Крылатая замялась, а её щеки схватил пунцовый румянец, заставляя вновь робко прятать взгляд.
Тогда же по воле богини мы смогли бы воспитывать гута
Лора поспешила перевести тему, пару раз сжав и разжав руки в кулаки.
Ну всё-всё, тебе надо поесть, а потом нам ведь ещё столько дел переделать.
Каска не без неловкости услышала слова Лоры, отвернувшись. Еще бы, о таком обычно не говорили при других и слишком прямолинейные баргусты просили о подобном прямо с глазу на глаз. Сглотнув, воительница Скрытых Клинков только вновь обняла девушку, сжав ее в объятиях. Поцелуями отметились виски девушки и ее переносица.
Всему свое время, милая. Об этом Об этом стоит потом поговорить. Тем более действительно не ясно, как оно происходит для тех, кому не дан дар от Великой.
Отрывисто и тихо сказала воительница, тут же увильнув к столу, попробовав сделать вид, что все в порядке. Вот только со светлыми волосами румянец обозначался крайне выразительно. А алеющие губы, чуть темнее щек, говорили о том, как скоро девушка и на уме освежила условия подобного. А румянец на лице еще сильнее подхлестывался непрошенными мыслями о том, как прежде в связь вступала воительница. Через это, конечно, проходили все, но возраст ведь младших, к ним и отношение другое, когда порывы чувств сдержать не получается и вот так молодые баргустки впервые узнают о новых желаниях, об ощущениях, что опутывают тело кипятком, а порывы Переменчивой не кажутся настолько непредсказуемыми. Вот и сейчас невольно вспомнив, как в последний раз девушка обжималась после танцев в честь Великой под покровом ночи, баргустка стыдливо уткнулась в кружку.
Лора же сидела вся пунцовая от своих же слов. Мысль о том, что у них с Каской может быть ребенок, да и вид покрасневшей воительницы лишь сильнее вгоняли её в краску. Конечно дурфе приходилось видеть то, как Рефаль обнимала Анор, но если рядом с детьми это было нежное объятие, то лишь однажды милосердной довелось увидеть совсем иное. Тогда она вся красная убежала от комнаты матерей, позабыв совсем о том, что несла книжку со сказками.
М-мы справимся. Правда, ты уверена, что хочешь обряд пройти сегодня?
Несколько сбито отозвалась Каска, доедая пищу с постепенно проходящим румянцем. Он очень медленно отступал, будто считал, что его полноправное место на щеках воительницы. А ведь про то, чем заканчивается обряд никто не говорил, вот только на ум даже не приходило никому сообщить чем завершается, ведь для баргустов это было само собой разумеющейся традицией, а вот для дурф. Будет ли для дурф тем, что можно позволить себе?
Ноги легкой поступью вернули Аэль в расположение отряда, но внутри клокотала и переворачивалась смесь, что отравляла нутро. Казалось, хуже уже быть не может. Бил жар, терзала боль, словно нутро все разодрали северные кошки и также бил озноб, как после трех суток караула в зиму в тех лесах. Голова плыла и весь мир казался столь же нестабильным. Аэль не понимала куда идет. Зачем вообще куда-то двигаться теперь? Ветер подбрасывал рыжие локоны в лицо, туманя взор вместе с пеленой, что застилала глаза, но еще не прорвалась в слезы. Сотни тысяч воительниц копошились в лагере. Тренировались, чистили снаряжение, латали одежду. Аэль было тошно от собственного малодушия.
Царица А готова разрыдаться, как маленький гут, которого забрали у хал. Как такая сделает жизнь дочерей Переменчивой лучше? Богиня просила вести клан, победить Аллен, но у нее хватало сил вынести приговор, сохранить уклад воительниц и ремесленниц в балансе. Может Аэль сделает только хуже, если будет вести дела? Ведь Скрытый Клинок не знает, как жить без войны, как прокормить целый город и клан в холодные зимы. Аэль ничего из этого не знала и не могла. Даже выдержать собственной кручины внутри. Через лагерь царица Воздуха, на удивление своей Левой Руки, дала деру в другую сторону от своего шатра. Илаэр редко видела подругу, бледной как смерть, но еще реже могла уловить Рыжего Беса в таком вот встревоженном состоянии. Левая Рука клана уже пошла за Аэль, но девушка снова пустилась в бег. Препятствием для Скрытого Клинка оказались лошади, встречные воительницы, а потом и понимание, что так Илаэр привлечет ненужное внимание еще больше прежнего. Воительница отстала, отправившись исполнять указания своей царицы.
До леса в таком темпе оказалось идти всего ничего. Густой запах хвои и елей, терпкость мха и прелой листвы ударили в нос по самому приходу. Ко всему примешался запах влажной коры и кустов, лесных трав. В кронах древ гулял своевольный ветер. Взгляд голубых глаз сиротливо коснулся высоких, казалось, недостижимых веток. В лесу шумели птицы, но не так близко. Животные, после былых битв, еще держались подальше от этой опушки и только их голоса сохраняли ощущение жизни леса.
Аэль прошла дальше в глубь деревьев, что дремали, погрузившись в сон, однако от них теперь исходило вполне ощутимо дыхание. Странно усмехнувшись, слишком горько, чем хотелось, баргустка тяжело вздохнула. Это место было знакомо долгими дежурствами, когда следовало сидеть неподвижно в вышине и ожидать врага. Тогда-то рыжеволосая всего лишь была воином Скрытых Клинков. Ириль отдавала приказ и его исполняли, как можно лучше, дабы не посрамить честь командира. Потом же Аэль сражалась здесь с яростью, что туманила взор.
Дочь Воздуха прошла по следам былой битвы. Кровь давно впиталась в землю, но казалось, сейчас вновь зашумит дождь, сверкнет молния и развернется сражение.
Место битвы само собой выделялось. Здесь были почерневшие стволы деревьев, у которых местами отсутствовала кора. Взгляд сиротливо цеплялся к ним, ведь эти деревья пострадали, но стойко стояли на своих местах. Были места и где отсутствовал слой валежника. Как же часто теперь это встречалось, как же часто сам взгляд выискивал подобное. Аэль тяжело вдохнула воздух и выпустила из легких.
Воспоминание битвы Дорэль и Огненной казалось свежо, как ночная прохлада. А ведь царица осталась в лагере, когда дурфа увела Воздушную по своим прихотям. Надо будет извиниться. Решила Аэль, невольно прикусив губу. Еще одна проблема, хотя итак славно скреблись на душе кошки. Брови подернулись от воспоминаний о темпе шагов, о том времени, когда Аэль слабо, но верила, что Ириль выжила. Холодок передернул плечи, прошел полностью через плечо. С какой же яростью Скрытый Клинок желала отомстить за смерть Ириль, как же гневно выпускала стрелы, пересиливая усталость, натягивая тетиву быстрее нужного. Как летели железные наконечники, но их сбивали с курса. К горлу подкатывал ком горечи смешанных слез. Воительница зажмурилась, опустив голову вниз.
Дхарг! Выкрикнула в сердцах девушка, ударив рукой ствол, вжавшись в него непокорным прямым лбом и беспокойным корпусом.
Плечи вжимались, шея болела. Брови дрожали, выдавая ту боль, которая терзала нутро, будто драли его плетями изнутри.
«Почему я еще здесь, Великая? Почему я не могу отправиться к Ириль?» задала вопрос лишь мыслями баргустка.
Дорэль оставалось следить за отдаляющейся фигурой баргустки. Ей ясно указали на место, которое занимает она в сердце царицы. Ни малейшего шанса не отражалось в полных печали и раздражения глазах. Так почему же до этого Аэль была добра? Почему не отняла жизнь в мести за любимую? Она отказывалась принимать Дорэль. Её рана была свежа и причиной тому была сама дурфа. Ком злости на себя саму подступил к горлу, а с места тронулись через долгие несколько секунд. Этого времени было достаточно, чтобы упрекнуть себя в нетерпеливости, в неосмотрительности слов, что нанесли лишь большую рану.
Этого времени также было достаточно и для принятия решения. Дорэль метнулась за царицей. За ними явно кто-то шел, но отстал. Дурфа торопилась, не желая упустить нить, что вела к бескрылой. Она бежала так, словно от этого зависела её жизнь. Может так и было? В руке Аэль покоилась жизнь принцессы, в другой же был клинок, которым та могла обрубить все страдания. Легкие нещадно жгло от долгого бега, но темнокрылой удалось нагнать её, но она не спешила выходить, только перешла с бега на шаг, всё ещё следуя за баргусткой, скрываясь в тени раненных исполинских деревьев.
Мы ведь тут впервые встретились, да?
Голос крылатой дрогнул, когда она решила выйти наперекор собственным сомнениям и боли, терзающей грудь. Улыбку накрыла печаль прошлого, а по спине пробежался холодок. Дух точно выбило из тела, отправив в тот самый день, когда было положено начало этой истории. Её же голос, отдающий приказы казался таким чужим, далеким. Дурфа видела ярость, что поселилась в глазах, ту, с которой она помчалась на Огненную.
Прости я хотела узнать, что тебя тревожит хотя это очевидно было
Дорэль раскрыла огромные крылья за спиной, то ли желая умчаться далеко, то ли укрыться в коконе, спастись от воспоминаний, обжигающей лавой сочащихся из жерла вулкана разума.
Во рту ужасно пересохло. Царица Воздуха. Этот пост казался приговором. Своей беспокойной головой баргустка бодала ствол некоторое время, сжимала руками, которым было больно скрестись о кору дерева. Аэль терзалась и терзалась бы больше, если бы внутри вновь не надорвалось, от чего бессильно не поникли руки. Снова Дорэль. Дурфу услышали раньше речи и взгляд голубых расстроенных глаз поднялся вверх. Теперь голова кружилась и не смотря на боли в спине, Аэль чувствительно прижалась к стволу.
Мы встретились на стенах, стенах крепости. Я стреляла из лука в первом ряду. Скрытые Клинки всегда идут первыми, потому и потери всегда терпят большие. Рядом со мной стояла Ириль, она и оттолкнула меня, когда по приказу твоему молнию метнули прямо в мое тело.
Поведала сумрачно Аэль. Голос осип, хрипел, как простуженный, дрожал, но это сейчас только немногим раздражало и действовало на нервы.
Раньше я почти каждый день была здесь на посту. На этом вот дереве. Встречала рассвет, весь день и ночь. Так до смены. Меня встречала Ириль обычно со смены лично. Ей важно было провести так время, пока идем обратно в расположение Клинков реже был кто-то другой, кто займет пост. В последний раз Ноэль.
Тихо отозвалась воительница, погрузившись в воспоминания, от которых, казалось, дыра пустоты становилась шире, а ветер в душе становился сильнее.
Когда ты защищала меня, когда заботилась. На какое-то время я глупо поверила в то, что ты могла меня простить. Но это ведь не так. Есть ли мне прощение? Есть ли возможность для заключения мира, если в твоем сердце таиться злоба, которую можно облегчить лишь местью?
Дорэль опустила взгляд, ещё несколько шагов приблизили её на допустимое расстояние, а пальцы попутно отстегнули с шеи цепь с медальоном. Как и кинжал у баргустов он был очень важен для дурф, символизируя их принадлежность к народу, их честь и достоинство. Резкое движение руки откинуло его прямо к ногам бескрылой, в то время как Дорэль опустилась на колени, склонив свою голову.
Аэль, прошу, облегчи мою и свою ношу. Отними жизнь, что принесла тебе столько страданий.
Я не желаю твоей смерти, Дорэль. Но во мне нет любви к тебе, такой любви, которая связывала нас с Ириль.
Призналась Аэль, отдалившись от ствола дерева, направившись в глубь леса, касаясь древ, вдыхая глубоко воздух, будто это могло помочь. Тишина леса всегда умиротворяла, но пока что только выбивала дрожь в теле.
Смиренно Дорэль ожидала своей участи, но не этих слов, которые заставили давиться собственной кровью. Крылатая склонилась ниже, уперевшись руками в холодную землю. Её голос сорвался на крик, отдающий болью, горечью всех тех потерь, всех испытаний, пройденных за такой короткий срок.
Думаешь мне не больно?
Дорэль ногтями впилась в землю, а крылья точно скрывали её от взора Великой. Её дочь была слаба, но Небесная не должна этого видеть.
Как и ты я потеряла любимую, как и ты я была в отчаянии. Как и ты я желала смерти, ведь без неё мне не виден был свет. Когда Фаврир оторвала крылья, я обезумела от боли, я забыла всё, что-то всегда тяготило и только рядом с тобой я забывала об этом. Мне становилось легче, потому что ты стала для меня светом, вывела из тьмы. И я благодарна Великой за то, что смогла полюбить. Но когда я всё вспомнила я ведь предала её, Аэль, и я не сожалею о том, что полюбила вновь. Чаша моих грехов переполнена, прошу если ты уйдешь, то как мне жить?
Дорэль с силой сжала ткань на груди, словно так могла достать своё сердце, могла успокоить его, могла остановить. Глаза резануло, но слезам не позволили пролиться также, как и совсем недавно у тел павших.
Почему! Почему не убила меня? Почему приглядывала? Кормила и была так добра? Я не хочу жить такой жизнью
Ты хочешь моей жалости или любви?!
Оборвала Аэль дурфу резким металлом окрика, словно не голос это был, а выпущенный клинок. Птицы резко взмыли в небо, испуганные звуком и бой крыльев затих спустя пару мгновений. Разлилась тишина, как бездонная пропасть и пустота, что брала верх, разрывала нутро души, которой, казалось, хуже уже быть не могло. Ноги не слушались, внутри клубилось напряжение, било по разуму, что держался на остатках рассудка. Как тут продолжить путь, когда кричат на весь лес и причина тому ты сам. Баргустка прокручивала в голове слова дурфы, все больше и больше хмурясь.
Я уйду к жрицам, если ты продолжить так говорить. Отрекусь от поста царицы, а после буду танцевать для Переменчивой, пока она не усладится моими танцами и не призовет к себе.
Почти что богохульствуя, резко заявила Воздушная, положив руку на архон. А можно ведь было бы и зарезаться им прямо сейчас. Почему не выход? Чем хуже последнего воинского отступления?
Мысль оказалась последней добивающей каплей и хуже отличным ориентиром для сбившегося с пути уставшего гута. Путь до лагеря оказался сокращен. Резкая перемена ориентира была не первой за этот насыщенный день. Рука сама коснулась кинжала, стиснув его рукоять. Вот, под уходящий закат, лезвие осветилось палитрой холодных красок, отразившихся в глади витиеватого металла. Архон пламенеющий, как и мечи. Такой было сложно сделать. Аэль помнила, как сейчас, как сгибала металл, колотила по нему молотом вновь и вновь. Многим воинам хватало сил на создание своего архона, когда приходил час, но Аэль проводила время в кузне и до посвящения. Этот клинок отнял столько сил. Столько раз спасал жизнь своей владелицы. И теперь сиял пред глазами холодными сполохами, так же, как тогда в кузне.
Как бы не пыталась Огненная отдохнуть, а мысли не давали покоя царице. В произошедшем сегодня, казалось, было нечто неправильное. Сперва это ощущение Фаврир списала на алкоголь, который имел хотя бы слабые, да последствия. Но когда мысли помешали уснуть спустя целый час к ряду, царица невольно призадумалась. Плохое это чувство чувство неправильности. Оно заставляет отрицать сразу же, не взирая на размышления. Огненная села на постели, свесив ноги вниз, потерев переносицу пальцами.
Принцесса дурф Ее сама Фаврир отправила к Аэль, когда взяла в плен. В то время, этот поступок казался самым разумным, самым естественным решением, а сейчас сумбурной ошибкой, просчетом, как и то, что делала юная брюнетка с царицей Воздуха. Как бы она не покончила с собой, под тяжестью произошедшего, ежели она как мать, то точно не будет столь сильна, чтобы отпустить умершую под нажимом ухлестываний Дорэль.
Помотав головой, как мокрый пес, Фаврир поднялась с постели и прошла к столу с чашей приготовленной воды. Умывшись ей, царица обежала критичным взглядом палатку и откинула входной клапан, ее покинув. На душе скреблись кошки, а по середине, в соединении ребер, разливалось тугое напряжение.
Надо ее найти.
Подумала огнеликая, отправившись было к палаткам воительниц. Проходя мимо одной из них, Огненная мельком уловила разговор.
никогда не видела, чтобы царица так себя вела
Но она ведь из Скрытых Клинков, может поэтому уделяет столько внимания тренировкам. Это лучше, чем если бы воин терял свою форму
Запротестовал более высокий голос.
Не думаю, что она с дурфой пошла тренироваться. Того гляди дуэль задумала или еще чего. Вид слишком взвинченный для тренировки. Да и тем более в лесу!
Опроверг вновь низкий хрипловатый голос. Подумав, Фаврир развернулась и побрела к лесу. По тропе от него в отблеске последних лучей заката стояли палатки лагеря, а в дали чья-то фигура. Аэль?!