Обошла она его весь, рассмотрела все, нашла кровать, залезла на нее, легла и уснула. Проснулась от того, что в животе урчало. Кто ж знал, когда она ела в последний раз? Вылезла девочка снова через окно, походила вокруг дома, но ничего не нашла, кроме травы, которая только недавно на свет Божий появиласьбыло начало мая.
Вернулась девочка в дом, а живот уже не просто урчитболеть начинал. Тогда она глаза зажмурила, сжалась вся и обернулась птичкой.
Выпорхнула ласточка из окошка, облетела вокруг дома, чтобы дорогу назад запомнить и принялась себе пропитание искать. Птичке прокормить себя куда проще, чем девчонке взрослой. Жучки уже выползли, червячки тоже в лесу имелись. Набив брюшко маленькое, влетела ласточка в окно и на кровать, где рубаха с юбкой лежали, села.
Когда девочка проснулась, есть ей уже не хотелось. Пускай желудок человеческий полон не был, но и голод ушел. Стала она на себя одежу свою натягивать, когда заметила, что в кофте внутри что-то было вшито. Распорола она нитки и достала из кармашка клочок бумажки. Развернув, она увидела буквы, однако прочесть их не смоглане умела
Так и жила девочка в лесу. Когда летом ягоды лесные ласточка заприметила, кормилась ими она в человеческом облике, когда же не было ничего, клевала жучков.
Стало холодать. Девочка, хоть и не голодала, исхудала сильно. Одеяла старые, что имелись в охотничьем домике, прохудились, да и целые они согреть от морозов не смогли бы.
Мерзла, дрожала. Ласточкой становиться было теперь опаснотого и гляди, от холода где-нибудь упала бы и сгинула на месте. Все дикие ласточки уже стаями улетели в теплые края, а эта не знала, не могла знать, ибо человеком все же родилась.
Лил дождь холодный, такой, что, ежели под него попасть, то до костей он пробрал бы холодом и сыростью. Сжалась девчушка, а даже сожалеть ни о чем не могла. Пусто было и в голове, и в сердце. Когда вдруг услышала она лай собачий.
Кто-то громко постучал в дверь. Девочка не реагировала. Затем стук сменился на громкие звуки, после которых замок на двери слетел с петли.
Ну и ливень! проговорил чей-то голос, сопровождаемый повизгиванием собаки. Что ж это за дом-то? Далеко я забрел Ни разу не встречал его раньше. А что тут у нас
Охотник, что искал себе укрытие от дождя, перепугался, увидев на кровати дрожащую, тощую девочку. Посмотрела она на него своими пустыми глазами и заплакала.
Чего ж ты мерзнешь тут, а, дуреха? Тут же и дрова, и печка имеются. Сейчас я тебя и согрею, и накормлю! Голодная, поди?
Он достал из сумки своей кусок отсыревшего хлеба и нарезанные шматки сала соленого. Собака завиляла хвостом и принялась облизываться.
Э нет, это не тебе. Это вон той лесной красавице. Чья ж ты, милая?
Девочка села, укутавшись в одеяло. Дядька перед ней был невысокий, но крепкий. Не молодой, опытный охотник. У порога он, как зашел, бросил две тушки зайцев.
Небогатый день выдался, ухмыльнулся он, но потому далеко и зашел, надеясь найти кого поболе.
Девочка слушала и не понимала.
На, вон, ешь, протянул ей охотник хлеб с салом. Девочка жадно схватила и принялась откусывать большими кусками.
Ну-ну, ты не спеши, а то живот назад все вывернет. Ты мне скажи: ты одна здесь? Молчишь Да что ж я, старый дурак, неужто и сам не вижу, что одна Ну, погоди. Сейчас согреемся. Ты, это, меня-то не бойся Не обижу я тебя
Мужичок живо распалил печку. Девочка с удивлением смотрела на огонь.
Садись ближе, тебе надо согреться. А то, того и гляди, заболеешь и помрешь.
Девочка села к печке, доедая хлеб. Удивленно она на мужика смотрела, а потом руку протянула. В руке бумажка была.
Что там у тебя? спросил он.
На клочке бумаги печатными буквами было написано: «Маша. 10 лет. Ребенок-дебил».
Вона каксказал дядька. Ну, дебил, не дебил, а в лесу не дело одной мерзнуть. Вот сейчас зайца приготовим, дождь переждем и пойдем с тобой в деревню. А там и поглядим, где тебе дом новый искать Может, в приют какой определят.
Два дня лил дождь. Мужичок обе тушки заячьих уж освежевал да в имеющейся в доме старой посуде в дождевой воде приготовил. Девочка жадно ела, но по многу он ей не давал, кишки ее берег.
На третий день вышло солнце. Связав из одеяла какие-ни-какие лапти для Маши, повел дядька ее в деревню свою.
Думали там, что с девкой полоумной делать, и ничего не придумали. Никто за нее браться не хотел. А мужику жалко девочку было, один он жил, да себе оставлять все же не решалсястранная она была.
Благо, бабка одна посоветовала ему отвести больную девочку туда, где ведьмы живут. Мол, они странных любят, примут. А, коли не примут, то не особо-то и жалковсе равно толку с нее не вышло бы.
И мужик повел. Старые валенки нашел на нее, тулуп у соседей дряхлый взял, платков, от мамки что оставались, намотал на девчушку. И повел.
Дня три шли они, пока посреди лесу их дивчина не встретила. Молодая, красивая, глаза карие
Чего тебе? спросила она. Огляделся дядька по сторонам, никого не было. Откуда она взялась-то?
Я тут этостал он заикаться, крепче держа девочку за руку.
Ведьм ищешь? спросила та прямо.
Ага, удивился мужик, ищу.
Кого ж ты к нам привел?
Сглотнул слюну дядька, когда услышал слово «нам».
Так вот, ответил он, полоумная В лесу нашел. Посоветовали к вам Я как ее нашел, думал, не выживет Она, видать, долго сама в лесу жила. Не знаю, даже, чем и кормилась там
Ты правильно сделал, улыбнулась молодая женщина, правильно, что привел ее сюда. Подведи, не бойся.
Дядька подвел девочку и протянул бумажку.
Я читать умею, обучен это при ней было.
«Ребенок-дебил»
Да, так оно и есть, полоумная, подтвердил мужик.
Женщина молодая присела перед девочкой, погладила ее по головке и уставилась на нее пристально. Дядька назад попятился: глаза у молодухи той до того страшными сделались, что душа у него в пятки ушла. Но собака, что рядом была, не зарычала, тихо стояла, наблюдала внимательно.
Да ты у нас никак ласточка, правда, Марусь? произнесла женщина. Перевертыш От того и полоумной тебя прозвали Не такая ты, верно?
Девочка закивала головой. Мужик дивилсявпервые за то время, что девчушка с ним была, она отреагировала на речь человеческую.
Не бойся, Маша, отныне все будет хорошо, улыбнулась женщина, а глаза ее прежними стали. Не применяла она к дядьке своих чар, не было в том нужды.
Ну, я пойду? скромно спросил он.
Иди, а Машу я к себе заберу. Не волнуйся за нее.
А она правда, того дебил?
Ягарья рассмеялась.
Дебил тот, кто ее так величал Нормальная она. Просто немного другая
***
Утром, когда дождь утих, Настя с Татьяной да Вера Никитична с Шурой пошли на могилку. Они еще издалека заприметили какое-то бело пятно.
Маруся, шепнула Таня и побежала в сторону небольшого кладбища.
Нагая девушка, скрутившись от холода, лежала в грязи на том месте, где была могила Ягарьи.
Маруся! Что же ты! закричала Вера Никитична.
Они подняли ее, Шура быстро сняла с себя старое пальто, Настя платок, укутали промерзшее и дрожащее тело.
В баню ее, скорее! Отогреть! кричала Настя.
Никитична с дочкой вдвоем взяли Марусю и спешно понесли ее в сторону усадьбы. Таня побежала вперед, чтобы сказать остальным, что срочно нужна баня.
Благо, с вечера остыть не успела. Жар пошел быстро. Татьяна суетилась, готовя отвары для Маруси, чтобы не дать ей умереть от переохлаждения или от простуды. Никто не знал, сколько часов она пролежала на сырой, холодной земле.
Я вчера из лесу, с березки смотрела за вами, когда вы ну этосмогла сказать Маруся, когда зубы ее перестали прыгать. Только дождь шел сильный. Я не могла лететь. А потом сил не было. Вот я там и осталась
Ничего, девка, ничего, успокаивала ее Вера Никитична, подливая в таз горячей воды, ничего Все образуется. Танюша вон вовсю уже тебе снадобья варит. Не даст помереть
А Павловна-то померласказала девушка и разрыдалась.
Ну, полноте Пройдет Все пройдет
А где Анастасия Петровна?
Ей в баню не можно. Она пока тебе постель готовит чистую, теплую, перинку сейчас взобьет. И ты тут же согреешься! Намерзлась, наплакалась Хватит с нас горя. Отогревайся, не захворай
***
Еще год после тех событий немцы хозяйничали на Брянщине, полный год леса эти кровью пропитывались. Деревни рушились, скотина резалась, поля и огороды вытаптывались, люди гибли.
В усадьбу нелюди наведывались, и не раз. Благо, орудий так и не пригнали. Не знали немцы, что там их смерть может поджидать: то хворь находила на тех, кто захаживал, то сами себя убивать начинали, то сослуживцев расстреливали.
Пришлось из-за них баню спалить. Заблукали, видать, трое солдат германских в лесу. То ли партизан выискивали, то ли сами от них деру давали. Вышли они аккурат к усадьбе, ровнехонько к бане бабской, точно, как за год до них пришли двое раненых русских. В маленьком окошке бани горел свет: в предбаннике стояла керосиновая лампа. Приоткрыв дверь, фрицы увидели двух обнаженных женщин: одна была явно немолодой, а вторая годилась ей в дочери и фигурой обладала отменной.
То были Вера Никитична и Шура, дочка ее. Вдвоем мыться ходили, любили они наедине время проводить, разговаривать. Уж как немцы меж собою условилисьневажно, но двое из них ухватили Никитичну, держа ее за руки и закрывая ей рот, а третий, с довольной и мерзкой улыбкой, надвигался на Шуру. Шура не реагировалане впервой немец на нее позарился, смотрела на него равнодушно, не пытаясь прикрыться. Только в приоткрытую дверь, ведущую в предбанник, поглядывала. На окошко, где лампа стояла.
В предбаннике становилось все светлее, но немцы не обратили на это внимания. Затем раздался звук битого стекла: то лопнула лампа, не выдержав накала. Тут же дверь загорелась, огонь занялся мгновенно.
Неестественно быстро загорелся пол, от чего ноги фрицев вспыхнули, как смазанные керосином фитиля. Шура схватила мать за руку, выбежала с ней в предбанник и даже под немецкие предсмертные крики и ругательства успела схватить свою одежду.
Баня сгорела быстро и дотла. Вместе с тремя немецкими солдатами.
Это была не самая большая потеря, какую за годы войны в Брянской области понесла Ведьмина усадьба. Бабы погоревали и решили после войны перестроить ее.
После войны
***
1951 год
Брянск возродился, как возрождался и весь Советский Союз. Каждый его дальний уголок оживал, словно исцелялись многочисленные раны на измученном теле.
Оживленный рынок, наконец наполненный товарами, платежеспособные покупатели, которые хотели приобрести все новое взамен тому, что забрала война
Молодая женщина в новом драповом пальто и милой шляпке рассматривала в магазине детской одежды и обуви витрину с сапожками. Девочка в пальтишке, очень похожем на мамино, присела на небольшой пуфик, чтобы примерить выбранную мамой обувь.
За ними со стороны наблюдал мужчина: светловолосый, широкоплечий с ярко-голубыми глазами.
Настя? неуверенно спросил он, решившись подойти ближе.
Она подняла глаза. Перед ней стоял он, ее Паша. Только уже не ее: у него за спиной увлеченно выбирала одежду для новорожденных молодая девушка, на животе которой с трудом сходились пуговицы пальто.
Здравствуй, ответила Настя. Неожиданная встреча.
Ты прости, что не дал о себе знать, скромно сказал мужчина. Ты, верно, решила, что я погиб?
Нет, Павлуша, сказала Анастасия, я знала, что ты жив. И не спрашивай, откуда. Просто знала. К тому же Иван с тобой полный год провел после того, как вы ушли. Рассказывал
Прости, Настя, повторил он.
Не стоит. Так было правильно. Так должно было быть.
Мама, а кто это? спросила девочка, примерявшая новые сапожки.
А это, доченька, дядя, который воевал недалеко от того места, где мы живем, ответила Настя, не сводя глаз с Павла. Он присел на корточки.
Ну здравствуй, сказал он девочке, как тебя зовут?
Ягарья Павловна, гордо ответила та.
Вот как Ягарья Павловназадумчиво повторил мужчина.
Да, я знаю, сказала девочка, все удивляются, когда впервые слышат мое имя. Мама назвала меня в честь очень близкой ей тети, с которой она раньше жила.
Да меня больше не имя, а отчество твое заинтересовалопризнался Павел, глядя на Анастасию.
Добрый день, раздался писклявый голос, исходивший от невысокой девушки с опухшим лицом, что подошла к Павлу. Павлуша, может ты представишь нас? улыбка до ушей не сходила с радостного лица.
Это
Анастасия Першакова, а это моя дочь, протянула Настя руку пузатой и больно веселой молодухе, перебив Павла.
Оксана, жена Паши, ответила та.
Очень приятно, выдавила из себя подобие улыбки Настя.
Вы давно знакомы? спросил «колобок», как про себя именовала беременную девушку Анастасия.
Познакомились на войне. Павел
Помнишь, Ксюша, мои шрамы? теперь он перебил Настю. Так это Анастасия Петровна и ее односельчане меня выходили, это же она самолично пули из меня доставала.
«Односельчане» буркнула себе в плечо Настя.
Ой, да что вы! всплеснула руками Оксана. Так это я вас должна благодарить за спасение моего мужа! Спасибо вам, Анастасия Петровна! Большое спасибо!
Не стоит, правда, не стоит, ответила Настя. Давно это очень было, уж и забылось все
Ну вы говорите, а я отойду. Я такие распашонки отложила! Пойду куплю, пока никто не забрал!
Девочка на пуфике молча наблюдала за происходящим, не встревая, а Павел рассматривал ее, пока его жена знакомилась с той, которую он однажды полюбил. Девочка была красивой, годов восьми-девяти. На плечах лежали толстые темно-русые косы, а на новые ботинки смотрели ярко-голубые глаза.
Мы пойдем, сказала Настя, посмотрим пока что-нибудь другое, а сапожки позже подберем.
Настя, перешел на шепот Павел, если хочешь, посмотри мне в глаза. Просто посмотри, ведь ты можешь, я знаю. Внуши мне забыть Оксану, оставить ее и быть с тобой.
Нет, Паша, не говори такого. Погляди, как она тебя любит. У вас вот-вот ребеночек появится. Молодая семья, вам Родину поднимать надо. Нет. Не проси такого и не думай даже об этом.
Тогда сделай так, чтобы я забыл об этой нашей встрече.
Несправедливо будет. Я-то не забуду. Нет. Нет и нет. Рада была повидаться, а теперь нам пора.
Ягарья, Ягарья Павловна, Паша присел снова возле девочки, всматриваясь в ее глаза, ты такая красивая девочка!
Спасибо, кокетливо улыбнулась та и сделала поклон головой.
Настя, она
Моя дочь. Ягарьямоя дочка. На этом все. Помоги жене выбирать распашонки, пока она весь магазин не скупила, мило улыбнулась Настя.
Она вернула продавцу сапожки, уверив, что вернутся за ними чуть позже, и вышла с дочерью на улицу. На свежий воздух.
***
Анастасия Петровна, Иван приходил, пока вас не было, сказала девушка лет пятнадцати, войдя в дом.
Спасибо, Наталочка, ответила Настя, заплетая дочке косы, чего он хотел?
Принес ногу телячью, довольно сказала та, говорит, просто так. Уже порезана и в новый холодильник сложена.
Молодец Иван, спасибо, что не забывает нас, молодцы и вы с девчатами
Это все тетя Маша, она скомандовала.
Маруся может скомандовать, улыбнулась Настя. Да, хорошо стало, как электричество мы провели Наташ, а что делать будешь, как школу окончишь? Ведь год остался. Может в город? Не думала?
Вы меня прогоняете?
Ни тебя, ни мамку твою, ни кого бы то еще. Но время другое нынче Ежели надумаешь пробовать жизни большой, знайя противиться не стану.
Настя вышла на крыльцо. Вышла, как Першакова Анастасия Петровна, хозяйка усадьбы. На ступенях сидела Татьяна и вышивала платок, рядом с ней, грея свой толстый полосатый бок под последними теплыми лучами солнца этой осени, спал старый Кузьма. На огороде женщины под чутким руководством Веры Никитичны убирали остатки урожая. К вечеру уже топилась новая большая банька, что была даже лучше прежней. Да только баб меньше стало
Поняла Настя, почему Ягарья Павловна ее решила поставить после себя над усадьбой. Баба Феня в свое время отовсюду ведуний сыскивала, Ягарья уклад их жизненный налаживала, а Насте выпала сложная роль: всех их в свое время отпустить.
Страна возрождалась. Рано или поздно в усадьбу придут уже не немцы, а чиновники, которые будут требовать признать эту землю, поставят здесь своего человека, а хозяйство передадут в колхоз ближайший.
Некоторые уже уехали, Настя им денег в дорогу давала всем. А в прошлом году померла Галина Степановна. Резко так: весь вечер еще частушки пела, а ночью рази померла. Если бы то днем случилось, может Светлана бы и спасла мать, а так Говориту нее в голове лопнуло что-то