Вы не сможете это выдержать, произнёс Итковиан. Передайте своё отчаяние мне, Первый Сын. Я готов принять его.
Вопль Анастера зазвенел в огромном зале. Он забрался выше на спинку трона и обхватил себя руками.
Все взгляды были прикованы к нему.
Никто не шевелился.
Тяжело дыша, юноша посмотрел на Итковиана. Затем потряс головой.
Нет, послышался шёпот, ты не получишь моёмоё! отчаяние.
Капитан прошипела:
Это дар! Первый Сын
Нет!
Итковиан начал оседать. Кончик меча задрожал и медленно пошёл вниз. Вестовая подставила плечо, поддерживая командира.
Ты его не получишь! Не получишь!
Когда капитан обернулась к Итковиану, её глаза были широко распахнуты.
Сударь, я не могу одобрить этого
Кованый щит встряхнул головой и медленно выпрямился вновь.
Нет, я понимаю. В Первом Сыне нет ничего, кроме отчаяния. Без него
Он ничто.
Я хочу, чтобы их всех убили! надломленным голосом крикнул Анастер. Провидомины! Убить их всех!
Сорок провидоминов двинулись вперёд, огибая с обеих сторон стол.
Капитан рявкнула приказ. Первая линия слаженно упала на одно колено. Вторая вскинула арбалеты. Сорок четыре болта просвистели в комнате. Ни один не прошёл мимо цели.
Из боковых гостевых комнат вылетели ещё стрелы.
Первая линия сзади Итковиана поднялась и приготовила оружие.
Стоять осталось только шесть провидоминов. Ещё корчащиеся и уже навечно замершие тела усыпали пол.
Тенескаури бросились из-за стола к дверце за троном.
Первым добрался до неё Анастер, за ним, отставая на шаг, его мать.
Провидомин кинулся на Итковиана.
У меня ещё есть дело.
Сверкнул меч Итковиана. Голова вместе со шлемом полетела с плеч. Обратный взмах разорвал плетение кольчуги, вспоров живот другому провидомину.
Арбалеты запели вновь.
«Серые мечи» так и не вступили в ближний бой.
Кованый щит опустил оружие.
Капитан, произнёс он какое-то время спустя, снимите тело князя. И кожу. Нужно вернуть князя Джеларкана на престол, на его законное место. А мы останемся удерживать этот зал. Ненадолго. В память о князе.
Первый Сын
Итковиан обернулся к ней.
Мы его ещё встретим. Яего единственное спасение, сударыня, и я не подведу его.
ВыКованый щит, нараспев ответила капитан.
ЯКованый щит.
Я печаль Фэнера. Я печаль мира. И я выдержу. Я выдержу её всю. У нас ещё есть дело.
Глава семнадцатая
Что способна вместить душа, не способна постичь плоть.
Горящая в лихорадке, чешуйчатая кожа двигалась, словно влажный, наполненный камнями мешок. Тело Матроны сочилось едким маслом, пропитавшим изодранную одежду Тока Младшего. Он скользил между складками плоти, пока огромная, раздутая кчейн чемалле металась по песчаному полу, а её массивные руки стискивали малазанца в яростных объятиях.
В пещере царила тьма. Проблески света, которые Ток видел, были порождены его собственным разумом. Иллюзии, которые могли бы быть воспоминаниями. Изодранные, раздробленные виденияневысокие холмы, покрытые жёлтой травой, под тёплым солнцем. Фигуры, где-то на самой грани видимого. Некоторыев масках. Одна из нихлишь мёртвая кожа, натянутая на мощные кости. Другая красота. Совершенство. Ток не верил ни в одну из них. Эти лица были лишь гримасами безумия, которые подплывали всё ближе, парили уже за плечом.
Когда сон овладел Током, ему приснились волки. Они охотилисьне ради пропитания, но чтобы принести нечто иноеТок не знал, что именно. Добыча бродила в одиночестве и бросилась бежать, увидев его. Он ринулся за ней, бок о бок с братьями и сёстрами. Мчался без устали, мили пролетали под его лапами. Маленькое испуганное существо не могло убежать от них. Ток и его сородичи приближались, загоняя добычу к склонам холмов, пока она наконец не споткнулась и не рухнула. Они окружили её.
Когда волки приблизились, чтобы принести то, что должны были принести добыча исчезла.
Изумление, затем отчаяние.
Ток с сородичами окружили место, где она лежала. Морды поднялись к небу, траурный вой вырывался из глоток. Бесконечный вой. Когда Ток Младший моргнул и проснулся в объятиях Матроны, в спёртом воздухе пещеры плясали угасающие отзвуки его воя. Матрона сжала его сильнее. Скуля, она тыкалась клыкастой мордой в шею Тока, её дыхание пахло сладким молоком.
Его жизнь теперь подчинялась циклам. Сон, затем бодрствование, отмеченное видениями. Размытые фигуры в золотом солнечном свете, наваждениеон младенец в руках матери, присосавшийся к её груди. У Матроны не было груди, так что Ток знал, что это всего лишь наваждение, но оно тем не менее подкрепляло его. Когда он начинал опорожнять кишечник и мочевой пузырь, она держала его на расстоянии, чтобы Ток пачкал только себя. Затем она вылизывала его дочистажест, лишивший его последних крох собственного достоинства.
Её объятия ломали кости. Чем больше Ток Младший кричал от боли, тем крепче она его сжимала. Он научился страдать молча. Кости срастались противоестественно быстро. Порой неправильно. Он знал, насколько искорёжено его телогрудь, бёдра, лопатки.
Затем пришёл посетитель. Призрачное лицо в сморщенной старческой оболочке, с неясным намёком на проблеск клыков, оформилось в его мозгу. Взгляд желтоватых, сияющих радостью глаз, впился в глаза Тока.
Это двоящееся лицо казалось смутно знакомым, но Ток никак не мог вспомнить, откуда.
Посетитель говорил с ним.
Они в ловушке, друг мой. Все, кроме тлан имасса, который страшится одиночества. Иначе отчего он боится оставить своих спутников?
Проглочены льдом. Беспомощны. Заморожены насмерть. Сегулехине нужно их бояться. И никогда не было нужно. Я всего лишь играл. А эта женщина! Моя прелестная, покрытая инеем статуя! Волк и пёс исчезли. Сбежали. О да, сородич, брат очей твоих он сбежал, поджав хвост, хе-хе!
И снова.
Твоя малазанская армия опоздала! Слишком поздно спасать Капастан! Этот городмой. Твои приятели-солдаты всё ещё в неделе пути отсюда. Мы подождём их. Мы поприветствуем их так, как делаем со всеми врагами.
Я принесу тебе голову малазанского генерала. Я принесу тебе его запечённую плоть, и мы снова пообедаем вместе, ты и я.
Сколько крови может пролить один мир? Ты никогда об этом не задумывался, Ток Младший? Посмотрим? Так давай же посмотрим. Ты, я и наша дорогая Матронао, я вижу ужас в её глазах? Похоже, в её прогнившем мозгу всё ещё теплится разум. Какое несчастье для неё.
И вот он вернулся снова, после долгого отсутствия. Фальшивый облик старика туго обтягивал нечеловеческое лицо. Клыки виднелись, словно проступали через прозрачное покрывало. Глаза горели, но на этот разне радостью.
Обман! Это не смертные звери! Как смеют они испытывать мою оборону! Здесь, у самых ворот! Теперь и тлан имасс исчезнигде его не нахожу! Он тоже идёт?
Ну и ладно. Они тебя не разыщут. Мы втроём отправимся в путешествие. На север, куда они не смогут дотянуться. Я подготовил другое гнездышко для вас двоих.
Не слишком удобно
Но Ток его уже не слышал. Его разум унёсся прочь. Он видел резкий белый свет, болезненное, ослепительное сияние, исходившее от укрытых снегом гор и долин, похороненных в снежных реках. Кондоров, парящих в небе. А затем, значительно ближедым, разваливающиеся деревянные строения, обрушивающиеся каменные стены. Мечущиеся, кричащие фигуры. Багровые пятна на снегу, заполняющие мутные лужицы на гравийной дороге.
Взглядглаза, застланные алой дымкойметнулся в сторону. Чёрно-серый пятнистый пёс нёсся вперёд, его загривок был на уровне глаз воинов в доспехах, которых он раздирал с безумной жестокостью. Зверь двигался ко вторым, арочным воротам у подножия высокой крепости. Ничто не могло устоять перед ним, ничто не могло замедлить его движения.
Серая пыль взметнулась от плеч пса. Закружилась, свилась в руки и ноги, сжимающие бока зверя, в голову с костяным шлемом, меховой плащбьющееся на ветру крыло за спиной. Вверх взмыл иззубренный меч цвета старой крови.
У него хорошие кости и плохая плоть. У меня хорошая плоть и плохие кости. Разве мы не братья?
Пёс и наездник, словно видение из кошмара, врезались в огромные, окованные железом ворота.
Дерево взорвалось. В полумраке прохода ужас смешал ряды отступавших провидоминов.
Несясь к проломленным воротам, Ток смотрел глазами своей волчицы, различил в тени очертания огромных рептилий по обе стороны пса и его немёртвого всадника.
Охотники Келль подняли свои широкие мечи.
Волчица с рычанием рванулась вперёд. Ток не отводил глаз от ворот, и каждая их деталь была остра, как битое стекло, в то время как всё, лежащее по обе стороны, размывалось. Вес сместился, толкая его к охотнику Келль, который слева приближался к псу и всаднику.
Существо развернулось, рубануло мечом, чтобы перехватить атаку.
Волчица нырнула под клинок, затем рванулась вверх, широко разинув пасть. Ток ощутил во рту кожистое горло, клыки глубоко впились в безжизненную плоть. Челюсти стиснулись. Кость треснула, затем раскрошилась, когда безжалостная волчья хватка усилилась; сила прыжка отбросила охотника Келль назад так, что он врезался спиной в стенута содрогнулась от удара. Нижние и верхние клыки сошлись. Зазубренные коренные сомкнулись, прорываясь через одеревеневшие связки и иссохшие мускулы.
Волчица отгрызала голову от тела.
Кчейн чемалле под ней бился в судорогах. Дёргающийся клинок распорол правое бедро волчицы.
Ток вместе со зверем вздрогнули от боли, но не отступили.
Голова в изукрашенном шлеме упала, откатилась, глухо стуча, по покрытым грязью камням.
Волчица развернулась, рыча, с ошмётками плоти между зубов.
В углу под аркой пёс припал к земле, выгнул спину. Он истекал кровью. В одиночку он сражался со своими ранами.
Немёртвый мечникбрат мойуже стоял на ногах, с невероятной скоростью обмениваясь ударами кремневого меча с парными клинками другого охотника Келль. От кчейн чемалля отлетали куски. Отрубленное предплечье взвилось в воздух и приземлилось возле вздрогнувшего пса.
Охотник Келль отступил перед лицом стремительной атаки. Берцовые кости с хрустом раскололись. Огромное существо упало, во все стороны разбрызгивая талую грязь.
Неупокоенный воин взобрался на него и методично размахивал мечом расчленяя кчейн чемалля. Много времени ему для этого не потребовалось.
Волчица приблизилась к раненому псу. Зверь щёлкнул клыкамине подходи
Ток внезапно ослеп, его оторвало от зрения волчицы.
Налетел пронзительный ветер, но Матрона держала его крепко. Движение. Быстрое. Они двигались через лабиринт, по дороге из растрескавшегося льда. Ток понял, что они сбежали из Обзора, сбежали из крепости, которая только что пала.
Пала перед Баальджагг. И Гаратом и Тленом. Гараттакие раны
Баргасты из племени Белолицых шли вперёд мучительно медленно. Раньше, при путешествии на юго-восток через горные равнины, стихийно возникающие поединки заставляли кланы останавливаться полдюжины раз в день. Наконец это стало происходить всё реже, а когда Хумбролл Тор решил выдать каждому клану отдельное задание в грядущей битве, для подобных задержек и вовсе не осталось возможности. Хотя всех вождей объединяло одно стремлениево всём этом нет нужды, Кованый щит. Отсутствие вашего бога меняет всё. Конечно, вы понимаете требования к традиционной форме наказания. Простая казньне закон Устава
В ней этому человеку отказано, произнёс Итковиан. Капитан Норул.
Та подошла к РатФэнеру, протянула руку и выдернула его из толпы жрецов и жриц. Он казался тряпичной куклой в её больших, покрытых шрамами руках, когда женщина повернула его и швырнула животом на каменные плиты. Затем она оседлала жреца, вытянула его руки вперёд. РатФэнер завизжал от внезапного понимания.
Итковиан обнажил меч. С лезвия стекал дым.
Устав, произнёс он, стоя над вытянутыми руками РатФэнера. Предательствообменять жизнь Брухалиана на свою. Предательствогрязнейшее из преступлений для закона Устава, для самого Фэнера. Кара призвана, согласно с судом Вепря Лета. Он замолчал на миг, затем сказал: Сударь, молитесь, чтобы Фэнер получил то, что мы шлём ему.
Он не получит! воскликнул РатТрейк. Вы не понимаете? Его царство ваш бог больше не ждёт вас там!
Он это знает, сказал Паран. Вот что случается, когда такие дела становятся личными, и поверьте мне, я бы не хотел принимать в этом участие.
РатТрейк повернулся к капитану.
А ты кто такой, солдат?
Сегодня. Сейчас. ЯГосподин Колоды, жрец. И похоже, я здесь для переговоров от имени твоего бога. Увы, добавил он с иронией, Кованый щит оказался восхитительно непокорным.
Итковиан едва слышал этот диалог. Не сводя глаз со жреца, распростёртого на земле перед ним, он сказал:
Наш бог ушёл. Воистину. Так что лучше молись, РатФэнер, чтобы хоть кто-нибудь сейчас сжалился над тобой.
На этих словах РатТрейк резко развернулся к Кованому щиту.
Во имя Бездны, Итковиан, ни одно злодеяние не может быть настолько грязным, чтобы стоить того, что вы хотите сделать! Его душа будет разорвана! Там, куда они пойдут, нет никого милосердного! Итковиан
Тихо, сударь. Приговормой и Устава.
Жертва завопила.
Итковиан опустил меч. Край лезвия затрещал об плиты. Две струйки крови брызнули из обрубков рук РатФэнера. Кистей нигде не было.
Итковиан прижал плоскую сторону клинка к обрубкам. Плоть зашипела. Крики РатФэнера внезапно оборвались, когда он потерял сознание. Капитан Норул отошла от него, оставив лежать на плитах.
Паран заговорил:
Кованый щит, услышь меня. Прошу. Фэнер ушёл, он бродит по миру смертных. Он не может благословить тебя. То, что ты на себя берёшь этому некуда уйти, нет способа облегчить бремя.
Это мне тоже известно, сударь. Итковиан не сводил глаз с РатФэнера, снова приходящего в себя. Это знание ничего не стоит.
Есть другой путь, Кованый щит.
Итковиан повернулся, его глаза сузились. Паран продолжил:
Выбор был создан. Я в этом деле только посланник
РатТрейк подошёл к Итковиану.
Мы примем вас, сударь. Вас и ваших последователей. Тигр Лета нуждается в вас, Кованый щит, и предлагает присоединиться
Нет.
Глаза в прорезях маски сузились.
Итковиан, проговорил Паран. Это было предсказано путь подготовлен Старшими силами, которые вновь проснулись и действуют в этом мире. Я здесь для того, чтобы сказать вам, чего они от вас хотят
Нет. Я присягнул Фэнеру. Если будет нужно, я разделю его судьбу.
Это предложение спасения, а не предательства! воскликнул РатТрейк.
Разве? Не нужно слов, сударь. Лежавший на земле РатФэнер пришёл в себя. Итковиан пристально осмотрел его. Я ещё не закончил, прошептал он.
Тело РатФэнера дёрнулось, он издал раздирающий горло вопль, руки тряслись, будто другиеневидимые, нечеловеческие руки тянули за них. На коже жреца появились тёмные татуировки, но не принадлежащие Фэнеру, ведь не бог заявил свои права на отрубленные кисти РатФэнера. Извивистые, чуждые надписи роились на его плоти, неведомая сила оставляла свою метку, заявляя право на владение смертной душой этого человека. Слова, потемневшие будто ожоги.
Волдыри вздулись и лопнули, испустив густую желтоватую жидкость.
Крики невыносимой, невероятной боли заполнили площадь, тело на плитах подёргивалось, пока мышцы и жир растворялись под кожей и, кипя, вырывались наружу.
Но жрец не умер.
Итковиан вложил меч в ножны.
Малазанец первым понял. Его рука метнулась вперёд, сжала запястье Кованого щита.
Клянусь Бездной, не
Капитан Норул.
Женщина с лицом, белым под забралом шлема, положила ладонь на рукоять меча.
Капитан Паран, произнесла она ломким, напряжённым голосом. Уберите руку.
Он повернулся к ней.
Ведь даже у вас вызывает отвращение то, что он хочет сделать
Тем не менее, сударь. Отпустите его или я убью вас.
Глаза малазанца странно блеснули от этой угрозы, но Итковиан не мог отвлекаться на молодого капитана. У него был долг. РатФэнер был достаточно наказан. Его боль должна прекратиться.
А кто спасёт меня?
Паран разжал ладонь.
Итковиан склонился к извивающемуся, едва узнаваемому телу на плитах.
РатФэнер, услышь меня. Да, я иду. Примешь ли ты меня?
Вопреки зависти и злости в душе истерзанного жреца, вопреки всему тому, что привело к предательству не только Брухалиана, Смертного меча, но и самого Фэнера, в сердце его оставалась капля милосердия. Милосердия и понимания. Тело жреца отдёрнулось, конечности затряслись, словно он пытался выползти из тени Итковиана.