Я зашью, сказала Таня, которая уже держала в руках нитку с иголкой, смоченные в самогоне.
Ты же боишься крови? быстро спросила Настя, не поднимая на девушку глаз.
Какой же с меня будет целитель, если я рану зашить не смогу? дрожащим голосом ответила девушка.
Шей, сказала Настя. Ей было некогда обдумывать или выбирать. Она уже осматривала второе ранение. Хочет Таняпускай шьет. И ничего, что она уже и сама была такая же бледная, как тот раненый партизан. Война, бабы, война!
Детей и всех, кто был в доме, разбудили и увели в соседние хаты. Те, кто остался, с удивлением смотрели на Настю, которая единственная смогла правильно среагировать в такой непростой ситуации.
С лета прошлого война идет у нас, сказала бабам своим Филипповна, а мы все не готовы к ней. Вон, поглядите на нее. Городская девица, папенькой любима была, побрякушками да шоколадами заморскими балованная, без шляпы и каблучков своих, поди, из дому не выходила никогда. А вона как сработала, девка. Не перевелся род наш ведьминский, не перевелась женщина на Руси настоящая. На таких бабах Россия-матушка держатся должна, пока мужик воюет.
Эта пуля намного глубже вошла, сказала Настя, скорее самой себе, чем тем, кто стоял вокруг нее.
Печенку пробила, ага, печенку, сказала Светка.
Я-то вытащу железку, а вы потом залечить сможете? посмотрела на нее Настя.
Уж совместными усилиями да с Божьей помощью, искренне ответила женщина, поврачуем братика.
Настя поняла, что ножом наобум она только хуже сделает, поэтому сделала надрез, тем самым увеличив рану. Кровь уже напитала одеяло, на котором лежал боец. Два тонких и длинных пальчика с аккуратно подстриженными ногтями погрузились в человеческую плоть. Таню затошнило, но она сдержалась: знала, что нельзя сейчас давать слабину. Потом, может быть, будет время и порыгать, и порыдать от всего увиденного и пережитого. Но сейчас нельзя, нет, не сейчас.
Ну давай, миленький, давай, бормотала Настя. Волосы ее растрепались и свисали неухоженными локонами, ночная рубашка, на которую она наспех набрасывала пальто, была вся перепачкана в крови.
Неприятные ощущения такой неприятной теплоты пугали Настю, но пальцы продолжали искать. Она не была сильна в познаниях медицины, но понимала, что пробитая печень может быть смертельно-опасным ранением. Наконец что-то твердое попалось указательному пальцу. «Боже, как же глубоко», подумала она и попыталась ухватить пулю.
Странно, но она даже не успела разглядеть лицо человека, что лежал перед ней. Широкая мужская спина, вся запачканная кровью, видимо, принадлежала мужчине, который немало работал в своей жизни. Немудрено: в партизаны шли местные жители Брянщины, а почти все они были простыми деревенскими рабочими мужиками. Когда наконец вторая рана была промыта теплой водой, затем самогоном, а Таня собралась ее зашивать, Настя обошла парня и присела около его лица. Надо сказать, вторую рану Татьяне зашить не удалось: все-таки плохо девке стало, ноги подкашивались.
Давай, я закончу, сказала Светлана и забрала у Тани иглу. Обмой руки в тазу и иди на свежий воздух.
Пока Света зашивала, баба Феня мазала мазью собственного приготовления первую, уже зашитую рану, Настя смотрела на лицо парня: молодой, не старше годов двадцати пяти, светло-русые, давно не стриженые волосы и сильно заросшая рыжая щетина на лице, прямой нос и широкие скулы. Время шло, а она не могла оторвать от него глаз, пока, вдруг, он не раскрыл свои, ярко-голубые.
Ты кто? невнятно спросил он и тут же сморщился от боли. Я умер?
Ты спишь, ответила девушка и пристально уставилась на него своими карими глазами, из которых потекли слезы.
Хорошо, с умиротворенной улыбкой произнес парень и закрыл глаза.
Как тебя зовут? спросила Настя, заволновавшись, что чары ее уже крепко усыпили раненого.
Паша, продолжая улыбаться, не открывая глаз, сказал тот и заснул.
Надо поставить дежурных, сказала Ягарья за всеобщим собранием за обеденным столом. Детей там не было: с ними были Таня и Никитична с бабой ФенейФилипповна не выходила без особой нужды, Татьяна еще была слаба после утренних событий, а Никитична оберегала их всех.
Вы никого не встретили в лесу? спросил кто-то.
К счастью, нет, сказала Ягарья. След был длинным, они долго шли. Мы прошли километра три в глубь леса и никого не увидели. Скорее всего, они встретили немцев на одной из дорог, до которых мы не ходим. И, я надеюсь, что это была мимо проезжающая машина с фрицами. Вряд ли немцы пустят своих солдат на верную смерть в лес искать двух подстреленных русских партизан. Они знают, что в лесу опасно, к тому же слишком мало шансов у этих двоих было: мороз, зверье, раны Винтовки их я забрала, они там же, где и остальные. Усопшего, как стемнеет, похороним. Но теперь, бабоньки, и обращаюсь я не только к своим сестрам, но и к вам, гости наши, она посмотрела на Зину, на Люсю и других женщин, среди которых сидела и ОляЯгарья решила, что возраст ей вполне позволяет быть в курсе всех важных новостей, теперь нам надо быть на чеку и куда внимательнее, чем вчера. Немцы знали о партизанах, стрельбу мы слышим все время. Но так близковпервые.
Что будем делать с парнем? спросила Галина Степановна.
Вам Анастасия Петровна уже все сказала: вылечим, накормим, отогреем, ватник его зашьем, винтовку вернем и в лес отпустим.
А если его у нас искать будут?
Значит я рядом с ним встану и буду убеждать фрицев, которые в дом войдут, что перед ними не мужик русский, который их убивать пошел, а бабка старая, от которой уже запах нехороший идет, потому что она не встает вовсепомирать собралась.
Кто-то засмеялся, из тех, кто был моложе. Но Ягарья не шутила.
И я, сказала Настя, не вставая и не поднимая глаз. Я умею, ты же знаешь, она взглянула на Ягарью своими черными зрачками.
Знаю. От хвори природной мы лечить умеем, а вот раны такие тут одними молитвами и заговорами не обойтись. Но подлатать надо, тут вне сомнений.
Где он будет жить? спросила Степановна. Его ж прятать надо, сторожить.
Спрячем, не переживай, ответила Ягарья. Можно положить его у нас в доме в комнату, где девчата больных принимали, Павловна посмотрела на Люсю и ее маму. А вы за Сашкой мелким присмотрите, пока Настасья Петровна за больным будет ухаживать. Сделав небольшую паузу, она продолжила: Все, бабоньки, война на дворе. Партизаны трудятся, эшелоны вражеские подрывают, машины расстреливают, надо и нам им отплатить заботой и благодарностью. Вот мое слово: с раненым бойцом обходиться уважительно, оказывать ему всяческую помощь, кормить его сытно. А если придут немцы
Я буду рядом, уверенно сказала Настя. Я беру на себя ответственность за охрану солдата.
Никто ничего не ответил. Все смотрели на Настю, не до конца осознавая, что произошло в этот день.
Вечером того же дня Ягарья, Ваня-паренек, спасенный из Гобиков, и трое женщин из усадьбы, что покрепче были, отнесли в лес тело погибшего партизана, с большим трудом выкопали (скорее, выдолбили) яму в промерзшей земле. Старались глубже: все-таки лес, хотя Ягарья знала, что дикий хищный зверь так близко к усадьбе побоится подойти. Но немецхуже дикого зверя. Уж кому не знать, как не внучке коренной немки.
Раненый парень проспал весь день то ли от слабости, то ли ото сна, что на него Настасья навела. Ягарья взяла управление в свои руки, и Настя покорно смирилась с этим. Ваню Павловна попросила помочь перенести в другой дом и переодеть Павла в чистые вещи. Мужских рубашек и, уж тем более, штанов, в усадьбе не водилось, однако ночные белые рубахи большого размера, что были сшиты, но пока никем не заняты, пришлись ему в пору. Штаны нательные Павловна отдала девчатам в стирку, наказав их постирать и просушить на печи уже к завтрашнему дню.
Тремя одеялами Настя накрыла раненого, которого переложили на спину. Рана у лопатки не кровоточиламазь бабы Фени крепко сдерживала сшитые края, а вот из ранения, что было ниже, которое, как женщины и предположили, пришлось в печень, все же просочилась на подстил кровь.
Я его залечу, не переживай, улыбнулась Таня, глядя, как Настя волнуется, сидя рядом с Павлом.
Не переживаю я вовсе, ответила та, а тебе спасибо. Ты молодец.
Да где там Тоже мнелекарькровь увидела и чуть в обморок не грохнулась.
Ты свой дар не выбирала, сказала Настя, лекарь, что в университете медицине обучается, обычно, с детства мечтает стать доктором, а ты уже родилась с умением лечить, и твой дар не спрашивал у тебя, согласна ли ты им владеть.
Таня улыбнулась. Нравилось ей общаться с Настей, сдружились девушки крепко.
Он тебе нравится, правда? спросила Таня, долго не решаясь озвучить свой вопрос Насте.
Нравится, ответила она.
Ягарья Павловна тоже это заметила, добавила девушка.
Заметила, согласилась Анастасия.
И что делать будешь?
Посмотрим. Для начала надо его выходить. А потом, кто знает, может его в соседней деревне жена ждет и трое ребятишек?
Обе девушки улыбнулись.
А если нет? спросила Таня.
А что «если нет» ?.. Сама знаешь устои наши. А я, раз жить с вами стала, считай, подписалась под всеми ними.
Дверь в комнату, в которой были две девушки и раненый боец, открылась. Вошли Ягарья и Маруся, которая принесла свежий куриный бульон.
Не просыпался? спросила Павловна.
Еще нет, ответила Настя.
Надо будить его. Думается мне, сон у него этот от глаз твоих Как он? Не горит? Жара нет?
Нет, Павловна, жара нет, скромно сказала Таня, уж чего-чего, а этого я не допущу, не бойся. Тут силенок моих хватит, она засмеялась.
Ягарья тоже улыбнулась. Любила она, когда ее девочки радостными бывали.
Другого бойца мы похоронилисказала Ягарья. Документов при нем не было, даже не знаем, кто он и как его звали. Земля ему пухом, упокой Господь его душу.
При этом тоже ничего, ответила Настя.
Буди его, Настасья Петровна, буди парня. Разговор у меня к нему имеется
***
1929 год. Ягарья, будучи молодой и красивой женщиной, не забывшей, как должна выглядеть дворянская дочь, ходила по Брянску. Красивое пальто, шляпа, какую крестьянке было не позволить себемужчины так и заглядывались на статную чернявую красотку. Да только не интересовали девушку они. После побега лучшей подруги она окончательно решила для себя, что никогда никаким образом не свяжет свою жизнь с мужчиной.
Но материнские чувства одним желанием из себя не выбить
Девчушка играла со щенком, с виду таким же облезлым, как и она сама. Разница между ними была в том, что у кутенка неподалеку бродила мамка с тремя остальными своими детками, у девочки же никого не было. Щеки раскраснелись, но не от смеха и радости, а от холода. Коленка голая виднелась сквозь дыру в штанах, белоснежные волосы спутанными клоками свисали из-под кое-как завязанного платка, пальтишко, что было бы девчушке впору годка два назад, еле держалось на двух пуговицах. Ни сапожек, ни валенок лапти. Драные старые лапти, какие уже и летом носить негоже, были надеты на ножки ребенка.
Ягарья Павловна остановилась. Ее безупречная осанка и руки, спрятанные в меховой (хотя, уже и потертой, муфте) тут же приковали к ней взгляды мимо проходящих. Она наблюдала. Мороз стоял не сильный, но все же мороз. Было начало декабря. Ребенок, проведя какое-то время на улице, сидя на сырой земле в той одежде, что была надета на белобрысой девчонке, через пару часов слег бы с горячкой, а через пару дней без должного лечения помер бы.
Однако девочка выглядела полностью здоровой.
Ягарья медленно зашагала к ребенку. Курносый грязный нос, под которым засохла грязь, задрался вверх, когда девочка подняла голову. Перед ней стояла молодая красивая женщина, одетая очень богато: хотя девчушке и было мало лет, богатую одежду от бедной отличить он могла.
Щенка также заинтересовала гостья, что подошла к ним. Он забил хвостом по земле и «с улыбкой» посмотрел вверх.
Как тебя зовут? улыбнувшись, спросила женщина.
Таня, ответила девочка. А вас?
Называй меня Павловной, сказала Ягарья, зная, что имя ее для маленькой девочки покажется не только странным, но и трудновыговариваемым. Ты здесь одна?
Девочка кивнула в ответ.
Что ты делаешь?
Он заболел, сказала девчонка, поглаживая кутенка, кто-то его ударил, и он скулил всю ночь.
А теперь?
А теперь он здоровый! радостно, с гордостью ответила Таня.
Ты его вылечила? спросила Павловна. Девочка снова утвердительно закивала. А давно ты так умеешь?
Не знаю, сказала девочка, я не помню.
А где твоя мама?
Умерла, спокойно сказала девочка и добавила: когда я родилась.
А папка?
Я ему не нужна. Он привел тетку и сказал, что она будет моей мамой. А она меня билана глазах у девочки проступили слезы. Грязной рукой она их вытерла, еще больше размазав грязь по своему, от природы белому, личику. Она несколько раз меня выгоняла, а когда я приходила назад, снова била меня. Поэтому, когда она снова меня выгнала, я не вернулась.
Девочка на удивление четко и хорошо разговаривала.
Батька не искал тебя? спросила Павловна.
Таня замахала головой:
Не искал.
Пойдешь со мной?
А что я буду делать? спросила девочка.
Ничего, улыбнулась Ягарья и села рядом с ней, просто жить. Будешь играть, будешь бегать, есть блины. Иногда, конечно, помогать мне будешь: полы заметать, траву на грядках полоть, но бить тебя больше никто и никогда не будет. Я обещаю.
Правда? зеленые глаза с длинными ресницами наполнились надеждой.
Правда, улыбнулась Павловна.
А далеко вы живете?
Далеко. Поедем с тобой на почтовой телеге, поболтаем по дорожке. Согласна?
Девочка довольно замахала головой.
Можно взять его с собой? она погладила кутенка.
Нет, дорогая, к сожалению, нельзя, ответила Ягарья, собак не держим Ни к чему нам они. Зато совсем недавно у нас в доме Мурка окотиласькошка рыжая! И у нее теперь есть три маленьких котенка. Уж, я думаю, какой-нибудь, да приглянется тебе.
Таня протянула руки к молодой женщине, и та не только помогла ей подняться, но и взяла ее на руки. Ягарья расстегнула свое длинное пальто и укрыла им девочку, отдала ей свою муфту, а та с интересом и немалым удовольствием затолкала в нее свои ручонки.
Ягарья фон Майер обрела дочь, зная, что родной ей не суждено иметь. И полюбила ее больше своей жизни.
***
Парень открыл глаза.
Здравствуй, услышал он, но не сразу смог разглядеть, кто перед ним находился.
Я уже слышал твой голос раньше, сказал он, это санчасть?
Эмм.. не совсем, замешкалась Настя.
Где я? снова спросил он, пытаясь осмотреться вокруг. Настя, немного помявшись, сказала:
Деревня Гобики.
Раненый парень чуть было не вскочил с места.
Но здесь же немцы! громко сказал он и тут же скорчил гримасу боли, потянувшись рукой к пояснице.
Тихо, тихо, попыталась его успокоить и уложить на место Настя, тебе нельзя пока вставать.
Но немцы! поспорил он с ней.
Здесь нет немцев Мы не в самих Гобиках
«Ведьмина усадьба» слыхал про такую? раздался властный голос другой женщины. У двери стояла Ягарья Павловна.
Не слыхал, ответил парень.
Теперь слыхал. Тебя Павлом звать?
Максимов Павел Сергеевич.
А яЯгарья Павловна, а рядом с тобой дежурят Настасья Петровна и Татьяна.
Павел обернулся, взглянул на Настю, та улыбнулась ему.
Меня подстрелили, сказал он. Я нес Федора Михайловича! снова попытался вскочить он.
Нет больше твоего Федора Михайловича, сказала ему Ягарья, лежи, не прыгай ты. Дотащил ты его до бани нашей, там он и помер. А тебя мы подлечим, не волнуйся.
Вы достали пули?
И пули достали, и раны зашили, и чего надо туда намазали тебе. Да ты не волнуйся, Павлуша, ласково сказала Ягарья, отдыхай, силы восстанавливай. Мы тебе покушать принесли. Ты мне только вот что расскажи Много ли вас вблизи с нами? И как далеко отсюда вы с немцами любезностями обменивались?
Я не знаю, ответил парень, я не знаю, сколько мы шли Было темно и, сказать по правде, я заблудился. Шел просто для того, чтобы не останавливаться, знал: остановлюсьсмерть придет.
Когда силы восстановишь, мы с тобой плотнее пообщаемся. Многое знать мне надо. Настя, обратилась Павловна к девушке, поди поешь да отдохни, а с бойцом нашим Маруся побудет и накормит его.
Но я не устала! возразила Настя. Я могу и сама.