Мечта для мага - Анна Агатова 19 стр.


- «Быть всё время рядом со своей женщиной» в той легенде означало мгновенно перемещаться к ней. Именно это, а не то, что все в роду называют «пришит к юбке».

Я отвёл глаза в сторону, хоть старик вряд ли мог видеть сквозь дым. Среди двоюродных и троюродных братьев я был первым, кто дразнил младших за трусость этими самыми словами - «пришит к юбке». Имел в виду, конечно, маменькину юбку, почти в открытую таким образом объявляя родственничка трусом.

75. Эрих Зуртамский

- Это магия какая-то? - спросил, уходя от неловкости.

- Нет. Это наше внутренне свойство. Ты разве ещё не понял?

Как же, не понял я! Вернее, догадался. Меня за несколько недель этих перемещений ни разу не засекли на территории, где магия была под запретом. Наверное не дураки делали контролирующие магические контуры в академии, обнаружили бы. И если не сразу, не на первом перемещении, то на втором-третьем уж точно.

А уточнил только чтобы знать наверняка.

- А когти как к этому относятся?

В дыму появился «глазок», через который пристальный взгляд прощупал меня, обмял и даже будто потыкал чем-то твёрдым.

- Когти? - задумчиво протянул дед.

- Да, ногти иногда чернеют и похожи становятся на когти.

- Ммм... Было что-то похожее, но что бы прямо совсем когти... А скажи мне, сынок, как ты оказался возле неё? - спросил глаз подозрительно.

- Всегда ночью. Оказывался рядом, где бы она ни была, - вспомнилось, что и в комнату в Академии, и в доме Делегардовых попадал одинаково легко.

Глазок в дыму стал размером с тарелку, и уже два глаза смотрела на меня с жёстким, каким-то колючим подозрением.

- И что, даже не однажды? - настороженно уточнил он.

- Ну я не считал...

И призадумался. Сколько же их было, этих перемещений? Попробовал вспомнить и пересчитать, но сбился. И следующий вопрос отвлёк меня:

- А что с когтями? Тоже ночью?

Дым опять сгустился и заклубился активнее. Я даже улыбнулся, вспомнив моменты, когда появлялись когти.

- Злила она меня очень. Она, дед, парнем прикидывалась. И я когда думал о ней, ещё не зная, что этот выскочка - моя Лиззи, страшно злился. Вот и стали прорезаться. Значит, дед, у тебя тоже такое было?

- Ну прямо до когтей не дошло, но перенос был.

Вроде и голос был такой, как всегда, - спокойный, не громкий. Но... Может послышалось? Будто надсаженый криком, горем или болью.

- Значит, ты тоже...

Курт не ответил. Опять долго молчали среди дыма. Забытый завтрак стыл, а я глядел на него, и не чувствовал голода. Задумчивые мысли бродили в голове, то пиная настроение вверх, как мяч, то проваливая его вниз, словно камень. Вспоминался профиль Лиззи, подсвеченный солнцем, её зло прищуренные глаза, едкие слова, жесты...

От мыслей меня оторвали слова, неожиданно прозвучавшие в курительной:

- Я встретил её случайно. Обедневшая дворянка, с хорошим образованием и вкусом, служила в помощницах у портнихи. Она прибыла с мастерицей к нам в дом, чтобы обшить матушку к новому сезону.

Тихий, не похожий на дедов, хриплый голос привёл меня в замешательство. Я прислушался и даже оглянулся. Это точно он, больше было некому.

- Самый первый её взгляд, и всё в мире замедлилось, как муха в киселе. Упустить такое я, конечно, не смог. Пара дней, и я привычно покорил её сердце, как сердца многих и многих до неё. Пара ночей в каморке на этаже слуг не стали откровением. Да и когда она уехала вместе с портнихой, я позабыл о ней.

Ничего не понимаю. Забыл? Курт, не видимый за стеной дыма, длинно выдохнул

- Позабыл, да только ненадолго. Когда на душе было муторно, я находил её в городе как по волшебству, хотя магию не применял. Просто бродил, задумавшись, по улицам, а приходил в себя от того, что стою на её пороге. Приходил, чувствуя вину, и оставался. Она меня принимала. С тихой улыбкой, ласково, нежно, как если бы любила. А потом я снова уходил.

Кресло заскрипело под стариком, он закряхтел почти с тем же скрипучим звуком, усаживаясь, очевидно, поудобнее.

-То ли отец что-то узнал, то ли почувствовал, не знаю, но как-то неожиданно стал готовиться к моей свадьбе.

Неожиданно! Действительно неожиданно.

- К свадьбе?

Я брякнул, а потом спохватился - это против правил, так с Куртом нельзя говорить. Правда не хотел, само сорвалось. Но Курт будто не заметил и продолжил:

- Да. Я с малолетства был помолвлен с девицей знатного рода, очень и очень знатного, такого, знаешь, что прямо на зависть всем. Тогда молодых не сильно спрашивали. Вот, говорили, тебе невеста, женитесь, рожайте детей.

Курт опять замолчал.

Не то, чтобы я не знал тех странных обычаев, что всё реже встречались в нашей жизни. Но они казались мне далёкими и потому невозможными. Очень-очень далёкими и совершенно дикими.

Представил себе, что это меня заставили бы жениться неизвестно на ком... Собственно, из-за этого я и избегал разговоров с отцом. Я не хотел, чтобы меня заставили. Жениться или принято, что я не хочу пока принимать.

А задумчивый Курт попыхтел трубкой и заговорил снова:

- И я опять шёл к ней. За утешением. За пониманием. За добрым и ласковым взглядом. И она меня встречала. И понимала. И утешала.

76. Эрих Зуртамский

Дымовая стена медленно поредела, и я уже видел смутные контуры деда, что задумчиво и хмуро рассматривал трубку в своих руках.

- Я совершенно случайно обратил внимание, что её фигура изменилась. Я сидел на краю кровати, а она потянулась что-то взять с верхней полки, и её округлившийся живот оказался на уровне моих глаз, - тихое хмыканье, видимо, означало недоумение, а может, насмешку над собой. - Я, конечно, спросил. Ну не просто спросил... Наорал на неё.

Сильно.

Курт поднёс трубку ко рту, и дым снова стал густеть.

- Потом просил у неё прощенья, умолял простить и уговаривал жениться. На мне же был амулет гуляки [противозачаточный амулет], а тут такое... Первой мыслью было: обманывала меня! Но как? Опоила? Приворожила? Я и взбесился.

По голосу было слышно, что Курт улыбается. Только, думается мне, радости в этой улыбке было немного.

- Представь только себе, сынок, что она ответила. Тихим своим, ласковым тоном. Она не хотела признаться, ведь я бы не принял ребёнка. Сказала, что она мне не пара и что собиралась уехать куда-нибудь подальше от столицы, открыть свою швейную мастерскую

- одежда везде нужна. Портниха, у которой она работала, давала ей грамотку, в которой рекомендовала мою Софи как достойную мастерицу. А уж то, что она раньше работала в самой столице, помогло бы ей на первых порах. Прожила, и дитя вырастила бы. А что беременная... Так, сказала, что истинному чувству никакие амулеты не помеха.

Тяжёлый вздох.

- Я ещё сомневался, хотя то, что я мог найти её в любом месте, даже самом удалённом, уже о чем-то да говорила. Но я сказал, что у моего сына всё будет только самое лучшее. И пошёл к отцу.

Да мой дед Курт мощным парнем был - пойти вот так отстаивать своё право на счастье в те времена и в той ситуации... Я представил, как сам пришёл бы к отцу с таким разговором. Всё было бы непросто, пожалуй.

Курт опять вздохнул:

- Отец запретил. Моя невеста была так давно обещана, так много связей было установлено с её отцом, столько надежд возлагалось на этот брак, что отступить означало бы оскорбить. Это я понял уже потом, а тогда отец просто запретил, и всё. Нагуляный, бастард, не известно от кого, сказал он. И слушать меня не стал, что у девушки я был первый, что род хороший, только бедный. Да ещё и всю эту историю окольными путями довёл до ушей моей невесты. А уж она не промолчала. Это было... громко.

Почему-то в памяти всплыло лицо Мараи. Даже улыбнулся, правда, криво, когда представил её на месте оскорблённой невесты. Она прекрасно смотрелась бы в этой роли -вся такая благородная, воспитанная, обиженная. Злая...

Сквозь редкий снова дым я увидел поникшие плечи деда.

- Дурень я был. Молодой, глупый дурень... - тяжело проговорил Курт, и порывистым, рваным движением вставил трубку в зубы, увидев сочувствие в моих глазах, и задымил, задымил, задымил.

- Перенесло меня к ней неожиданно. Из дому, и прямо к ней, на улицу. Она лежала на брусчатке, вокруг собирались люди, а чуть дальше останавливалась карета. Из воплей толпы я понял, что мою... мою женщину сбила карета.

77. Эрих Зуртамский

- Она была вся в крови, и я не мог понять откуда столько. Накинул на неё простейшее заклинание заморозки. Быстро нашёл извозчика и помчал её в ближайший лазарет, не видя ничего, не понимая, где я и что происходит вокруг. Меня выставили за ворота, как только вышел лекарь осмотреть пострадавшую.

Надтреснутый голос затих. И опять между нами стояла тишина, наполненная только серыми клубами непрозрачного дыма. В горле было больно, но взять чашку с остывшим чаем в руки не решалсябыло страшно разрушить это скорбную тишину.

- На следующий день, когда я пришёл в тот лазарет, мне сказали, что моя женщина умерла

- большая потеря крови.

Веки сами опустились на глаза. Если дым сейчас станет хоть на один слой тоньше... Не хотелось бы увидеть глаза деда в этот момент.

- Мне жаль... - проговорил тихо.

- Да, - с натугой выдавил Курт. - Мне тоже. Потому что отец не дал мне даже погоревать -сыграл свадьбу. Молодая жена как только ни старалась, а по душе мне не пришлась. Потому ли, что не люба была или ещё почему, но детей у нас не было. Она, когда срывалась в скандал, винила во всём меня, мол, гулял много, обижал девок, вот и прокляли меня обиженные.

Я удивлённо выгнул бровь. Деда не было видно за дымом, но он почувствовал моё недоумение и ответил на мой непрозвучавший вопрос.

- Дура она была, - проворчал раздражённо. - Лезть не надо было в мою жизнь. Софи вот забеременела, даже амулет не стал препятствием. Значит, не во мне дело было. Не во мне...

Я потёр лоб - теперь уже обе брови топорщились от удивления. Невиданное деложенщина забеременела с первого раза. У магов это было не так просто. В чём причина, было не известно, но детей у магов всегда было меньше, чем у людей без магии, но и ценность их была куда выше.

- И поэтому мой дед занял ваше место во главе рода? - тихо спросил я.

Я не был знаком с женой Курта. Даже не слышал ни разу, что он был женат. Но если не было наследников, то что с ней случилось? Умерла? Но почему он не женился ещё раз?

- Не только поэтому, - дым стал понемногу рассеиваться, истончаясь и всё меньше клубясь.

- Я опозорил себя.

- Что?!

Это точно было невольно. Но кто бы тут удержался от вопросов?! Моя привычка больше молчать рассыпалась, словно сухой песок на ветру. Дед Курт хмыкнул, и я даже рассмотрел, как он саркастически усмехнулся.

- Я подал на развод. А отец кричал, что не позволяет мне этого сделать и что отлучит меня от семьи. Потом забрал моё содержание. Но это было нестрашно - у меня к тому времени уже и свой капитал был. Небольшой, семьи не прокормишь, а вот самому прожить безбедно

- вполне. А когда он понял, что я не отступлюсь, пришёл ко мне умолять не оставлять род без главы. Я отказался. Мне было уже всё равно. Он просил, раз уж я опозорил себя разводом, хотя бы с девушки снять обвинения. Но я не стал слушать отца, и императору, когда он вызвал меня на разбирательство (раньше только император мог дать развод), сказал, что жена и мой отец обманули меня, разлучив с моей парой, оттого и детей нет.

78. Эрих Зуртамский

Курт опять запыхтел трубкой, дым заклубился, и его фигура вновь растаяла за этими клубами. А история, похоже, ещё не закончилась. И точно. Двоюродный дед продолжил, немного зло, а может это была горечь:

- Доказательства у меня были. Года через три или четыре после свадьбы меня снова перенесло к моей Софи. Первое, что увидел - её лицо, снова мертвенно-бледное, снова волосы, прилипшие к потному лбу, снова дыхание загнанное и тяжёлое. Ей было очень больно... Но она была жива! И она... рожала.

Вопросы, восклицанья, ругань - вот что душило меня. Но усилием воли мне удалось всё это скомкать и выразить одним только удивлённым выдохом.

- Да, сынок, мне сказали неправду. Она выжила тогда, ребёнка нашего потеряла, но выжила. Я это уже много позже узнал. А когда возле её постели очутился, меня выгнали взашей - не место мужчинам там, где рожает женщина.

Я ушёл, конечно. Ушёл, чтобы не показываться ей на глаза, не напоминать о себе, о прошлом. Ушёл, но приложил немало усилий, чтобы разобраться во всём. Кто-то заплатил лекарю за то, чтобы он убедил меня в её смерти, кто-то оплатил её лечение тогда, в лазарете, кто-то прислал ей письмо от моего имени с требованием разрыва... Потом этот кто-то дал ей немалую сумму на открытие собственной мастерской в небольшом городке подальше от столицы, он же нашёл через подставных лиц ей мужа и купил скромный, но ухоженный домик.

Было и ещё кое-что. То, что я так и не узнал.

Все эти события после трагедии были неслучайны. Так? То, случайно ли она попала под карету? И случайно ли она потеряла ребёнка? И потеряла ли его в самом деле или ей помогли это сделать? Если это так, то кто мог всё это сделать?

С языка рвался вопрос «кто?», но я молчал. Может, это и неважно?.. Курт вздохнул и тем же надтреснутым глухим голосом продолжил:

- Этим кем-то мог быть либо мой отец, либо жена. А может, оба сразу. То, что свадьбу нашу сыграли молниеносно, только подтверждало причастность кого-то из них. Но выяснять дальше я не стал - просто подал на развод. И тем опозорил своё имя. Во главе рода не стоят одиночки-вдовцы ли, не сберёгшие свою женщину, разведённые ли, позорно отказавшиеся от жены.

Но мне было всё равно. Я просто не мог бы жить рядом с этими людьми.

- А как же она? Софи?

- Сынок, - сквозь редкий дым на меня глянули усталые глаза, - развод мне дали только через пять лет, признав, что бездетный брак, да ещё построенный таким вот способом, не жизнеспособен. У нас это быстро не делается. А у неё уже давно была своя жизнь - своё дело, семья... дети. На её следующие роды меня уже к ней не переносило, да и на другие события в её жизни - тоже. Думаю, связь слабела с каждым ребёнком, которого она рожала другому.

79. Эрих Зуртамский

Долгая задумчивая пауза, и я представил, как могла пойти шла моя жизнь, если бы я знал, что где-то моя девочка, моя Лиззи, счастливо живёт свою жизнь с другим мужчиной, например, Вольдемаром, как улыбается другому, целует его, прижимает к груди малыша. Не нашего, чужого малыша.

Больно! Как же деду больно! И сколько десятилетий он вот так уже живёт, испытывая эту боль? Лет сто, не меньше. А потом однажды узнать, что она, твоя любимая, умерла...

- Давно её не стало? - спросил, стараясь, чтобы сочувствие не сочилось при каждом звуке.

- Она жива, - послышалось из-за дыма.

- Но... как же? Сколько же ей лет? Где она? Не понимаю... Почему ты не с ней?

- Сынок, разбитую чашку не склеить. Она прожила хорошую жизнь, и прожила счастливо. И всё без меня. Зачем я ей сейчас - старая унылая развалина? Былого не вернуть, а то, что было, давно прошло.

- Ты даже не пытался увидеть её? - смог ли я скрыть удивление в голосе, не знаю. - Не участвовал в её жизни?

Я бы не удержался, полетел, помчался, пополз, лишь бы увидеть, хоть одним глазком посмотреть.

- Увидеться не пытался. И за тот раз, когда оказался возле неё, рожающей, благодарен, что она не увидела меня. А в её жизни... Немного участвую. Вот.

И ко мне из дыма выскользнул альбом, в какой сшивают свои акварели школьники.

Раскрыл. Действительно акварели, только не школьные. Интересные рисунки - тонкие, изящные воздушные.

- Что это? - спросил, продолжая листать плотные листы.

Сюжеты разные: то цветы, то животные, то пейзажи. Часто как-то удивительно, сквозь линии и образы проступает из картины лицо, иногда фигура.

- Она похоронила мужа, детей, и внуки перевезли её в столицу. Она живёт на окраине, одна, в маленьком домике, почти лачуге. Рисует. Это её работы. Я через агента покупаю почти всё. Приезжаю под новолетие и покупаю. И мне радость, и ей поддержка.

- И всё же я не понимаю...

Я не договорил, отвлёкся на чёткий профиль на одном из рисунков, выступающий из какой-то цветочной клумбы. Повертел и так и так присматриваясь. Открыл более ранние рисунки, потом пролистал к более поздним. Проступавшие фигуры и лица сложились в чёткий образ. И я подозрительно ещё раз просмотрел рисунки в альбоме.

80. Эрих Зуртамский

- А кто это? - и протянул том, придержав его потоком воздуха. - Очень уж на деда похоже. Особенно профиль.

Курт принял альбом. Пошуршал страницами.

- Не знаю.

- Кажется, я догадываюсь, - и улыбка понимания наползла на лицо. - Похоже-то не на деда. На всех Зуртамских похоже, господин Курт. Она тебя рисует!

- Рисует, - вздохнул плохо видимый дед. - И что? Ни для тебя, ни для меня это ничего не меняет, сынок. Тебе не в портретном сходстве разбираться надо. Тебе нужно свою женщину удержать. Привязать к себе, приклеить, примагичить. Держать её крепко!

Привязать, как же. Привяжешь такую. «Ты молчишь, и я молчу!» и злой взгляд голубых глаз. Как её привязать, если я даже подойти не могу? Если она даже не смотрит на меня!

Назад Дальше