- Слабоват огонь, - только и произнёс Москвин, - Его бы усилить.
- Ща, вашбродь, усилим, - тут же отозвался Сидоров, уже ловящий японцев в прицел своего пистолета-пулемёта, - Вот только трошки поближе подойдут.
И как только до противника осталось сотня саженей, одновременно заработали пять пистолетов-пулемётов, заставив запнуться атакующих японцев. Но японские офицеры смогли совладать с ситуацией и сумели снова поднять своих солдат в атаку. А перезаряжающий свой пистолет-пулемёт кондуктор буркнул:
- Эх, патронов в пулемётке маловато. Вот беда-то, быстро заканчиваются. Ну, хотя бы трошки побольше було.
А Москвин понял, что ещё немного и японцы кинуться в штыки. И капитан подал команду, при этом сам сунул руку в ближайшую нишу траншеи, где стояли гильзы-гранаты:
- Рота! Гренадами!
При этом капитан полез в карман за зажигалкой, но поняв, что обронил её, заглянул в нишу и, найдя там прикреплённую к стене тёрку, для зажигания спичек, зажёг спичку на фитиле гранаты. Одновременно с этим Сидоров крикнул:
- Огнемётчики! Товсь!
Команду на открытие огня они дали практически одновременно. И в сторону противника полетело под сотню самодельных гранат. А из русских окопов навстречу рвущимся в штыковую атаку японцам вырвалось четыре языка пламени. Буквально слизнувших не один десяток вопящих японских солдат. И образовав перед окопами четыре пылающих преграды. Японцы заметались перед русскими окопами. И по ним ещё раз ударили четыре огненных языка. Срывая попытку японских офицеров преодолеть замешательство своих солдат. И тут из глубины русских позиций послышался резкий свист, перешедший в страшный, буквально подгибающий колени и прижимающий к земле, рёв. Все, и русские, и японцы, замерли и обернулись на восток. Увидели, как на них надвигается несколько столбов. Образованных пламенем и дымом, следом за кажущимися огромными, ревущими огненными стрелами. А рядом с этими дымными столбами, мотаясь из стороны в сторону, неслось и несколько десятков отдельных ракет. Причём все эти ракеты, практически ни в кого не попали. Их явно нацеливали на подходящие японские резервы. Но промахнулись. И большая часть ракет перелетела через буквально прижавшиеся к земле японские колонны. Покрыв разрывами всё пространство за ними. Казалось, что запылала вся долина. Каждый разрыв давал огненную вспышку диаметром около пяти саженей, заставляя вспыхивать всё вокруг. Казалось, что за японскими колоннами стоит сплошная стена огня. И этот вид буквально сбил наступательный порыв японцев. Они явно заколебались, не решаясь идти дальше.
И тут мимо капитана пробежал с безумными глазами, потерявший винтовку и фуражку Карпенко. И попытался было убежать в ход сообщения, но его остановил окрик капитана и ладонь матроса схватившего убегавшего солдата за ремень и выдернувшего его назад из хода сообщения в траншею, со словами:
- Кудыть собрался, шельмец!
- Куда собрался Карпенко? - только и спросил Москвин, когда поймавший унтера матрос толкнул его к офицеру.
- Так, вашброть, жуть, то какая, сначала это пламя, из окопов, японцы же живьём горели, а теперь и вот. Это. Вот и не совладал с собой, - только и произнёс, стоявший взлохмаченным, с безумным взглядом унтер.
- Это наше оружие, - отрезал Москвин, - И тебе оно не опасно. Всё понял?
- Так точно вашбродь. Усёк, - закивал головой унтер, - Всё усёк.
- Тогда марш на позицию! - рявкнул Москвин, отвесив затрещину солдату, - И найди свою фуражку и винтовку.
И тут капитан услышал голос Сидорова:
- Вашбродь, сигнал. Только я ваши сигналы не знаю.
Капитан прислушался и узнал в звуках сигнального рожка, что были слышны из тыла, сигнал к атаке. Капитан выглянул из окопа и огляделся. Было, похоже, что такие сигналы звучали по всей линии обороны. И везде из окопов поднимались в атаку русские солдаты. Собираясь взять в штыки, потерявшего наступательный порыв, а местами и бегущего противника. К тому же, по железной дороге, полз бронепоезд. Ведущий, с ходу, плотный огонь, по японцам. Он уже буквально разрезал пополам первый эшелон японских войск. Ведя массированный огонь во фланг. И надвигался на застывшие в смятении резервы противника. А чуть дальше от него, во главе наступающей русской пехоты, по тракту пылили, три автомобиля. Едущих в атаку задним ходом. Впереди шли два необычных, с какими-то 'тазиками', вместо пассажирских мест автомобиля. С каждого из которых, раздавались голоса пары пулемётов Гочкиса. А следом за ними, чуть отстав, пылил автомобиль адмирала Вирениуса. С которого два матроса вели огонь из автоматических карабинов. Правда, в этот самый момент, именно этот автомобиль замер, его водитель замахал руками. И десяток солдат, облепив автомобиль, покатили его в свой тыл. И осознав, что участие в атаке не принимает только его рота, Москвин же взревел, буквально дурным голосом, давая сигнал к атаке:
- Рота, в атаку! За мной! Марш!
И капитан, сжимая наган в здоровой руке, первым полез из траншеи наверх. За ним поднялись и стрелки и моряки. Только артиллеристы остались в своих дотах. Поддерживая, оттуда, огнём порыв пехоты. Ручной пулемёт дал длинную, на остаток ленты очередь. Которая буквально резко прервалась, но пулемётчики, скрывшись в траншеи, сумели быстро устранить задержку. И показавшись вновь, за бруствером траншеи, стали своим огнём препятствовать, оставшимся по ту сторону проволочных заграждений японцам, перебраться на эту сторону. Причём как заметил Москвин, если его стрелки действовали каждый в одиночку, то моряки разбились на группы, по четверо. И обязательно в группе был кто-то, с автоматически оружием. Которое матросы не стеснялись применять. А остальные трое, без зазрения совести, атаковывали втроем ближайшего японца. Сначала японцы приняли штыковой бой. Но очень скоро, в тылу японских войск рожки заиграли выход из боя и оставшиеся в живых японцы стали уходить, через проходы в проволочном заграждении. И тут, и в тылу русских войск, рожки стали играть отход. И Москвин приказал всем отходить в окопы. И как только между русскими и японцами образовалась нейтральная территория, как на японской стороне подали сигнал о перемирии. С русской стороны японцам ответили таким же сигналом. И в наступившей тишине, с двух сторон на нейтральную полосу, выдвинулись два старших офицера, в сопровождении сигнальщика с трубой и солдата с белым флагом.
И как только, трубы с обеих сторон заиграли сигнал о перемирии, Москвин присел на бруствер траншеи. Возле своего наблюдательного пункта, всего покрытого оспинами от попадания пуль и шрапнели. Чувствуя, как боль начинает охватывать левую руку, а тело начинает охватывать слабость, от кровопотери. Но офицер пытался хорохориться. Наблюдая, как нестроевые, и с русской, и с японской стороны, бродят между позициями. Совместно собирая раненых и погибших. От созерцания этой картины его отвлёк Карпенко, уже в фуражке и с винтовкой:
- Ваше благородие, разрешите обратиться! Тут вы это потеряли, - с этими словами солдат протянул офицеру его зажигалку, - И там этот япошка живой ясчо.
- Какой япошка? - удивился капитан, забирая зажигалку.
- Да тот, которого вы подстрелили, ваше благородие, - тут же ответил солдат, - Только он отходит. Я его к япошкам снесу?
- Неси, - ответил офицер, - Только винтовку оставь.
Карпенко оставил винтовку рядом с офицером, выпрыгнул из окопа, подхватил умирающего японского офицера на руки и направился к ближайшим японским позициям. Буквально на другой стороне оврага. Не обращая внимание, на волочившуюся за ними саблю японского офицера, зацепившуюся темляком за запястье японца. И Москвин понял, что японцы смогли закрепиться на позиции полка. Захватив северо-восточную часть позиции. Правда, вторая линия обороны осталась за русскими. Хотя командные пункты, и полка, и батальонов, теперь и оказались на передовой. И баюкая раненую руку, Москвин наблюдал за обстановкой, и за тем как солдаты его роты достают из траншеи, погибших и раненых, с обеих сторон. Относя японцев к проволочному заграждению, а своих, вынося в тыл.
- Ваше благородие, - послышался снизу из траншеи голос Сидорова, - Санитар. Надо бы вашу руку посмотреть. И выпейте. Трофейное. Полегчает.
С этими словами кондуктор протянул офицеру металлическую, плоскую флягу. Который, глянув, на поднявшегося на бруствер траншеи моряка, отметил про себя появившиеся на ремне японскую кобуру с револьвером, и цепочку от часов, уходящую в брючный карман. Которых до этого не было.
- Мародёрствуем? - произнёс офицер, взяв флягу и сделав глоток явно японского крепко-алкогольного пойла. И тут же вздрогнув, так как пришедший с кондуктором, матрос, с холщёвой сумкой, украшенной красным крестом, через плечо, взялся за его руку и стал обмывать рану, явно чем-то спиртосодержащим, стараясь удалить всё, что налипло на рану.
- Ни как нет, ваше благородие, - не согласился с офицером Смирнов, - Это трофеи. Вот если бы я эти часы взял, чтобы их продать, а деньги пропить, то это было бы мародёрство. А я их взял, чтобы мне было сподручнее служить нашему государю императору. Значит это трофей, а не мародёрство.
Москвин мотнул головой, усмехнувшись:
- Сам, шельмец, придумал? И давно служишь?
- Ни как нет, ваше благородие - тут же ответил Смирнов, - Так их превосходительство, адмирал Вирениус, говорил. А так, меня после рождества, и должны были демобилизовать. Но мы тогда в походе были, а потом война началась. И их превосходительство приказал, нас всех, кто сверх срока оказался, кондукторами сделать. Что бы мы значиться, не за проста так службу государю несли. А без обид. Вот только я пришёл узнать, где, теперяча, моему взводу позицию занять?
Москвин, морщась, огляделся и произнес, указывая на левый фланг позиции своей роты:
- Ну может быть так и правильно. У нас вон тоже старослужащих задержали с увольнением, но так их статус не подняли. И вот что, пусть твой взвод займёт позициу на левом фланге роты. Пулемёт поставьте так, что бы он овраг простреливал. Как бы японцы по нему в атаку не пошли. И в конце траншеи, где она в этот овраг выходит, в нишах, стоят рогатки. Их надо завалить. И траншею так перекрыть.
- Это уже, усё сделали, ваше благородие, те, кто туда ходили траншею зачистить. Япошки там, через этот ход, в траншею не ворваться.
- Это хорошо, кондуктор, - произнёс офицер, - Вот только этого маловато, за заграждением надо будет перекрыть траншею мешками с песком, оставив амбразуру для стрельбы, вдоль траншеи. И по верху бруствер выложите. Что бы в случае чего в овраг гренады метать. И запасец там, в десяток гренад, организовать надо будет. И вот что ещё, я заметил у ваших, у всех, лопатки есть. Начните ход сообщения, что идёт вдоль оврага наверх склона, превращать в траншею. Оборудуйте её для ведения огня.
- Есть, ваше благородие, - кондуктор поднёс руку к фуражке, - Усё сделаем.
Обернувшись, Смирнов пронзительно свистнул, и показал на левый фланг позиции роты. И тут взгляд кондуктора упал, на лежавший возле траншеи японский револьвер. Со свисающим, с кольца на рукоятки оружия, куском перебитого, страховочного шнура. И Смирнов тут же его подхватил, со словами:
- О ещё один револьвер. Тилько пустой.
И матрос, переломив револьвер, одновременно вызвав экстракцию стреляных гильз [13], достал из кармана ускоритель заряжания, полный японских патронов. С помощью которого, быстро зарядил трофейный револьвер. Одним движением защёлкнув револьвер.
- Хм, у тебя же есть один. - удивился Москвин, - Зачем тебе два?
- Так это, сподручнее так, если два револьвера будет. У нас, на флоте, все их благородия, на боевые действия, или там, на досмотр, два револьвера берут, - с этими словами Смирнов, скрестил, в запястьях, две руки. С зажатыми в них револьверами. При этом, ствол одного револьвера смотрел вдоль траншеи прямо, а ствол второго был направлен вдоль траншеи назад. А кондуктор продолжил:
- Так их превосходительство адмирал Вирениус офицеров учил, что бы можно было быстро открывать огонь. По внезапно появившемся целям, там, где не развернуться. Как видите, я так могу сразу контролировать два опасных направления. И ежели что, открыть огонь раньше противника.
- Хм, - хмыкнул офицер, - Хитро придумано. А если не попадёшь?
- Так ваше благородие, если не попаду, всё одно враг испужаеться и спрячется. В меня же не выстрелив и клинком не ударив. А там уже и я подкрадусь. И возьмёте револьвер? Я так понимаю того япошку вы подстрелили.
- Я. И давай уж братец, возьму твой подарок, - согласился офицер, забирая револьвер, - Вот только где я к нему патроны возьму?
- Так я, ваше благородие, вам и дам, я уже набрал, - с этими словами кондуктор достал из кармана два снаряженных ускорителя заряжания и пачку патронов под японский револьвер, - Их превосходительство, всегда требует оружие и боеприпасы врага особенно тщательно собирать. Дабы они им больше пользоваться не могли. Да и нам пригодиться.
Москвин хмыкнул, посмотрел на матросов, которые стали собираться на левом фланге его позиции. Причём у многих за спиной висело по несколько винтовок, в основном японских, а в руках моряки несли ремни с нанизанными на них патронными подсумками. Капитан тут же вспомнил, как матросы защищали траншею гранатами, лопатками и японскими штыками, используя их вместо ножей. И офицер проговорил:
- А знаешь что, кондуктор, пошли-ка матросика, пусть найдёт фельдфебеля и ротных офицеров. И передаст им мой приказ, пусть организуют сбор трофейного оружия и боеприпасов. А солдаты пусть вооружаться трофейными штыками, от японских винтовок. Это вы тоже так вооружились, с подачи адмирала?
- Так точно, ваше благородие. Их превосходительство сказал, чтобы мы при бое в траншее пользовались штыками от японских винтовок и лопатками. Пока нам бебуты не сделают и не выдадут.
- Бебуты?
- Так точно, ваше благородие, бебуты. Это такие изогнутые, кавказские кинжалы. Заточенные, с двух сторон. Их, по приказу, его превосходительства, для морских батальонов, в мастерских Дальнего делать начали. Очень ухватистые и быстрые кинжалы. Но ко мне во взвод они пока не попали. На всех, таких кинжалов, пока не хватает.
- Понятно. Учту, братец. А сам же, пока перемирие, организуй оборудование позиции вдоль оврага.
- Есть, ваше благородие. Усё исполню. Разрешите идти?
- Ступай, братец, ступай.
[12] В реальной истории, фугасы, заложенные ещё для отражения возможного нападения 'боксёров' в 1900 году, не сработали. Возможно, подвели управляющие электроцепи, возможно, гигроскопичность используемой тогда взрывчатки.
[13] Японский револьвер тип 26.
3
Капитан Москвин вёл свою роту в тыл. Точнее то, что от неё осталось. Солдаты несли на себе по несколько винтовок, патроны, но никто не роптал. Ещё не закончилось перемирие, как пришёл приказ пятому полку сдать свои позиции седьмому полку. Восьмому остаться в резерве второй дивизии, а пятому выйти в тыл, в лагерь возле посёлка Талиенвань, в резерв командира корпуса на доукомплектование. Вместе с морскими батальонами. И рота капитана Москвина, вместе с приданным ей штурмовым взводом, сдав свои позиции, маршем направилась в новый район дислокации. Оставив на позиции только артиллеристов, из четвёртого крепостного батальона. Тем паче, что полка как такового и не было. Можно было сказать, что только четыре роты из шестнадцати сохранили боеспособность. Полк потерял две трети офицеров и половину нижних чинов убитыми, ранеными и пропавшими без вести. А всего русские войска в этом бою потеряли более семисот человек убитыми и почти половину тысячи пропавшими без вести. Около трёх тысяч человек оказались ранеными. Правда и потери японцев по общим оценкам были раза в три больше.
И стоило роте только пройти мимо всех четырёх линий обороны на Тафаньшинской позиции, которую занимали полки седьмой дивизии, последняя, четвёртая дивизия, третьего корпуса, занимала тыловую, Нангалинскую позицию, как все увидели огромную доску с надписью 'Трофейные японские плакаты'. На которыхбыло изображено, как японцы всячески унижали русских солдат. Вплоть до занятия содомией. От чего у только что вышедших из боя солдат буквально заходили на лице желваки. Все с суровыми выражениями лица рассматривали эти плакаты. И только капитан Москвин увидел, что чуть дальше на дороге, на противоположной стороне, стоят три автомобиля. Два блиндированных, и автомобиль адмирала Вирениуса. И в моторе, последнего ковырялись несколько человек, в кожаных тужурках. А рядом, в группе из нескольких офицеров стоял адмирал и о чём-то спорил, с офицером, кавказской наружности, в кожанке, кожаных брюках, фуражке офицера Сибирского казачьего войска, с очками-консервами поверх фуражки. И капитан подал команду:
- Рота! Смирно! Равнение на праа-во!