алхимию на занятии мэтра Гвирда.
56. Эрих Зуртамский
Она продолжала меня притягивать. И едва ли не каждую ночь я мог оказаться рядом. И тогда оставался в её комнате, мучаясь от невозможности владеть ею, и радуясь, что могу хотя бы вот так быть рядом.
И каждый раз наутро не знал, хорошо это или плохо.
Иногда, когда утром я открывал глаза и понимал, что всю ночь так никуда со своей кровати не сдвинулся, был повод порадоваться - я могу контролировать эти перемещения. Я не слабак! Я сам себе хозяин!
Только вместо радости накатывала тоска. И это было странно - тосковать.
Но не тосковать не получалось - я оказывался рядом с ней, в её в комнате, но почему, как -непонятно. Почему не каждый день? Отчего такое непостоянство? Почему только ночью?
Каждое такое утро после визита в спальню к Лиззи, я ждал стука в дверь своей комнаты.
Но его не было.
Затем, на занятиях, ждал выкрика дежурного студента «Зуртамский, к гранд-мэтру!» в приоткрытую дверь аудитории. После должны были быть неудобные вопросы, строгие, злые взгляды его сиятельства, на которые у меня не было ответов, а затем и разбирательства о причинах применения магии хоть и спонтанной, но тем более запрещённой в Академии.
Это ожидание изматывало.
Но проходили день за днём, а ничего подобного не происходило.
И тоска только усиливалась. А главная беда была в том, что Лиззи меня не замечала.
Если я оказывался рядом с ней, желание, вполне определённое мужское желание, разгоралось как огонь в пересохшей летней траве. И я сидел неподвижно рядом со спящей Лиззи, только взгляду позволяя беззастенчиво и нескромно прикасаться к ней. Сидел, сдерживал дыханье и биение сердца, чтобы не разбудить её или её слугу. Иногда непослушные руки всё же касались её тёплой мягкой кожи, и это ощущение я хранил потом несколько дней, то и дело поднося к носу пальцы, - всё ещё пахнет ею или уже нет?
После каждого такого ночного визита надежда оживала - она моя! А разум говорил о тщетности попыток увидеть в её глазах тепло и радость. Я высматривал Лиззи в столовой ли, в библиотеке, в мастерской, и пытался поймать её взгляд.
Узнала?
Она вообще помнит эти ночи или нет?
Какие у неё в голове мысли?
Пытался, но не мог понять - Лиззи меня не замечала.
Не помнит? Не узнает? Или... всё-таки мне не на что надеяться?
Мука...
57. Эрих Зуртамский
Новости от Зуртамского.
Кое-что выяснилось, и я добавила это в текст жирным шрифтом
Я хотел знать, что же это такое - мои визиты в комнату Лиззи.
Всё свободное время теперь я проводил в библиотеке, изучая книги и старинные свитки.
Сначала это были книги по древнейшим родам. Я пролистывал всё, что не касалось особенностей магии. Да, начал, конечно же, со своего рода, и вот там пришлось впервые залезть старинные рукописи. И я бы что-нибудь нашёл, вот только библиотека академии была больше технической, чем магической. И особенности родовой магии так описывались настолько скудно, что пришлось искать другие источники информации.
Дома, где я в последнее время бывал крайне неохотно, библиотека была. И приличная - не одно поколение Зуртамских собирало её, и уж там точно можно было почерпнуть самые полные сведения о своей генеалогии, о «потоптавшихся» в ней неизвестных личностях.
Вот только в библиотеке нашего замка следовало быть осторожным.
Поэтому, бывая в отчем доме, я старался оказаться там ближе к утру, когда ни в ней самой, ни в ближайших помещениях и коридорах не было и быть никого не могло. А пробравшись незаметно, выбрать наиболее перспективные, если судить по толщине и старости страниц, тома, столь же незаметно пробираться с ними к себе в комнату. И уже там перелистывать пожелтевшие хрупкие листки, выискивая хоть какие-то намёки на ответ, а потом, когда дом начинал оживать, тщательно прятать эту древнюю литературу, чтобы даже слуги случайно не нашли.
Работа была бесполезная - я толком не знал, где именно и что искать, да и временем для долгих поисков не располагал. Ну и опасно это было - кто-нибудь из многочисленных родственников мог заинтересоваться пустыми местами на полке, найти книги и завалить меня вопросами. А вот этого я всеми силами пытался избежать.
Надо было набраться мужества и всё-таки поговорить с отцом. Всё же он глава рода и неслучайный человек на том месте. Вот только я точно знал, чем может закончиться этот разговор - вопросы ненужные, вопросы острые, вопросы, на которые у меня не было ответа.
И я оттягивал этот разговор сколько мог.
А пока, на всякий случай, решил посетить лекарей. Ну а вдруг это какая-то болезнь? Маловероятно, но вдруг?
Выбрал трёх разных, не самых известных в столице, но таких, про которых говорили, что они большие мастера в своём деле.
Найти сведения про них тоже стоило некоторого труда и времени, но оно того стоило. Пойди я к известным лекарям, что пользовали людей моего круга, быстро бы пробежал слушок о том, что наследник Зуртамских бегает по лекарям. А мне это, откуда ни взгляни, ни разу не было нужно.
И я, назвавшись чужим именем, посетил трёх лекарей в разных точках столицы. И сделал это в один день, чтобы сравнить их выводы по свежим следам. Каждый отметил идеальное состояние моего здоровья, с чем меня радостно поздравил. А когда я жаловался на странное поведение магии, что я её совсем не чувствую, совершая какое-нибудь колдовство, двое рассмеялись, и каждый на свой лад объяснил, что такое невозможно.
Вот уж удивили так удивили - будто сам не понимаю, что это невозможно!
Зато третий выслушав серьёзно покивал, задумался и сказал, что это точно никак не связано с состоянием здоровья, и что мне стоит покопаться в своей генеалогии, мол, «не наследила ли какая так какая другая раса».
Я едва сдержался, чтобы не сказать, что не того я рода, чтобы в нём кто-нибудь «следил», но сдержался. Мне вообще в последнее время много приходилось сдерживать и я стал в этом деле великим специалистом.
Оставалось последовать неприятному совету, тем более что я и сам понимал необходимость . Вот только...
Было у меня подозрение, что подобные расспросы не закончатся просто ответами. Да что там подозрения! Я был точно уверен, чем закончится этот разговор.
Отец давно советовал мне принять наследование, и если я только затрону вопрос аномалий магии, то... И к гадалке не ходи, он вцепится в меня серьёзно, обосновав эти мои «прыжки» какими-нибудь родовыми особенностями, которые усмирить, развить, использовать или ещё что-то в этом же духе можно только через обряд наследования, то есть через принятие на себя статуса наследника.
Я не хотел этого. Но вполне осознанно избегал не только самого ритуала, но и даже разговоров на эту тему. Хотя чем дальше, тем чаще, они возникали в наших с отцом беседах. И тем меньше меня тянуло увидеться с кем бы то ни было в родном доме.
Причина была проста. Приняв наследование, я становлюсь наследником не номинально, не по слухам, ни как самый вероятный кандидат, а официально, на законных основаниях. Ничего особенно страшного в моей жизни не произошло: присутствие на балах в родовом замке и официальных церемониях стали бы обязательными, на некоторых документах пришлось бы ставить свою подпись, поэтому пришлось бы чаще бывать дома.
Но всё это мелочи.
То, что отпугивало меня больше всего, заключалось в другом. Приняв наследование, я становился выгодной партией и на меня был бы открыт «охотничий сезон».
Не то, что сейчас я был обделён женским вниманием. Совсем нет, его более, чем хватало.
Но то были либо ищущие забав и новых впечатлений дамы высшего света, для которых молодой неопытный любовник - одна из диковинок в их коллекции любовных приключений, либо такие прозорливые и далеко глядящие, как Марая Делегардова, например.
Благосклонность первых мне быстро надоела. Да почти сразу, после первой же дамы, что стала требовать меня в свои покои, словно собачонку. Она, безусловно, много мне дала. И мальчишеская наглость, что прикрывала мои полудетские страхи, после недолгого общения с ней сменилась глубокой уверенностью в себе и осознанием своей неотразимости в глазах женщин.
Всех женщин, кроме одной единственной.
Той, что вызывала чувства, раздирающие меня на части.
Той, что не замечала меня...
Той, к торой меня чуть не каждую ночь переносило неведомой магией.
И что это за магия, мне болезненно сильно хотелось узнать. Настолько, что я стал задумываться о том, что не так уж и страшно лишний раз побывать в библиотеке родного дома или даже побеседовать с отцом.
Однако, была ещё одна возможность многое разузнать без особенных последствий...
А чтобы ей воспользоваться, стоило всего лишь на всего дождаться зимних каникул. Стоило набраться терпения и подождать.
И я терпел.
Терпел, молча вцепляясь почерневшими ногтями в изрядно уже подранный тюфяк в общежитии академии. Одновременно и горячо желая оказаться в той комнате, где женские вещицы перепутаны с мужскими, где чертежи и книги соседствуют с баночками женских притираний, щётками для волос и тонким женским запахом, и боясь этого...
58. Лиззи Ларчинская
Почти каждую ночь мне снился мужчина. Иногда я просто чувствовала его присутствие -он был где-то рядом, стоило протянуть руку и я могла бы прикоснуться к нему. Иногда я сама ощущала его лёгкие прикосновения, от которых всё внутри сладко сжималось и замирала душа. Иногда смутно или чуть отчётливее видела его силуэт.
Я не знала, как к этому относиться, не понимала, что это такое, кто этот мужчина и чего хочет. И может ли вообще чего-то хотеть тот, кто только сон?
Успокоилась, решив видеть в этом знаки судьбы. Может, это мой мир заботится обо мне, давая мне подсказки? Ведь неслучайно Вольдемар Делегардов довольно выразительно смотрит на меня каждую нашу встречу.
Да, стоило сказать, что теперь я бывала в доме Делегардовых едва ли не каждые выходные - ужины, неспешные беседы с Ольгой Леоновной, партия-другая в шахматы, в которые я играла плохо, и этим страшно возбудила и обрадовала старшего князя, и... взгляды Вольдемара.
Вот это было самым мучительным - эти молчаливые взгляды, постоянное внимание, неотрывный взгляд.
И чем чаще мы встречались, тем сильнее меня эти взгляды тревожили. Они были какие-то... Нет, не подозрительные. Они были подозревающие. Будто княжич хотел рассмотреть меня, исследовать под микроскопом, поскрести, отломить, попробовать на зуб, а потмо ещё и алхимический анализ сделать.
Разве так смотрят влюблённые мужчины на предмет своих воздыханий?
Ответить на этот вопрос я не могла. Я не знала.
Я не знала, как смотрят влюблённые мужчины, как они должны себя вести, и не знала главного - как себя вести.
И потому делала вид, что этих взглядов нет. Я их не вижу, не замечаю. А если и замечаю, то ничего необычного в них нет.
Ну подумаешь, младший Делегардов смотрит в упор, исподлобья. Да на меня пол-академии так смотрит! Я привыкла.
Ну подумаешь брови у княгини заломлены, будто она прячет страдание. Да мало ли у женщины её положения поводов пострадать? Да и не кажется ли мне это?
А что князь Делегардов весел, словно щегол по весне, так он почти всегда так весел, когда встречается со мной. Вот такой я замечательный человек - радую его сиятельство одним своим присутствием.
Я бы многое отдала, правда очень многое, чтобы избавиться от этих визитов. Но князь каждый раз вызывал меня к себе в кабинет и каждый раз торжественно приглашал на ужин, рассказывая, как по мне скучает княгиня, как Вольдемар жаждет рассказать о своих экспедициях, как он сам, гранд-мэтр, хочет таки сделать из меня отличного шахматиста, с моими-то мозгами. И каждый раз я вспоминала слова Степана о благодетелях.
И каждый раз принимала приглашение, деланно улыбаясь, благодарила и шла в гости.
Слава пресветлой механике, Мараи в эти вечера не было - в пансионе были какие-то неотложные дела. И я тихо молилась всемогущему гаечному ключу, чтобы эти дела неотложные подольше не заканчивались и всё ник не могли и дальше отложиться.
А я как-нибудь переживу оставшиеся недели до приезда батюшки.
Он написал мне после памятного разговора с князем о том, что получил приглашение и уже собирается прибыть на праздничный предновогодний бал.
Я сразу сильно обрадовалась. А потом вспомнила, что говорил князь, и сердце тревожно забилось, запрыгало в груди. Станет ли батюшка на мою сторону? И какая она будет, моя сторона? Пока ни сердце, ни что бы то ни было ещё мне не подсказывало, какое принять решение, если всё же Волдемар Делегардов сделает мне предложение.
Писать отцу в письме то, что не стоило доверять бумаге, я не стала. И неизвестность мучила меня ничуть не меньше непонятных визитов в дом князя Делегардова.
А ещё и Зуртамский...
Он будто нарочно всё время попадался мне на глаза. И иногда я ловила его то тоскливые, то вопросительные взгляды, от которых всё внутри переворачивалось. Почему он так смотрит? Что ему надо? В глазах собирались слёзы, а в душе поднималась волна протеста и возмущения - может, хочет картину с нашим совместным участием в холл главного корпуса?
Да, я всё ещё сильно злилась на него.
Но ведь и повод был, не правда ли?
И потому приходилось не обращать внимания ещё на одного глядельщика. Хотя, признаться, эти взгляды будто кипятили кровь - я то заливалась краской от волны жара, то с трудом сглатывала онемевшим горлом, будто, как в детстве, съела сосульку, то пыталась отереть внезапно вспотевшие ладони о штаны.
59. Лиззи Ларчинская
К новогоднему балу приехал папенька, и нас поселили в столичном доме Делегардовых. Вернее, я перебралась туда со всеми вещами из Академии, чтобы сразу после бала вместе с батюшкой уехать в свой родную и тихую провинцию на каникулы. А вот отец сразу приехал туда.
Встретились мы уже в столице, куда он прибыл дилижансом.
Мы со Степаном встречали его на вокзале. Как раз лёг первый снежок, а отец привёз с собой новую соболью шубку. Прямо в здании станции одел её на меня и всё не мог налюбоваться мной, а потом - нарадоваться нашей встрече. Я тоже улыбалась и сдерживала слёзы, но и сильно тревожилась - нужно было поговорить о предстоящем, а я и боялась, и очень хотела этого.