«Эдакий поэт-страдалец. Вот ему бы точно подошло имя Змей, подумала Стелла, отмечая плавность в движении руки, зарывающейся в вихры, в повороте головы, даже в улыбке, что появилась и тут же погасла. Но, увы, оно досталось Рыжему Свину».
Словно в подтверждение сосед, облизывая ложку, довольно хрюкнул.
Когда незнакомец как-то нереально текуче, чему способствовали развевающиеся серые одежды, двинулся в сторону стола, по-прежнему не спуская с нее гипнотического взгляда, царевне стало не по себе.
Лоза? окликнула его одна из тех воспитанниц, что дерзили Стелле.
Юноша будто вышел из транса. Он недоуменно свел брови, обнаружив себя у не того ряда скамеек, перевел взгляд на зовущую его девушку, и как-то привычно крутанул на руке массивный браслет.
Лоза оказался сидящим напротив Стеллы. И хотя две подруги щебетали, пытаясь втянуть юношу в беседу, он хранил молчание и продолжал пялиться на царевну. Пододвинутая заботливой рукой тарелка так и осталась нетронутой.
Стелла поднесла кружку с каким-то приятно пахнущим отваром к лицу, но под изучающим взглядом не смогла сделать и глотка. Пытка закончилась только тогда, когда со своего места поднялась наставница. Монахини и воспитанники подались следом.
Можно я допью? Змей дернул Стеллу за рукав, но она уже ничего не видела и не слышала. С ней происходило нечто странноене было длинных столов и пропахшего подгоревшей кашей помещения, не было людей, сидящих рядом и напротив. Перед взором царевны плыли желтые пески, а вдали поднималась туманная дымка, сквозь которую ломались в танце странные деревья с высокими тонкими стволами и пучками длинных листьев на самой верхушке. Горячий ветер перехватывал дыхание и обжигал лицо. До слуха доносилась заунывная песня. Незримый певец тянул гласные. Его гортанный голос вибрировал и затуманивал сознание.
Эй, я тебя спрашиваю? грубый окрик заставил вздрогнуть. Видение моментально исчезло. Лоза уже не смотрел на Стеллу. Он, подав руку соседке (как Луна догадалась, Стреледевушке со светлыми глазами и тонкими губами), как ни в чем не бывало поднялся с места. Царевне досталась лишь его ускользающая улыбка.
«Господи, но какая это улыбка!»
Наступила внезапная слабость в коленках, и поднявшаяся было Стелла вновь села на скамью. Грохот пустой кружки, шлепнутой об стол Змеем, вернул к действительности. Рыжий Свин крякнул, вновь вытер губы рукавом и громко рыгнул.
Все преисполненное неги послевкусие от странного видения моментально улетучилось.
«Спасибо, Хряк. Выручил».
Луна, к настоятельнице! крикнул кто-то от порога.
Я провожу, Рыжий Свин протянул руку, но Стелла сделала вид, что не заметила ее. Так и дошли до дверей, у которых стоял вооруженный воинЗмей впереди, царевна на шаг сзади.
Дальше мне нельзя, шепнул, оборачиваясь, новый знакомый. Царевна, не поняв, подняла на него глаза. Никому из воспитанников нельзя входить на территорию, где живут монахини. Если ты заметила, монастырь окружают две стены: первая крепостнаяона высокая и с бойницами, а вторая жилая. Там как раз и находятся наши комнаты. Трапезная, помещения для занятий и тренировок, лаборатория и библиотекавсе это в стене, вокруг основного здания, куда никто из нас еще ни разу не попадал. Ты первая.
Все это находится в стене? Стелла провела рукой по кругу, не веря, что стены могут быть такими огромными.
Ну да. Запахнись получше, на дворе ветер, оглянувшись на воина, чей взгляд стал настороженным, чуть тише добавил:Расскажешь потом, что там и как? Я вот, хотя и говорят, что мозгов у меня с горошину, подозреваю, что от нас там что-то прячут. С чего бы такие строгие запреты?
Стелла накинула на голову капюшон плаща, который Лилия посоветовала никогда не сниматьпомещения почти не отапливались, и лишь в самый разгар зимы выдавали треноги с чашами, куда клали горючие камни, чтобы воспитанники хоть как-то могли согреться. Что такое горючие камни, царевна знала. Хоть и стоили они баснословно дорого, повозка, которая привезла ее в монастырь, ими как раз и отапливалась. Да и в Лунном дворце, особенно когда съезжались гости, их применяли. Только в старом гостевом доме, где хозяйничала Мякиня, обходились без магических камней. Печка на кухне худо-бедно обогревала все те помещения, в которых жили изгнанницы и их служанка.
Встреча с настоятельницей царевну волновала. Что скажет Мякиня, ведь теперь она вовсе не нянька? Облегчит судьбу своей воспитанницы или наоборот, сделает невозможной. Судя по тому, как мало она проявила интереса к царевне с тех пор, как ее нога ступила на монастырскую землю, ждать ничего хорошего не приходилось.
Шагнув в распахнутую дверь, Стелла оказалась на во внутреннем дворе. Оглядевшись, она отметила, что на второй стене нет ни одного окна. Лишь кладка из грубых камней и единственная узкая дверь, которая при случае тоже закрывалась решеткой. Сейчас та была приподнята над небольшим мостом, перекинутым через ров, на дне которого торчали колья.
«Ничего себе защита! насколько царевна помнила, рвы и колья обычно находятся с внешней стороны крепостных стен, а тут, как в кривом зеркале, все наизнанку. Или это защита от кого-то, кто находится внутри монастыря?»
Абсурдность идеи вызвала улыбку.
Откинув странные мысли, царевна поспешила по протоптанной в снегу узкой дорожке. У входа в здание ее ждала Добря, которая пританцовывала на месте от холода.
Здание в центре небольшого двора с парой деревьев и колодца с гусаком, на конце которого болталась цепь, поражало монументальностьювысокое, массивное, опять-таки без единого окна и с узкой дверью из кованного железа. Охранные амулеты, вделанные в тело металла, сияли словно драгоценные камни.
И опять Стелла заметила, что они покрывали дверь как снаружи, так и изнутри.
Давай быстрее, монахиня похлопала себя по плечам, холодно.
Внутри здание выглядело таким же неприветливым, как и снаружинизкие закопченные потолки, темные переходы, узкие двери, ведущие в кельи. Одна из них открылась, навстречу вышла монашка небольшого роста, приветственно поклонилась. За ее спиной царевна успела разглядеть кровать, прикрытую чем-то серым, стол с горящей на нем свечой и образа в углу с лампадкой. Пахнуло благовониями.
«И рассказать-то нечего, вспомнив о просьбе Змея, подумала Стелла. Все серо и уныло».
Когда Добря распахнула очередную безликую дверь, сердце Стеллы дрогнулона кровати лежала женщина, укрытая по самые глаза. И только по очертаниям фигуры царевна догадалась, что хриплыми стонами ее встретила вовсе не Мякиня.
Вот, сестра, привела к тебе воспитанницу, о которой рассказывала давеча. Добря перекрестилась на образа и тихо закрыла за собой дверь.
Стелла не обратила на ее уход никакого внимания, она подошла ближе к кровати.
Никакие благовония не могли перебить запах смерти. Монахиня доживала свои последние дни.
Что ты видишь, девочка? надтреснутый голос был тих. Даже говорить несчастной было больно.
Чернота пожирает ваше тело
Ты можешь с нею что-нибудь сделать?
Н-не знаю, Стелла опустилась на колени. Было неловко смотреть на умирающую с высоты роста. Каменный пол сквозь ткань обжег холодом. Пахнуло гниением и нечистотами. Я еще никогда не встречала такую черноту. Ну, чтобы она занимала все тело
Спасибо, что не кривишь лицо, произнесла женщина обескровленными губами. Она выпростала из-под колючего одела сухонькую руку и схватилась за предплечье царевны. Даже сквозь ткань плаща чувствовалось, что она горячая. Стелла положила ладонь поверх руки больной.
Тошнота подкатила горьким комком.
«Монахине и сорока нет!»
Та застонала, и царевна спрятала руку.
Нет, не убирай. Я потерплю. Пусть уж один конец. Устала
Наитие или простое сочувствие заставило Стеллу забраться на и без того узкую кровать. Легла, вытянувшись во весь рост, и обняла тело, которое пожирала болезнь.
Женщина закричала.
Дверь приоткрылась, впустив свежий воздух, но тут же захлопнулась.
Монахиня кричала и кричала. А потом как-то сразу затихла.
«Умерла?»подумала царевна сквозь навалившуюся дремоту. Силы как-то враз иссякли, и не было никакой возможности расцепить руки. Она так и осталась лежать, обнимая тело монашки.
Глава 8
Стоило открыть глаза, как вновь подкатила дурнота. Потолок со скрещенными перекладинами закружился, и стоило неимоверных усилий отвести от него взгляд.
Ну, слава Пресветлой деве! Пришла в себя! в поле зрения появилась улыбающаяся Лилия. Обязательный к ношению вне стен спальной комнаты платок она держала в руках. Им же стерла что-то липкое на лице царевны. Я уж думала, окочуришься.
С чего бы это? да, Стелла ощущала слабость во всем теле, но не до такой степени, чтобы не суметь подняться хотя бы на локоть.
Я уж не знала, чем помочь. Сначала ты стонала, а потом как началось!
Что началось?
Корчи, пена изо рта. И нечем вытереть. Не колючим же одеялом? Я с испуга платок с головы стянула. Теперь, вот, постирать бы. Только как я простоволосая выйду? она растеряно развернула испачканную вещь.
Возьми мой
Ой, а я и не подумала соседка сдернула со стула платок, и вся аккуратно сложенная на нем одежда царевны упала на пол. Ой!
А кто меня раздел?
Я раздела. А принес Хряк. Ой, Змей, то есть Ты где была-то? Лилия перешла на шепот. Я и не знала что подумать. Ты вся бледная, словно утопленник, он красный от натуги.
Не помню, Стелла села. Босые ноги, высунувшиеся из-под одеяла, тут же озябли. Совсем ничего не помню
Ну и ладно, соседка махнула рукой. Раз никто из монахинь со стонами и слезами вокруг не бегает, значит, ничего ужасного не случилось. Правда, как только тебя притащили, к нам в комнату настоятельница заявилась. Ага. Сама. Грозная такая, хмурая. Хряка погнала прочь. Глаза твои пальцами раздвинула, а как что-то в них разглядела, брови еще крепче у носа сомкнула, головой покачала и сказала, чтобы не тревожили. Я и не тревожила, пока не началось
Сколько я м-м-м спала?
Да, считай, сутки. Мы уже и поужинали, и позавтракали, и на обед сходили. И тебе, вот, припасли. Остыло, должно быть.
На столе стояла миска с торчащей из нее ложкой, рядом лежала краюха хлеба.
В дверь кто-то поскребся.
Кто это? царевна испуганно натянула одеяло до носа.
Хряк. Я уже и сердилась, и ногами топала, а он все равно под дверью околачивается. Настырный какой, Лилия торопливо накинула на голову платок, сунула нос в приоткрывшуюся щель. Чего тебе?
Там что-то пробурчали.
Давай! зашептала в ответ соседка. Все-все. Иди. Да, хорошо ей. Сейчас вот поест и еще лучше станет.
Вернулась с корзинкой, из которой торчало горлышко бутылки из зеленого стекла, поверх тряпицы лежала сдобная булка, добро посыпанная маком, а рядом красовались восковыми боками два яблока.
И где же это он такое богатство раздобыл? Лилия сноровисто извлекла бутылку, выдернула пробку, поднесла к носу и разочарованно протянула:Фи, молоко. Хорошо хоть теплое.
Чашки в комнате не нашлось, поэтому царевна впервые в жизни пила из бутылки. Жадно жевала булку, совсем не обращая внимания на то, что молочные струйки портили и без того несвежую нижнюю рубашку.
Лилия сидела напротив, вздыхала и вертела в руках батистовый платочек с кружевной отделкой, только что обнаруженный ею на дне корзинки. Поймав печальный взгляд, Стелла, которую тканевой подарок нисколько не удивил (видела платочки и поинтереснее), жевать прекратила и только сейчас осознала, что поступила плохоследовало бы поделиться сдобой с подругой, которая заботилась о ней всю ночь.
Не-не-не! Ешь сама! Ой, ну, разве что самую малость Спасибо, Лилия отложила платочек. Откусив от булки посыпанный маком край, от удовольствия закатила глаза. Вот будь добра, скажи, как так получается, что ты в монастыре всего третий день, а тебя уже и на руках поносили, и платочек кружевной пожаловали, и такой вкуснятиной одарили?
Царевна пожала плечами. Стряхнула крошки с груди, подцепила яблоко, протянула его соседке, во второе сама вцепилась зубами. Было оно сочное, сладкое, ароматное.
Если платочек понравился, забери себе, с полным ртом сообщила царевна. Все, что нужно было для счастья, она уже получила.
Ой, как-то совестно брать дареное а глаза у Лилии заблестели. Было заметно, что заполучить милую вещицу ей хочется. Спасибо!
Когда воспитанницы с яблоками почти разделались, за дверью послышался приближающийся стуккак будто кто-то размеренно бухал молотком по полу. Дверь распахнулась и на пороге появилась старая, сгорбленная годами монахиня. Опираясь на клюку, она вошла в комнату и устало выдохнула.
Лилия подхватилась пододвинуть стул, потому как казалась, что гостья вот-вот рассыплется, но была остановлена властным движением руки.
Оставь нас, голос был под стать. Скрипучий, как те ворота на заднем дворе царского гостевого дома, что открывались для телег с добром.
Я платок постирать, подруга перевела взгляд на Стеллу. Та только успела кивнуть.
От старухи пахло. Не сказать, что неприятно, но был тот запах каким-то густым, резким: словно кто-то невидимый глубоко в дерн вонзил лопату, и откинул пласт черной, жирной земли. Туда же примешивались ароматы еловой смолы и меда.
Встань! приказала монахиня, и царевна, так и не нащупав ногой башмаки, поднялась, вздрогнув от холода стылого пола. Под пристальным взглядом она чувствовала себя неуютно: сразу вспомнились и испачканная рубашка, и подтеки молока на шее, и свалявшиеся волосы. Стелла одернула ворот, провела ладонью по голове и робко улыбнулась.
И откуда же в тощем теле такая силища? старуха цокнула языком и пошла по кругу, внимательно рассматривая и виднеющиеся из-под короткой рубахи острые коленки, и торчащие лопатки, и косу, которую небрежно перекинули на спину.
Какая, бабушка, силища? переспросила Стелла, поворачивая голову, чтобы заглянуть в черные впадины, где прятались глаза гостьи.
Мертвых поднимать, коротко ответила монахиня и неожиданно рассмеялась. Каркающие звуки мало походили на смех, скорее на кашель. Отсмеявшись, старуха вытерла сухонькой ладонью слезящиеся глаза и, наконец, села. Что? Не ожидала? Это тебе не девок в деревне обнимать, у которых чиряк на носу выскочил.
А откуда вы знаете?.. Ах, да, настоятельница рассказала.
Был такой случай, был. Бежали они ватагой по околице, торопились к кукурузному полю, где спелые початки свои рыжие косы на ветру сушили, но плачь, донесшийся откуда-то из-за куста, заставил Стеллу остановиться. На скамеечке, скрытой от взора, сидела сестра одного из «грабителей». Любимый вот-вот заявится со свахой, а тут на тебе, прыщ на весь нос! Пожалела невесту царевна, прижала к себе, погладила по голове, да посоветовала в холодной воде умыться, приговаривая: «Хвороба уходи, красота вернись».
Девка, как назвала ее старуха, поверила, тут же побежала к рукомойнику. Через братца потом передала скатерку, собственноручно расшитую узорами по кайме. Царевне было приятно.
Так та монахиня не умерла? конечно же, Стелла помнила, где провела ночь, но рассказывать соседке о том, что из-за ее объятий человек испустил дух, побоялась. Да и вообще, как она уже усвоила, о своем даре лучше помалкивать.
Нет, не умерла, старуха скрестила ладони на набалдашнике клюки. Мало того, умирать передумала. Передала тебе, что через недельку-другую, как в силу войдет, сама придет благодарить. Ты, девонька, умница.
Как-то сразу отпустило.
Стелла была бессовестно счастлива. Впервые, не считая того прыща на носу невесты, ее хвалили.
Бабушка
Называй меня сестрой Даруней, перебила монахиня.
Сестра Даруня, а вы знаете, кто я? и вовсе Стелла не допытывалась, знает ли старушка, что перед ней стоит особа царских кровей. Ей до колотья за грудиной хотелось узнать, кем ее сделал доставшийся от матери дар: монстром, мучающим болью, или избавителем от порчи.
Конечно, знаю. Сегодняшняя ночь показала, что ты целительница, каких свет не видывал. Только даром своим распоряжаешься плохо, не рачительно, а потому иссушиваешь себя чуть ли не до донышка.
А как бы научиться рачительности?
Сестра Светица и научит. Та самая, что нынешней ночью ожила. Она тоже из целителей.
Так почему себя не исцелила? Почему до смерти довела? царевне вот ни разу не приходилось болеть. Разве что тут она вспомнила о шраме на коленке. Рана затянулась быстро, но след от нее остался.