Как звать ее? спросила Ягарья.
Верочкой, улыбнулась женщина.
А отец у нее есть?
Мужчины с нами не уживаются, улыбка сошла с лица бабы Фени. Не написано на роду у нас быть женами счастливыми. Иль дочерями. Коль ведунья замуж выходит, то либо она вдовой сразу становится, либо сама душу Богу рано отдает, как твоя матушка. Сыновей нам Бог не дает, одни только девки. И на том спасибо Да только девки от отцов своих бегут, как ты, или мрут папеньки. Не судьба нам жить бок о бок с мужчинами, пускай даже с родными. Так что нет, у Верочки отца нет. Нашла ее мамка в свое время Никитку одного, сильный парень, крепкий, красивый. Да, как только Верочку стала под сердцем носить, тут же сбежала от него. Иначе быть беде. Проклятие это наше. За дар наш
Ягарья слушала внимательно женщину и думала о том, слышит ли ее слова мужичок, что кобылу погонял.
Не слышит, улыбнулась баба Феня. Ягарья глаза свои карие округлила. Я ему монету даю, чтобы моя совесть перед Богом чиста была, но нашептать ему, чтобы он по дороге не помнил, что я в телеге едуэто святое дело! Иначе заболтает Ох и болтливый мужик!
Вы знаете, что я думаю? спросила девушка.
Нет. Вернее, не все. Что-то знаю, что-то догадываюсь. И ты так научишься, ежели прилежно учиться будешь.
Буду, Фекла Филипповна, буду.
Зови меня бабой Феней. И я не императрица, чтобы ко мне на «Вы» обращаться. Мы, колдуньи лесные и кикиморы болотные, она рассмеялась, одному роду ведьмовскому принадлежим. Стало быть, сестрами друг другу приходимся. А станешь ли ты сестру свою звать так, словно царица перед тобой? То-то же. А теперь, барыня, поспи. Устала, поди. Перины нет, но спать надо. К утру приедем, потом добрый час пешком по тропинке идти. Сил набраться надо
Девушка послушалась и, вдохнув морозную вечернюю прохладу, закрыла глаза.
***
Выдохнув, Ягарья открыла свои карие очи, вокруг которых время щедро насадило морщины. Осмотрелась она. В усадьбе было тихо. В деревню уже поспевало ближайшее немецкое командование, чтобы разобраться в ночном инциденте. Она выиграла им время. Или же навлекла беду.
Приближался Новый год. Не любила Ягарья этот праздник, потому что вспоминалось ей детство, когда мама еще была жива. Родители всегда баловали дочку, подарки дорогие дарили, но главное, что все вместе были.
Но, несмотря на внутреннюю хандру, Новый год всегда Павловна организовывала лично, чтобы девочек порадовать. Дети должны верить в чудо, пускай даже и сами от рождения чудесными детьми были. Тем паче теперь, когда в усадьбе ребятишек стало куда больше. Мальчишки Что они любят? Ягарья с улыбкой наблюдала за тем, как они играли. Были у нее братья двоюродные, сыновья маминого брата сводного. Да только когда это было
Не могла Павловна не заметить, как Настя привязалась к маленькому Саше, а ребенок, повзрослевший раньше срока, не хотел бросать руку девушки, все время подле нее держался.
Девчушки, что в усадьбе родились, сперва стеснялись мальчишек, а потом и глазки им строить начали, кто как умел. Особенно заглядывались они на Ванюшусамого старшего из гостей. Да только Ваня даже не глядел на них. Он стал слишком взрослым, он чувствовал на себе ответственность за брата и сестру, а еще стыдился есть чужой хлеб да спать в чужом доме. Знал только, что иначе нельзя пока, потому и за любую работу брался, чтобы помочь женщинам, которых мамка его всегда ведьмами звала. А теперь мамы нет, а брат меньший с сестренкой есть, и им есть надо и спать в тепле, а ведьмы эти пускай и ведьмами были, да только заботились о них.
Я в партизаны уйду, сказал как-то Ваня Насте.
Ишь ты, удумал он, строго сказала девушка, уйдет! А своих на кого бросишь?
Вы добрая, вы о Сашке заботитесь. Милка уже большая девка, помогать вам будет. А я не могу тут сидеть среди
Среди баб? спросила Настя. Ваня промолчал. А когда отец твой вернется, что я ему скажу? Где сын его делся?
Не вернется батя, и вы это знаете, ответил парень.
Не знаю, Ваня, не знаю. Да только верить все равно надо.
Мама тоже верила
Не гневи Бога, Ванюш, ой не надо. Погоди чуток, авось и война закончится.
Не ответил Ваня ничего. Да и Настасья его прекрасно понимала, но, пускай и сама молодой еще была, чувство материнское заставляло отговаривать мальчишку.
Солнечным зимнем утром выбрали они сосну небольшую, Ваня, как настоящий деревенский мужик, срубил ее сам и приволок в усадьбу. Кухарки пирогов напекли. Детвора радовалась, не подозревая, что в нескольких десятках километров от них умирают люди. Одаренные девчушки, конечно, знали и понимали все, невзирая на возраст. Ягарья приказала всем, в случае обстрела или очередного визита немцев, прятаться в погреба.
Обходила их беда стороной, что настораживало хозяйку. Знала она, что затишье обычно бывает перед бурей. Но деревья высокие прятали от немцев, что в Гобиках засели, дым от печей, тропинки давно снегом замело, а в памяти тех фрицев, что наведывались к ним, осталась четкая уверенность в том, что места эти пустые и безлюдные. Всего лишь лес.
Февраль выдался морозным, в Гобиках заканчивались дрова. В лес бы пошли немцы деревья валить, да метель замела все. Стали они дома пустующие ломать и разбирать, чтобы до весны дотянуть.
Что-то скоро будет нехорошее, баба Феня, чувствую я, сказала Ягарья, сидя у постели старушки.
А разве что хорошее нынче происходит? спокойно ответила та.
Не вижу ничего, не знаю, что будет. Раньше такого не было. Просто темно впереди и все.
Так может быть просто впереди ничего нет, оттого и темно? встревожилась Филипповна.
Думала я и об этом. Может, так свой конец и чувствуется
Дорогуша, мне почти сто лет, а я все еще не знаю, какого эточувствовать свою смерть, сказала баба Феня. Знаю, что близко она, гадюка эта, и жду ее, и страшусь. Не за себя, страшусь оттого, что не буду знать, что с вами станется после меня. Но, Ягарья Павловна, Бога молю, чтобы мой конец пришел раньше твоего, пускай на минуту, но раньше. Молодая ты еще.
Баб Фень, сказала Ягарья, а ведь у тебя нет и не было никакой сестры в Петербурге, верно? Откуда ей там взяться? Скажи мне хотя бы теперь: ты за мной туда поехала?
Старушка улыбнулась беззубой улыбкой.
Пропала бы ты, не заговори ты со мной тогда. Увез бы тебя твой папенька в проклятую Германию, выдал бы замуж за барона какого, и где б была сейчас твоя совесть, когда барон твой солдат бы своих на Родину твою повел? А коли родила бы ему, так уже и сгинула бы или ляльку свою похоронила. Или же барона, черт бы его побрал Не серчай, барыня Шумская, на старуху глупую, да только чуяло сердце мое душу загнивающую под гнетом нерусским, хоть и в роскоши ты жила.
Как же мне серчать на тебя, баба Феня, улыбнулась Ягарья. Спасибо тебе. Спасибо за все, что дала мне.
Присматривалась я тогда и к Ольге, и к Верке маленькой, и к матери ее. Да только именно за тобой поехала. Знала я, что ты будешь лучше меня.
То же я и про Настю думаю.
Делай, как знаешь. Настя умная, сильная, однако городская. Но ты не старуху слушай, а душу свою и сердце. Тебя ж из самой столицы судьба сюда привела.
Поцеловала в висок Ягарья старуху, да пошла во двор. Кругом было белым-бело.
Васька, старый кот Татьянин, проскочил в приоткрытую дверь и побежал, мяукая, к печке, греться. В каждом доме кошки жили, мышей ловили, да только у Татьяны одной кот был.
Четыре женщины из деревни, Оля, взрослая племянница Зинаиды Павловны, чернявый Ваня и дети деревенские перезимовали в Ведьминой усадьбе и даже привыкли к ней. Привыкли они и к постоянным автоматным очередям где-то далеко в лесу: мороз хорошо звук приносил
Весь март морозы держались, не давая растаять снегу.
Тех, кто оставался в деревне, немцы вывезли, но немного позже назад вернули, и жили те под их управлением: Маша, девчушка трех годков отроду, с сестрой старшей Шуркой да мамкой своей, старики, которые век свой доживали, другие ребятишки Кто помер, кто хворал, кого Бог миловал. Страшное было время.
Бои продолжались. Все уже поняли, что мероприятие это будет долгим и затяжным. Враг нес потери большие, но наш урон был куда больше. Гибли солдаты, гибли женщины, старики и дети, стирались с лица земли села и деревни, разрушались города, уничтожались памятники культуры и просто дорогие русскому сердцу места.
Шла война.
Настя открыла глаза, когда все в доме еще спали, даже всегда чуткая Ягарья Павловна. А у Анастасии сердце отчего-то «екнуло». Середина марта сорок второго, снег еще лежит, на улице мороз немалый. Все было тихо. Все, да не все. Накинув на себя пальто и бесшумно всунув ноги в валенки такого размера, что она смогла бы в один валенок обе ноги вдеть, Настя вышла во двор. Солнце только-только освещало дальний горизонт за лесом, до их усадьбы еще не добралось. Благо, снежок белый на земле, видно, куда ступать. Шла девушка, не задумываясь, зачем и почему она идет именно туда, а пошла она в сторону банинебольшого домика из светлых больших бревен. Несмотря ни на что, всю зиму баньку топили в усадьбе строго через деньЯгарья всегда любила чистоту, с детства приучена была к ней. Не боялись они, и что дым от печей в Гобиках виден будетусадьба находилась в низине, а до деревни деревья высокие прятали их.
И куда мы собрались, Настасья Петровна? раздался за спиной негромкий голос Ягарьи.
Настя обернулась и с полным спокойствием, не чувствуя ни вины, ни смятения, ответила:
Помощь наша нужна, Павловна.
Где?
А ты разве не слышишь? удивилась Настя.
Да ты никак спишь, девка? сказала Ягарья.
Эх, если бы спала, отрешенным голосом ответила Настя и пошла дальше в сторону бани.
Банька была расположена к лесу ближе, чем жилые дома.
Мать честная! вскинула руки Ягарья и стала опережать Настю, ускорив шаг.
Из леса по белому снегу тянулся неровный кровавый след, что вел аккурат к бане Ведьминой усадьбы.
Только не дала Настя старшей опередить себя, первая в баню дверь распахнула и, упав на колени, приказным тоном сказала Ягарье:
Таню сюда, Светлану и всех, кто врачевать умеет. Срочно.
Ягарья, надо сказать, немного опешила от такого обращения к себе, но видела сама, что дело было незамедлительным: на полу в предбаннике лежало двое мужчин в большой луже крове. Свои.
Женщины действовали быстро и практически бесшумно, без паники. Шумиха сейчас была лишней. В их усадьбе, сокрытой от чужих глазах, оберегаемой усилиями русской немки, сейчас находилось двое русских солдат-партизан. Кто-то их подстрелил, а значит поблизости в лесу могут быть и немцы. Снег не сошел, кровавый след приведет кого угодно прямиком в уцелевшее небольшое поселение, где были только женщины и дети.
Руководила Настя, и это никем не обсуждалось. Это она первая узнала, что раненые мужчины пришли к ним, ища спасения, это она их нашла и ответственность за их жизни теперь лежала на ней, на Першаковой Анастасии Петровне. Она так решила.
Ягарья же взяла на себя заботу об охране усадьбы от беды, которая могла прийти из леса следом за партизанами. Она и другие сильные ведуньи, которые могли почувствовать врага и повлиять на его восприятие происходящего вокруг, вошли в лес, чтобы, насколько это возможно, спрятать следы, что вели в усадьбу. След был длинным, а это значило, что бой был далеко. Возможно, будет погоня, преследование, возможно свои пойдут искать раненых. Но пока было тихо, никого не было ни видно, ни слышно, ни ощутимо. Даже зверья рядом не было: они и без того старались избегать живущих в усадьбе баб
Первый мужчина потерял много крови и, судя по всему, давно был без сознания: у него были пробиты шея и грудь. Он умирал.
Что мы можем сделать? ровным, но взволнованным голосом спросила Таню Настя.
Здесь уже ничего, смиренно ответила девушка. Врач бы, возможно, ему помог, если бы влил ему чужой крови, но я уже сделать ничего не смогу. Ему осталось недолго, погляди, какой он бледный. Слишком много крови вытекло из него
А что второй? возбужденно, с нотками надежды в голосе спросила Настя.
Надо достать пули, ответила Татьяна. У первого, что постарше, грудь прострелена спереди, то есть он встретил врага лицом. А этот, видимо, пытался унести первого, и ему выстрелили в спину, дважды. Но, погляди, вся его одежда выше ранений в крови, значит он тащил раненого на себе, значит силы были у него.
Парень тем временем все еще лежал на животе в предбаннике, женщины держали руками тряпки на его ранах, пытаясь остановить кровотечение: под правой лопаткой и под левым плечом.
Ладно, Танюша, не время болтать. Давай работать.
Но Я не смогу вытащить пули из его спины.
Света? вопросительно посмотрела на тучную женщину Настасья. Ответа не последовало. Настя умоляюще оглядела всех, кто стоял вокруг умирающих, среди них было несколько целительниц, как они себя называли, но ни одна не вызвалась извлечь пули из спины парня.
Он же за нас там был, бабы! Да вы что, сдурели все, что ли? закричала Настя так, как никогда бы не сказала, живя в Челябинске. Бог вам судья. Кто поможет мне отнести его в дом?
В дом? удивленно спросила Степановна. Настя встала, подняла окровавленные руки перед лицом немолодой женщины, которая еще мать ее невзлюбила в свое время, и сказала:
Или мы спасаем его, или грош нам цена. Одно дело деточкам блинчики жарить, когда другие бабы, такие же, как мы, даже намного слабее нас, на поле боя мужикам головы перевязывают и ноги оторванные зашивают, а другое дело самим взять и замарать руки в чужой крови, чтобы спасти хотя бы одного. Это вам ни картошку копать, ни зелье варить за кусок сала или мешок муки. Мало быть ведьмой или кто вы там, надо быть человеком!
Глаза у Насти горели. Полтора года жила она в усадьбе, а ни разу так не вела себя. Жаль, что Ягарья не видела этого.
Я помогу, тихо сказала Таня.
И я, добавила всегда скромная и незаметная Маруся, которая пришла в баню исключительно из-за любопытства, ведь врачевать она не умела. К слову, Настя до сих пор так и не поняла, что необычного, кроме скованности и привлекательной наивности, было у этой девушки.
Несем его к нам в ближайший дом, скомандовала Настя.
Но там же дети! возмутился кто-то.
Значит сейчас займетесь как раз тем, что переведете их на время в другой дом. Выходим егоназад в лес уйдет к своим. Нетзакопаем, только не подле немцев Но мы должны попытаться, поймите. Человек к нам за помощью пришел, а вы
Девка дело говорит, слушайте ее, раздался старый хриплый голос. Баба Феня сама пришла в баню, чего давно уже не делала. Ягарья ее водила туда под руку и не частов доме старушку обмывали обычно. А тут на тесама пришла. Хлопцы за нас жизнь отдают, пока мы тут на печи бока греем да яички свежие из-под курочек собираем. А-ну, живо парня в дом перенесли! Сейчас штопать будем
Перенесли того, что в спину две пули выхватил, в дом, что стоял ближе остальных к бане. С другим, что был постарше, остались Галина Степановна и Вера Никитична. Помолились над солдатом, и он, так и не приходя в себя, дух испустил. Большая рана была у него в шее, не выкарабкался бы. Вера Никитична чудом назвала то, что он так долго прожил. «Благо, что без чувств был, не мучился», сказала она Степановне.
Опираясь на палку, Филипповна лично проконтролировала, чтобы бойца на настил уложили: широкую доску положили на скамью, застелили одеялом и уложили парня на живот. Настя быстрыми движениями, словно уже не единожды людей в срочной ситуации выручала, принялась стягивать с раненого рваную рубашку: телогрейку сняли еще в бане, чтобы увидеть, куда он был ранен.
Воды мне теплой, да побольше, нож проколите на огне и самогону пару стаканов, снова скомандовала Настя. Теперь никто уже с ней не спорил, поняли, что девка, хотя и молодая, к тому же городская, действительно права была. Пристыдила она их, и сама баба Феня заступилась за Першакову.
Самогон был в усадьбе всегда, хранился в погребе. Однако распивать его Ягарья не разрешала, даже по праздникам. «Негоже бабам ум свой туманить. Мужика это не красит, в черта дурного оборачивает, а нас уж тем более,» говорила она. Но настойки лечебные делались: для себя, для продажи людям, вот и приходилось гнать когда-никогда брагу.
Шура положила рядом с собой большой нож, достала спички, чиркнула одной и словно переложила с нее огонек в руку. Разгорелся шар в руке, не обжигая ни пальцы, ни ладонь. Парень, что лежал на одеяле, иногда приоткрывал глаза, бормоча несуразный бред. Увидев огонь в чьей-то размытой для него руке, он решил, что умирает и закрыл глаза.
Руки у девушки не дрожали, дрожали поджилки на ногах, бешено колотилось сердце, вспотел лоб. Но руки не дрожали. Сперва она медленно погрузила острие ножа в рану под левым плечом: пуля застряла в лопатке, тем самым уберегши сердце. Ножом Настя поддела металлический смятый бесформенный кусок, который буквально вывалился из раны. Новым напором потекла кровь. Настя сперва промокнула ее марлей или тряпкой, или же это была чья-то ночная сорочка, или чистый платокона не видела. Потом залила самогоном. Парень застонал.