Висящая на мне и весело болтающая Марая перестала злить, когда я понял, что иметь такую девушку рядом - всё равно, что иметь щит. Щит от других подобных ей девушек. Ответов на свои вопросы и замечания она не ждала, вернее, они ей были не нужны. И это хорошо: меньше мешает мне. И я снова пустил маленький ветерок гулять, теперь уже по залу.
Лиззи обнаружилась у стены, рядом с толстячком, круглым и каким-то сияющим - и лысина его, и радостная улыбка говорили, что их хозяин счастлив. Именно в его локоть вцепилась Лиззи. Я скосил взгляд на Мараю. И хоть на лице моей девочки цвела улыбка и спина была прямая, но нюх меня не подводил - она явно чего-то опасалась.
Этот круглый мужчина, очевидно, отец. Тот самый удачливый купец, о котором мне принесли немало слухов, стоило только проявить интерес. Я внимательно, насколько это возможно было сделать в танце, рассматривал его. Абсолютно ничего общего с дочерью. Даже удивительно. Может, она приёмная?
Во время второго танца, на который я пригласил девушку, что стояла справа от Мараи, я всё же заметил в чём было сходство отца и дочери - они абсолютно одинаково улыбались.
Моя Лиззи улыбалась! Я тоже невольно заразился хорошим настроением - раз она улыбается, значит, всё не так уж плохо.
- Это неприлично, - раздался у меня под носом голосок.
Кто это? А, да, девушка, с которой я танцую.
- Что? - переспросил с недоумением.
- Это неприлично - пригласить на танец меня, а смотреть всё время на другую.
Бледное невзрачное существо, блистать которому помогали только драгоценности. Взгляд обиженный, нижняя губа, как у ребёнка, выпятилась вперёд - вот-вот расплачется.
Вот как?
- Простите, вы правы, сударыня. Пройдёмте, - и я тут же повёл в ту сторону, где пригласил это недоразумение на танец.
- Простите, извините, виноват, - пришлось раскланиваться с теми, кому наше продвижение мешало танцевать.
- Благодарю вас, - кивнул я девице, у которой уже даже ресницы промокли от обиды и гнева, и обратился к её матушке, что возмущённо раздувалась, готовясь сказать что-то об оскорблении, нанесённым коварным мной. - Ребёнок очень впечатлителен, ей нужны успокаивающие капли. Возможно и на бал рановато. Вон и слёзка вот-вот брызнет.
Дама рот закрыла, хотя гнев всё ещё бурлил в ней. А не надо было этой малявке меня воспитывать! Я родителям своим этого не позволяю, а уж таким вот бледным поганкам тем более. Что она такого напридумывала себе?
Но в мой локоть вновь вцепилась Марая, сияя радостной улыбкой. Эти руки - словно клещи, и опирается она на мою руку, как на последнюю надежду, - всем весом. Покосился на её фигуру. Вроде небольшая. Что ж такая тяжёлая?
Впрочем, не важно.
71. Эрих Зуртамский
Снова стал оглядывать зал в поисках Лиззи. Встретился с гневным взглядом своего отца -он наблюдал всю сцену, когда я волочил обидчивую глупышку к её матери, и мне ещё выскажут за это. Ох, можно подумать, опозорил - не дотанцевал танец! Да она найдёт себе кого-нибудь, найдёт. Не с сеновала же я её привёл. Такая барышня точно найдёт себе мужа, вцепится в него, как вот Марая в мой локоть, а потом всю жизнь будет его воспитывать. Если никаких выводов из моих слов не сделает.
Взгляд нашел что искал - вот и моя девочка. Да только рядом с ней Вольдемар. Сердце кольнуло тонкой иглой. Княжич смотрит, что-то говорит, подаёт фужер с шампанским. Но Лиззи спокойна, ни единая черта на лице не дрогнет, улыбки как никогда и не былвало. И тугой комок, что мешал мне дышать всё это время, распустился. Можно перевести дыхание
- всё хорошо.
Только одна тяжесть и мешает - тяжесть на моём локте. Да что там такое? Глянул - Марая. Ну да, как мог забыть эту сяющую улыбку, ресницы, что взметают воздух, румянец этот на почти детских щеках.
- Эрих, сейчас начнётся новый танец! - и столько ожидания в глазах.
Ну а как я хотел? На бал явился - будь готов танцевать. Я вынужденно улыбнулся и пригласил просиявшую девицу. Возможно, это и к лучшему - в танце можно непринуждённо подобраться к Лиззи поближе.
Пара па, поворот, наклон и вот я уже совем недалеко от неё. Этот скользящий, совершенно нерадостный взгляд меня успокоил: с таким лицом влюблённые девушки не танцуют с избранником. А Вольдемар? Этот знаток безмагических зон в упор смотрел на мою Лиззи, будто хотел провертеть в ней дыру. Как же хочется послать его... в безмагические зоны!
Злость мигом накатила огромной волной, и тут же я словил пронзительный голубой взгляд. Радостнее он не стал от встречи с моими глазами. Плохо. Хотелось бы другого, но что уж теперь. Зато я почти убеждён - ей сегодня ничего не грозит.
Бал сложился в кошмар - пары кружили, между ними то мелькала, то пропадала Лиззи в своём неярком, хоть и очень дорогом туалете. И я, словно подсолнух за солнцем, вертел головой - следил за ней. Но стоило отвлечься на очередную тётушку , как моя девочка исчезла из зала, и я не заметил как. Огляделся - где же её кавалер? Где отец? Никого. От нехорошего предчувствия снова что-то огромное сжалось в груди, сдавив сердце, ломая и круша рёбра.
Я хотел броситься на поиски, но то Марая, что так и не отцепилась от меня, встречая после каждого танца, будто не видела полгода, то кто-то из гостей, жаждавший общенья, мешали мне выйти из бального зала. И когда я наконец оказался у дверей, вошла Лиззи под руку с отцом - я едва успел увернуться от тяжёлой створки.
Лиззи была хмурая и задумчивая, лицо бледное и застывшее, а кончик носа покраснел. Плакала? Не похоже. Но что тогда?
Опять меня кто-то дёргал за рукав, какие-то люди что-то мне говорили, а я поверх голов пытался отследить, как моя девочка передвигается среди этой толпы, и нет ли рядом с ней Делегардова-младшего.
Почти физически страдая от всей этой мельтешащей публики, болтовни, тяжело виснущей на руке Мараи, спёртого воздуха, шума музыки и множества людей, я не покидал это сборище, всё ожидая и страшась объявления, которое могло прозвучать. Оно всё же так и не прозвучало - я не услышал, что моя девочка выходит замуж.
Стоило порадоваться. Но...
Мои родственники, группами и поодиночке, подходили выразить намёки разной степени доброжелательности на то, что барышню, которая была со мною рядом весь этот вечер, хоть и знакома в общих чертах, но неплохо было бы её представить. А сама барышня очень была рада этому вниманию и, вероятно, тоже не возражала, чтобы я её официально представил. Наверное, именно поэтому не особенно рвалась танцевать, всё время находясь при мне, словно верный оруженосец.
Мучения были прерваны Ольгой Леоновной, которая подплыла к нам и вежливо отослала дочь готовиться ко сну. О благодарности я едва не обнял эту замечательную женщину -такое у меня появилось чувство лёгкости, когда Марая наконец отцепилась от меня и, оглядываясь, удалилась сквозь изрядно поредевший строй гостей.
А я бы остался, чтобы окончательно убедиться в том, что никто не посягает на мою девочку. Но часы показывали довольно поздний час. Он был неподходящим для любых официальных заявлений и, пожалуй, стоило перестать нервничать и уже отправляться в отчий дом.
72. Эрих Зуртамский
Утром, совсем рано, меня разбудил слуга.
- Господин Эрих, вы просили сообщать сразу же... - тихо пробормотал Сафрон, - гость, которого вы ждали, прибыл.
- Хорошо, - я помассировал лоб, брови, уши, чтобы проснуться. - Где он?
- Изволил позавтракать в столовой, сейчас в курительной.
- Почему сразу не разбудил? - я вскочил, спеша привести себя - Я же приказывал!
- Так на рассвете прибыл, а вы недавно только вернулись с бала, господин Эрих. Да и господин Курт предпочитает завтракать в одиночестве.
Тоже верно. Двоюродный дед был молчуном и одиночкой, приезжал нечаще раза в год, обычно под Новолетие. Праздник этот, как известно, семейный, и отмечают его, собираясь всем родом, а других родственников, кроме нас, у него не осталось.
Но даже приезжая так редко, всё равно оставался отшельником - общих застолий избегал, шумных праздничных гуляний, приёмов, встреч - тоже. Он прикладывал все усилия к тому, чтобы побыть одному, вставая раньше всех, раньше всех уходил к себе, а в компании дымил своей трубкой так, что дохнуть становилось нечем.
Матушка его не любила. Не любила, но молчала. И встречала всегда с улыбкой, и заботилась так же, как о каждом из нашего рода, приехавшим в гости. Но его нелюдимость она, верно, относила на свой счёт, а игнорировать матушку значило нажить себе врага на долгие годы.
Ты мог не соглашаться с ней, спорить, даже ругаться, но нужно было замечать её саму, её усилия, проявлять уважение. А господин Курт Зуртамский это золотое правило нашей семьи своим молчанием злостно нарушал. И матушка просто белела от гнева в его присутствии, но молчала и улыбалась.
Потому что он был старейший нашего рода.
Курт был изрядно старше моего деда, своего брата. А дед умер давно и не в самых молодых годах, не на войне или от несчастного случая, а вполне себе от старости, в своей постели. Поэтому Курт Зуртамский считался дивом нашей семьи. Да, ему давно перевалило за сотню, но точной цифры не знал никто, а сам Курт вообще был малообщителен, а на эту тему не говорил никогда.
Для меня двоюродный дед был особенной фигурой. Не раз так бывало, что он переворачивал мою жизнь.
Беседы с ним хоть и были короткими, но так много давали мне, что я помнил каждую, и каждая производила время на меня сильное впечатление. Некоторые даже становились переломными моментами в моей жизни.
И сейчас момент в моей жизни был такой, очень похожий на поворотный, и дед Курт владел знаниями, которые мне были нужны. Я был уверен. И потому я ждал его. Нетерпеливо, страстно, с огромной надеждой.
Про Курта в нашей семье говорили мало. Часто - уважительно. Совсем редко - как-нибудь по-другому.
Помню, ещё когда мой родной дед был жив, я зашёл в его кабинет, посидел в кресле с высоченной спинкой, обитой чёрной кожей, понаблюдал за тем, как скрипит перо по желтоватой бумаге под старчески сухими длинными пальцами, пересчитал все морщины, что всегда собирались на его лице, когда дед был занят делами.
Примерил на себя это выражение лица - ведь я, когда вырасту, тоже буду главой рода и буду заниматься этими делами.
Однако вместо ожидаемого ощущения всевластия или хотя бы могущества, я понял, что только неприятная работа может вызвать такое выражение. Значит, деду неприятно то, что он делает?
Помню, как тогда меня это поразило, что не сдержался и спросил, почему именно он возглавляет наш род и занимается такими неинтересными вещами, если у него, у деда, есть старший брат, дед Курт.
73. Эрих Зуртамский
Мой старик тогда криво улыбнулся, оторвавшись от свитков, и с горечью сказал:
- Он не только старший, он ещё и подготовлен был к этой роли, а я - нет. О, наш славный отец дал ему не просто хорошее образование. Он дал ему лучшее из всего, что тогда нам было доступно. Но, видишь ли, мальчик мой... - дед просушил песком чернила и ловко стряхнул их с листа в мусорную корзину, - наследника у него нет и уже не будет никогда. А у меня есть.
Дед встал, с кряхтением разогнул спину. Морщась, потёр поясницу под домашним сюртуком тёмно-багряного цвета.
- У меня есть сыновья. Есть внуки,- дед ткнул в мою сторону пальцем тем движением, каким старинные дуэлянты пронзали друг друга шпагой. Ещё и глаз один прищурил, будто прицеливался. Я обрадовался, что меня не поругали за несвоевременные вопросы, и даже проявили благосклонность. - А у Курта детей нет. И никогда не будет.
И дед вздохнул. То ли боли в спине были тому причиной, то ли судьба старшего брата.
- Но знает он обо всём так много, Эрих, что я порой, как мальчишка, жду его совета или одобрения, - дед задумчиво смотрел в окно, потирая спину. - И твой отец, когда займёт моё место, вряд ли справится один. И только в следующем поколении есть надежда выправить эту загогулину судьбы.
- То есть я уже смогу обходиться без его помощи?
Дед рассмеялся, оборачиваясь ко мне.
- Я надеюсь, мальчик мой, очень надеюсь, - и хоть улыбался, слова получились какими-то грустными.
Деда давно уже нет, а Курт жив, и даже весьма бодр. И здравого рассудка не потерял, всё помнит, хоть и неохотно делится ими. Но эти знания моего двоюродного деда были мне сейчас очень нужны, а значит, мне нужно его разговорить.
Приведя себя в порядок, я распорядился подать завтрак в курительную и бросился туда, пока родственники спали, видели свои последние сны и не могли помешать мне узнать то, что я узнать хотел, но страшился.
В курительной было дымно. Нет, там стояла плотная, совершенно непроницаемая для взгляда стена дыма - верный признак того, что старик Курт ждёт встречи с родственниками и отгораживается от них, как может.
Чтобы не задохнуться, щелчком пальцев развеял дым вокруг кресла, в которое уселся. Это был такой ритуал - молчать при встрече. Не здороваться, не жать руку, не хлопать по плечу, не обниматься, не спрашивать о делах, а молчать. Так, в молчании, мы просидели довольно долго, пока дед сам не заговорил.
- Эрих, у тебя вопрос, - интонация в словах была утвердительная, и после длительной паузы и пары попыхиваний трубкой Курт добавил, - много вопросов.
Я пожал плечами. Всё может быть.
Стоило ли обсуждать с Зуртамским-старшим мои проблемы с Лиззи? Я долго обдумывал это. Просто отец всегда подчёркивал, что в вопросах сердечных дедушка Курт не разбирается, и доказательством тому его холостяцкая жизнь.
Поэтому я зашёл немного с другой стороны.
- Господин Курт, откуда пошло поверье, что сильные мужчины нашего рода в всегда могут быть рядом со своей женщиной? Это оттого что в нас течёт кровь драконов?
Дым стал редеть, и сквозь него я увидел молодой взгляд на немолодом лице. Тёмные глаза двоюродного деда смотрели на меня пристально, седая голова чуть наклонилась, а трубка замерла в отведённой в сторону руке. Что он разглядел в моём лице, не знаю, но одна бровь дёрнулась, а трубка вновь оказалась у него во рту и задымила, отгораживая его от меня.
- Ну что ж, я расскажу тебе ты имеешь право знать.
Я? Имею право? Что знать? Но вопросы я отложил, и волнение затаил, только бездымный колпак усилил.
74. Эрих Зуртамский
- Кровь драконов в нас не течёт, сынок, - проговорил Курт наставительно. - И зови меня как прежде - дед. Мне это отрадно.
Я усмехнулся - всё же родственные чувства не чужды старику.
- Это суеверие родилось из забытого и уже перевранного случая, когда наш далёкий предок заключил договор на крови с некоей сущностью из другого мира. Человек обязался открыть проход в другой мир, и когда все иные сущности уйдут, запечатать навсегда этот ход, а сущность обязалась исцелить его самого и не навредить ни одному живому существу в нашем мире
Эриха отвлёк тихий звук - слуга сервировал завтрак на маленьком передвижном столике.
- Откуда взялась эта тварь? И почему именно наш предок заключил договор? - я перевёл дыхание. Надо же, даже не заметил, что почти не дышал. Какие тайны открываются!..
- Точно не могу сказать. Вроде была война, и двое врагов - наш предок и эта сущность -оказались рядом смертельно раненные. Это если я правильно понял.
Кто же это был? Как оказался в нашем мире? Почему?
- И значит, благодаря этой клятве?..
- Да, - за дымовой завесой контуры фигуры едва были видны, - из-за неё у наших мужчин, у самых сильных магов появились такие особенности. А ты, сынок, выходит, уже нашёл свою пару?
Хорошо, что я сидел - тело заледенело, и кусок хлеба который я взял, чтобы начать завтрак, выпал из моих пальцев. И даже моргать было трудно.
- Почему? - просипел через скованное горло.
- Почему я так решил? -сквозь чуть проредившийся дым на меня глянули пронзительные темные глаза деда. Я только и смог, что кивнуть. Как он понял? Или он меня читает как раскрытую книгу, или я проговорился, не заметив этого. Пальцы непроизвольно вцепились в обивку кресла.
- Не пугайся, сынок, - дед ухмыльнулся устало и невесело. - Такие вопросы не рождаются на пустом месте, уж я-то знаю.
Всё в голове закружилось, мысли скакали, цепляясь друг за друга. Что он знает? Вопросы про кровь драконов, которая привязывала мужчину к его женщине, в нашей семье обсуждались в раннем возрасте. Но в том же примерно возрасте они и оставались. А дед что-то знает, испытал на себе. Мой двоюродный дед и... женщины? А как же его репутация неудачника в личной жизни? Или...
Тут обрывки картинок начали вращаться с бешеной скоростью, так и эдак складываясь и разлетаясь: старший сын в роду и сильный маг, лучшее образование и большие знания, отсутствие детей, древний возраст и не слишком дряхлая внешность, погружённость в себя и самодостаточность...
- Расскажи, дед, - нелепая детская просьба, но удержался я не смог.